***
Вот уже без малого полгода Григорий сидит в тюрьме. Суд над ним постоянно откладывали, поскольку, как они там выражаются, «следует собрать все необходимые доказательства». В частности, главного свидетеля, того самого господина Решетникова, никак не могли найти, он точно в воду канул. Поэтому-то следствие зашло в тупик: на руках у следователей из жандармерии было письменное свидетельство Решетникова о том, что Григорий Червинский выстрелил себе в ногу, но сам Гриргорий категорически отрицал это и твердил, что «все было не так». — Я не делал этого, отец! — сказал он Петру во время свидания, когда ему дозволили увидеться с сыном. — Но ты же сам мне говорил, что этот твой Решетников все видел! — вспомнил Петр. — Гриша, — он взял его за руку, — скажи мне правду! — Я и говорю, — вздохнул Григорий. — Там… Это было ужасно: вокруг стреляли, взрывы, крики… Мы бежали веред — в атаку, а потом рядом со мной будто земля разверзлась! Я бросился в сторону, потом… кажется, опять бежал куда-то. Дальше помню, как укрылся за бруствером. Там я увидел Романа… я забыл, как его по фамилии… кажется, Лебедев… один из наших бойцов. Он был тяжело ранен в живот… Так стонал! Увидел меня и говорит: «Помогите, ваше благородие, пристрелите меня!» Так и сказал, представляешь? Я будто оцепенел, а он вдруг откуда-то достал пистолет… Я бросился к нему, хотел отнять и потом… выстрел. Я упал, за ногу схватился, а когда пришел в себя, увидел, что он уже умер. А потом меня нашли и отправили в госпиталь. — Почему ты сразу никому ничего не сказал? — спросил Петр. — А какой в том смысл? — пожал плечами Григорий. — Ведь тот несчастный все равно умер, а я… Честно тебе скажу, я не хотел, чтобы ты знал. Одно дело, если я в бою был ранен, а тут… так по-дурацки! — Значит, — протянул Петр, — этот твой Решетников все видел, но решил оговорить тебя. — Именно, — кивнул Григорий, — потому что он хотел со мной расквитаться за ту дуэль в Петербурге. Петр вздохнул: что ж, если Гришка говорит правду, то, пожалуй, у него есть шанс выпутаться. Он поговорил обо всем со следователем, но тот, увы, ничем не мог его обнадежить. — Я бы и рад, Петр Иванович, — сказал следователь, — помочь вам, но к сожалению, от меня мало что зависит. Придется Григорию Петровичу предстать перед судом, а покуда мы попытаемся найти свидетелей. — Что ж, благодарю вас, — отозвался Петр. Наталья Александровна, узнав обо всем, проплакала полдня, а потом заявила, что ей нужно поговорить с братом. У Николая Александровича, дескать, связи, и он вполне может помочь. Николай Дорошенко и впрямь согласился помочь сестре, даром, что Григория он после всего, что произошло, несколько недолюбливал. Надобно сказать, что сей прискорбный случай сплотил семейство Червинских. Наталья Александровна перестала без конца злиться и плакать украдкой, дескать, муж ее больше не любит. Теперь она была решительно настроена помочь своему супругу и вытащить его из тюрьмы. Она даже Катьку перестала замечать, да и та, стоит сказать, платила ей той же монетой. Она целиком и полностью отдалась воспитанию Павлуши, и Петр, как бы там ни было, вынужден признать, что она стала хорошей матерью. Несмотря на некоторую двусмысленность положения и слухи, которые, вне всяких сомнений, ходили по уезду, он закрыл глаза на пребывание Катьки в Червинке. Пусть пока поживет, решил он, а когда Гришка вернется домой — тогда будет видно, что делать дальше. Примерно через месяц после того, как Григорий оказался в тюрьме, к Петру явился некто Молибога. Этот проходимец заявил, что послал его никто иной, как пан Родзевич. И пан Родзевич предлагает Петру Ивановичу сделку: Червинка и… Лариса в обмен на честь и доброе имя сына. Петр чуть не задохнулся от подобной наглости. — Вы и ваш хозяин, видно, не в своем уме, сударь? — спросил он. — Отчего же? — развел руками Молибога. — Платон Андреевич предлагает вам не спешить. Ведь у вас растет еще сын, и вы должны думать о его добром имени. Поэтому… этот дом и ваша… спутница — это вполне приемлемая цена… — Червинские никогда не торговали своей честью и своими женами! — процедил сквозь зубы Петр. — И передайте это вашему хозяину — слово в слово! Если он вздумал меня шантажировать, то это ему дорого обойдется. И пусть не думает, что запугал меня, ясно? — Вы… Смотрите, как бы не раскаяться, Петр