______
Даже жаль, что голову гостя не подали на блюде. Он уродлив, но богат. И хочет стать ещё богаче, поэтому он здесь. Сидит напротив её старшей сестры. Ханаби идеальна. Хината почти ей завидует. Почти. Если бы только зависть разжигала в ней острую злобу и желание превзойти, но вызывает только смертельную скуку. Как практически всё в её жизни. Хината даже старается сосредоточиться на этом чувстве — беспросветная скука. А что? Вдруг это то глубинное, что заставит её почувствовать себя живой. Но погружаться в собственную скуку… скучно. Хината не слушает разговоров, она никогда их не слушает. Но она смотрит. Все лебезят перед мужчиной, который должен стать мужем Ханаби. Потому что деньги всегда должны обручаться с деньгами. Кажется, он назвался Какузу. Хинате плевать, она уже выяснила про него всё, что хотела. Единственное определение, которое ей нужно — уродливый. Внешне, внутренне. Жадная похоть до денег плещется из него, как из рога изобилия. Даже жаль. Чуть-чуть. Ведь Ханаби правда идеальна. Слишком молода для него, слишком образована. Хината мимолётно думает о том, зачем отец вложил столько сил, взращивая идеальную дочь. Чтобы дороже продать? Скучно. Хината знает, что выглядит как невинный ребёнок, и рада бы что-то сделать со своим лицом, (может выцарапать на нём — шлюха? Будет забавно) но оно такое, какое есть. Большие глаза, пухлые щёчки, губы сердечком. Она старается не ловить его взгляд, но чувствует его, как мохнатые лапки паука, бегущего по спине. Знает, что этот Какузу видит в ней этакую нимфетку. Все мужики после сорока видят её такой. И Хината хлопает глазками на свою тарелку, где остывает мясо с кровью. Красная жидкость сочится, размазываясь по тарелке. А с кухни доносится аромат пасты. С мелко нашинкованными кусочками свинины в томатном соусе. Еда для слуг — еда для людей. Хината проглатывает слюну. Запах вкусной еды всегда её возбуждал. —… у меня в кабинете? — говорит Хиаши, хозяин дома, отец семейства. Хината разглядывает из-под чёлки, как он уходит вместе с новоиспечённым женихом. И размышляет, а можно ли ещё назвать его, скажем, сутенёром или работорговцем? Наверное, нет. Жаль. Она смотрит на свою сестру. Ханаби притворяется безучастной, но она не такая, как её младшая сестра. Она живая. И Хината видит всю боль, которая готова хлынуть из неё, топя всех вокруг. Кроме неё, разумеется. Душевная боль не касается мёртвого нутра.______
Пока гость, к сожалению, всё ещё с головой на плечах, а не на подносе, не покинул их дом, все женщины Хьюга вынуждены сидеть в большой гостиной, как в плохих экранизациях женский классических романов. Они не разговаривают друг с другом. Хината прячется за книгой в тёмно-коричневой обложке, специально держа её к верх ногами. Но никто этого не замечает. Обидно. Слегка. Оживление привносит молодой секретарь отца. Конохамару, в отличие от Какузу, красив. Ему идёт серый костюм-тройка, светлый галстук и начищенные ботинки. В его руках чёрная папка с документами. Он уверенно идёт к кабинету начальника. — Добрый вечер, дамы, — учтиво кланяется, улыбается. Хината молчит, пока мать обменивается с ним дежурными фразами. Она снова смотрит, потому что на него всегда любопытно смотреть. Он парень рисковый. Убеждается, что госпожа Хьюга снова отвлекается на каталог интерьеров, который всерьёз считает за литературу. И проходит мимо Ханаби, сидящей так прямо, что позвоночник готов проткнуть её тело, вырываясь на свободу тонкой, без единого изгиба, костью. Конохамару едва проводит по плечу сестры. Она наклоняет голову так, чтобы волосы задели мужскую руку. Хината улыбается. Несчастные влюблённые что-то пробуждают внутри неё. Некое лёгкое любопытство. Которое исчезает вскоре после того, как Конохамару скрывается из вида. Хината ждёт, что сестра решит предпринять. Может, ей повезёт, и они повеселят её ещё сегодня. Шрам в виде слова «боль» ноет и нарывает, но право слово, она же человек. Конечно, она знает, каково это, когда больно телу. Она не из тех, кто болтает чушь про то, что физическая боль ничто в сравнении с душевной. Нет. Хината очень ценит боль своего тела. Это заставляет поверить, что она живая. Несмотря на мёртвое нутро.______
Конохамару возвращается. С пустыми руками. В этом столько чистой иронии. В тех бумагах наверняка было право собственности на тело той, кого он втайне любит. (хотел ли он когда-нибудь вышибить мозги отцу, чтобы освободиться? Я бы на это посмотрела) — Хиаши-сама попросил принести два бокала бренди, чтобы отпраздновать, — говорит молодой секретарь, проводя рукой по уложенным чёрным волосам. Ханаби поднимается с места плавно, словно не хочет бежать быстрее. Хината наблюдает, как она разливает янтарную жидкость в два пузатых бокала. (мог бы так легко его отравить. Молодёжь нынче такая пугливая) Они уходят, мать уткнулась в интерьеры, которые ей не интересны. В этом доме, особняке семьи Хьюга, которым они владеют уже больше ста лет, никто ничего не будет менять. Все это знают. Но жена богатого человека должна интересоваться интерьерами и светскими раутами, а иначе на оных ей придётся молчать. Хината следит, слушает. Дверь открывается, Ханаби заходит одна, ведь Конохамару больше не нужен начальнику на сегодня. Дверь закрывается. Приглушённый смех. Какузу наверняка позволил себе прикоснуться к ней мимолётно, но с обещанием, как за закрытыми дверями будет иметь её, словно денежный мешок. Снова открывается. Конохамару притаился под лестницей. Там его видит только Хината, потому что внимательно смотрит. — Подышу свежим воздухом, пока не слишком стемнело, — кидает Ханаби, не давая матери на это отреагировать. Хината видит, как две тени прошмыгнули за порог. Нутро наконец шевелится. Это любопытство и возбуждение от тайны, которую она знает. Сама Хината не должна ничего говорить, она практически невидимка. Научилась не доставлять проблем, не идеальная, как Ханаби, но такая, кого можно водить за собой, чтобы представлять людям, как мартышку на ярмарке. Хината крадётся тихо, как мышка. Начало лета, ночи ещё не успели как следует прогреться. Две тени крадутся к конюшням. Хината не слышит, чтобы кони волновались, а значит, эта парочка ведёт себя очень тихо. Но это только пока. Она не в первый раз следует за ними по пятам. Всякий раз надеясь. Несмело, но всеми фибрами мёртвой души. Свет только от луны, но это ничего, её глаза успели привыкнуть к темноте. Она слышит копошение и тяжёлое дыхание. Не аккуратны, как всегда. Хината удивлена, что отец их не поймал. Тяжёлая дверь в конюшню приоткрыта. Сквозь тонкую щёлочку Хината видит свою сестру, прижатую к пустующему стойлу. Её руки зарываются в его волосы, пока Конохамару стоит на коленях, неистово зарываясь ей между ног. Кажется, что он хочет вгрызться в её плоть, как Ханаби кусает собственную руку, чтобы не кричать. — Хватит, у нас мало времени, — умоляет сестра. Хината краснеет, знает, что да, когда видит, как Конохамару приспускает с себя брюки, оголяя бледную кожу крепкого мужского зада. Ей не видно больше ничего. Каждый раз одно и то же. Но Хината слышит, как тело проникает в тело. Хлюпающие звуки пробуждают что-то внутри неё. Это похоже на эмоции. На жизнь. Её пальчики подрагивают, и она краснеет сильнее, это убийственное сочетание стыда и вожделения пропитывает каждую клеточку её тела. Хината вся мокрая там, внизу. Пальчики легко проникают в собственную плоть. Она не знает, как далеко может проникнуть в себя, ей кажется, что в какой-то момент натыкается на преграду. Тогда отступает и только бьётся в неё снова и снова. Хината ласкает себя, смотря, как трахается её старшая сестра. Она пытается подстраиваться под ритм Конохамару, представляя, что в ней кто-то… мужчина. Но эта парочка преступников-изменников торопится. Они издают одновременный противно протяжный стон. И всё кончается. Хината злится, снова пытается засунуть в себя собственный палец. Делается так погано на душе. Разочарование плещется на поверхности, а следом и оно исчезает. Оставляя её ни с чем. Возбуждение кажется чем-то далёким и ненужным. Хината ныряет в темноту, провожает взглядом сестру и её любовника. Эротический азарт проходит. Нет ни одного напоминания о нём. Только её асексуальное мёртвое нутро.______
Хочется вытянуть ноги под парту, но Хината сидит прямо, как того требуют правила. В классе темно, светит только лампа диапроектора. В холодном голубом свете видны миллиарды пылинок, снующих туда-сюда. Хината рассматривает свои руки. Они мёртвенно-бледного цвета. Щёлк. Переключается следующий кадр. — Спящее животное даже не просыпается, ферменты в слюне летучей мыши являются своеобразной анестезией, — говорит Мадара-сенсей. — Строго говоря, они не сосут кровь, а слизывают её своим языком, складывая его в трубочку. Хината рассматривает изображение маленькой мышки-вампира, которая присосалась (нет, подожди, получается, что она… подлизалась? Хах) к крупной бурой корове. У неё большие, добрые глаза, а вот летучая мышь страшная, как чёрт. Хотя… Щёлк. — Рана будет кровоточить до восьми часов, хотя маленькая мышка напьётся всего за сорок минут. А всё благодаря антикоагулянту в её слюне, — Мадара-сенсей усмехается раньше, чем произносит название, — и не говорите, что зоологи — скучные люди. Он называется: «дракулин». Не позволяет крови свёртываться. Щёлк. Но экран остаётся белым. Новых изображений того, как маленькая летучая мышка-вампир пьёт чью-то кровь, нет. Мадара-сенсей движется по проходу из конца класса. Конечно, он идёт с той стороны, где сидит Хината. Он тоже из этих. (мой личный Гумберт Гумберт, не думай, что я не вижу, как ты пялишься на меня) На нём серо-зелёный костюм, на одном рукаве остался мел. Глупые бакенбарды и чуть растрёпанные волосы. В крупных очках с тонкой бесцветной оправой, которые он поправляет каждый раз, прежде чем посмотреть на класс. Мадара похож на извращенца. Хината прячется за чёлкой, изображая примерную ученицу, но сама думает о том, что у него наверняка припрятано её фото. То, из прошлогоднего альбома. Первое фото, после того, как показалась грудь. Чёрная рубашка от школьной формы стала чуть мала. Задралась так, что видна полоска кожи живота. А красные завязки от матроски будто специально для того, чтобы указать, на что смотреть. Она представляет его в тишине класса биологии. Под бдительным присмотром грустного скелета и плакатов с подробным описанием человеческих гениталий. (носишь фото во внутреннем кармане своего пиджака, Гумберт?) Приспускает брюки, а там наверняка белые трусы. Такие, растянутые. Ему же нравится думать, что всё так висит от того, что хозяйство большое. Подходит к парте того, кто взбесил на уроке больше всего (это всегда Кири) Хината уверена, что это Кири. Гумберту совсем не нравится, что она такая взрослая. Никаких тебе пухлых красных щёчек. Никакого милого заикания. Строгая причёска, в глазах презрение. Точно тоже знает, какой он жалкий. Она совсем не его Лолита. Поэтому он кладёт на её парту уже изрядно потрёпанное фото Хинаты. Берёт в руку свой набухший член. Едва ли он у него когда-то бывает действительно твёрдым. (вялая твёрдость?) Мысль сбивает с главной. Где её сенсей неистово дрочит на её фото, обливаясь потом и вытирая его рукавом пиджака. Картинка перед глазами жуткая. Поэтому Хината улыбается. Это даже забавно. Но Мадара уже стоит перед всем классом. И видит её улыбку. Он думает, что это ему. Облизывается. А Хината краснеет и ненавидит себя за это. Опускает взгляд на парту. Возникает желание вцепиться ногтями в ещё не зажившую «боль», чтобы снова её расковырять. Хочется, чтобы летучая мышка облизала её рану своим «дракулином». Тогда кровь будет течь восемь часов. Без неё она уже не сможет так краснеть. — Они очень социальные, — продолжает Мадара-сенсей. Тон уже не такой смиренный, как был до этого. Когда кажется, что он понимает — никому из сидящих перед ним детей не интересен его предмет. Но теперь ему самому интересно. Хината чувствует макушкой, что он смотрит на неё, прямо вдалбливается взглядом во всё её тело. — Летучие мыши делятся кровью со своими соседями. Но знаете, что самое любопытное? Они запоминают кто главный… жадина. Хината не выдерживает и смотрит на учителя. Он сказал это – жадина, как будто слишком сюсюкая его. Она натыкается на чёрные глаза за стёклами очков. Чуть увеличенные. Смотрящие. Тумблер переключается. Смущение. Немного страха, что от этого могут быть проблемы. Вдруг она всё это надумала настолько, что теперь Мадара-сенсей позвонит отцу и расскажет: «С вашей дочерью что-то очень сильно не так». Учитель снова облизывается. Вытирает мелкие капельки пота со лба. Но жирный блеск никуда не исчезает. Она была права. И это скучно. Эмоции медленно гаснут. Хината закрывает свой учебник биологии. Звонок. Ученики торопятся уйти. Урок был последним. Её толкают локтями. Делиться с ними кровью она бы не стала. Мёртвое нутро презрительно фыркает. Ему снова плевать.______
