***
Катерина же тем временем полностью отчаялась. За все время, что она провела в плену у этого ненормального Родзевича, она ни дня, ни секунду не переставала думать о том, как выбраться из этого ада. Но ей, увы, невозможно было даже носа из комнаты высунуть, не говоря уж о том, чтобы бежать. У дверей постоянно кто-то околачивался, а когда она пыталась заговорить со своими тюремщиками, те молчали, как немые. Оставалось лишь надеяться, что по крайней мере с ее сыном этот негодяй ничего не сделал. Впрочем, иногда в голову приходили и совсем уж безумные мысли: согласиться с предложением Родзевича. В конце концов ради сына она готова принести себя в жертву! Надо будет только убедиться, что Степанчика с Павлиной отпустят, и они вернутся домой в Червинку. Пусть о ее милом сыне позаботятся Григ и Петр Иванович с Ларисой. Они уж точно не оставят его, вырастят, не дадут умереть с голоду. Правда, Петр Иванович хотел сбагрить ее сыночка куда-то там в дальнюю деревню, но если разобраться, лучше уж та деревня, чем жизнь в доме подлеца Родзевича. Катерина чуть было не расплакалась, когда вспоминала своего милого сыночка, и только она собралась было постучать в дверь и крикнуть своим тюремщикам, чтобы доложили своему пану, мол, мадемуазель Китти желает его видеть, как в замке заскрежетал ключ, дверь отворилась, и на пороге показалась… Ольга Платоновна — та самая женщина, что помогла ей когда-то, когда Катерина приехала в Киев. — Вы? — удивленно захлопала глазами Катерина. — Быстрее, Китти! — махнула ей рукой Ольга Платоновна. — У нас не так много времени, пока отец и его люди не выберутся из засады. — Как вы сюда попали, Ольга Платоновна, то есть… Родзевич, получается, ваш отец?! — воскликнула она. — Не время ничего объяснять, — дернула плечом Ольга. — Я пришла от вашего мужа и свекра! Они ждут вас. Уходим же, скорее! — Почему я должна вам верить? Вдруг это новая ловушка? — Мы окажемся в ловушке, если не уйдем сейчас же! — отозвалась Ольга и схватила Катерину за руку. — А где мой сын? — спросила Катерина, когда они вышли во двор. — Бежим скорее в мою карету, — потянула ее за собой Ольга. — Сейчас вернется Акулина… Она не договорила, потому что из дома выбежала сенная девушка, та самая, что иногда носила Катерине еду и воду. — Где ребенок? — спросила у нее Ольга, когда они все разместились в карете. — Ох, пани, — еле отдышавшись, проговорила Акулина, — я все там обыскала, на первом этаже, куда пан перевел ту женщину с мальчонкой, поскольку якобы у него жар сильный был, никого нет. И в подвале тоже… — Мой сын! — заплакала Катерина. — Мой Павлушенька… где же ты? Я никуда не уйду без него! — она дернула ручку кареты, но Ольга оттолкнула ее, заставив сесть на место, и крикнула кучеру, чтобы трогался с места. — Как вы смеете?! — возмутилась Катерина. — Остановите немедленно, я никуда без сына не уйду! — Мы найдем вашего сына, Катерина Степановна, но… прежде нам надо уехать. Вас ждет ваш муж! Всю дорогу Катерина только и делала, что сокрушалась и плакала, ей казалось, что жизнь ее кончена, и сына она больше не увидит никогда. Карета остановилась около гостиницы, Катерина и Ольга Платоновна быстро поднялись по ступенькам на второй этаж, прошли в самый конец длинного-предлинного коридора и остановились перед дверью в номер. Ольга Платоновна постучала, дверь распахнулась, и в следующий же миг Катерина очутилась в объятиях Грига. — Китти, милая моя! — повторял он, целуя ее. — Как же хорошо, что мы нашли тебя! — Григ, — всхлипнула она, — Григ… прости меня, молю! — Ладно, — положил конец их нежностям Петр