***
Когда Григорий услышал тогда от Павлины, что его любезной Китти стало плохо, он тут же бросил все дела, наплевав в том числе и на отца, и на Натали, и помчался в Нежин. В больницу, правда, Григория не пустили, так как было слишком поздно, и заспанный привратник велел ему не шуметь почем зря, а навещать захворавших родственников следует днем, а не глубокой ночью. Пришлось переночевать в доме Катерины, благо, у Григория были ключи, а с утра пораньше он сразу же помчался в больницу. Доктор пропустил его к Китти, при этом почему-то недоуменно оглядел его и, пожав плечами, ехидно заметил, что, мол, у мадемуазель Вербицкой, оказывается, отбою нет от преданных поклонников. Интересно, что он хотел этим сказать?.. Впрочем, Григорию было не до того, он устремился в палату Китти. Она была бледна и печальна, у Григория сердце сжалось, когда он увидел ее, такую одинокую и несчастную! — Григорий Петрович, — слабо улыбнулась Китти, протянув к нему руки, — вы пришли! — Здравствуй, милая, — он присел на край постели и погладил ее по голове. — Что случилось, любовь моя? — Ах, Григорий Петрович, — глаза Китти наполнились слезами, — я так перепугалась… У меня были ваша жена и Лидия Ивановна Шефер. Они требовали, чтобы я бросила вас и отказалась от нашей любви! Но я не могла… Я им прямо сказала, что люблю вас. Что мы любим друг друга и будем вместе несмотря ни на что! — Ты правильно сделала, — кивнул он, целуя ее ладони. — Лидия Ивановна угрожала мне, она… да, верно, я вспоминаю, она меня задушить хотела! Кричала, что я отняла у нее Алексея Федоровича… Она совсем обезумела! — Не обращай внимания на эту неразумную женщину и поверь, она еще мне ответит за эту мерзкую выходку. Как и Натали! — А потом, — продолжила Китти свой рассказ, — мне сделалось очень худо, так больно было… И если бы не Алеша… — Какой еще Алеша? — нахмурился Григорий. — Косач, что ли? И что он делал у тебя дома, как он посмел явиться к тебе?! Китти пожала плечами: — Не знаю… Скорее всего, он просто хотел засвидетельствовать свое почтение… Ведь это же именно он доставил меня сюда. Когда я проснулась вчера вечером, он все еще был здесь. Григ! — воскликнула она, крепко сжав его ладонь, — прошу, не ругай меня! Алеша… он подумал было, что меня обманул лихой человек, предлагал помощь. Просто он очень чуткий!.. Но я ему сказала, что люблю одного тебя! Он обиделся… — Да и черт бы с ним, — пробормотал Григорий, — пусть Косач провалится сквозь землю, лишь бы я его больше никогда не видел! Все, — он наклонился и поцеловал Катерину, — успокойся, дорогая моя. Тебе нельзя волноваться, это может повредить нашему ребенку. — Конечно, — кивнула она, — ты прав. Доктор мне сказал, что с ребенком все в порядке, но нужно беречь себя. — Вот и береги, — улыбнулся Григорий, — дабы с нашим маленьким сыночком ничего не произошло. Григорий пробыл у Китти до обеда, а после, оставив подле возлюбленной вместо себя Павлину, поехал назад в Червинку. У парадного крыльца стояла дорожная карета, лакеи сновали туда-сюда, носили сундуки и узлы, а на пороге стояла Натали и наблюдала за сборами. Разговаривать с ним она не стала, гордо задрала нос и ушла в дом, а через четверть часа она, забрав дочь, укатила в Нежин к своему дражайшему папеньке. Отец на это заметил лишь, что Григорию «приходится пожинать то, что посеял». Сам же Григорий подумал, что оно к лучшему, отныне Натали перестанет докучать ему. А там, кто знает, может быть, отец смягчится да и позволит Китти переехать в Червинку. Тем более, что в последнее время Китти чувствует себя хорошо, ее выписали из больницы, и она вернулась домой, ждать того счастливого момента, когда наконец разрешится от бремени. Натали не давала о себе знать, Григорию было известно лишь одно: отец встречался с Александром Васильевичем, и это была для него далеко не самая приятная беседа. Впрочем, Дорошенко-старший так и остался деловым партнером отца, так что, если вдуматься, окончилось все не так уж плохо. Отец с Ларисой регулярно ездили в дом Александра Васильевича с визитами, дабы навестить Натали, а главное — Еленочку. С дочкой, судя по всему, все в порядке, во всяком случае она чувствует себя хорошо. А кроме того, в доме Дорошенко теперь живет жена Николя вместе со своими детьми от первого брака, так что скучать Еленочка не будет. Как оказалось, Николя Дорошенко взял в жены вдову киевского вице-губернатора. Кто бы мог подумать, что брат Натали окажется таким олухом: повесит себе на