Медленно. Никогда не было проблемой, но вот стало. Одна фраза. — Хината? Не поможешь мне тут всё убрать? — она поворачивается к учителю. Сжимает в руках кожаную ручку своего портфеля. Прикрывает им колени. Поклон. Волосы упали на лицо. Щёки зарумянились. Невинный ангел. Прилежная ученица. — К-конечно, Мадара-сенсей, — все они причина её заикания. Это вызывает рябь раздражения. К лицу приливает больше краски. Хината кладёт портфель на первую парту, а сама уходит в конец класса. Где уже стоит учитель. Она старается не смотреть в его тёмные глаза. Словно это может спровоцировать его. Бледными пальчиками, холодными по виду и внутреннему ощущению, Хината складывает маленькие квадратики диафильмов в длинную коробку. Дрожь берётся непонятно откуда. Это страх, но не ясный. Разум не прочь приказать телу уходить. А тело ощущает эти прекрасные тёмные эмоции. В этом ему видится дыхание жизни. Поэтому Хината продолжает складывать карточки. Пока не убирает их все до одной. Накрывает крышкой. И несёт к шкафу. Она приподнимается на носочках, чтобы дотянуться до верхней полки. Рубашка задирается вверх. Поэтому пальцы учителя прикасаются к оголённой коже, обжигая огнём. Холодным. Заставляющим всё внутри замереть, как зверька. Почуявшего хищника. Хината резко падает на всю ступню, каблучки ударяются друг о друга. Она почти роняет коробку с диафильмами. Но Мадара оказывается ловок. — Держу, — с улыбкой говорит учитель. Сам кладёт её. На самый верх. А руку не убирает. Рубашка вернулась в нормальное положение, но его пальцы так и остались под ней. — Ты так мило смущаешься. Когда смотришь на меня. — Йа-я? — заикается и смотрит в пол, старается сделать шаг назад, но пальцы впиваются в мягкую кожу. Теперь это настоящая хватка. Хината смотрит на дверь кабинета биологии. Она хочет, чтобы кто-нибудь вошёл. И не хочет. Страх разгоняет кровь по венам. Она чувствует себя живой. Это приятно. Даже брезгливость от близости учителя приятна. Тело полнится возмущением, когда Мадара снимает очки и оставляет мокрый поцелуй на её горящей щеке. Его пальцы приподнимают её голову. Хината видит своё отражение в возбуждённых чёрных глазах. И она там кажется себе живой. — Ум-хр, — учитель пропихивает язык ей в горло. Это словно есть осьминога. Ей приходилось. Противно. Сложно вдохнуть. От Мадары воняет потом, этот едкий запах только усиливается под действием его возбуждения. Его рука выкручивает ей запястье, когда замечает сопротивление. В нём оказывается больше силы, чем кажется. — Дразнишь, возбуждаешь, я знаю, — шепчет Мадара, со всей силы вдавливая её упирающуюся ладошку себе в пах. Хината чувствует, что там что-то шевелится. Но оно ленивое, едва выпирает. А ещё оно горячее, чем её пальцы, к которым он перекрыл приток крови. — Твоя невинность, — он толкает её вперёд спиной. Ноги скользят половину пути. — Твой голос. Вся эта милая жеманность. Такая естественная, — пока она не упирается в широкий учительский стол. — Все они, — в голосе Мадары появляется странная маниакальность, — фальшивки. Пошлые. Грязные. Но ты, ты — моя Лолита. Хината ненавидит его. За то, какой он скучный и предсказуемый. Она раскусила его в два счёта. Ненавидит за мелкие шрамики от угрей на коже. Сложно ему, должно быть, пришлось в подростковом возрасте. Каждую волосинку в широких чёрных бровях. Всё это вырастает перед её глазами, когда Мадара снова пихает ей язык в рот. Ненавидит и хочет уйти. А ещё хочет возненавидеть сильнее. Поэтому не вырывается, а позволяет учителю посадить себя на его рабочий стол. Дерево холодное. Юбка задралась, а трусы не спасают от противного прикосновения, она издаёт какой-то звук, просто холод резкий. Но он воспринимает это как поощрение. Толкает на спину. Хината видит белый потолок и гудящую лампу. Каждые тринадцать секунд она подмигивает. Секс давно возбуждал любопытство. С тех пор, как она впервые увидела сестру с Конохамару. Это вызвало отклик. Где-то в самой глубине тела. Это было похоже на жизнь. Но похоть приелась. Всё, что она могла — трогать себя своими холодными пальцами. В какой-то момент исчезло даже чувство стыда за это. За тёмные ночи в своей кровати, когда она представляет мужчину на себе. Хината всегда видела кого-то красивого. Безликого, но красивого. Тело. Руки. Мягкие волосы. И глаза. Живые. Мадара почти старик в её понимании. Его руки сухие из-за постоянного использования мела. Они забираются под её одежду, царапают нежную молодую кожу. А губы слюнявые. Она чувствует мокрое пятно на своём голом животе. Он не пытается её полностью раздеть. Хината видит, как его глаза то и дело косятся в сторону двери. Боится. Но верх берут животные инстинкты. Мнит себя главным самцом в стае, за которого будут драться все самки. Рубашка комкается у шеи, закрывая обзор на его лицо. Учитель причмокивает губами, когда присасывается к её левому соску прямо через ткань бюстгальтера. (они же поголовно извращенцы, мужчины, всё время трахают женщин, которых считают то матерями, то дочерьми… любят маленьких, о ком нужно заботиться… присасываются, словно вспоминают каково это — пить молоко матери) Ноги затекли. Край стола больно впивается куда-то в бёдра. Мадара никак не может совладать со своей жадностью. Всё сосёт и сосёт. Но его руки шарят где-то под её юбкой. Хината переживает, что он может коснуться «боли», ещё хуже — «свободы». Но Мадара просто ищет края её трусиков. Стягивает их вниз, слюнявя ложбинку между грудей. Живот. И край юбки. Хината чувствует, что трусики застряли где-то на коленях. — Я давно смотрю на вас всех, — Хината хмурится, когда его лицо оказывается прямо перед ней. Слишком близко, нос к носу. Отвернуться не получится, — но ни одну не тронул. Не хотел. Все они были грязные. Даже те, кто ещё не познал мужчину. Но только не ты. Я вижу это в твоих глазах. Тебя послало на мой путь провидение. Потому что я достоин. Мадара смотрит ей в глаза, а его рука шарит под юбкой. Хината дёргается, когда его грубые пальцы находят её нежные складочки. Ощущения чужих пальцев внутри отличается. Тело просто присматривается, примеряется, пока не понимая — хочет этого или нет. — Ты не намокла, — с восхищением произносит Мадара, показывая ей свои сухие пальцы, — это превосходно. Такая чистота, что похоть тебе не известна. Хината снова хмурится. Похоть ей хорошо известна. Но тело отвечает на вопрос. Оно не хочет. Поэтому она дёргается, пытаясь соскочить с учительского стола. Он принимает это за нетерпение с её стороны. Она видится ему готовой к какому-то благословению с его стороны. Бедная, чистая девочка, которая сможет остаться такой только после него. — Они животные, — в глазах учителя появляется безумие, — они захотят, чтобы ты испытала удовольствие. С ними. Чтобы была одной из этих самок, подвластных зову плоти. Но я знаю, что смогу. Я спасу тебя от этой участи. Покажу, что это на самом деле. Это от животных — не от священного, что в нас есть, — Хината кривится, шипит сквозь зубы, когда Мадара слишком резко пихает в неё палец. Он показывает немного крови. Теперь её охватывает нужное чувство. То, которое кричит, чтобы она вырывалась и бежала. Сердце бешено стучит. Это жизнь зовёт её. — Нет, — первое, что она говорит своему сенсею. Теперь очередь Мадары хмуриться. — Ничего, всё хорошо, — уверяет он её. — Ты этого не хочешь, и это самое главное. — Нет! Мадара улыбается, в его взгляде восхищение. Он наваливается на неё, зажимая руки над головой. Запястьям снова больно. Его дыхание слишком близко. Хината выворачивается, но учитель небывало силён. Её тонкие ножки зажаты между его твёрдых. Ткань брюк больно натирает оголённые участки кожи. — Смотри, — шепчет Мадара. Его рука давит на шею, заставляя Хинату приподнять голову. Подбородок упирается в грудную клетку. Она видит его член. Пухлый, но весь сморщенный. Он выглядит вялым, хотя каким-то чудом стоит параллельно полу. А потом исчезает где-то в её собственных недрах. Бледно-серые глаза расширяются от страха. И в тело что-то проникает. Ломает его на две половины. Крик боли застревает в горле. Вырывается только сдавленный хрип. (как предсмертный) Мадара с трудом проникает в сухие, как наждачка, тесные складочки. На всю длину. До упора. И вынимает обратно. Становится легче. Учитель демонстрирует ей свой член. Весь в её крови. (социальные животные должны делиться, верно?) Загнать его во второй раз намного проще. Кровь упрощает движение. Смачивает его кочерыжку. На нём слишком много кожи, она собирается складками, которые не способны расправиться по всему стволу. Мадара убирает руку. Хината ударяется затылком о столешницу. Она превращается в один сплошной сгусток боли. Но это плохая боль. Она не чувствует себя живой. С каждым толчком он цепляет ещё один кусок её мёртвого нутра. И это вызывает улыбку. Жестокую. Ненормальную. Хината понимает, что заражает его своей внутренней смертью. Она убивает его прямо сейчас. Больше не будет его Лолиты. Теперь, смотря на неё, он будет видеть не чистоту, а свою грязь. Он никогда не сможет снова трахнуть её в первый раз. Мадара больше никогда не будет счастлив. И он читает это в её горящих глазах. — Демоница, — стонет сенсей, вынимая свой член. Он отворачивается. Не может смотреть на неё. И снова дрочит. Грязно-серая сперма жалкими каплями падает на парту Кири.______