Иванович, добродушно усмехнувшись при этом себе в усы, — после будете лизаться-то! А пока надо уходить отсюда! — А как же мой сын? — вскинула на него глаза Катерина. — Неужели вы готовы оставить собственного внука в лапах этого чудовища? — Хватит молоть вздор! — строго взглянул на нее Петр Иванович. — И не стоит держать меня за изверга! — Отец… — начал было Григорий, но Петр Иванович лишь рукой махнул: — Что бы там вы ни думали, я за внука переживаю не меньше вашего! — сказал он. — Но сейчас мы очень рискуем, оставаясь здесь. — Поэтому вы сейчас же отправляетесь в Червинку вместе с Назаром. Ольга Платоновна поедет с вами. А Панас тем временем меня отвезет в Чернигов. — Зачем? — не понял Григорий. — Затем, — отозвался Петр Иванович, — что там главой жандармского корпуса состоит Матвей Лукич Дорофеев, мой давний знакомец и приятель. Когда-то в юности мы с ним в гимназии учились вместе, потом, в Петербурге когда служили, тоже дружбу водили. — Это тот самый, чей дядя принимал участие в восстании Черниговского полка? — спросил Григорий. — Ты когда-то рассказывал, что отец от «подлого мятежника» открестился, а мать вместе с невестой за ним в ссылку поехали. — Да, тот самый, — кивнул Петр Иванович. — Вот я его и навещу, расскажу обо всем и попрошу помощи. Он с Родзевичем дружбы не водит, а значит, может помочь нам вывести его на чистую воду. — Петр Иванович! — Катерина со слезами на глазах взглянула на него. — Если вы поможете мне… если найдете моего милого Степ… Павлушу, я вам по гроб жизни буду благодарна! Ноги вам целовать стану! — Ну-ну, полно! — Петр Иванович ободряюще похлопал ее по спине. — Даст бог, все у нас будет хорошо, и Родзевич получит по заслугам.***
Как только Назар с Панасом вернулись, они тут же доложили хозяину, что Родзевич с его людьми заперты в подвале здания парфюмерной фабрики. Очевидно, им пришлось повозиться, потому что у Назара была разбита губа, а над бровью Панаса красовался большой кровоподтек. Ольга Платоновна, вздохнув с облегчением, сказала, что до утра время у них есть: Родзевича найдут завтра рабочие и управляющий сразу же, как только придут на работу. Петр Иванович похвалил Назара с Панасом, а после велел сразу же закладывать экипаж. Он заверил сына, Катерину и Ольгу, что вернется в Черивнку завтра к вечеру, после чего они с Панасом уехали. Катерина всю дорогу смотрела в окно и молчала, прислушиваясь, впрочем, время от времени к разговору Ольги и Грига. Подумать только, оказывается Родзевич оказался единокровным братом Петра Ивановича. И по натуре он — тот еще бандит, близко к нему не подходи. Ей нестерпимо хотелось плакать, поскольку она не находила себе места от беспокойства. А самое ужасное — она ведь сама во всем виновата, если бы не разозлилась тогда на Грига, не поехала к Жадану, то не попала бы в переплет. И что теперь будет? — этот вопрос она все задавала и задавала самой себе и не могла найти ответа. В Червинку они прибыли на рассвете, и каково же было удивление Катерины, когда встретила их… Павлина с малышом Павлушенькой на руках! Катерина не поверила своим глазам: она смеялась и плакала одновременно, обнимала свою милую Павлусю, целовала сына, и никак не могла на него налюбоваться. — Как же тебе удалось бежать, Павлусенька? — спросила она, когда все разместились в гостиной. — Да я уж рассказывала, — отозвалась она, — пани нашей и Наталье Александровне. Павел наш Григорьевич немного захворали, так я давай в дверь колотить, чтоб те изверги врача к нему привели. Через некоторое время они меня из подвала вывели и переселили в комнатенку в доме. Врача