"Любовь - огонь и молнии и гнев" (с)

Натали протянула Левушке игрушечного медведя и улыбнулась, глядя, как мальчик схватил его обеими руками и, радостно смеясь, прижал к себе. Еленочка тем временем сосредоточенно ставила кубики один на другой, стараясь, чтобы возводимая ею «башня» не рухнула. Орыся качала колыбельку маленькой Ларочки, которую ей только-только удалось успокоить. Отложив вышивание, Натали встала и подошла к окну. И что только их ждет впереди, — в который раз вздохнула она. Григ в тюрьме, и теперь вообще не известно, выйдет ли он на свободу. Как оказалось, он и впрямь виновен в дезертирстве. Кто бы мог подумать, что он все же опустится до такого. И ведь теперь ей придется объяснять дочери, что ее отец оказался, мягко говоря, непорядочным человеком. Да еще и Китти… Она ведь прочно обосновалась в Червинке и держит себя чуть ли не хозяйкой, будто Григ был ее мужем! Как ни крути, но это неслыханная наглость, и куда только смотрели Петр Иванович с Ларисой Викторовной? Она вздохнула: ко всему прочему еще и новости о свекре. Если у него и впрямь случился сердечный приступ, то нужно готовиться к худшему, как это ни прискорбно. Остается надеяться, что Петр Иванович успел составить завещание, и в дальнейшем не возникнет никаких трудностей с имуществом. Григ, конечно, лишится всех прав на дом и состояние отца, но ведь есть его дочь, Еленочка тоже является наследницей, как и Левушка. Хотя, конечно, Левушка с Ларочкой — дети Петра Ивановича, значит, они и есть главные наследники, а Лариса Викторовна будет распоряжаться всем до их совершеннолетия. Ну, а Китти тогда уж точно придется убраться отсюда вместе с сыном. Он — бастард, а потому никаких прав у него нет. Натали встряхнула головой: и что только ей лезет в голову! Нужно думать о том, что будет с ее мужем, как он чувствует себя. А заодно и свекре, о Ларисе, которая будет вне себя от горя, а она сидит тут и делит наследство. Натали стало стыдно: она подошла к кроватке Ларочки и поправила кружевной полог. — Уснула! — улыбнувшись, шепнула Орыся. — Сегодня почти и не плакала! — По маме скучает, — рассеянно кивнула Натали. — Даст бог, скоро пани вернутся, — отозвалась Орыся. — Дай бог, дай бог! — кивнула Натали. — Пани, — заглянул в комнату лакей Марко, — до вас пани Лидия Ивановна прибыли! — Лидди?! — удивленно вскричала Натали. — Проводи ее в гостиную! Распорядившись, чтобы Орыся не спускала глаз с детей Натали устремилась вниз. Лидия сидела на диване и рассеянно теребила золотую цепочку, висевшую у нее на шее. Она была бледна, но как всегда безукоризненно и дорого одета, в новой шляпке, явно сшитой по последней Парижской моде. — Лидди, милая, как я рада тебя видеть! — Натали, душечка, — улыбнулась Лидди, заключая подругу в объятия, — как я соскучилась! — Где же ты пропадала столько времени? — спросила Натали, усаживаясь рядом с ней на диван. — У меня было так много дел в Киеве, Натали, — отозвалась Лидди, — и требовалось мое личное присутствие. Вот и пришлось оставить имение на некоторое время. — Алеша… он скучал по тебе, — проговорила Натали, отведя взгляд. — Ах, брось, душенька, — махнула рукой Лидди, — он и не вспоминал обо мне. Да и мне, честно признаться, было не до него. — Так ты теперь в Киеве? — спросила Натали. — Пока да. Но теперь, когда все дела улажены, я возвращаюсь домой. Вот только надо закончить кое-какие приготовления. Найти кормилицу там… — Кормилицу? — приподняла брови Натали. — Об этом позже, милая! — махнула рукой Лидди. — Я ведь что приехала-то? Мне надобно тебе передать весточку от твоего Грига. — Так ты с ним виделась? — Ну, на том заседании чуть ли не весь город был. И мне пришлось… сопровождать туда одного человека. Натали отставила чашку с недопитым чаем и превратилась в слух.