Мадара плачет, уткнувшись носом в парту, которую обкончал. Она смотрит на свои бледные ноги. По ним медленно стекают струйки крови. Хината думает размазать их трусиками, что упали на пол. Но так ничего и не делает. Просто смотрит. Пока не вмешивается Мадара. Он в истерике. Тоже осознал, что его Лолиты больше нет. Не смог сохранить её чистоту. Хината презрительно смотрит, как он размазывает её кровь своими грубыми ладонями. Пытается всё исправить. Это не так скучно, как она думала. Смотреть за его потугами приятно. Он оставляет её неожиданно. Просто убегает. (от этого не сбежишь) Дома она долго смотрит на себя в зеркало. Ищет, что изменилось. Она теперь женщина, но это будто ничего не изменило. Она говорит себе, что теперь жертва насилия. Но разум никак на это не отзывается. Он блокирует скучные мысли. Ей нравится думать, что теперь она сама стала хищницей. Больше делиться кровью не нужно. Остальное она сможет забрать даром. Мадара открыл ей мир похоти. Похоть без боли. Она пытается улыбнуться. Но это мёртвая улыбка. Произошедшее уже стёрлось из её памяти. Погружая обратно в пучину мёртвой тишины. Хината берёт бритву. Она действеннее. Полосы получаются ровными. Усилий прикладывать не приходится. И кровь стекает, как там. В кабинете биологии. Под пристальным вниманием скелета и плакатов с гениталиями. Она выводит простую истину, которую продолжит отрицать. Продолжит бросать ей вызов. («мёртвая внутри»)______
Уроков биологии не было какое-то время. Пока искали замену учителю. Об этом старались не трепаться. Мадару нашли не сразу. Говорят, что соседи пожаловались на вонь. Пистолет был трофейным. С войны. А чтобы никто не услышал... Стрелял через книгу. Ошмётки мозгов и страниц перемешались. Очевидцы говорили, что это была… «Лолита».______
В остальном школьная жизнь казалась Хинате (скучной) скучной.______
Хината хотела верить, что когда-нибудь придёт такое время. Когда всё изменится. Она станет кем-то новым. Станет свободной от оков, которые просто сдерживают её истинную сущность. Если такая у неё вообще есть. Но кто-то всё время стучался изнутри. Взывал к ней, просил выпустить на волю. Она думала, что у девятнадцатилетней студентки университета всё именно так и будет. Конечно, отец не пустил её в общежитие и контролировал посещаемость. Хината медленно лезла на стенку, пока была заперта в этом большом скучном доме. Но выбираясь оттуда... Что же. На воле оказывался и кто-то другой. Страна вдруг преобразилась, стала успешнее после нескольких десятилетий сплошного застоя. И это подало кому-то идею — почему бы не сделать людей ей под стать. Правительство стало вмешиваться буквально во всё. Выдумало программу, как сделать идеального гражданина. Хинате стало казаться, что весь мир оказался под бдительным взглядом её отца. Она сидела на скучнейших лекциях по теории искусства. (разве у искусства может быть теория?) Всё было аккуратно, чинно. Традиции, правила. Никакого бунтарства. А она так надеялась, что в насильном заточении на кафедре искусствоведения будет хоть какая-то польза. Пока же из неё взращивали куклу, лишённую воображения и собственных мыслей. Такая идеально подойдёт, чтобы следовать тенью за условным мужчиной. Сможет поддержать бессмысленную беседу с такими же куклами. Ведь знания икебаны — тоже своего рода искусство. Хината искала. Не знала, кого или чего, но словно летучая мышь-вампир передвигалась по замшелым коридорам факультета. Принюхивалась. Прислушивалась. В поисках тех, кто сможет поделиться с ней кровью жизни. Кровью искусства. Оно манило её своей свободой, формами выражения эмоций. Хината смирилась, что навсегда останется лишь теоретиком. Но как же хотелось прикоснуться к практикам. Эта идея захватила её едва живой разум. Подталкивая мёртвое нутро к действиям.______
Охотничьи угодья казались бесконечными, но каждая новая особь вгоняла её всё в большую тоску. Вчерашние мальчишки смотрели на неё, как на игрушку, с которой нужно успеть поиграть. Восторг, плещущийся из их глаз, представлялся испражнениями единорогов. Блёстки. Радуга. Они всегда были очень старательными. Хината успевала заскучать ещё на первом акте. Её немного веселили эти самцы, которые обещали показать звёзды и (так вот почему они всегда считают своим долгом вдалбливаться в тебя. Искры выбивают?) истинное удовольствие. Настоящее прозрение. Много гонору — она такому не доверяет. А серьёзных мужчин Хината сторонилась сама. Явно поголовно психи, а за ней уже образовывается дорожка из трупов. (знаете ли, каждый с чего-то начинает, и первый всегда есть, так что нечего придираться к словам) Хината всерьёз размышляет о дедифференциации искусства. Это как с клетками. Они возвращаются в какое-то первоначальное состояние. Лишаются своей различности. Но клетки после этого могут стать ещё более специфическими. А искусство? Говорят, что дедифференциация стирает грань между искусством и повседневностью. Что это значит? Всё окружающее вдруг становится искусством? Что если и она тоже — произведение искусства. Просто не знает об этом. Это хорошая мысль, она воодушевляет. Приятный подъём. — Тебе хорошо? — Хината устало прикрывает глаза. Она забыла, что за спиной стоит Зецу и очень старательно вгоняет в неё свой тонкий член. (ну, кто меня осудит, если он словно невинный стебелёк. Не моя вина, что лекции по культурологии оказались занимательнее. В отличие от неудовлетворительного секса, который приводит к мысли, что ты просто дешёвая шлюха, они приводят к мысли, что ты творение мастера) — Хорошо, да? — он так пыхтит, что Хината теряет прелестную нить рассуждений. Они в комнате Зецу в общежитии. Она уткнулась лицом в простыни. Это кровать его соседа по комнате. Хината не знает, где этот парень, но у него простыни из египетского шёлка. Настоящее блаженство прикасаться к такому. Остальное можно потерпеть. Зецу ей не парень. Порой Хината сомневается, что он вообще парень. Даже имея тонкое набухшее доказательство. Стрижка короткая, тело тщедушное. Порой он напоминает ей о сестре, которой не досталась её фигура. — Хорошо-о-о-о, — когда он сам отвечает на свой вопрос, дело движется к финалу. Хината позволяет ему пользоваться своим телом в надежде, что он пригласит в его компанию. Зецу не изучает искусство — он им занимается. Пишет грязные стишки о том, как трахает и потрошит женщин. Она бы запереживала (будь я нормальная — да, конечно, это ведь… нормально) о причинах и доле правды в этих памфлетах, но секс хорошо помогает узнать человека. Он не способен. Да, всё. На этом точка. Это единственное описание для Зецу. Но Хината держится за него в попытке узнать о хозяине египетских простыней. Чутьё говорит, что он тот самый. Бунтарь, которого она искала. Любопытство не угасает. Даже мёртвому нутру интересно.______
Она знала, что это он. (ладно) Она догадывалась, что это будет он. Стоило лишь увидеть. Их маленький кружок, в котором они мнили себя богемой, обитателями Олимпа. Лучшими из лучших. Обретался в старом промышленном помещении. Это была их собственная «Фабрика», а он мнил себя этаким Энди Уорхолом. Хинате было плевать на напускной пафос. Она знала только одно — он такой же мёртвый внутри, как она сама. И это решило всё. — Искусство в этой стране получило пулю в лоб, оно не породит новых непризнанных гениев. Лишь изгоев, которые не вписываются, — Хината ловила каждое его слово. Разглядывала мерцающую бледную кожу. Светлые глаза. Такие ясные, будто горящие изнутри. Два холодный ледяных огонька. — Я знаю, что оно мертво, ты знаешь, — тонкие холодные пальцы касаются её подбородка. Он говорит всё это ей. Ей одной. — И мы соглашаемся на это. Плюём на жизнь и восхваляем смерть. Это было именно то, что ей нужно. Тот, кто понимал. В одночасье быть мёртвой внутри оказалось чем-то нормальным. Хината больше не хотела оживать. Она была готова остаться такой. Ведь его слова значили, что это новая норма. — И ты мертва, знаешь? — она кивает. Тонери водит пальцами намного дальше её подбородка. Беззастенчиво задирает её короткое серое платье. Исследует всё её тело. — Но при этом ты совершенная упаковка для человеческой мёртвой души. Понимаешь? — Хината всматривается в бледно-голубые глаза. Он не хочет, чтобы она его понимала. (ты говоришь о моём теле) Поэтому отрицательно качает головой, выбивая из него утончённое снисходительное хмыканье. — Я говорю о твоём теле, ангелочек, — она прощает ему заносчивость, наверное, он гений. — Хочу вылепить его. Попозируешь мне? — Да, — как-то даже странно получается. Слишком много эмоций. Впервые, когда ей нужно оставаться самой собой. Мёртвое нутро хочет познать жизнь.______
Хината не удивлена, что египетскими простынями пользуется его сосед по комнате. Если Тонери может проводить всё своё время в своей мастерской. Всюду белая глина. Одни куски напоминают тела, сплетённые в порывах страсти. Другие — лица, искажённые безумием. Хината медленно прохаживается мимо них. Закусывает губу. Это место. Комната с испачканными полами, пыльными инструментами и незаконченными скульптурами. Напоминает ей её внутренний мир. Белые фигуры лишены красок, как она сама. Они лишь корчатся, пытаясь выдавить из себя что-то. Принять форму. Но остаются мёртвыми изваяниями. — Иди сюда, — она идёт. Тонери стоит рядом с безобразными кучами белого месива. Довольно большими, хватит, чтобы слепить её целиком. Напротив место, укрытое коврами с раскиданными подушками. — Раздевайся. Хината остаётся в нижнем белье. Когда Тонери оборачивается на неё и качает головой. Она снимает всё остальное. Он жадно улыбается, когда видит их. Когда подходит, чтобы потрогать руками. — Чудесно, ангелочек, а у тебя прогнившее нутро, я рад, — говорит скульптор, — их я тоже вылеплю. Так и знал, что ты идеальна для моей задумки, — он всё трогает её шрамы, которые ей так хотелось ему показать. Трогает всё, проверяет каждый изгиб. — Расставь ноги, хорошо, — он задумчив. Хината не чувствует, чтобы он… хотел её, как женщину. Его пальцы проводят по лобку, тоже проверяя изгибы. Кажется теперь его руки знают, как сделать копию её тела из глины. — Ложись. Подушки колются, и тело по ним скользит. Она ложится, вытягиваясь в струну. — Нет, закинь руки назад, — закидывает, — и согни ноги в коленях, так, а теперь разведи их. Хочу, чтобы ты раскрылась, как бутон. В той стадии, после которой его не ждёт ничего, кроме смерти. Хорошо. Просто лежи. Думаю, с этим ты справишься.______
Хината ходит к нему в мастерскую день за днём. Лежит перед ним голая. Но он не делает ничего, что говорило бы о его заинтересованности. Это приятно задевает её самолюбие. А Хината даже не знала, что оно есть. Когда она не раздевается перед загадочным парнем, который заставляет её чувствовать шевеление любопытства в недрах мёртвого нутра. Хината становится кем-то вроде летописца. Только она ничего не пишет, лишь запоминает. Она как антрополог богемы. Они не друзья, дружить слишком сложно. Но их мир почти похож на свободу. Настоящую. Ту, про которую она думала, когда царапала её на своём теле. Куда не глянь — всюду художники и музыканты. У них странного цвета волосы. Скучающие взгляды. Они рассуждают о поэзии и психоделике. Читают запрещённые американские книжки о наркоманах и маргиналах. Стремятся быть такими же. Хината не стремится. Но они всё время говорят о расширении сознания. О возможностях увидеть то, чего нет. Она хочет этого. Увидеть жизнь внутри себя. Понять — есть она или это лишь эхо. Вдруг всё это лишь сон. И она правда мертва? — Всё дело в том, что ты никогда не знаешь, чем это закончится, — говорит ей Конан. Синие волосы. Всё время что-то складывает из бумаги. Тонери говорит, что это дань протесту. Такие традиционные оригами она делает частью своих инсталляций. На тему свободной любви. Силы женщины. И главной её мысли, которая заставляет Конан чувствовать себя значимой: «Моё тело принадлежит только мне и мне решать, что с ним делать». Хината этого не понимает. Её тело — просто комок плоти. Она не уверена, что ей оно нужно. Но Хината послушно открывает рот, позволяя Конан положить ей на язык маленькую бумажку с изображением милого рисованного лисёнка с большими голубыми глазами. Бумажка миллиметровая, но лисёнок западает в память. Хината знает, что это ЛСД, читала об этом. Наркотик. Это из-за него три года назад Сид Барретт распрощался с Pink Floyd.______
