***
— Иди сейчас же к себе и собери вещи, — распорядился Григорий. — Пока поживешь у Кати, поможешь ей собраться заодно. А отцу скажешь, что матери твоей требуется срочное лечение в больнице. Разумеется, ее ты также заберешь с собой. У Китти хватит места вам обеим. — Как скажете, Григорий Петрович, — тяжко вздохнув, отозвалась Павлина. Всю дорогу она пыталась отговорить молодого хозяина «от опрометчивого поступка», но Григорий стоял, как говорится, насмерть. Хватит с него этой лживой насквозь жизни под неусыпным контролем родного батюшки. Он хочет простого человеческого счастья рядом с любимой женщиной и ребенком! Разве не имеет он права на семейное счастье, почему только отец может им наслаждаться, вкушая все радости жизни? Нет уж, Григорий твердо решил: прямо сейчас, как только вернется в Червинку, он отправится к отцу (плевать на поздний час, откладывать дальше нет никаких сил) и потребует все свои капиталы. Пускай отец прямо сейчас выделит ему причитающуюся долю наследства и отпустит на все четыре стороны, как говорят, с миром. Он увезет Катерину куда-нибудь далеко-далеко, где они будут свободны и абсолютно счастливы. Григорий услышал приглушенные голоса в гостиной и направился прямиком туда. Он осторожно приоткрыл дверь, заглянул в комнату и раздраженно мотнул головой. Отец с Ларисой, считая, видимо, что в доме никого нет, и никто их не увидит, решили устроить себе очередное любовное свидание. Они расположились на диване; отец обнимал свою жену за плечи, целовал, время от времени шепча что-то ей на ухо, а она в ответ гладила его по плечам, по спине, тихо смеялась и целовала столь же страстно, как и он ее. Просто неслыханно, Григорий со злости чуть было не пнул со всей силы ни в чем не повинную вазу, стоявшую в углу. Отец со своей женушкой совсем, что ли, стыд потеряли?! Нашли тоже время обжиматься, думал он, глядя, как отец начал осторожно расстегивать домашнее платье Ларисы. Нет, надобно положить конец этому бесстыдству, иначе они зайдут слишком далеко! Хотя бы уж в спальне уединились… Он уже собрался постучать в дверь, дабы слишком уж не конфузить ни папеньку, ни его супружницу, но тут с улицы послышался шум, тут же, словно из ниоткуда в передней возник лакей Марко, который тут же распахнул входную дверь. — Григ, как хорошо, что ты дома! — с порога заявила ему Натали, попутно стаскивая перчатки. — Где это вы пропадали чуть ли не до полуночи, дорогая моя супруга? — усмехнувшись, спросил он. — Во-первых, оставьте этот тон! — недовольно поморщилась Натали. — Я ездила к Лидди. А во-вторых, мне нужно сказать вам нечто очень важное, Григорий Петрович. — Может, обождем до утра, Натали? — честно говоря, только ссоры с женой ему и не хватало. Какая муха ее укусила, ведь еще вчера Натали была такой милой и покладистой, аж зубы сводило от скуки рядом с нею! — Нет, — отрезала она, — мы не станем ждать ни минуты! Потому что я все знаю, Григ! — Что именно? — поморщился он. Откуда у нее эта дурацкая манера говорить загадками? — Я знаю, где ты пропадал весь день, с кем ты был, а еще мне доподлинно известно, что ты изменяешь мне с этой дрянью со дня нашей свадьбы. Григорий моргнул: ишь ты, как заговорила! Все ж таки, сегодня явно не самый удачный день. Григорий вовсе не хотел, чтобы Натали устраивала ему сцены, он намеревался объясниться с нею, но не сейчас и уж конечно же не таким образом. Может быть, позже, когда они уже жили бы раздельно… Неожиданно в его памяти всплыла вдруг картина ссоры матери с отцом. Григорий тогда вернулся из игорного дома, решил перед сном зайти пожелать маменьке спокойной ночи, но ее в спальне не было. Они с отцом были в кабинете, и их крики слышала, наверное, вся дворня.***
— Вы перешли уже все границы, Петр Иванович! — кричала мать. — Я многое терпела: и ваше непристойное поведение, когда вы нагло заявили мне прямо в лицо, будто я, видите ли, недостаточно прилежно исполняла свой супружеский долг, и всех ваших так называемых канареек, которым вы с барского плеча потом платили за позор! Но нынче — это уж ни в какие ворота! Вы, как… как самый распоследний похотливый мерзавец на глазах у всего уезда волочитесь за такой же, вам абсолютно под стать, бесстыжей кокоткой! Актриса!.. Да ее место в борделе, среди гулящих девок! — Хватит! — рявкнул отец. — Мне надоели ваши постоянные истерики, дражайшая Анна Львовна! Позовите доктора да примите успокаивающих капель. — Я требую, чтобы вы незамедлительно прекратили таскаться к этой девке, не выставляйте все свои столь низменные страсти на публику! — Я буду делать то, что считаю нужным, Анна Львовна, — повысил голос отец, — поскольку я пока еще хозяин в собственном доме. А заодно и потому, что всю жизнь я решал сам, что мне делать, и как жить! И никто мне не указ! — Если ты продолжишь выставлять себя на посмешище, — голос матери сорвался на визг, Григорий никогда прежде не слышал, чтобы она так кричала, — то берегись! Я… я убью эту дрянь, а потом и до тебя доберусь, понятно? — И отправитесь на каторгу, — насмешливо проговорил отец. — Впрочем, нет, вы отправитесь прямиком в желтый дом, Анна Львовна, ежели не прекратите свои дурацкие выходки. Думаете, я не знаю, как вы с госпожой Кожемской угрожали директору Разгуляевичу поджечь театр?! — Подлец! — вслед за этим восклицанием раздался звон битого стекла, очевидно, мать разбила что-то. — Все, мне надоел этот бессмысленный разговор! — стукнул кулаком по столу отец. — И настоятельно прошу прислушаться к моим словам, Анна Львовна. Вы меня знаете, и мое терпение также не безгранично!***