шею чужих детей да еще притащит их к своему отцу! Впрочем, это, разумеется, его дело. Однако же, по округе уже поползли сплетни, мол, в доме Александра Васильевича не все ладно: его дети взяли слишком много воли и пошли против родного отца. Сын связался с излишне легкомысленной женщиной, которая, не успев оплакать первого мужа, тут же сошлась с другим, а дочь — бросила своего супруга, несмотря даже на наличие ребенка. О Григории, разумеется, тоже перешептывались то тут, то там, дескать, он себе любовницу завел, но покуда им с Китти удавалось хорошо скрываться. Однако дальше так продолжаться не может, ведь не сегодня завтра кто-нибудь да пронюхает, что они с Китти состоят, так сказать, в коротких отношениях. Тем более, что Григорий часто навещал ее и в больнице, и после — дома, да и ночевать частенько оставался. Но справедливости ради стоит сказать, что им с Китти решительно все равно. Осталось ведь совсем недолго, уже скоро родится их дитя, и тогда они смогут уехать и начать новую жизнь вдали от Нежина, всех окрестных кумушек и, разумеется, обожаемого семейства Григория. А потом, глядишь, удастся и развод выхлопотать, это было бы поистине подарком судьбы! Увы, то, чего Григорий опасался, все же произошло. Не так давно Китти пожаловалась ему, что над ней стали посмеиваться ее товарки по больнице, с которыми она вместе работала. Они видели, как он приезжал к Китти, и кто-то узнал его. Теперь эти нахалки, случалось, ехидно спрашивали, правильно ли будет называть Китти «пани наполовину Червинская». Дескать, Григорий Червинский — человек весьма свободных взглядов, раз позволяет себе в открытую жить с двумя женщинами. Ах, да, — неизменно прибавляли они, — каков отец, таков и сын! Ведь в свое время Петр Червинский точно так же бросил свою жену, увлекшись молодой актрисой. Но то уже дело прошлое, а вот нынче-то дела поинтереснее: Наталья Червинская недавно родила дочь, а Катерина «почти-что-Червинская» вот-вот родит. «Как бедный Петр Иванович станет делить наследство, — ехидничали соседи и знакомые, — ведь это же какая головная боль! Ему и родных внуков надобно не обидеть, да и нагулянных тоже милостью не оставить, ведь и они, чай, не чужие!» Бедняжка Китти не находила себе места, ей прямо-таки совсем житья не стало, и она вынуждена сидеть, запершись в четырех стенах в обществе одной лишь Павлины. Григорий сходил с ума, думая, чем можно ей помочь. Самый лучший выход — это уехать жить в Петербург и как можно скорее. Но на это нужны немалые деньги, а у папеньки, как обычно, не выпросишь и жалкого медного гроша. Он твердит одно, как попугай: пусть де Гришка выкинет дурь из головы, содержать его «второе семейство» и обеспечивать им с Катериной жизнь на широкую ногу в столице отец не имеет ни малейшего желания. Как только ребенок родится на свет, отец намерен подыскать для Китти небольшой дом в одной из отдаленных деревень. На имя же ее сына или дочери (кого уж там бог пошлет) будет положена сумма, достаточная для того, чтобы дитя росло, не зная нужды. Что же до Григория, то ежели ему угодно, он может отправиться со своей пассией, благо, управляющему в тамошнем захолустье нужен помощник. Это просто из ряда вон! Отец напрочь свихнулся от жадности: родного сына намерен не просто из дома выжить, но еще и унизить дальше некуда — сделать каким-то жалким приказчиком! Еще бы свиней пасти отправил! Нет, терпеть подобное издевательство Григорий ни за что не станет. Поэтому-то ему до зарезу надобно убедить отца купить им с Китти если не дом, то хотя бы обеспечить должным образом. Чтобы Григорий мог снять достойную квартиру в столице для себя, своей возлюбленной и их детей.***
Григорий решительно поднялся и направился на поиски своей мачехи. Если и есть на свете человек, способный вразумить отца, то это, бесспорно, его обожаемая супруга. Лариса наверняка сможет найти нужные слова и убедит отца. В конце концов, это и в ее интересах тоже. Ларису Григорий нашел в детской. Она играла с малышом Левушкой: поднимала его на вытянутых руках, а потом прижимала к себе или сажала к себе на колени, повторяя при этом, что «полетели птички», «поскакали лошадки» и тому подобные милые глупости, коими матери обычно развлекают своих детей. Левушка заливисто смеялся, при этом то и дело стараясь схватить материн золотой кулон, висящий у нее на груди. — Извините, я, кажется, помешал, — улыбнулся Григорий. — Ну, что вы, Григорий Петрович! — отозвалась Лариса и усадила Левушку