Хината не помнит, чтобы уходила домой. Но вот она за столом. Вся семья в сборе. Но ведут себя странно. Присосались к коктейльным трубочкам. Их глотки активно двигаются. Прислуга выкатывает серебряный поднос. Хината хочет предупредить всех, что это может быть голова. Но нет. Всего лишь зажаренные тонкие ручки. Пальчики должны приятно хрустеть. Руки обнимают окорок. Сочный, ароматный. И даже слово «свобода» прожарилось до корочки. Хината опускает взгляд на своё тело. Её пришлось привязать ремнями, чтобы не упала. Оставшаяся нога качается, но Хината не приказывала ей этого. Она сама. Рук тоже нет. Она вся перевязана жгутами, чтобы не терять драгоценную кровь. В плоть воткнуты тонкие трубочки. Теперь понятно, что так жадно пьёт её семья. Хината чувствует, что плачет. Её тело забрали. (но теперь оно мне так нужно) — Верните!______
В комнате темно. Загорается прожектор. Свет режет глаза. Хината старается отвернуться. Она стоит в пятне яркого света. А перед ней стоят на коленях мужчины в масках животных. Они голые. Как и она. Они трогают свои возбуждённые члены. Хината хочет прикрыться. Но отвлекается на то, что у неё снова есть руки. Они кончают. Один за другим. Белые лужицы спермы образуются вокруг неё. Удушающая вонь. Она хочет уйти, но спина упирается в стену, которой нет. Она просто врезается в темноту, словно её накрыли стеклянной банкой, как маленькую бабочку. Стон. Хината смотрит на последнего мужчину. Он всё ещё не кончил. На нём маска лисёнка с голубыми глазами. Кажется, что глаза настоящие. Так он смотрит на неё. Порочность происходящего превращается в неистовое желание. Хината хочет… Хочет… Чтобы он… эти глаза…______
Раздаётся выстрел. Глаза застилает красная пелена. Хината пытается стереть её, размазывая всё больше. Пара солёных капель попадает в рот. Она знает кровь на вкус. Запах железа успокаивает. В темноте ей кажется, что это безопасность её комнаты, где можно побыть собой. Но грубые руки хватают её. Тащат куда-то из тьмы. У него нет половины головы. Её разнесло выстрелом. Но даже так Хината узнаёт чёрный глаз и несколько следов от угрей. В руках мужчина сжимает очки. Снял их, чтобы стёкла не попали в глаза. Будто не собирался вышибить себе мозги. Мир переворачивается. Хината скользит назад себя, пока не начинает падать. Больно приземляясь на поверхность учительского стола. Ходячий мертвец нависает над ней. Кровь нескончаемым потоком затекает ей в рот. Он переполняется. Хината захлёбывается. Она ещё никогда так сильно не брыкалась, не стремилась защитить себя от посягательств. Её мёртвый сенсей пытается что-то сказать, но только булькает кровью. Это жалкое положение жертвы вызывает приступ ярости. Хината скалится, показывая трупу, как кровь забилась в тонкие щели между белыми жемчужинками зубов. Она чувствует свою силу. Его смерть — конечная, настоящая, а она живая. Хината легко ломает его кости, скидывая этот бесформенный мешок с себя. Спрыгивает со стола, наступая на грудную клетку. Она приятно хлюпает, когда проваливается под тяжестью её тела. Живого тела. Хината оглядывается. Каждый раз, делая каждый шаг. Смотрит на кровавые отпечатки своих ног. Идёт и идёт. Не понимает, что ходит по кругу, пока не наступает в свой собственный след. Раздаётся выстрел. Её окутывает вихрь порванных страниц. Листочки оставляют глубокие царапины на открытых участках кожи. Струйки крови стекают вниз. Так знакомо. На пролетающих мимо страницах порванной книги — слова. «Она была Ло, просто Ло» «Она была всегда: Лолита» — Никогда не знаешь, чем это закончится, — голос знакомый. Он звучит со страниц книги. Обрывки кружатся всё быстрее. Превращаются в бумажные крылья, и на Хинату снисходит прекрасный ангел с синими волосами. (я… где… я… скажите… где) — С возвращением, — Хината открывает глаза. Она всё ещё рядом с Конан. На дворе день. Или утро. Светит солнце. Греет онемевшие конечности. Хината ощупывает своё тело. Всё на месте. Прислушивается к тому, что внутри. А там ничего нового. Только её мёртвое нутро.______
Тонери почти закончил. Но так он говорит уже в третий раз. Хинате всё равно. Она лежит с раздвинутыми ногами, раскрытая перед ним. Ждёт, что он отреагирует. Но скульптор сосредоточен на своём творении. Его руки трогают глиняные изгибы. Глаза смотрят на неё лишь мельком, чтобы напомнить себе, как выглядит оригинал. Тонери поглощён её белой копией. — Не знал, что ты ещё работаешь, — Хината лениво переводит взгляд на светловолосого парня андрогинного вида. Светлые волосы падают на глаза. Закручиваются на концах. На нём светлая рубашка в полоску и такие же брюки. Словно его одели в костюм, сшитый из одного обрезка матраса. Рубашка расстёгнута до середины. На тонкую шею повязан шёлковый шарфик. Леопардовый. Руки слишком длинные. Лицо слишком нежное. Как у ребёнка. А в глазах отсутствие интереса к чему бы то ни было. Расклешённые брюки волочатся по грязному полу. — А я работаю, — спокойно отвечает Тонери своему гостю. — Это Хината, — говорит он, не смотря на девушку. Его гость тоже не смотрит, но рукой взмахивает. Хината думает, что нормальный человек уже обиделся бы. Но ей плевать. Не получив никакой реакции, Тонери оборачивается. И улыбается. Но это хорошая улыбка, Хината понимает такие. Когда приподнимаются уголки губ, а в глазах эмоциональный штиль. — Надо же, ты не попыталась прикрыться. Хината моргает пару раз, оставаясь в той позе, которую он попросил её занять. — Первый порыв неосознанный — прикрыться. Это всех смущает, когда его видят голым чужие люди. Есть ли в тебе смущение? — Хината чувствует, как жар касается щёк. Знает, что краснеет. Не от смущения. А от его отсутствия. До этого он молча принимал её странность, никогда не говоря о ней. Она не знает, как реагировать на то, что он заметил. (есть ли между нами разница?) — Я принёс книгу, которую ты просил, — вмешивается парень с женственным лицом и кудрявыми волосами. Хината по-началу не заметила у него на плече сумку. Длинная ручка. Чёрно-белый орнамент. Наверняка из каких-нибудь волокон конопли или вроде того. Он достаёт широкую, но тонкую книгу. Хинате видно только изображение человека в лисьей шкуре на обложке. — Ты мой спаситель, — говорит Тонери, проведя рукой по щеке парня. Нежно. Такие касания Хината знает. Конохамару так прикасается к её сестре. Незнакомец смущается, стараясь не реагировать слишком очевидно. Но Хината видит, как ему приятно это внимание Тонери. — Ты ещё долго? — незнакомец старается быть скучающим. Но Хината видит, как его глаза недовольно косятся на неё. Тонери мычит что-то невнятное, зарывшись с головой в книгу. — Замечательно, — незнакомец устаёт от этого. Его рука ложится на страницу, закрывая ему обзор. Тонери снова улыбается, снисходительно. И зачем-то целует руку незнакомца. — Нет, — на что это ответ Хината не знает. — Продолжим потом. Хината садится на подушках. Настолько свободная любовь казалась ей далёкой. Где-то там, за океаном. Но когда губы Тонери находят губы незнакомца. Что-то в ней приятно шевелится. Ничего настолько запретного она не видела так близко. Даже подумать не могла, что такие, как они, есть среди её знакомых. — Она долго будет пялиться? — бросает незнакомец в её сторону. Хината невольно проводит по губам рукой, пока смотрит, как нить слюны виснет на его женственных губах. — Не груби, Ягура, она невинная душа, никогда не видела таких, как мы, — объясняет Тонери, — ангелочек привыкла, что все похотливо смотрят только на неё, — он кажется довольным своими словами. Ждёт, что Хината отреагирует. Но она только смотрит. Два парня смотрятся странно рядом. Это вызывает лёгкое беспокойство. Но не настолько, чтобы ощутить что-то сильное. Вообще-то эта новость только убивает часть любопытства. Хината хотела узнать, что почувствует, если будет с таким же, как она. Ей хочется. Понять. Это удовольствие. — Хочешь остаться? — неожиданно спрашивает Тонери. Хината наклоняет голову на бок. Волосы текут по голому плечу. — Что? — Разве ты не хочешь попробовать что-то новое? — Её? Нет, от одного вида воротит. Я к ней не прикоснусь. Это забавно. Они спорят прямо при ней. Она раздумывает, а вдруг (хочу) хочет. — Доверься мне, — шепчет Тонери, проводя пальцем по голой груди Ягуры. У него узкая грудная клетка. Он весь плоский и сплющенный. Совсем не похож на мужчину в представлении Хинаты. Тонери уходит. Его голос звучит издалека. Просачивается через его белые статуи. Пока он что-то громко ищет. — Я занимаюсь индейцами, — говорит он. — Оборотнями навахо, если точнее. Лепить их — одно удовольствие. И я сделал для них кое-что особенное. Но совсем им не подходящее. Трубку мира. В тонких пальцах скульптора глиняная палка. Не очень толстая, не очень длинная. Но продолговатая форма отдаётся ощутимым предвкушением. Хината смотрит на трубку. Она не покрашена. Мёртвенно-белая. Почти как кожа Тонери, только ещё бледнее. Действительно мёртвая. Ягура сопротивляется, не хочет идти за Тонери, хотя тот тянет его за руку. Он сдаётся, когда скульптор уходит один. Тонери даёт Хинате прикоснуться к гладкой поверхности. Она идеально мёртвая. Холодная. В ней нет движения. Она гладит её по всей длине. Это поражает. Возбуждение кажется настоящим. — Ложись, — Хината и Ягура смотрят друг на друга. Долго. Решаясь принять то, что оба желают. Она откидывается спиной на подушки. Он ложится рядом на живот. Их головы повёрнуты друг другу навстречу. Хината расставляет ноги. Ягура приподнимает зад. Их голая кожа касается друг друга. Они смиряются. Тянут руки. Пальцы касаются лишь кончиками. Проверяют: смогут ли. Глубже. Крепче. Пока не переплетаются целиком. Ягура плаксиво стонет, когда Тонери вгоняет в него свой член до предела. Хината отвечает на его сжатие её пальцев. Неожиданно для самой себя, Хината выгибается в спине, когда глиняная трубка мира входит в неё. Она чувствует, что между ног мокро. Их руки хватаются друг за друга. Головы склоняются ближе. Пока их трахает один парень. Хината горит. Такое с ней впервые. Всё внутри переворачивается. Кровь закипает. Мёртвая глина врывается в неё. Всё глубже и глубже. Она то кажется чем-то чужеродным, и хочется от этого избавиться. То кажется тем, чего так не хватало. Хината мечется в агонии. Прикусывает губу до крови. Солёные капли затекают в рот. Тонери наклоняется, чтобы слизать струйку, текущую по подбородку. Ритм ускоряется. Тонери синхронно вбивается в Ягуру и толкает в неё трубку мира. Пот покрывает три тела. Голая кожа Хинаты прилипает к бёдрам Ягуры, отлепляясь с чавкающим звуком. Тонери снова ускоряется. Хината видит, что он наслаждается своим положением, пока парень под ним вгрызается в одну из подушек. Ей тоже достаётся больше движения. Она неистово двигает бёдрами. Чувствует пальцы Тонери, так глубоко в неё входит трубка мира. Её бледные глаза расширяются от шока, когда к всхлипам-стонам Ягуры прибавляются ещё одни. Её собственные. Эти громкие звуки разрывают барабанные перепонки. Разносятся по просторному помещению мастерской. Отскакивают от стен и высокого потолка. Хината понимает, что сама насаживается на мёртвую белую глину. Её тело ещё никогда не было таким живым. Она старается задержать это чувство. Но Тонери без сил опускается на спину своего партнёра. Уже вяло, продолжая пихать в неё трубку. Хината понимает, как близко была. А теперь всё ушло. Мёртвое нутро всё поглотило.______