привезли, правда, он Павлушу осмотрел, лекарство дал… А ночью, как все уснули, так я дитё в охапку да и в окошко! Благо, невысоко было… Ну и — ходу! Вышла на улицу, извозчика поймала, наплела ему, что от мужа-изверга бегу к сестре в Нежин. Он меня довез Христа ради, храни его Господь! А уж из Нежина я до Червинки добралась с Косачевскими дворовыми, они на базар как раз приезжали. — Вы просто молодец, Павлина! — похвалила ее Ольга Платоновна. Когда радость от возвращения немного поутихла, Катерина отправилась в комнату, которую распорядилась для нее подготовить Лариса Викторовна. Сама она была не на шутку взволнована, поскольку Петр Иванович уехал в Чернигов один, и она, разумеется, тревожилась за него. — Вы не переживайте, Лариса Викторовна! — постаралась утешить ее Катерина. — Я просто уверена, что с ним все в порядке. Петр Иванович скоро вернется, вот увидите. — Да, конечно, — кивнула Лариса Викторовна. — Просто… вы же знаете, я всегда волнуюсь, если он где-то задерживается… Ладно, вы пока отдыхайте, и побудьте с Павлушей, а то вы и без того натерпелись от этого изверга! Единственной ложкой дегтя было то, что в Червинке жила Наталья Александровна вместе с дочерью, а это означает, что пребывание самой Катерины здесь может стать несколько… двусмысленным. Как бы Петр Иванович не вернулся вновь к старой своей затее — сплавить Катерину и ее сына куда-нибудь в глушь… Наталья Александровна, казалось, единственная, кто не шибко обрадовался возвращению Катерины, она весь день молчала, лишь бросала на Катерину сердитые, настороженные взгляды. Впрочем, сама Катерина решила покуда не обращать на нее внимания. Она слишком устала с дороги, поэтому, уложив сына, тоже прилегла отдохнуть. Разбудили ее чьи-то громкие голоса. Катерина вскочила с постели; было, судя по всему, уже очень поздно, за окном — хоть глаз коли. Она накинула на плечи шаль и бросилась вниз. В гостиной было многолюдно: Петр Иванович обнимал за плечи прижавшуюся к нему Ларису Викторовну, Наталья Александровна стояла в самом дальнем углу, скрестив руки на груди, неподалеку не нее — Ольга Платоновна, так не переодевшаяся с дороги, у окна стояли явно встревоженные чем-то Галина и Павлина, у дверей — человек пять жандармов, а рядом с ними — растерянный и, как показалось Катерине, чем-то явно напуганный Григорий. — Что стряслось? — спросила Катерина, вбежав в комнатау. — Петр Иванович… что такое? Родзевич как-то навредил вам? — Увы, — хмуро взглянул на нее Петр Иванович, — этот проходимец не сидел сложа руки! — Поверьте, Петр Иванович, — проговорил один из жандармов, самый старший из всех присутствующих, — я вас безмерно уважаю, но… это мой долг! Пан Родзевич официально подал жалобу на Григория Петровича. Он обвинил его в тяжком преступлении, поэтому мы должны его задержать! — Григ не виноват! — крикнула Катерина. — Он не похищал Роздевича! Напротив, этот негодяй склонял меня к тому, чтобы… И шантажировал меня сыном! — Мадемуазель, — пожал плечами жандарм, — о чем вы вообще говорите? Никто никого не похищал, речь совсем об ином! Григорий Петрович обвиняется в дезертирстве из действующей армии. И в том, что совершил позорный самострел… Лариса Викторовна охнула от неожиданности и сжала руку мужа, Ольга Платоновна покачала головой, а Павлина вытерла глаза платком. — Неправда! Это гнусная клевета! — воскликнула Наталья Александровна. — Григ, — заломив руки, взмолилась она, — прошу, скажи, что это не так, ну скажи же! — Довольно, — тяжело вздохнул Григорий, — хватит пустых разговоров. — Ведите меня, — обратился он к жандармам. — Я готов!