***
— Что вам здесь понадобилось, Наталья Александровна? — холодно взглянула на нее Китти. Натали вошла в прихожую, затворила за собой дверь и в упор взглянула на Катерину. Подумать только, эта поганка и впрямь будто расцвела после родов, похорошела. Раньше была что твоя бледная поганка, а нынче — нежная фиалка: на щеках играет румянец, фигура чуть округлилась, и это ей идет на пользу. — Я пришла повидать тебя, Китти, — усмехнулась Натали. — Как-никак мы с тобой не чужие друг другу, у нас так много общего. В частности — муж! — Чего вы от меня хотите? — закатила глаза Китти. — Опять пришли оскорблять меня, верно, Наталья Александровна? На этот раз, поверьте, вы ничего не добьетесь, как, впрочем, и в прошлый раз. — Петр Иванович, я слышала, купил тебе новый дом, дабы ты вместе со своим ублюдком ни в чем не нуждались! — Прикусите-ка язык, Наталья Александровна! Я вам не позволю оскорблять моего сына! — взвилась Китти, но Натали это не смутило: — Я и не думала его оскорблять, — усмехнулась она. — Я всего лишь называю вещи своими именами, или ты мне скажешь, что твой ребенок был рожден в законном браке? Нет, милая моя, он — плод греха своих бесстыжих отца с матерью! Бедняжка, — картинно вздохнула Натали, — ему теперь до конца дней своих нести этот крест. Но… увы, он не виноват, что его родители… Катерина, точно разъяренная фурия, резко рванулась вперед и замахнулась на Натали, но та успела перехватить ее руку: — Ну ж нет, — прошипела она Китти в лицо, — я не позволю тебе поднимать на меня руку! — А ты, — парировала Китти, — замолчи! Если уж тебе так хочется, то иди и оскорбляй своего мужа, а моего сына — не трогай! — Не смей говорить мне «ты», дрянь! И запомни, — презрительно бросила ей Натали, — я тебе скажу одно: ты должна убраться из города как можно скорее. Прямо завтра, а еще лучше сегодня, не откладывая дело в долгий ящик, собирай свои вещи и уезжай, чтобы больше и духу твоего тут не было. Забудь раз и навсегда обо всем, что было, ты поняла? Забудь о Григории Петровиче, о вашем с ним бесстыдстве, — обо всем! И он тебя забудет, я уверяю, очень быстро, если ты глаза ему мозолить не будешь! — Вам не кажется, что вы не в праве ставить мне условия, Наталья Александровна? — обиженно поджав губы, проговорила Китти. — Я — законная жена Григория Петровича, а ты — всего лишь недоразумение! Поэтому именно ты не в праве ничего требовать и уже тем более дерзить мне! — высокомерно взглянула на нее Натали. В самом-то деле, что себе воображает эта негодяйка? Кажется, она и впрямь забыла, что всего-то пару лет тому назад Натали имела бы полное право приказать привязать ее к столбу и высечь. Боже, как же жаль, что она сейчас не может этого сделать! — Так отчего же, — ядовито усмехнулась Китти, — вы так боитесь этого «недоразумения»? Вы же просто трясетесь от страха, я вам это еще в прошлый раз говорила! Вы боитесь, что Григорий Петрович к вам не вернется. И правильно: бойтесь! — Закрой сейчас же свой рот! — выкрикнула Натали. — Ну уж нет, вы же пришли выяснять отношения, Наталья Александровна, так извольте уж выслушать правду о себе! Знаете, кого вы мне напоминаете? Анну Львовну. Она, бедняжка, точно так же не сумела удержать мужа в своих руках. Она считала, будто он от нее никуда не денется, но вот когда узнала про его любовницу, то принялась изводить его попреками, устраивала сцены, угрожала уничтожить соперницу. Да только ничего не помогло, а она своим поведением лишь еще больше отвратила от себя Петра Ивановича. И что же, чем все окончилось? Петр Иванович сейчас счастливо живет с новой женой, и смерть Анны Львовны тут вовсе ни при чем. Он все равно с нею не остался бы, Григорий Петрович несколько раз говорил мне об этом. А нынче он повторил судьбу своего отца, так что… — Я не желаю слушать эти глупости. Я тебя предупредила! Если ты не