Тонери пригласил её на свою выставку. Где все должны были увидеть её скульптуру. Она стояла по центру специально отведённого места. В свете многих мелких лампочек. Одна. Звезда вечера. И все ею восхищались. Хината не видела там себя. Это была лишь красивая упаковка для мёртвой человеческой души. Она посчитала это какой-то шуткой Тонери. Иронией над иронией. А потом увидела, как он принимает поздравления. Как улыбается. Не уголками губ, а глазами. Жадными до восхищения его талантом. Он оказался всего лишь ещё одной фальшивкой. Он не был мёртв, как она. Тонери притворяется. Чтобы иметь значение. И в том, как он на неё посмотрел, было только одно: «Ты же делаешь так же». Он не верил, что мёртвое нутро — её суть. Хината лишь грустно улыбнулась. Её глиняную копию повредили при перевозке. А Тонери не создал больше ничего настолько же прекрасного. Он пил столько, сколько не мог вместить его организм. И спал с очень ревнивыми мужчинами. Один из них ударил его ножом. Тридцать три раза. Ведь однажды он не понял, что столкнулся с живой смертью. Её мёртвое нутро ликовало. А потом снова затихло, умирая.______
Хината лежит на своей кровати вниз головой. Кончики волос касаются ворса ковра. Она всё ждёт, когда же вся кровь прильёт к мозгу, чтобы разнести его в клочья. (не нужно этих лекций, я знаю, что будет не так) С тех пор, как Тонери и прочие раскрыли свою истинную сущность, оказавшись дешёвой подделкой, которая чего-то стоит только под наркотой. Хината впала в своё обычное состояние беспробудного отчаяния. Хотя и тут были свои подводные камни. Отчаяние, да ещё беспросветное. Эта красивая серая хандра. Поставила бы её в один ряд с лучшими. С весёлыми самоубийцами, которые не выдерживали напора жизни. Со страдающими музыкантами, поэтами и художниками, которые отрезали себе части тела и уносились в небеса молодыми. Отрастив крылья с помощью пагубных привычек. Всё это очень похоже на идеальную жизнь. Хинате такая не светила. Она была просто. Пустой. Казалось, даже кровь не хочет переливаться из тела в мозг. Даже её сердце стучало в одном постоянном ритме, не желая ускориться. — Можешь изредка притворяться нормальной? — недовольно спросила сестра, остановившись на пороге её комнаты. Внутрь не зашла, будто боялась заразиться её ненормальностью. Хината видела её перевёрнутой. Ноги вверху, голова внизу. Уморительное зрелище. (любопытное предложение) Хината резко оттолкнулась ногами. Тело соскользнуло с покрывала, макушка врезалась в ковёр, ноги накрыли сверху. Она упала на бок. И только потом села спиной к сестре. Прикоснулась к лицу, пальцами размяла его, как делал Тонери с белой глиной, когда лепил копию её лица. Чуть-чуть подправить. Приподнять, расправить. К Ханаби повернулась Хината с нежной улыбкой. — Ты что-то хотела, сестра? — это было настолько нормально, что Ханаби испугалась. Хината никак не отреагировала на: «Психованная». Продолжая ждать, что ответит сестра. Она почти поверила, что это её настоящее лицо. Всегда милая и смущённая. Тихий голосок, что никак не прорежется. Невинность, под которой погребён горячий дух, стремящийся познать всю полноту жизни. Притворяться оказалось… не так уж скучно. — У меня много дел в городе, а к маме придут её подруги, — собравшись с мыслями, произнесла Ханаби, — им нужен кто-то чтобы подавать напитки и всё такое. Даже ты справишься. Наверное. — О, конечно, я с радостью, — сложив ладошки перед грудью в невинном жесте, охотно согласилась Хината. Погружаясь всё глубже в свою новую роль. Раз другие могли проделывать такое и существовать, то это может быть ответом на все вопросы. (притворись и поверь, проще некуда) — Только переоденься, — брезгливо добавила Ханаби. Перед тем, как покинула порог её комнаты.______
Хината надела яркое платье в цветочный узор. Ниже колена. Приталенное. Со строгим воротником, ремешком в цвет и белыми оборками по рукавам-фонарикам. Собрала волосы в два весёлых хвостика, завязав их ленточками. Все мамины подружки остались довольны. Они ни в одном жесте или слове Хинаты не усмотрели притворства. Она носила поднос с дорогим фарфором. Спрашивала, кому подлить (плюнуть вам в чашку? Что говорите? Обязательно? О, какой утончённый у вас вкус) с неизменной улыбкой. Присаживалась на край дивана с прямой спиной. Не вмешивалась в разговоры. И не хлюпала чаем. Так хорошо притворялась, что заслужила награду. Что-то тёмное зашевелилось внутри, выглядывало из-за угла, чтобы проверить (поверили или нет?) как на это реагируют окружающие. Выражение про волка в овечьей шкуре приобрело сакральный смысл. Только она была мертвецом под личиной живой куколки. Идеальной и пустой внутри. Пустой не так, как сама Хината. А добровольно. Чтобы вливаться в такие сборища. — Я так переживаю за наших детей. Они же смотрят на всё это безобразие. Где-то находят пластинки, слушают то, что они называют музыкой, — сказала одна из присутствующих женщин. Так как она ничем не отличалась от остальных, Хината называла её Охальщицей. Что бы она не начинала говорить, всё звучало как вздыхание по чему-то. — Согласна, а они же не окрепли духом, так легко подвергаются влиянию. Боюсь, что нас ждёт бунт, если кто-то это не прекратит, — согласилась Госпожа Ктото. (до миссис Ктоэто или миссис Чтотут ей далеко, но тоже ничего) Она всё время добавляла, что каждую мировую проблему должен решить (догадались?) кто-то. И никогда не добавляла, кто именно. — Хината, — обратилась к ней ещё одна безликая дама, — скажи нам, как представитель современной молодёжи. Вокруг тебя много разврата и наркотиков? А эта ужасная музыка, этот весь рок-н-ролл, что ты думаешь? — Хината приложила ладошку к сердцу, так её тронуло то, что её заметили. И даже захотели услышать её скромное мнение. — Боюсь, я не самый подходящий представитель молодёжи, — сочувственно ответила Хината в покаянии опуская голову, — я храню себя до брака. И не общаюсь с теми, кто не согласен. С этими ужасными девушками, которые растеряли к себе всякое уважение. Наркотики? — возмутилась Хината. — Никогда моё тело не будет осквернено этой химией. А что до музыки. Этот рок придумал сам Сатана, он звучит повсюду в студенческом городке, и я всеми силами стараюсь зажать уши. Когда приходится проходить мимо. Все женщины покивали, как послушные болванчики. Хината стала их новым кумиром. Собственные дочери больше не дотягивали до нужного уровня. А Госпожа Хьюга навсегда останется матерью века. — А вы слышали, что после некоторых концертов в этих новых клубах, которые у нас появились из-за стремления повторять за другими, молодые девушки пропадают без вести? Просто больше не приходят домой. Хината прислушалась. Наконец-то что-то любопытное. — Говорят, что это всё эти музыканты—сатанисты. Похищают их, чтобы выкачивать кровь для своих адских ритуалов. — Ну-ну, — вмешалась Госпожа Хьюга, — не наводите такой ужас. Уверена, что всё это лишь слухи. Девушки уезжают с этими музыкантами, потому что не могут соответствовать высоким требованиям нашего общества. Только и всего. Никакой мистики. Хината ждала, что кто-то возразит. Что тему продолжат. Но женщины перешли на интерьеры и наряды. Никто больше не сказал про девушек, которых осушают ради адских ритуалов. Тёмная, любопытная часть Хинаты снова зашевелилась. Ей захотелось узнать, что такого могли предложить эти загадочные сатанисты, чтобы девушки шли за ними на убой. И каково это — быть принесённой в жертву. Стать кем-то настолько незаменимым. Хината хотела знать — есть в ней то, что привлекает таких людей. Или нет. Что если (кому-то нужна моя жизнь?) кто-то захотел бы её крови. Её на жертвенном одре. Кто-то даже мог бы оплакать её. Скучать по ней. Может, в этом смысл её никчёмной жизни? В смерти. Вернувшись в свою комнату, Хината сняла платье, а с ним и маску. Её захватила новая мысль, но сначала… Она раскурила косяк, который ей достался от Зецу. Включила в наушниках песню про дьявола и мастурбировала так долго, пока не стало больно прикасаться к клитору. — «Зови меня просто — Люцифер». (а-ха-ха-ха, спасибо, Мик)______
Хината сидит в городской библиотеке. Листает подшивки старых газет за этот год. Старается цепляться глазами за всё, что похоже на «убийство», «пропала», «девушка». Но в газетах почти ничего подобного. Даже их город какой-то безумно скучный. Проверяет другую газету. Не такую правительственную. И находит кое-что любопытное. Исчезновения. Тела. Девушки, бледные, почти бескровные. Мало подробностей. Много имён. И только одно общее — район. Замшелый. Будто отделённый от остального города. Огни там не яркие, а красные. От которых будто только темнее. Все, кто не вписывается в наступающее новое время, согнаны туда. Люди ходят туда за удовольствиями, которые им недоступны в приличных домах, в приличных районах. Хината не знает, почему её туда тянет. Почему это так важно. Но кажется, что красная нить судьбы связала её с этим местом. Никогда и ничего она не хотела так сильно, как стать одной из пришедших в эти ночные клубы. Ходить повсюду с меткой жертвы на лбу. И уйти оттуда живой. Наконец-то выбраться откуда-то с этим ощущением спасения. «Живая». Она уходит. Спешит на улицу. Сегодня ничего не выйдет, но может завтра или через пару дней. Когда на небе будет полная Луна, которая присмотрит. Хината старается улыбнуться своему предвкушению. Но губы не слушаются. Ещё не время. Хорошо. Но скоро. Улица небывало полнилась движением. Знала, что Хината чувствует то же самое. Люди сновали мимо неё. Задевали руками. Новые Гумберты, спеша с работы в офисе, облизывались смотря на неё. (плевать) Хината не успела на «зелёный свет», оставались последние две секунды. Поэтому она остановилась на краю. Носки туфель касались ограничительной полосы. Мимо пронеслось белое пятно. Задевая её плечо. Обдавая ароматом свежей выпечки. Хината сразу подумала про булочки с корицей. Она их всегда любила. Еда была единственным, к чему Хината применяла это слово и имела в виду то, что оно обозначало для каждого человека на земле. Из-за этого белого пятна, толкнувшего её, аромат корицы навсегда стал запахом смерти. Визг шин оглушил. Белое месиво взлетело. Несколько слоёв юбок разлетелись в разные стороны. Рядом кричали. Мамы закрывали детям глаза ладонями. Слышался плач. Только Хината пошла вперёд. Шаг за шагом. Пока не увидела белое месиво целиком. Платье покрывалось красным цветом. Она лежала без движения. Стёкла в руках и ногах блестели, отражая солнечный свет. Тонкие ножки были вытянуты прямо. Хината сразу поняла, что это настоящее мёртвое тело. Оказалось, что оно сильно отличается от того, в котором ещё теплилась жизнь. Люди только паниковали кругом. Водитель что-то пытался объяснять тем, кто его не слушал. Его лицо тоже было в крови. Он плевался ею, когда кричал, что не виноват. Что она сама. Хината наклонила голову. Сама? Она не видела её глаз, не знала — сама или не сама. Кусочек пластика от машины, которая её сбила, впился глубоко в тонкую шею, вывернутую под неестественным углом. Кусок засел так глубоко. Кровь стекала на асфальт, собираясь в приличную лужицу. Красная жидкость текла до тех пор, пока не коснулась пальцев мёртвой девушки. Её рука лежала рядом с головой. Кровь просачивалась через пальцы. Пачкала собой всю посиневшую руку. Платье теряло последние следы белого цвета. Останься девушка здесь ещё на пару часов, и следующий, кто её увидит, решит, что она была в красном. Хината не могла отвести от неё восхищённого взгляда. На губах. Единственном, что осталось от лица. Застыла улыбка. Хината увидела в этом хороший знак. Нутро у неё, может, и мёртвое, но смерть — это то, что случается с другими.______