поудобнее. — Вы хотели что-нибудь передать мне от Петра Ивановича? — Нет, Лариса Викторовна, я ведь отца и не видел еще сегодня, он уехал рано утром. — Обещал вернуться к обеду, — тут же отозвалась Лариса, — значит, скоро должен быть. Так вы его искали? — Я искал именно вас, Лариса Викторовна, — Григорий пододвинул себе стул, сел рядом и взял младшего брата за ручку. Левушка тут же цепко схватил его за палец и, подняв взгляд, принялся заинтересованно разглядывать. Григорий рассмеялся, чем вызвал ответную улыбку и у младшего брата. — Чем же я могу вам помочь? — спросила тем временем Лариса. — Да все очень просто, — отозвался Григорий, погладив при этом Левушку по голове. — Мне очень надобно забрать Китти в столицу. Мы с нею хотим жить там, поскольку здесь, сами понимаете, на нас нынче косо смотрят все, начиная с моего родного батюшки, и заканчивая лакеями и полотером в нежинской ресторации! Вы же знаете, что требуется время, чтобы страсти, так сказать, несколько улеглись. — Вы правы, — протянула Лариса, — но жизнь в столице требует немалых средств. — Именно об этом я и говорю! — обрадовался Григорий. — Поэтому-то я нынче к вам и пришел. Ведь тех самых средств, как вы понимаете, у меня попросту нет. — Но я, Григорий Петрович, все еще не понимаю, чем я могу вам помочь. — Лариса подозвала Галину, передала ей Левушку, сказав, что настало время накормить его уложить отдыхать. Левушка тут же принялся капризничать, но Галина принялась укачивать его, весело приговаривая, что сейчас де панычу дадут что-то очень вкусное, и Лев Петрович непременно довольны будут. — Все очень просто, — сказал Григорий, проводив глазами Галину, — я прошу вас уговорить отца дать нам с Китти денег на дом в столице. Лариса недоуменно уставилась на него так, будто увидела впервые: — Мне казалось, что вы с Петром Ивановичем уже все решили и… — Ах, да бросьте! — отмахнулся Григорий. — Это не мы решили, а он! Он один решил за нас: и за меня, и за Китти! Он кинет нам жалкую подачку: развалюху в какой-то глуши и сущие копейки на проживание. — Если вы возьмете в свои руки управление хозяйством, то очень скоро… — начала Лариса, но Григорий перебил ее. — Да не повторяйте вы за отцом этих глупостей, Лариса! Хозяйство!.. Неужели не ясно, что мне и десяти лет не хватит, дабы сколотить там хоть сколько-нибудь приличный капитал. Меж тем, ежели отец сразу отдаст мне все причитающиеся по праву деньги, которыми я буду волен распоряжаться по своему усмотрению, это позволит нам с Катей жить так, как мы хотим. Убедите его, Лариса, окажите мне такую любезность! — Григорий Петрович, — отозвалась Лариса, — во-первых, вы, думается мне, несколько преувеличиваете мое влияние на вашего отца, а во-вторых, Петр Иванович ведь предложил вам неплохой выход, учитывая все, что произошло. Вы будете жить вместе с женщиной, которую вы любите, рядом с которой хотите быть. Раз уж все так сложилось… И вы сможете помочь своему отцу с хозяйством, ведь за теми землями надобно должным образом надзирать. — Да поймите же, — вскричал Григорий, — что вам же будет лучше, если мы уедем насовсем! Ни я, ни мой сын не станем таким образом мешать Левушке, никто не будет посягать на его наследство! Да и Натали легче будет смириться, если меня не будет поблизости, она будет лишена возможности со мной сталкиваться лишний раз, а равно и с ребенком Китти. Возможно, это даже поможет ей устроить свое счастье. — Григорий Петрович, — возмущенно взглянула на него Лариса; щеки ее чуть порозовели от негодования, — право слово, я не понимаю, почему вы требуете от меня дом в Петербурге и содержание да еще таким тоном! Вы не хуже меня знаете, что ежели ваш отец принял решение, то его очень сложно переубедить. Кроме того, если вы хорошо подумаете, то поймете, предложение Петра Ивановича как нельзя более разумно. Он заботится о вашем благе, а вы… — Понятно, — процедил он сквозь зубы, — вы, вероятно, опасаетесь, чтобы он лишнего мне не передал, ведь у вас-то тоже ничего нет за душой, а значит, Левушка целиком и полностью будет зависеть от батюшкиных милостей. — Да как вы смеете! — Лариса выпрямилась, точно струна и, сжав кулаки, шагнула к нему. — Выбирайте слова, Григорий Петрович, я вам не позволю… Она вдруг резко побледнела, приложила ладонь к глазам, отступила на шаг назад, негромко вскрикнув при этом, и, прежде чем Григорий успел опомниться, упала на пол. Смертельно перепугавшись, Григорий тут же метнулся к дверям, дабы позвать на помощь.