уберешься отсюда, я тебя заставлю. И тогда уж не взыщи, милая Китти. — Я вас не боюсь, Наталья Александровна! — гордо вскинула голову Китти. Натали не стала слушать, все, что она хотела сказать, она сказала. Ни к чему теперь препираться. Она с трудом сдерживала слезы: все-таки эта мерзавка ударила по самому больному. Неужели же ей и впрямь уготована участь Анны Львовны. Ну, нет, этому не бывать никогда! Кроме того, Анна Львовна ведь и впрямь к Петру Ивановичу была совершенно равнодушна, она просто боялась лишиться своего положения, не хотела быть опозоренной, чтобы о ней говорили, мол, муж ее оставил одну и уехал. Однако же, мотивы Китти вполне ясны: она, судя по всему, решила, что Григорий Петрович будет с ней, и возможно, вернет ее в Червинку. Тут, конечно, им обоим не стоит обольщаться, Петр Иванович ведь не такой дурак. А с другой стороны… речь идет о его внуке, и ради него он может дрогнуть. Натали просто обязана не допустить этого. И тут вдруг Натали вспомнила, о чем Петр Иванович говорил с ее отцом в свой последний приезд. Она случайно услышала их разговор: пока Лариса Викторовна нянчилась с Еленочкой, Натали спустилась вниз, чтобы отдать распоряжение по поводу чая. Петр Иванович и отец Натали беседовали в гостиной, и Натали невольно задержалась у дверей, услышав, как ее свекор упомянул имя Григория Петровича. Петр Иванович рассказывал, что уже скоро Катерина Вербицкая уедет в деревню, потому что «для нее же так будет лучше». Еще он упомянул, что Григория Петровича отнюдь не прельщает идея «тащиться в глухомань, поскольку он вряд ли там выдержит хотя бы день». Катерина тоже, как оказалось, не желает оставлять Нежин, воображая, будто и дальше сможет вести тот же образ жизни, к которому привыкла. — Вот только скоро, — заметил Петр Иванович, — ей станет нечем платить арендную плату. И она останется на бобах, а я никак не могу допустить, дорогой мой Александр Васильевич, чтобы мой внук хоть в чем-нибудь нуждался. Мальчик не виноват в том, что у него абсолютно безголовые родители. — Вы правы, — согласился с Петром Ивановичем отец Натали, — да только как же вы заставите их повиноваться вашей воле? — Я надеюсь, что у этой дамы с камелиями осталась хотя бы крупица мозгов! — воскликнул Петр Иванович. — Иначе ей придется идти жить на улицу, поэтому, когда ей станет нечем платить за жилье, другой выход вряд ли сыщется. Гришка же не может позволить себе содержать ее, сами знаете. Натали запали в душу эти слова, и она быстро выяснила, где живет хозяин дома, где нынче обитает наглая Китти. Купец второй гильдии Федор Федорович Храповицкий жил на соседней улице. Его городская усадьба была самой роскошной в том квартале. Выйдя от Катерины, Натали не сомневалась ни минуты. Она отомстит Китти! Натали села в карету и приказала кучеру ехать к Храповицкому. Что ж, Китти, подумала Натали, посмотрим, как ты запоешь, когда тебя выставят на улицу. — Ты и так уже на мели, а я могу предложить Федору Федоровичу за дом втрое больше, чем он получает с тебя, — усмехнулась Натали.***
Григорий отчаянно скучал. Делать в Червинке было решительно нечего. Слава богу, отец не надоедал ему покуда нравоучениями и не гнал без толку мотаться по полям и деревням, дабы «лично убедиться, что с хозяйством все хорошо». А в дела махорочного завода и суконной мануфактуры отец его по-прежнему не допускал. Чтоб ему пусто было! Опять-таки скуки рад Григорий пристрастился возиться с младшим братом, и надобно сказать, ему это чертовски нравилось. Он поднимал Левушку на вытянутых руках, кружил его, приговаривая, что «Левушка такой смелый, вот и летит выше облаков». Малыш заливисто хохотал, обнимал его за шею, и удивительным образом у Григория теплело на душе. А больше всего Левушке нравилось, когда Григорий катал его ноге, приговаривая, что «вырастет Левушка, станет бравым гусаром