Она надела белое. В честь той девушки, что умерла у неё на глазах. Платье обтягивает её тело, словно вторая кожа. До середины бедра. Рукава длинные, расклешённые, выделанные из кружева. Пошлое. Хината начинает понимать, почему многие так жаждут его испробовать. Пожалуй, она лучше многих, выше среднего. Хината надевает его в комнате Конан в общежитии, чтобы не оказаться запертой под замок в доме. Отец всё ещё думает, что может так поступать. Синеволосый эквивалент подруги (звучит как что-то инопланетное) смотрит, как Хината рассматривает себя в зеркале. Туфли на каблуках. Красные. Будто она вляпалась в лужу крови той девушки. Хьюга решила, что может оставить себе Конан, она не врала. Она знает, что её искусство ничего не стоит, половину своих идей она сама не понимает. Конан не мёртвая, как считала Хината, а просто много скучает. Возможно, это что-то психиатрическое. Так мило. На ней расклешённые джинсы с высокой посадкой и бордовая жилетка, под которой ничего больше нет. Хината неприлично долго разглядывает выделяющиеся на фоне ткани бугорки сосков маленькой груди, которую можно не заметить. Конан идёт такая грудь, с ней она более выразительная, чем сама Хината в этом теле секс-куклы. — Я не против экспериментов, но тебе придётся меня напоить, — усмехается Конан. Хината краснеет и отводит глаза. Смущает не предложение, а желание согласиться, хотя только что жаловалась на свой образ. Но домогательства Конан другого толка. Это между ними, девочками. Хьюга не сомневается, что получила бы временную дозу удовольствия. (может, позже я отвечу тебе «да», когда напою)______
С поддержкой в виде подруги Хината не чувствует себя несуразной чужестранкой в этом месте. «Рассвет». Название клуба не соответствует его внешнему виду. Ни внутри, ни снаружи. Рассвет свой он точно видел уже давно. Снаружи это простая вывеска и серые стены, исписанные знаками анархистов. Внутрь ведёт такая же серая лестница. Может, пытается доказать, что вид внутри лучше. Но серые стены в неумелых граффити не вселяют надежды. Почти все посетители в чёрном. Много сетки и кожи. Яркие волосы, усталые глаза. Сложно найти кого-то не под кайфом. Дерево, истоптанное сотнями ног. Кожа на стульях протёрта сотнями задниц. Сцена вовсе не сцена, а так, возвышение, где едва помещается группа из четырёх человек. Блондинка-солистка пытается сожрать микрофон. У неё не наблюдается ни голоса, ни слуха. Мир запустения. Наполненный пустыми людьми. Хината не удивлена, если кто-то и правда выбрал это место для своей охоты. Они садятся у стены. Маленький столик на двоих. Стена в объявлениях и листовках. — Возьмёшь? — Конан снова протягивает ей ЛСД. Хината раздумывает. Говорят, что под ним можно увидеть многое, если судить о работах тех, кто якобы творил под ним – яркое, сумасшедшее. Но всё, что видела Хината, было круговоротом грязи. Нужно ли ей такое снова? — Никогда не знаешь. Сегодня обстановка поможет увидеть что-нибудь красивое. — Хорошо, — соглашается Хината. Конан ближе подносит к её губам средний палец, на котором хорошо знакомый голубоглазый лисёнок. Синеволосая ухмыляется, бросает вызов. Но Хината не видит в этом проблемы. Она заглатывает палец девушки почти полностью. Слизывает тонкую бумажку. Слюна тянется от кончика пальца Конан до её губ. Хината откидывается на спинку стула. И ждёт, что будет дальше. Она не ждёт многого. Закрывает глаза, чтобы видеть темноту. В чернично-чёрном пространстве вспыхивают и гаснут взрывы. — Приветствуйте наших частых гостей, — Хината открывает глаза, чтобы увидеть, как мужчина держится за стойку микрофона, пока объявляет новую группу. Странно то, что у него мелкие когтистые лапки вместо рук. И крылья, как у летучей мыши. Когда он делает паузы между словами, из его рта вылезает длинный язык. Он почти касается пола, облизывает стойку микрофона и возвращается обратно в рот мужчине. — «Культ Святого Джашина». Он взмахивает крыльями и исчезает под потолком, цепляется за поперечную балку лапками и повисает вниз головой. Его место на сцене занимают три парня. В свете софитов они кажутся синевато-бледными. Блондин с длинными волосами садится за барабанную установку. На ней эмблема с треугольником в круге. Мальчик с кукольным лицом и грустными глазами устраивается позади с терменвоксом. А их солист выходит вперёд. Его лицо и тело до пояса намазано чёрно-белым гримом. Белые кости на чёрном теле. Но больше всего почему-то выделяется чёрная точка на лбу. Он обнимал свою электрогитару. — Сегодня у нас есть сюрприз для вас, наш новый материал, — тягучим гипнотическим голосом начинает солист. Чёрно-белая рука приглаживает серебряные волосы, зализывая их ещё сильнее. — Мы назвали эту композицию: «Кровь управляющая смертью», суки. И вам понравится, — Хината выпрямляется. Неожиданная грубость солиста вырывается из его рта, как кровавый фонтан. Падая крупными каплями на тех, кто сидел ближе к сцене. Но люди только приветствовали это. Хината открыла рот от удивления, когда мальчик с кукольным лицом и ярко-красными волосами выдал первые ноты на своём инструменте. Каждая из них превратилась в нити. Они потянулись к каждому, кто был в зале. И к ней тоже. Зацепились за кончики пальцев и даже за каждую ресничку. Блондин начал выбивать ритм. От ударов поднимались облака разноцветной пыли. И скоро барабанщик оказался в тумане. Удар по струнам разбежался нотной грамотой. Маленькие завитушки нот среди тонких полос. Они шли рябью, текли по залу. Хината поняла, что улетает вместе с этой странной мелодией. В ней был космос. И гипноз. Всё было таким плавным. Пока солист просто не стал выкрикивать не связанные друг с другом слова, растягивая их под мелодию песни. — Свобода, — заорал он, и это слово вырвалось из Хинаты. Покинуло её тело, чтобы присоединиться к своим собратьям. — Кровь! Смерть! Пизда! Хината начала хихикать. Но весёлости она не чувствовала. Напротив. Охватила паника. В зале уже было тесно от всех этих нот и слов. А он всё кричал и кричал. (это новая песня или всё та же?) Хината потерялась в одном мотиве. Солист больше не кричал. Теперь он шептал, рассказывал историю. О девушке, которая заблудилась в тёмном коридоре и повстречала проводника. — Но лучше ей не ходить за ним, — шептал он, — он уведёт её глубже во тьму. Там темно. Ему нужна твоя кровь. Не ходи, блядь, не ходи. Всё, — Хината решила, что пропустила часть истории, но нет. Просто она не послушалась и пошла. «Всё» оказалось всеобъемлющим. Группа закончила.______
Хината оборачивается к Конан, чтобы узнать, видела ли она хоть что-то из этого, или группа устроила всё это только для неё. Но место рядом пустует. Она поднимается, чтобы осмотреться. Конан видно сразу, на неё направлен прожектор. (или это только у меня в голове?) Она похожа на сомнамбулу. Её ведут двое парней, взяв под руки. Третий замыкает процессию. Оглядывается, будто проверяет, а не идёт ли кто-то за ними. Сердце Хинаты начинает стучать громче. Что странно, не быстрее, а только громче. Но она знает, что это её собственное нетерпение. Незнакомцы одеты в чёрные балахоны. Через глубокие капюшоны просвечивает красная подкладка. Хината сразу догадывается, что это те сатанисты, о которых болтали подруги матери. Те, которые приносят в жертву молодых девушек. Хьюга буквально летит за ними, ноги не касаются пола. Она хочет увидеть, как прольётся кровь Конан, как она будет умирать. Делая её, Хинату, живее. Она не знает, почему никто их не останавливает, но сатанисты с Конан, а следом за ними она, проходят в помещения, где готовятся к выступлению группы. Хината трогает серые стены пальцами, ведёт по ним. Подушечки пачкаются в цветном мелу. Некоторые рисунки нарисованы детскими мелками. Ей видится путь в подземелье. Хотя они не спускаются ниже. (или да?) Хината ступает тихо, как мышка. На неё никто не обращает внимания. Как и на процессию впереди. Хотя люди снуют туда-сюда. Кто-то окидывает взглядом Конан в полуобморочном состоянии. Но никто не горит желанием спасти её от сатанистов. И Хината благодарит их за это. Свернули. Скрылись за красной дверью. Хината останавливается перед ней. Касается рукой. Что за ней? (смерть) (жизнь, моя жизнь) Не заперто. Сердце стучит ещё громче. Оно пытается вырваться наружу через барабанные перепонки. Хината давит на дерево, покрашенное в красный. Через тонкую щёлку ей открывается новый мир. Который ставит её в тупик. Хьюга толкает дверь чуть сильнее. Если кто-то посмотрит, то увидит лишь её правый глаз. Конан посмеивается. Она явно не соображает, что происходит и кто эти парни, которые притащили её в простое квадратное помещение с тёмными стенами и бардовым диваном. Кажется, что она не только под ЛСД. — Ты не переборщил? — спрашивает один из парней. Хината хмурится. Их чёрные одежды куда-то испарились. Теперь эти трое ничем не отличаются от тех, кого она видела в клубе. Туман ожиданий и наркотиков начинает спадать. Хината видит лишь обдолбанную Конан и троих похотливых уродов. Они с трудом стаскивают с девушки её джинсы с высокой посадкой. А жилет снимается легко. Теперь бледное тело Конан ярко выделяется на бардовом диване. Она всё ещё посмеивается. Лежит в той позе, в какой её оставили эти парни. Рука упала на пол. Ноги переплелись. Девушка предпринимает что-то похожее на попытку подняться, но тело её совсем не слушается. Хината с ленивым отвращением наблюдает, как трое парней тоже раздеваются. Замирают, глядя на полумёртвое тело перед ними. Они не знают, что с ней делать. — Давайте, посадите её на меня, — говорит один из них. Хината не всматривается в их черты. Они безликие манекены без лиц, похожие друг на друга. Выделяются только возбуждённые половые признаки. Двое поднимают Конан. Она ударяется разными болтающимися конечностями то о пол, то о диван. Безжизненное тело не так легко таскать, как живое. Третий садится на диван, трогая себя за возбуждённый отросток. Хината видит лишь нечто, поднимающееся из густой травы волос. Конан норовит соскользнуть с его мелкой кочерыжки. Но два друга очень стараются. И третий входит в неё. Его стон жалкий. Конан кренится на бок, собираясь снова упасть. Её укладывают на того, кто жалко стонет, пытаясь трахать бесчувственную незнакомку. — Давай, не жди, — советует тот, кому уже перепало. Его слушается другой, кто стоит ближе к заду Конан. Он плюёт себе на ладонь, втирает слюну в анус, который пытается растянуть одной рукой. Друг уступает ему место, слюнявый размазывает соки Конан своим членом. Но и этого ему мало, плюёт прямо туда. Сгусток слюны исчезает в вялой заднице девушки. — Сука, туго идёт, — но он старается лучше. Член чуть сгибается, не желая проникать в узкое пространство. Вся лишняя кожа собирается у головки. Он сам себя разглаживает и со странным выражением натуги и боли, наконец, проникает внутрь. Они совершенно не знают, как теперь двигаться. Единый ритм им не найти. Но решётка из рук держит Конан в вертикальном положении. — Не жадничайте, — жалуется оставшийся. Он ставит одну ногу на подлокотник дивана, а другой тянет Конан за необычные синие волосы. Она легко поддаётся. Парень давит ей на челюсть, чтобы открыла рот. Сжать челюсти она не смогла бы даже при всём желании. У него самый большой член, что зачем-то отмечает внутренний голос Хинаты. И он с радостью пихает его за щёку Конан. Заботливо следит, чтобы девушка не задохнулась, но пихается всё глубже, старается попасть глубже в глотку. Все успели стать одержимыми глубокими глотками после того фильма. Хината разочарована тем, что видит. Всего лишь насильники. Никаких жертвоприношений. Она собирается уходить. Но тут замечает, что Конан смотрит на неё. (смотрит, именно так, смотрит и видит) Что бы они ей не подсыпали, оно действует на тело, но разум начинает приходить в себя. Она смотрит осознанно. Несколько слезинок медленно катятся по щеке, которая то надувается, то сдувается, в зависимости от того, запихал парень ей свой член в глотку или достал. Двое других постепенно обрели что-то похожее на ритм. Первый ускоряется, а второму не хватает гладкости при проникновении в неразработанный зад. Но они все противно стонут, пока Конан смотрит на неё и плачет. Хината надеется, что её мозг скоро вернётся в наркотический туман. И прикрывает дверь.______