Иванович, — вкрадчиво проговорил Молибога. — Вон отсюда! — рявкнул Петр. — И чтобы ноги вашей больше не было в моем доме! — Какой кошмар! — всплеснула руками Ольга, когда узнала об этом разговоре. Все это время она жила в Червинке, поскольку Петр опасался, как бы Родзевич не вздумал отыгрался на ней за свои неудачи, а особенно за ту ночь, что он провел, запертый в подполе. — Ваш папенька, дорогая моя Ольга Платоновна, — явно с приветом. Но пусть не думает, что я испугаюсь и подожму хвост! — Тем не менее, вы бы поостереглись, Петр Иванович, — покачала головой Ольга, — все-таки, от моего отца всего можно ожидать, уж я-то знаю! — Благодарю, Оленька, — улыбнулся он ей, — но вы не переживайте, я приму меры. Петр лично отдал приказ усилить охрану Червинки, а домочадцам велел зря не покидать пределы поместья. Лариса все это время, как могла старалась поддержать его. Она говорила, что в скором времени правда «выплывет наружу», и Григория обязательно оправдают. Петр понимал, что она переживает за него и без конца убеждал ее, чтобы она не беспокоилась понапрасну. Вторую беременность она переносила хуже, чем первую, доктор без конца повторял, что «всякие волнения пани Ларисе Викторовне противопоказаны», но разве можно тут не волноваться, скажите на милость?.. Время, тем не менее, шло своим чередом, зима сменилась весной, наступило лето… И вот сегодня после обеда Лариса почувствовала, что их ребенок готов увидеть свет. Павлина, которая тут же примчалась на зов, помогла хозяйке дойти до комнаты, отрядила Галину и Дарку греть воду, Тихон помчался в Нежин за врачом, а покуда должность повивальной бабки справляла бывшая кухарка и примкнувшая к ней Катька. Наталья Александровна время тоже была с ними, периодически она возвращалась в гостиную и сообщала Петру, как там идут дела.***
— Петр Иванович, Петр Иванович! — растрепанная Катерина влетела в гостиную, где Петр приканчивал уже второй бокал коньяка. — Что стряслось? — от неожиданности он чуть было не расплескал коньяк на себя. — Девочка, Петр Иванович! — улыбнулась Катерина. — Просто очаровательная! Лариса Викторовна зовет вас, говорит, ваша дочь жаждет познакомиться с папенькой! Петр готов был расцеловать Катьку за то, что она принесла ему такую радостную новость. Он опрометью бросился наверх, и уже через несколько минут держал на руках свою новорожденную дочку. Малышка была копией матери, и Петр даже прослезился от умиления: — Здравствуй, Лариса Петровна! — прошептал он, целуя малышку в лобик. — Она такая славная! — сказал он, передавая маленькую Ларочку обратно матери. — Как вы и хотели, Петр Иванович, да? — глядя на него с нежностью, проговорила Лариса. — Теперь у нас с вами и сын есть, и доченька. — Дай бог, чтобы росла здоровенькая! — кивнула Павлина.***
Натали уложила детей спать, убедилась, что Галина и Ярослава приглядывают за Левушкой, Еленочкой, а заодно и за Павликом, поскольку Павлина покамест была занята с Ларисой Викторовной. Убедившись, что все в порядке, Натали зашла к Ларисе Викторовне, поздравила их с Петром Ивановичем с рождением дочки, полюбовалась на Ларочку и заявила, что будет ее крестной, и никакие возражения не принимаются. Лариса Викторовна рассмеялась и сказала, что не видит к тому ровным счетом никаких препятствий. Выйдя во двор, Натали запрокинула голову и вдохнула полной грудью свежий вечерний воздух. Ах, — в который раз подумалось ей, — если бы еще Григ был здесь. Пускай бы все разрешилось благополучно, и они вновь зажили бы в мире и согласии. Ей сейчас даже об этой препротивной Китти не хотелось думать! А так все свалившиеся на них горести никак не давали почувствовать себя полностью счастливой. Тут еще и у Алексея Федоровича, как выяснилось, стряслась беда: заболела Софья Станиславовна, его почтенная матушка. А сверх того — куда-то исчезла Лидди. Вот уже который месяц о ней ни слуху ни духу, и бедный Лешенька весь извелся. Неожиданно на подъездной аллее послышался шум, и во двор въехала коляска. В следующий же миг из дома выбежали Тихон с Марко и бросились к выбравшемуся из коляски высокому молодому человеку в военном мундире. Он сдержанно кивнул Натали и передал Тихону свой дорожный плащ. — Доложите Петру Ивановичу, что Даниил Романович Кадочников к нему с визитом, — сказал он. — По срочному делу. Это касается Григория Петровича.