***
Черт бы побрал все на свете! — выругался про себя Григорий. Надо же было его дорожной карете сломаться прямо посреди дороги. До Киева оставалось всего ничего, но пришлось остановиться на постоялом дворе, где, как назло, не случилось лошадей и пришлось ждать. Может быть, отец был был прав, и ему не следовало никуда ехать, пускай бы Катерина оставалась там, куда она сбежала… Но с другой стороны, ему требовалось узнать все наверняка. Если Катерина действительно променяла его на Жадана, то… Все будет кончено! Григорий навсегда забудет ее, будто бы никогда и не было в его жизни Катерины Вербицкой. Сын останется в Червинке, и он лично займется его воспитанием. А что до материнской ласки, так Лариса же не чужая, она уже сейчас заботится о Павлуше, и наверняка не оставит его впредь, как и отец. Пусть Павел растет вместе с Левушкой и тем, кто родится у Ларисы и отца будущим летом. И все же… ему было жаль, что его столь бурный роман с Китти подошел к концу. Все ж таки им было неплохо вместе, и он надеялся, что они будут счастливы… — Григорий Петрович? — он вздрогнул, услышав знакомый голос, обернулся и увидел Лидию Шефер. — Лидия Ивановна? — улыбнулся он. — Какими судьбами? — он поцеловал ей руку. — Я еду в Киев по торговым делам, — отозвалась она. — Но мне стало немного нехорошо, устала слишком, вот и пришлось остановится здесь. А вы? — Меня тоже ждут кое-какие дела в Киеве, и вот я тут лошадей жду, — развел руками Григорий. — Как на грех, моя карета сломалась. — Так может быть, вы согласитесь составить мне компанию? — предложила Лидия Ивановна. — О, благодарю вас, дорогая Лидия Ивановна, мне вас Господь послал, не иначе! — В таком случае, мы договорились! Но для начала, Григорий Петрович, предлагаю отужинать. Заодно и отдохнем перед дорогой. — С превеликим удовольствием! — Григорий взял Лидию Ивановну под руку и повел ее на второй этаж, где можно было, как сказал ему хозяин постоялого двора, — отдохнуть и пообедать.XXX
9 марта 2023 г. в 23:45
Катерина с трудом перевела дух и огляделась: место было совершенно незнакомое. Кругом были лишь невысокие старые, обшарпанные дома, и лишь на другой стороне улицы, словно разряженные красавицы в толпе крестьянок, высились два каменных дома с небольшими коваными балкончиками и резными наличниками на окнах. На одном из них красовалась надпись на французском: «Парфюмерная лавка».
Куда это, интересно, ее занесло, подумала Катерина, судя по всему, она находилась на одной из самых отдаленных окраин города. Неожиданно вновь поднялся пронизывающий ветер, и Катерина задрожала, точно осиновый лист. Ее теплый плащ и капор остались там, в том жутком доме. Она бросилась бежать буквально в чем была — в жутком ярко-желтом шелковом платье с открытыми плечами. Хорошо хоть одна из девиц сунула ей теплую шерстяную шаль, иначе Катерина попросту замерзла бы насмерть.
Идти дальше не было уже никаких сил, у Катерины подкосились ноги, и она рухнула прямо в придорожную грязь. Закрыв лицо ладонями, Катерина горько разрыдалась, так худо ей еще никогда не было.
— Что же мне делать? — всхлипнула она. — Как добраться домой… И как я посмотрю всем домашним в глаза?.. А мой сын… сыночек мой… Что с тобою, где ты сейчас? Вдруг хозяин выставил Павлусю на улицу, и тебя вместе с нею? — она расплакалась еще сильнее, стоило только подумать о несчастном малыше.
Хорошо бы Павлина догадалась вернуться в Червинку, там, по крайней мере, о них будет кому позаботиться. Ведь Петр Иванович, каким бы черствым и жестоким не был, ни за что не погонит своего родного внука. Все же сердце у него не каменное. Ну, хотелось бы так думать, по крайней мере.
В тот день, когда Катерина приехала в дом Андрея Жадана, и Ярина Дорофеевна приютила ее, казалось, что жизнь вот-вот наладится, и все будет прекрасно.
Андрей Андреевич приехал тогда поздно вечером, навестил ее в той комнате, которую заботливая Ярина Дорофеевна приготовила для нее. Катерина обрадовалась его визиту, и они проговорили чуть ли не до утра. Она рассказала ему о сыне, о трудностях, которые вдруг так некстати возникли в ее жизни, о ссорах с Григорием Петровичем тоже пришлось упомянуть… Андрей Андреевич слушал ее, не перебивая, участливо улыбался, гладил по руке, повторяя, что не стоит печалиться, все непременно наладится.
Потом он предложил ей чаю, но тут же передумал и приказал подать вина, дабы отметить столь долгожданную встречу.
— Я непременно помогу вам, дорогая моя Катерина Степановна, — улыбнулся он, поднимая бокал. — А пока… За вас!