Сердце больше не бухает в ушах. Действительность начинает постепенно терять краски. Они просто сползают, стекают со всего, что её окружает. Превращая действительность в чёрно-белое немое кино. Хината прикладывает руку к животу и поднимает её чуть выше к диафрагме. Она не знает точно, где обитает её мёртвое нутро, но по ощущению опустошённости — где-то здесь. Это не чувство потери чего-то, это чувство нехватки. Важной детали. Но понять, в чём разница сложно, ведь Хината никогда не жила с этой деталью. Она так хотела наполниться хоть чем-то, но всё пошло прахом. — Ах. Немое кино разрезает чей-то приглушённый возглас. Он звучит дальше по коридору. И звучит в красных цветах. Кровавый свет буквально сочится из-под зазора между дверью и коробкой. Снизу. С боков. Сверху. Хината отталкивается от красной двери и движется на этот свет. Он становится ярче по мере того, как она приближается. Начинает пульсировать и рваться наружу. Дверь ходит ходуном, стремясь слететь с петель. Кажется, что кто-то долбится в неё изнутри. И Хината готова помочь этому выбраться. Она открывает дверь. Девушка, прижатая к стене тремя мужчинами — прекрасна. Её рыжие волосы горят, словно огонь. Она распята. Руки расставлены в стороны. Барабанщик и мальчик с кукольным лицом странно присосались к её запястьям. Хината не понимает, это (поцелуй?) не похоже на что-то, что она видела раньше. Солист, с которого смыли грим, целует девушку в шею. Это продолжается так долго, что Хината устаёт смотреть, она хочет спросить (что всё это значит?) но язык не слушается. И, кажется, что это действо нельзя прерывать. Солист отрывается от шеи девушки. Её голова беспомощно падает на грудь. Только тогда Хината может разглядеть. Кровь. Красные струйки катятся по шее девушки и по подбородку мужчины. Он облизывается, запрокидывает голову назад. Свет полной луны позволяет увидеть. Его широко раскрытый в улыбке рот. И пару клыков. Кровь. Капает на пол, когда двое других упускают капли, не успевая их выпивать. Хината качает головой. Они её кусают. Они пьют её кровь. Как маленькие летучие мышки-вампиры. (не сосут, а слизывают) Наверное, это всё ещё ЛСД. Хината опускает руку, которую всё это время держала на двери. Отступает на шаг. Солист наклоняет голову. Будто прислушивается. — Сердце? Живое? Хината хватается за левую сторону грудной клетки. Теперь оно не только громкое, но и быстрое. Это так ново, что даже приятно. Это животный страх. Даже ужас. Он сковывает и кидает её тело то в панику, то в желание бежать. Хочется снова засмеяться. Знает, что нужно бежать, но не получается. Пока на неё не оборачиваются чёрные глаза. Он смотрит, и губы, вымазанные в крови, растягиваются в адской улыбке. Хината резко разворачивается, чтобы убежать по длинному коридору. Желание её тела совпадают с желанием души, присутствие которой она чувствует очень резко в этот момент. Тело бросается вперёд, но оказывается прижатым к стене. Сильные ледяные руки держат её так крепко, что, кажется, вот-вот сломают кости. От мужчины с клыками несёт солью и железом. Но отчётливее всего выделяется запах смерти. Хината даже не может дёргаться, так сильно вжата в стену. Он нависает над ней. Капля крови падает на её щёку, и так мокрую от слёз. Ей так страшно, что если бы не знала, что это последняя её эмоция в жизни, порадовалась бы. — Подсматривать не хорошо, — цокая языком (тем самым, которым слизывает кровь жертвы, как маленькая летучая мышка-вампир) говорит тот, кто выглядит как обычный человек, но, очевидно, им не является. Он втягивает носом воздух рядом с шеей Хинаты. Её слёзы текут нескончаемым потоком. — На психоделиках, — усмехается существо, — с таких всегда потом весело. Хината готова умереть от разрыва сердца, так сильно оно бьётся о грудную клетку. Дышать тяжело, значит, пару рёбер оно точно сломало. Это всё галлюцинация. Фальшивка. — Можно увидеть всё, что угодно, — подсказывает ей голос, похожий на её собственный. — Тогда посмотри в лицо своей смерти, — отвечает ей существо, похожее на человека. И его клыки впиваются в её шею. Это не так больно, как она думала. А потом и вовсе становится приятно. Тело становится легче. Оно парит. Но мозг кричит, что тело умирает. Сердце это всё ещё пугает. Оно качает кровь быстрее. Отдавая всю её, до последней капли, этому существу. Но Хината думала, что больше не придётся делиться. Всё размывается. Сознание уплывает. Последняя мысль едва успевает сформироваться. Она гналась за чем-то. И это что-то, всю её короткую обременительную жизнь, гналось за ней. Пока, наконец-то, не догнало. Хината считала, что это новая жизнь. А оказалось, что это была смерть.______
— Что ты делаешь? — Хидан отлипает от горла девки под психоделиками. Её тело опадает на пол, превращаясь в бескровный, лишённый жизни мешок с костями. Вампир облизывает клыки в попытке понять, что с ним не так. Он полностью игнорирует вопрос Дейдары. — Это было твоё правило — одна за вечер, — недовольно бурчит блондин-барабанщик. — Да, знаю, — нехотя отвечает Хидан. — Но она нас видела, какой ещё был выход? — Поделиться? — надувшись, уточняет Дей. — Хм, считай, тебе повезло, — наконец, отвечает Хидан. — Странно, — он снова рассматривает мешок с костями, который когда-то был человеком. Её сердце всё ещё стучит, раз или два в минуту. Но это ненадолго. — Я был уверен, что она под чем-то весёлым. — А? — Дейдара, как маленькая собачонка, Хидан понимает, что рад бы от него избавиться, но они с Сасори — его «дети», давнишние, воспитанные. Они нужны, если он хочет, а он хочет, занять место ебучего Учиха. — Хуйня какая-то, — Хидан сплюнул кровь на пол. — Чувствую себя… мёртвым. — Пора всё подчистить, пока никто не заметил, — сказал появившийся в коридоре Сасори. Он лишь осмотрел тело, но ничего не сказал. Хидан согласно кивнул. Он взвалил девку себе на плечо. Так, что её ноги неестественно вывернулись в другую сторону, а голова болталась, смотря в сторону коридора. Её затылок стучался о его спину. Длинные волосы качались из стороны в сторону. Лишь тряпичная кукла. Ничего больше. Вторую Дейдара и Сасори несли вместе. Вампирам было плевать на карьеру рок-звёзд, но такие личности всё чаще становились кумирами у юных девушек. Они были готовы ради них на всё. Таких было не сложно затащить за кулисы. И этот убогий клуб они выбрали не просто так. Прямо за задней дверью был небольшой обрыв, ведущий к илистому берегу бурной реки. Хидан безучастно понаблюдал, как его вампиры раскачали тело рыжей девки и закинули его далеко в воды реки. Гарантий, что её найдут — нет, но это не важно. Они питались достаточным количеством юной крови, чтобы действующий Мастер города знал об их существовании. И чтобы это доставляло ему проблемы. Кого-то из девок находили, кого-то нет. Тело рыжей исчезло в темноте, хотя Хидан ещё долго мог видеть, как волны бьют её о подводные камни. Превращая лицо в кровавое месиво. Мелкие рыбёшки уже заглатывали куски свежей плоти. Он любил эти моменты, но сейчас было всё равно. Хидан словно стал… живым мертвецом. Вампиром. Которым был уже больше пяти веков. Голодным вампиром, который не испил крови живого. Он снова сплюнул кровь этой девки. И бросил тело вниз. Оно скатилось по насыпи, затерявшись где-то в кустах, разросшихся в болотине по берегу реки. Хидан плюнул на неё, в последний раз. — Тварь, блядь, — тихо выругался вампир. — Придётся выпить ещё кого-нибудь. Кого-нибудь живого, в таком состоянии я не протяну до следующей кормёжки. Дейдара облизался. Сасори тоже не стал возражать.______
Весь её мир ограничивался тишиной и темнотой. Было… как обычно. Но потом что-то изменилось. В её мире появился плеск воды. А потом её будто выбросило на поверхность. Руки заскребли по чему-то вязкому, тёплому, с резким запахом, который заполнил ноздри. Хината закашлялась, рот был таким же полным. На зубах скрипело. Она попыталась открыть глаза, но тьма никуда не делась. В глазах защипало, когда что-то вязкое попало в них. Хината продолжала кашлять. Горло уже саднило, но что-то никак не могло выйти из неё. Руки затряслись, когда она попыталась приподняться. Она рухнула обратно. Запах земли. И воды. Она похлопала глазами, потёрла их пальцами. Это была грязь. Повсюду. Вся её жизнь стала лишь ощущением тёплой вязкой грязи. Вторая попытка оказалась удачнее. Хината приподнялась. Подтянула колени, чтобы сесть хотя бы на них. Она зашлась в диком приступе кашля. Казалось, что вот-вот выхаркает свои лёгкие. Что-то поднималось, забивая горло, не давая вдохнуть. Хината наклонилась, выплёвывая сгустки чёрной земли. Она снова попыталась дышать, но к горлу подкатило что-то новое. Не земля. Что-то гладкое, солёное. Оно поднялось. И вышло из неё огромным сгустком крови. Хината захныкала, умоляя тело перестать. Но от вида кровавого сгустка стало только хуже. Её снова вырвало. Новым потоком крови. К грязным пятнам на белом платье прибавились кровавые. Она снова опустилась головой на мокрую землю. Стало лучше, когда вся эта кровь покинула её тело. Голова прояснилась. Хината огляделась. Было всё так же темно. Ночь, но та же или новая — она не знала. Как и причины, почему оказалась здесь. Тело хотело заплакать, Хината чувствовала подкатывающие слёзы, но влага так и не пролилась, не освободила её от мыслей о случившемся. Её накрыли разрозненные воспоминания. Конан. Член в её глотке. Умоляющий взгляд. Распятая девушка с огнём в волосах. Те, кто странно целовал её. Клыки. Кровь. Пустота в голове резко заполнилась сразу всем. (меня убили) — Я мертва, — прохрипела Хината. Но тело так болело, что поверить в это было очень сложно. Её бросили здесь. Потому что думали, что она мертва. И она должна была умереть, но каким-то (чудом) образом осталась на этом свете. Хината осмотрелась. Прислушалась. Наконец-то поняв, что всё ещё находится рядом с тем клубом, где была. Там снова играла музыка. Слышались голоса. Люди подпевали каверу на какую-то песню. Одна из тех, которую сочинили дьяволопоклонники. Она заставила тело шевелиться. Сделаться снова твёрдым. Приказала ногам держать её. Но снова упала, как только попыталась подняться по насыпи. Приказала рукам подтягивать тело вверх. Хината вгрызалась пальцами в мягкий пологий склон, но ползла. Скатывалась, но ползла. И была вознаграждена. Она выбралась. Ещё одно чудо. Мыслить было сложно. Картинки того, что с ней случилось, мешали. Ясным оказалось только одно желание — пойти домой. Хината не знала, сколько это заняло, но испытала что-то