Дальше Григорий слушать не стал, ушел потихоньку к себе, а вот теперь, изволите видеть, оказался в точно таком же положении. — Натали, я прошу вас, давайте продолжим разговор в другом месте, — он покосился на дверь в гостиную, молясь про себя, чтобы отец с Ларисой не услышали, иначе придется попрощаться с планами на спокойный разговор и с просьбой о выделении наследства. Но разумеется, отец услышал, что неудивительно, Натали, кажется, весь дом перебудила своими воплями! — Что происходит? — спросил у Григория отец, появившись на пороге. Лариса вышла следом за ним, торопливо поправляя выбившиеся из прически локоны. Да уж, — усмехнулся про себя Григорий, — кажется, придется Ларисе и отцу сегодня попрощаться с планами приятно скоротать вечерок наедине друг с другом. — Вижу, — продолжил отец, — что нагулялись, это прекрасно. Но вы бы лучше поинтересовались, как… — Происходит то, Петр Иванович, что вам с Ларисой Викторовной больше незачем беречь мои нервы, — перебила его Наталья. — Мне известно все о грязных делишках моего мужа, и о том, что какая-то бывшая крепостная Китти, неблагодарная мерзавка, как вы ее совершенно справедливо называете, нынче брюхата от моего Грига! Отец с Ларисой переглянулись, а Григорий в ответ лишь раздраженно дернул плечом: — Что за выражения, Натали, — покачав головой, проговорил он, — откуда ты понабралась этакой вульгарщины, от своей Лидди? — Может быть, — робко проговорила Лариса, — мы продолжим беседу в гостиной? — А тут и продолжать нечего, Лариса Викторовна, — развела руками Натали. — Тебе, Григ, — повернулась она к нему, — придется сделать выбор: или ты немедленно бросаешь свою бесстыжую Китти, забываешь о ней навсегда, и тогда я тоже никогда больше не вспомню о твоем предательстве. И мы заживем как прежде! Вы, Петр Иванович, отправите Китти куда-нибудь, где она не будет мозолить нам глаза вместе со своим ублюдком. Если желаете, можете даже помочь ей, выделить содержание, как намеревались. Но я требую лишь одного: никогда больше не слышать ее имени в этом доме! Для нас она умерла! Отец даже и рта раскрыть не успел, потому что Григорий резко повернулся к жене: — Да как ты смеешь вообще ставить мне и моему отцу условия, Натали, ты, что, напрочь забыла свое место?! — Смею, Григ, — повысила голос Натали, — потому что я твоя жена! И мне надоело, что ты считаешь меня глупой и наивной дурочкой, не считаешься со мной да еще и унижаешь! — Тогда не веди себя столь глупо! — взорвался Григорий. — Иди сейчас же спать, потому что говорить мы будем завтра. — Сейчас! — выкрикнула Натали ему в лицо. — Сию минуту! Или я, или эта дрянь! Но только учти, если ты откажешься от меня, то не взыщи, Григ, тебе же будет хуже! Я завтра же уеду к отцу и, поверь, сделаю все, чтобы нас с тобой развели, и ты окажешься посрамленным на всю округу! Да что там, на всю губернию! — Наталья Александровна, — отец осторожно дотронулся до ее руки, — не горячитесь… — По какому праву, — Григорий, уже не помня себя, оттеснил отца от Натали и приблизился к ней вплотную, — ты мне угрожаешь? — Я была у твоей потаскухи, — процедила сквозь зубы Натали. Отец на это лишь горестно вздохнул и покачал головой. — И предупредила ее, чтобы держалась от нас подальше. — Это уже ни на что не похоже, — рассмеялся Григорий, — ты, видно, совсем рассудок потеряла, раз опустилась до подобного! — Эта шлюха ничего не отрицала! — воскликнула Натали. — Да у нее же ни стыда, ни совести! — в ее голосе зазвенели слезы. — Как ты мог, Григ, как мог? Променять меня на эту… — Немедленно прекрати оскорблять ее! — выкрикнул Григ, замахнувшись при этом на Натали. Отец быстро схватил его за руку и крикнул, чтобы Григорий «был мужчиной и соизволил вести себя прилично». Натали резко отшатнулась от Григория, плотно сжала губы, а после вдруг резко замахнулась и ударила его по щеке. Лариса охнула, всплеснула руками и шагнула к Натали, но та уже никого не слушала и не желала замечать. — Я… я ненавижу тебя, ненавижу, понял! — выкрикнула она в лицо Григорию. — Не желаю больше… не хочу! Я сегодня же, прямо сейчас уезжаю к отцу. С меня хватит! — с этими словами она бросилась вверх по лестнице. — Доигрался? — мрачно взглянул на Григория отец. Григорий не нашелся, что ответить, он лишь исподлобья взглянул на отца и разом притихшую Ларису, которая, точно тень, стояла у него за спиной. Затем Григорий обреченно махнул рукой и отправился к себе: кажется, ему срочно нужно послать весточку Китти, что с отъездом придется немного повременить.