и одержит немало побед». — Слушайся старшего брата, сынок! — улыбнулась Лариса, войдя в комнату. — Но не будь таким же беспутником, — усмехнувшись, прибавил Григорий, копируя отцовские интонации. — Отрадно слышать, что ты, кажется, стал прислушиваться к словам отца! — легок на помине. Отец вошел в детскую следом за женой и добродушно усмехнулся, увидев, как Григорий возится с Левушкой. — Ладно, мне уже пора, — хмуро взглянул Григорий на отца и передал ему Левушку. Спорить с отцом ему не хотелось, поэтому от греха подальше лучше уйти. — Ты бы лучше дочку съездил навестить, — сказал отец. — Вы же знаете, papà, — поморщился Григорий, — Натали меня не хочет видеть. Мне в ее дом вход заказан, к сожалению. — Еленочка — твоя дочь, — строго взглянул на него отец. — И ты обязан о ней заботиться, что бы там ни было. — Вам легко говорить, papà! — вздохнул Григорий. — Наталья Александровна хотела навестить Левушку, — сказала Лариса, — я могла бы пригласить ее на днях. А пока она будет гостить у нас, вы, Григорий Петрович, могли бы навестить Еленочку. Уверена, Александр Васильевич вам не откажет. — Я бы мог с ним поговорить, если надобно, — поддержал ее отец. — Что ж, — пожал плечами Григорий, — пусть так. Если отец устроит ему сей визит, то быть посему. В конце концов Еленочка же и впрямь ему не чужая, а кроме того, отец хотя бы на время прекратит надоедать ему с отъездом. Он давно все решил: никуда не поедет из Червинки, пусть Китти думает о нем что хочет. Он станет навещать ее с сыном, будет гостить у них какое-то время, и сын, разумеется, будет знать, что он — его отец. И непременно будет им гордиться! А вот жить в той глухомани — ни за что! Отцу придется смириться с этим. — Пан, — в комнату тем временем заглянул Тихон, — Павлина наша приехала. — Гони ее в шею! — буркнул Петр Иванович. — В том смысле, что место ее занято уже и… — Она с ребенком, — пожал плечами Тихон, — говорит, идти ей некуда. — С ребенком? — удивленно воззрился на Тихона Петр Иванович. — С Павлушей? — вопросительно взглянула на мужа Лариса. — И что там случилось? — пробормотал Григорий, и они с отцом и Ларисой поспешили вниз. — Ты спятила, что ли, тащить ребенка по холоду? — напустился на Павлину Григорий. — А вы не серчайте, Григорий Петрович, а выслушайте, — отозвалась Павлина. — С Павлом же Григорьевичем ничего не случилось, я хорошо его укутала. — Что произошло? — строго взглянул на нее Петр Иванович. — И где твоя хозяйка? — Катрусе деньги потребовались, — сказала Павлина, — а их, сами понимаете, у нее кот наплакал. Потратилась она слишком уж: дитё ведь у нее малое, сами понимаете. Браслет продала, да немного выручила, а к вам, Григорий Петрович, она обращаться не стала, не знаю уж, почему. Видно, последняя ваша ссора мою донюшку доконала. Вот она собралась и отбыла в Киев. — Зачем? — хором воскликнули Григорий и Лариса. — Так к Жадану, денег достать, — отозвалась Павлина. — А меня нынче выставили из дома, хозяин велел освободить в течение дня. Продал он дом. Я и подумала, что вы уж, Петро Иванович, меня не прогоните. — Ладно, — согласился Петр, — сейчас распоряжусь приготовить тебе и внуку комнату. Будешь за ним присматривать, покуда он тут будет. — Отблагодарит вас господь за доброту, — кивнула Павлина. Григорий же оторопел: он совершенно был сбит с толку. Китти, видимо, совсем ума лишилась. Ринулась в Киев к этому… к этому… Жадану! Да она совсем, кажется, потеряла стыд, честь и совесть! Он, можно сказать, уже готов был назвать ее своей женой, и рано или поздно добился бы того, чтобы отец разрешил им жить в Червинке. А она — неблагодарная! Побежала к какому-то проходимцу и бросила сына. Ну ничего! Он еще спросит с нее за это, когда вернется. Если хочет, то пусть остается со своим дорогим Андреем Андреевичем, но о сыне в таком случае пусть позабудет навсегда!