***
Все началось еще в Петербурге. Григорий тогда только-только вырвался из родного гнезда и был опьянен свободой. Он был юн, хорош собой, у него водились деньги, и перед ним, казалось, были открыты все дороги. Разумеется, он очень быстро поиздержался, столичная жизнь имела свои законы. На просьбу выслать еще денег отец ответил ему гневной отповедью, мол, Григорий послан был в столицу служить Государю и Отечеству, а не проматывать состояние отца и деда. Наверное, пришлось бы потуже затянуть пояс, но тут Даниил Кадочников, его закадычный дружок, позвал скоротать вечерок за картами. Григорию повезло, он сорвал большой куш и получил возможность жить на широкую ногу еще несколько дней. Игра затянула его быстро, очень скоро у него завелись огромные долги, и он с ужасом думал, как признаться во всем отцу. В довершение всего Даниил отвез его однажды в один доходный дом на Екатериниском канале, где на квартире одной его хорошей знакомой собиралась изысканное общество. Госпожа Поливанова была вдовой гвардейского офицера, слыла щедрой меценаткой, и в ее салоне часто устраивались музыкальные и поэтические вечера. Аннушка Решетникова была частой гостьей в доме госпожи Поливановой. Аннушка слыла подающей надежды балериной, будущей знаменитостью. Юная Терпсихора, как ее называли завсегдатаи салона, поистине способна была вскружить голову любому, и Григорий… не устоял. Аннушка оказалась не только талантливой танцовщицей, но и весьма нежной, ласковой и преданной любовницей. Григорий просто поселился в театре, пересмотрел чуть не весь репертуар, во всяком случае, ту его часть, где была занята мадемуазель Решетникова. Лучший друг, Даниил Кадочников, посмеивался над ним, что дескать, Григорий, точно в омут, нырнул в эту страсть… А дальше все случилось точно в пошлейшем бульварном романе: Григорий приехал однажды вечером к своей возлюбленной и обнаружил ее в компании двоих офицеров. Один из них, смеясь, разливал шампанское в бокалы, а второй, усадив красавицу к себе на колени, что-то шептал ей на ухо. Григорий, недолго думая, вызвал на дуэль обоих негодяев, один из которых оказался кузеном Аннушки, звали его Егор Кузьмич Решетников. Он приехал в столицу и квартировал и столовался у своей кузины, с которой вместе вырос. А еще он время от времени знакомил ее с богатыми поклонниками, которые могли бы составить ей протекцию. Вот и в тот раз он привел к ней графа Розовского, блестящего офицера, который служил адьютантом самого генерала Никитина. Дуэль состоялась на другой же день, Григорий ранил Розовского в руку, тот, по счастью, промахнулся, но самое ужасное, что о дуэли стало всем известно. Григория и его соперника, а равно и их секундантов, Решетникова и Кадочникова, арестовали. Отец, конечно же, также обо всем узнал и примчался в Петербург, чтобы спасти непутевого сына. Однако же, совсем замять дело, увы, не удалось. Правда, практически все участники отделались малой кровью: Розовского взял под защиту его начальник, генерал перевел его в другой штаб, подальше от Петербурга, Григория, благодаря стараниям и деньгам отца, выслали на родину, официально предоставив ему очередной отпуск из полка, Кадочникова также перевели куда-то в провинцию, а вот Решетникова, который не мог похвастаться ни влиятельным покровителем, ни богатым состоянием, разжаловали и отправили в действующую армию. Отец сделался тогда совершенно невыносимым, он целыми днями пилил Григория, распекал его на все корки, какой де он безотвественный и безнравственный повеса. Кто бы говорил! — думал Григорий, но помалкивал, потому что спорить с отцом и ругаться — себе дороже. Мать же, напротив, была рада, что ее милый сын вернулся домой, а о «всякого рода неприятностях лучше всего позабыть раз и навсегда», — говорила она. А вскоре началась война, и Григория призвали в действующую армию. Со временем та давняя история с дуэлью стала забываться, в жизни Григория случилось множество всяких событий, и вот — Китти, как он думал, бросила его и уехала. Когда Павлина вернулась в Червинку с маленьким Павлом на руках, Григорий догадался, что с его возлюбленной случилась беда. Что бы ни произошло между ними, Григорий попросту не мог бросить ее, поэтому-то он собрался в дорогу. Жадана он нашел быстро, встретился с ним у него в конторе, и тот поведал, что Китти действительно приезжала к нему, он якобы дал ей денег, как она просила, она поблагодарила его и уехала. Большего он, к сожалению, не добился и вернулся к себе в гостиницу в совершеннейшем недоумении: он зашел в тупик, и что теперь делать, он не знал. И вот именно в тот момент к нему явился тот человек.***