— И за вас, — отозвалась она. — За вашу доброту, Андрей Андреевич! Пусть бог воздаст вам…
Она пригубила терпкое и, как ей показалось, чуть горьковатое вино, а Андрей Андреевич тем временем подошел ближе и обнял ее за талию.
— Вы необыкновенная женщина, Катерина Степановна! — прошептал он ей на ухо и поцеловал в губы.
Катерина даже не пыталась сопротивляться, на нее напало какое-то непонятное оцепенение, ноги сделались как ватные, и она лишь вздохнула, обвивая руками шею Андрея Андреевича.
Очнулась она в совершенно незнакомой комнате, лежа на широченной кровати, на шелковых ярко-красных простынях. На потолке комнаты красовались совершенно непристойные картины с обнаженными нимфами и преследующими их похотливыми сатирами; тяжелые бархатные шторы бардового цвета были опущены, отчего нельзя было понять, день на дворе или ночь. В изголовье сидела полуодетая девица с распущенными волосами и вышивала сорочку.
— Очнулась, Катря, — улыбнулась она, подняв глаза от вышивания. — Долгонько почивала!
— Где… где я? — с трудом разлепив глаза, проговорила Катерина, поморщившись при этом от головной боли. — Кто ты?
— Неужто не узнаешь? — девица протянула ей стакан воды.
Катерина, превозмогая накатившую вдруг дурноту, села на постели и вгляделась в лицо своей «сиделки»:
— Василинка?! — в это почти невозможно было поверить. — Неужели это ты?
Василина некогда была такой же крепачкой, как и сама Катерина, и ее взяли в господский дом горничной. Случилось незадолго до того, как Григорий Петрович вернулся из военного похода. Петр Иванович же прельстился тогда несчастной Василиной, и однажды ночью позвал ее в свою опочивальню, «принести ему чаю и перестелить постель». Катерина сама, смущаясь и не зная, куда бы отвести глаза, передала Василинке панский наказ. Василинка покраснела, что вареный рак, кивнула и отправилась к пану, точно на заклание. Вернулась она на кухню вся растрепанная, в помятом платье и тут же убежала к себе, не желая отвечать ни на какие вопросы.
Потом Петр Иванович еще два раза приказывал ей «ближе к вечеру зайти к нему в кабинет», а у Василины появились дорогие обновки и кошель с деньгами. От стыдливости и смущения ее не осталось и следа, и она в открытую принялась говорить на кухне, что с паном ей «страсть, как хорошо», он такой щедрый, добрый, а главное — неутомимый. Любая, без конца повторяла Василинка, счастлива была бы:
— А шанс мне выпал! — так и сияла она от радости.
— Вот же ж дура, господи прости! — качала головой Павлина. — Хоть бы уж помалкивала, не кичилась своим позором!
— А вот, увидишь, тетка Павла, я еще и пани стану, самой настоящей! — захохотала Василинка.
— Во сне! — хмыкнула чистившая лук Галина. — У пана нашего таких, как ты, перебывало уже без счёту, скоро ты ему надоешь, и он забудет, как тебя зовут. Новую найдет, благо, недостатка нет.
И в самом деле, в скором времени хозяин перестал звать Василину к себе, а потом так и вовсе зачастил в Нежин и почти престал жить в Червинке, поскольку именно в тот момент встретил Ларису Викторовну, и все остальные женщины просто перестали для него существовать.
Анна Львовна, мучаясь от ревности, старалась извести соперницу, но так как Лариса Викторовна оказалась ей не по зубам, поскольку за нее горой стоял не только сам Петр Иванович, но еще и вся труппа Нежинского театра, она решила отыграться на прежней фаворитке мужа. Василинку продали соседу, Амвросию Юльевичу Суслову, и очень скоро в Червинке все о ней позабыли.
— Я самая! — кивнула Василинка. — Видишь, как оно случилось-то. Теперь мы с тобой одного поля ягодки.
— Что это за место, чей дом? — продолжала расспрашивать Катерина.
— Да так… заведение одно, — загадочно улыбнулась Василика. — В общем… ну, ты поняла, да.
Катерина покачала головой:
— Не понимаю…
— Да бордель, господи ты боже мой!
— Бордель?! — подскочила Катерина. — Как… как ты сюда попала? И как тут очутилась я?
Василинка вздохнула и рассказала, что Суслов проиграл ее в карты незнакомому офицеру, тот подарил ее своим приятелям, те ее перепродали какому-то купчику, а тот уже отдал мадам Макаровой, так звали хозяйку борделя. Мадам держала ее для самых неприхотливых клиентов, которым не нужны были песни, пляски и поэзия (чем, собственно, салон Макаровой и славился). Бывали там и такие посетители, кому просто нужно было получить свое, им все равно, умеет ли жрица любви говорить по-французски, петь и танцевать. Главное, чтобы была молода, здорова, с красивым телом и смазливым личиком. Вот им мадам и предлагала Василинку.
Что же касается Катерины, то ее сюда привез сам Жадан, близкий друг мадам. И отныне место Катерины — здесь.
— Ты привыкнешь, — Василина погладила ее по голове, — работа эта не хуже других. Да ты же вроде и была панской канареечкой, так ведь?