***

Как рассказала Лидди, слушание дела Григория Червинского было громким. Обвинение настаивало на том, что он совершил постыдный самострел ради того, чтобы сбежать с поля боя. Сам Григорий показал, что вовсе не собирался поступать столь бесчестным образом. Он напротив пытался отговорить своего сослуживца не совершать такой ошибки. Свидетелей, к сожалению, найти не удалось. Даниил Кадочников, старинный друг Григория, показал, что господин Червинский всегда был храбрым воином и никогда не уклонялся от исполнения долга, ни за что не замарал бы свою честь. Кроме того, он предоставил письменные свидетельства людей, которые служили в том же полку, что и Григорий, и они заявили, что, дескать, в том самом сражении он бился, как лев, и вовсе незачем ему было совершать подобную гнусность. Но потом вдруг объявили о том, что нашелся еще один свидетель, и в зал вошел Алексей Косач. Показания Алексея Федоровича были весьма путанные и противоречивые. То он говорил, что сражался бок о бок с Григорием, то вдруг проговорился, что получил Георгиевский крест за сражение под Балаклавой. Когда же прокурор его прямо спросил, готов ли он подтвердить, что видел, как Григорий выстрелил себе в ногу, он опустил глаза и пробормотал, что «точно он сказать не может, но кажется именно так говорили все вокруг». Наконец слово взял брат Натали, Николай Дорошенко, который заявил, что на слухах обвинение основываться никак не может. Что же до Алексея Косача, то любой запрос подтвердит, что сражался он в Черниговском гусарском полку под Балаклавой, а значит, рядом с Григорием его не было. — Ты прав, Николя! — вздохнул с облегчением Алексей. Вердикт судей был однозначен: все свидетельства, пусть и косвенные, говорят в пользу Григория Червинского, а посему выходит, что следует признать его невиновным. Вот если бы осталась пуля, скажем, не удалось бы извлечь ее из раны Григория Петровича, тогда можно было бы проверить: окажись она английской, это свидетельствовало бы не в пользу Григория. Но пуля прошла навылет, а потому теперь уже ничего нельзя доказать.

***

— Ну и отпустили твоего благоверного на все четыре стороны! — закончила свой рассказ Лидди. — Так полагаю, скоро он уже прибудет домой. — О Григ! — Натали прижала руки к сердцу. — Я знала, знала, что он ни в чем не виноват! Но… Лидди! — тут же спохватилась она. — А как же письмо? — Какое еще письмо? — не поняла Лидди. — Лариса Викторовна третьего дня получила письмо, что Грига признали виновным, ему грозит каторга, а Петр Иванович слег… — Да я же сама все видела и слышала своими ушами! — воскликнула Лидди. Натали помотала головой, пытаясь собраться с мыслями, и тут вдруг со двора послышался шум: судя по всему в Червинку прибыл чей-то экипаж. — Наконец-то мы дома! — раздался в передней голос мужа. — Григ! — Натали со всех ног кинулась встречать его и, не раздумывая, бросилась ему на шею. — Ты вернулся! — Как видишь, Натали, — ответил он, обнимая ее в ответ. — Нет худа без добра, — сказал Петр Иванович. Он вошел в гостиную и протянул склонившему голову в поклоне Тихону свою шляпу и трость. — Петр Иванович! — потрясенно уставилась на него Натали. — Это вы?.. — А то кто же? — усмехнулся он. — Что это вы, Наталья Александровна, будто и не рады меня видеть. — Видимо, это от радости, отец, — улыбнулся Григорий. — Ну, идемте же скорее, я хочу видеть дочь, а заодно и брата с сестрой. — Петр Иванович, — пролепетала Натали, — а… где же Лариса Викторовна? — Что значит «где»? — не понял Петр Иванович. — Она же должна быть дома, с вами! — Но она, — Натали почувствовала, как пол уходит из-под ног, — получила письмо, где было сказано, что вы слегли с сердечным припадком. Бедняжка так перепугалась, она места себе не находила, я пыталась ее убедить, но… Словом, она собралась и поехала к вам! — Ничего не понимаю, — пожал плечами Григорий и повернулся к отцу. — И где же она? Петр Иванович же ничего не ответил, он медленно опустился на стул и закрыл лицо руками.