Григорию сказали, что его желает видеть некий господин Молибога. Он распорядился пропустить, поскольку оный Молибога заявил, что у него есть «важные сведения». — Кто вы такой? — спросил Григорий, когда этот невзрачный человек в поношенном котелке вошел к нему. — Зовите меня просто Молибога, — развел он руками. — Я к вам с приглашением от пана Родзевича. Он ждет вас у себя на квартире. — Какой еще пан Родзевич? — не понял Григорий. — Не имею чести… — Это не имеет никакого значения, — осклабился Молибога, — главное, что пан Родзевич вас прекрасно знает. — И что ему от меня нужно? — Он полагает, что вы хотите узнать кое-что о… Катерине Степановне Вербицкой. — Он знает, где она? — воскликнул Григорий. — Следуйте за мной, — встав со стула, поклонился Молибога. — Пан Родзевич сам все вам объяснит. Пан Родзевич жил на соседней улице в самом роскошном с виду доме. Это оказался крупным, лысым человеком, одет он был с шелковый халат. Войдя в богато обставленную гостиницу, Григорий сразу же перешел к делу: — Ваш слуга сообщил, будто вы знаете что-то о… моей жене, — сказал он. — Доброго вам дня, дорогой мой Григорий Петрович! — радушно попривествовал его Родзевич и указал на стул. — Да, господин Молибога (он, кстати, не слуга, он — мой поверенный во всех делах, ну да не суть важно) совершенно прав. Я имею сказать вам кое-что… Когда он заговорил, Григорий просто ушам своим не поверил. Этот тип сошел с ума, не иначе. Он заявил, что решил, видите ли, Катерину «приберечь для себя». У него прежде не было такой «очаровательной нимфы», а он де «падок на эдакие нежные фиалки». Катерина все равно ведь крепостная, пусть и бывшая, поэтому Григорию ничего не стоит продать ее. В конце концов она не более чем «обычная девка», Григорий уже натешился ею, так почему бы не отдать ее Родзевичу. Тем более, он не останется в накладе. — Вы в своем уме, сударь?! — воскликнул Григорий. — Это уж слишком, вы сами себя-то слышите? — Прекрасно слышу и все понимаю, — на полном серьезе ответил Родзевич. — И вы, если хорошо подумаете, согласитесь со мной. Не желаете моих денег, так я неволить не стану! Вы просто отступитесь от нее, уедете куда подальше, чтобы и духу вашего здесь не было. — Я не желаю с вами более разговаривать! — возмутился Григорий. Он поднялся и направился к выходу. — Вы сумасшедший! — прибавил он. — И я заставлю вас сказать мне, где Китти. — Неужели вы хотите, чтобы все узнали о вашем постыдном поступке, Григорий Петрович? Григорий замер, схватившись за дверную ручку: — Что вы хотите этим сказать? — Я хочу сказать, — усмехнулся Родзевич, — что за дезертирство из действующей армии и самострел вас по головке не поглядят! Ой, как не погладят, Григорий Петрович! У Григория задрожали колени: но… как, как этот дьявол все узнал?! — Вы… несете полный бред! — хриплым голосом проговорил он. — Посмотрим, что скажет военный трибунал. Вы же помните милейшего господина Решетникова? Он с превеликой радостью поведает обо всем, и я представляю себе лицо вашего папеньки. — Довольно! — зажмурившись, проговорил Григорий. — Что вы хотите? — Это совсем другой разговор! — потер руки Родзевич. Григорию пришлось написать под диктовку Родзевича два письма: одно для Китти, где он проклинал ее за «безнравственное поведение и падение», а второе — отцу, в нем он сообщал, что уезжает в Париж с Китти. Зачем эти дурацкие письма понадобились этому ненормальному, он не знал, но… у него просто не было выхода. И кто бы мог подумать, что та история вплывет, спустя столько лет. Ведь Григорий считал, что все давным-давно похоронено… Но если Родзевич с проходимцем Решетниковым проболтаются, он погиб. Решетников, конечно, не упустит возможность расквитаться с ним за ту дуэль. Разумеется, это его звездный час! Конечно, Григорий может рассказать правду, но… поверят ли ему? У него же нет ровным счетом никаких доказательств! И что теперь делать? Неужели все пропало?..***
Григорий накинул плащ и вышел на улицу. Ему хотелось пройтись по улицам, подышать воздухом и привести мысли в порядок. — Гришка! — раздался вдруг за спиной знакомый окрик. Его отец, собственной персоной, вышел из остановившегося напротив гостиницы экипажа и протнул извозчику причитающуюуся плату. — Отец?.. — обернулся Григорий. — Вы… как вы здесь очутились? — По воздуху прилетел на помеле! — поморщился отец. — Что за глупые впоросы? — Что-то случилось? — спросил Григорий, приблизившись к нему. — Это ты мне объясни, что произошло, — отозвался отец, — что за дурацкое письмо ты мне отправил, и почему от тебя уже столько времени ни слуху, ни духу? — И что случилось с вашей Катериной? — к ним подошла незнакомая Григорию молодая женщина в какой-то совершенно нелепой шляпке с вуалью. Натали к такой, думается, даже щипцами не прикоснулась бы. И кто это, ради всего святого, такая? Неужто отец вспомнил о прежних временах и дал своей Ларисе отставку. Да нет, — тут же одернул он себя, — что, право, за дурацкие мысли лезут в голову. — А что с ней могло случиться? — пожал плечами Григорий, стараясь казаться невозмутимым. — Думаю, ничего хорошего, — отозвалась девица в шляпке. — Простите, я не представилась. Меня зовут Ольга Родзевич. — Ничего не понимаю, — помотал головой Григорий. — Отец… — Давайте лучше войдем внутрь, — отец указал рукой на дверь в гостиницу. — И поговорим в спокойной обстановке. Мы все объясним, да и тебе, думаю, есть, что нам рассказать.