— Я не собираюсь становиться шлюхой! — возмутилась Катерина. — Я должна уйти отсюда как можно скорее.
Катерина принялась искать свою одежду, но не нашла в комнате ничего, кроме шелкового халата и полупрозрачных ночных сорочек. Василика же лишь покачала головой и вышла, закрыв при этом ее на ключ.
Потом к ней пришла сама мадам и заявила, что отныне она будет жить в этом доме и работать на нее.
— У тебя все равно нет денег, да и полюбовник твой о тебе забыл, иначе не пришла бы ты просить денег. Так что… смирись, птичка, но отныне жить тебе в нашей золотой клетке.
— Я не хочу! Не буду! — топнула ногой Катерина. — И вы не заставите меня, ясно!
Мадам залепила ей пару пощечин и пообещала высечь плетьми, если Катерина не угомонится.
— Ты — дорогой товар! — прикрикнула мадам, — у меня на тебя уже есть клиент. Уважаемый человек, — усмехнулась она, — останешься довольна!
— Вы не имеете права! — голос Катерины дрогнул, ей стало вдруг страшно, потому что эта женщина явно не шутила.
Катерина поняла одно: нужно выбираться отсюда как можно скорее, иначе ей придется туго.
Мадам выделила Катерине отдельную комнату, похожую на ту, где она очнулась после встречи с Андреем Андреевичем, принесла ужасно вульгарное желтое платье и приставила Василинку в качестве, если так можно выразиться, надзирательницы.
— Василина, милая, я прошу тебя, помоги! — взмолилась Катерина. — Я не могу здесь оставаться…
— Мадам, — шепнула ей Василина, — тебя готовит для пана Генерала. Это один очень влиятельный клиент. Он сюда редко заглядывает, но уж когда заглядывает, то ни одна из нас в накладе не остается! А уж та, кого он выбрал — тем более. Говорят, — Василина понизила голос, — он с нашей мадам прежде чуть ли не на большой дороге промышлял. А теперь вон, глянь-ка, богач из богачей. Да Жадан этот, от которого некоторые дуры тут у нас млеют, рядом с ним — жалкое ничтожество!
— Жадан… — прошептала Катерина. — Как же он мог?..
Андрей Андреевич предал ее, воспользовался ею и продал в бордель. Каков же негодяй, а она-то мечтала, что он поможет ей, ведь о нем говорили чуть ли не как об ангеле! Впрочем, сейчас не время думать о Жадане, главное — это выбраться отсюда и как можно скорее.
Она отдала Василинке свои золотые сережки, которые ей подарила Анна Львовна, и которые, по счастью, с нее не сняли, когда она попала сюда, и попросила помочь ей выбраться. Василинка отказалась наотрез, но они спорили, кажется, слишком громко, их услышала еще одна девица — круглолицая Маричка с русой косой ниже пояса.
— Не будь ты такой сук… то есть, я хочу сказать суровой, Вася! — уперев руки в бока, проговорила она. — Видишь ведь, девка вся с лица побелела. Да и вообще, не место ей тут, сразу видно, что из благородных, не как мы! Эвон, какая белоручка.
Именно Маричка принесла Катерине шаль и, дождавшись, пока мадам отправилась на кухню, отдать распоряжения кухарке по поводу ужина, провела ее по черной лестнице на скотный двор. Комнату Катерины они с Василинкой заперли, а предварительно положили на кровать подушки и укрыли пледом, как будто Катерина заснула, укрывшись с головой, саму же ее тем временем Маричка с Василиной укрыли ее в хлеву. Маричка выпустила ее когда уже совсем стемнело. Озираясь по сторонам, она провела ее до ворот, перекрестила на дорогу и выпустила на улицу.
Катерина шла всю ночь, не разбирая дороги, и лишь на рассвете оказалась в совершенно незнакомом месте, без денег, совсем одна, но тем не менее, она была рада, что избежала большой беды. Теперь же осталось только добраться не Червинки, там она будет в безопасности, оттуда ее не прогонят, и если нужно, то заступятся. Все же она не чужая обитателям поместья…
— Сударыня, что случилось? Вам плохо? — Катерина подняла глаза и увидела остановившуюся неподалеку карету. Из окна выглянула молодая женщина в элегантной шляпке с вуалью. — Помоги ей, Иван! — обратилась она к кучеру.
— Сию же минуту, Ольга Платоновна! — ответил он, после чего спрыгнул с козел и помог Катерине подняться. У нее зуб на зуб не попадал, но она вцепилась в руку женщины, точно клещ:
— Прошу вас, пани, помогите мне! — взмолилась Катерина. — Меня… ограбили, и чуть было не продали в… в общем, хотели, чтобы я попала к падшим женщинам.
— О боже! — воскликнула ее нечаянная спасительница. — Идемте скорее со мной, не волнуйтесь, в моем доме вас никто не обидит.
Она взяла Катерину за руку и повела прямо к одному из высоких домов, к тому самому, где была вывеска «Парфюмерная лавка».