сакральное, когда заметила знакомые ворота. Она забыла про свой ужасный вид и то, сколько вообще не была здесь. Может лишь день, но может, прошла уже целая жизнь. Только сейчас заметила, что её обувь куда-то пропала, но ступни не чувствовали холода. Хината прошла мимо конюшни. Ничего ей не хотелось так же сильно, как просто снова стать собой. Смотреть за сестрой и Конохамару. Ненавидеть своё мёртвое нутро. Кони заволновались. Словно почуяли приближение опасного зверя. Хината невольно оглянулась. Но в стекле одного из окон отражалась только она. С комьями грязи в волосах. С размазанной кровью на подбородке. Дикий взгляд. Бледная кожа. Никогда она ещё не казалась себе такой мёртвой. Хината отвернулась от самой себя. (нужно только помыться, вода смоет воспоминания о том, что случилось) Грязные ноги оставили грязные следы на крыльце. Грязные пальцы — грязные отпечатки на дверной ручке. Она попросит за это прощение потом. Когда снова сможет с уверенностью сказать, что мёртвое у неё только нутро. Что тело её живо. — Ох, что за, — Хината дёрнулась, ударяясь затылком в закрытую входную дверь. Она совсем не ожидала, что столкнётся с кем-то из них уже на пороге. Ханаби выглядела не менее напуганной её внешним видом. — Что за вид? Где ты была? Отец рвёт и мечет, — зашипела старшая сестра. Хината заметила, что она подавила в себе желание схватить её за руку. Как делала всегда, когда наказывала за что-то. Словно котёнка, которого нужно ткнуть носом. — С кем ты разговариваешь? — послышался приторно умирающий голос матери. По звуку она лежала где-то в большой гостиной. Хината не успела сказать сестре, чтобы дала ей время хотя бы привести себя в порядок. — Это Хината, — громко объявила Ханаби. Не оставалось другого выбора кроме как пойти туда, где все увидят. Мать лежала на диване с мокрой тряпкой на лбу. Настолько театральное положение, что Хината не успела подавить желание закатить глаза. Мать охала и вздыхала. Очевидно, не от вида младшей дочери, а от того, сколько грязных отпечатков Хината успела оставить по всему идеальному дому. Тяжёлые шаги. И вот появляется Хиаши Хьюга. — Где ты шлялась? — он едва ли повышает голос, но высокие потолки усиливают его, особенно в образовавшейся тишине. — Отвечай, мерзавка, — Хината кривится. Это не тот приём, которого она ожидала. Хиаши продолжает что-то грозно вещать. Хината не слушает. Просто не может сосредоточиться на звуке его голоса. Всё занимает что-то другое. Новое. Иное. Это похоже на чувство. И на звук. Это трепещет где-то в глубине её тела, а потом поднимается. Хината старается прислушаться. К себе и этому новому звуку. Кажется, что это идёт от Хиаши. Она смотрит на него внимательнее. Он размахивает руками, так медленно. Его лицо красное от натуги. Вены на шее вздулись. И это так… (красиво) Хинату накрывает собственная тишина. В её мире не существует звуков. А потом медленно она впускает их. По очереди. Сначала стук сердца. Потом шум бегущей воды. Река, но не река. Хината смотрит внимательнее. И понимает. Кровь. Она слышит, как та бежит по венам её отца. Кровь ускоряется, пока его сердце стучит быстрее. Пока он краснеет от гнева. Жилка на шее бьётся, как маленькая пташка. Так призывно. Так желанно. К звуку прибавляется запах. Он заполняет всё её существо. Это лучше, чем корица. Хината медленно запрокидывает голову. Волосы падают на спину. Грязь падет с них мелкими комками. Её язык медленно шарит во рту. Касается зубов, ведёт по ним. Пока не натыкается на что-то новое. Клык. Он растёт откуда-то из глубины десны. Хината слышит, как это происходит. Как рвётся плоть, поддаваясь. Она снова встаёт прямо. И смотрит на отца. Какими-то новыми глазами. Он больше не человек. А лишь мешок с кровью. Такой желанной. Такой манящей. Быстрее, чем она даёт команду телу, клыки оказываются в опасной близости от горла Хиаши. Хината запрыгнула на него, уперевшись босыми ногами чуть выше коленей. Обхватив голову руками. Он не успевает ничего понять. Никто не успевает. Хината широко раскрывает рот. И впивается клыками в клокочущую артерию. Кровь резко впрыскивается в неё. Наполняя чем-то неясным. Только начинающимся формироваться. Она прикусывает сильнее, не понимает, как получить больше. Как забрать всё. Слишком сильно. Хината кусает и отрывает кусок плоти. Рвёт Хиаши горло. Вся эта прекрасная горячая кровь фонтаном бьёт во все стороны. Она падает на колени. Старается зачерпнуть её с пола. Но этого так мало. Кто-то кричит. Это новый источник поющей для неё красной священной воды. Хината резко поворачивает голову. У человека от такого движения уже что-то сломалось бы, но она больше не человек. Хината бросается вперёд, где её мать, которая даже не пытается убежать. Только прикрывается руками и истошно вопит. Хината рада, когда крик обрывается. Она пьёт дольше, но это слишком хорошо. Снова не рассчитала сил. Выплёвывает что-то на идеальные пол. Это маленький кусок плоти в форме сердечка. Тот язычок, который видно, когда заглядываешь зевающему человеку в рот. Хината недовольно хмурится, пока прекрасная горячая кровь сочится на пол. А она могла бы пить её. Но где-то в доме есть ещё один источник. Ещё одно бешено стучащее сердце. Хината облизывает руку. И идёт на этот звук. На этот запах. Что-то внутри неё пытается напомнить, кто этот человек, на которого она охотится. Но это так далеко. Не сильнее голода. Жажды. Вот правильное слово. Странно, но Ханаби прячется не в своей комнате, а в её. Хината находит сестру за кроватью. Она пятится, пока не упирается в стену. — Н-нет, прошу тебя, Хината, это же я, — Хината замирает. Наклоняет голову. Смотрит на мешок с кровью. Что-то знакомое. Даже где-то родное. — Прошу, — она выставляет руки, будто это может защитить её от того, кем стала Хината. – Пожалуйста. — Не стоит, — отвечает Хината. И набрасывается на сестру. Она пьёт её долго. Наконец-то наполняя своё обескровленное тело. Чужая кровь теперь растекается по её пустым венам. И когда тело сестры падает у её ног. Когда она уже не может вместить в себя больше. Жажда утихает. На её место приходит что-то другое. Жизнь. Хината позволяет этому накрыть себя с головой. Она даже не знала. Как много всего скрывали эти люди. Едва сдерживаемая ярость. От которой хочется всё разрушать. И Хината отдаётся этому. Она громит свои вещи. Ей мало. Она идёт дальше. Посуда и вазы превращаются в битое стекло. Картины — в ошмётки. Мебель — в щепки. Тоска такая, что сердце воет. И Хината воет вместе с ним. Желание. И любовь. Любовь накрывает последней. Хинате кажется, что она видит туманный образ молодого парня. Его руки. Его глаза. Его прикосновения. Всё её существо хочет увидеть его в последний раз. Ханаби умирала с мыслями о нём. Хината тихо плачет, но слёз больше нет. Это лишь порыв. Привычка. Она опускается на пол в гостиной. Обхватывает себя руками, притянув колени к груди. Хината никогда не думала, что её семья — живые люди. Полные эмоций. Её мёртвое сердце разбивается на части. Вихрь разрозненных чувств отступает. Её новое тело находит одну общую эмоцию. То, что было в каждом из тех, кого она убила. Собственными руками. Это тоже похоже на любовь. Но она не имеет ничего общего с романтикой. Это любовь матери. Любовь отца. Любовь сестры. Друг к другу. И к ней. Хинате пришлось убить их, выпить их кровь, чтобы узнать, что была им дорога. Она оттаскивает их тела в свою комнату. Усаживает всех на свою кровать. И садится между ними. Прижимается к рукам матери и отца. Тела холодеют, наливаются тяжестью. Но это лишь делает их больше похожими на неё. Они становятся одной температуры. Хината замирает. Всё в её теле останавливается. Она не дышит, не моргает. Впервые она точно такая же, как вся её семья. Теперь они одно. А она действительно. Поразительно сильно (мертва)______
Целую вечность была тишина. Никакого движения. Только ровная гладь воды. И темнота. Манящая остаться с ней навсегда. Она существовала только внутри себя, где замерла. Казалось, что ещё на целую вечность. Но не успела опомниться, как гладь воды заволновалась, закипела. И пришло что-то похожее на человеческую боль. Но то слабое тело не смогло бы выдержать её. (значит, я не человек больше) Хината не открывала глаз. Не могла, потому что не закрыла их. Однако была уверена, что погрузилась в сон. Или что-то на него похожее. Она не успела подумать о том, кто она или что сделала. Лёгкий запах разложения от тел, которые были её семьей, тоже не мог отвлечь. Её существо сосредоточилось лишь на адской боли. Плотные шторы в её комнате были задвинуты не до конца. Восходящее солнце проникало через широкую трещину между материей. И освещало её бледную руку. Хината всматривалась в свою мраморную кожу, силясь понять, видит то, что видит, или ей кажется, что она это видит. Мрамор чернел. Как лист бумаги, поднесённый к свече. Мрамор начал вздуваться, покрываясь красными волдырями. Пока её кисть просто не вспыхнула, как факел, которым поджигают ведьминские костры. Хината попыталась сбить пламя, но оно лишь загоралось ярче. Она нервозно двигалась, подставляя всё больше своей новой, не человеческой кожи под лучи восходящего солнца. Пока не связала одно с другим. Тело выполнило команду молниеносно. Хината скатилась на пол и забилась под собственную кровать. Мрамор моментально погас. Словно всё это было игрой её нового, нечеловеческого воображения. Только красные волдыри, сочащиеся прозрачной жидкостью, напоминали о том, что это было. Солнце, которое она раньше воспринимала как должное. На которое не обращала ровным счётом никакого внимания, чуть не лишило её даже этого мёртвого существования. Хината прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Почувствовала, как её лёгкие надулись, словно мешки, а потом опали, съёжившись до двух кусков пищевой бумаги, смятых чьей-то рукой. Небрежно. Бездумно. Дыхание оказалось делом сугубо механическим, но не принесло никакого эффекта. Так она поняла, что кислород ей больше не нужен. Но продолжила и дальше дышать. Чтобы продлить ощущение себя человеком. И чтобы всё её существо наполнилось этим сладко-солёным ароматом железа. Хината сразу поняла, что это кровь. Но её восприятие изменилось. Она ещё помнила, как пахла кровь, когда вытекала из неё, пока она резала себя. Помнила её вкус. Теперь казалось, что кровь пахнет всем. Но только не самой собой. Эта кровь была остывшей. Она пахла, как лежалые фрукты. Последний шанс съесть их ещё вкусными. Эта кровь пропитала матрац её кровати насквозь. Кровь её семьи. Смешение сразу трёх ароматов. Капля медленно собралась и упала рядом с её головой. Ещё одна набухла чуть правее. Она никак не хотела отрываться от белой ткани. Держалась из последних сил. Но к ней присоединилась ещё алая влага. И капля не выдержала. Она медленно упала. Прямо над верхней губой Хинаты. Ударилась о её кожу так сильно, что разлетелись брызги. Аромат оказался так близко. Соблазн был велик. Хината ловко нащупала каплю длинным языком. Её новое тело отреагировало. Теперь оно было словно вновь живое. Одной капли хватило, чтобы дыхание напомнило не процесс, а необходимость. На обожжённой руке забегали мурашки, от которых всё тело словно захотело вывернуться наизнанку. Ожоги. Они исчезали. Но так медленно и мучительно, что Хината больше не могла ждать. Она присосалась (маленькие летучие мышки-вампиры слизывают кровь) к окровавленному матрацу. Выжимая губами всю влагу, что в нём накопилась. Вгрызаясь зубами. Раздирая плотную ткань. Чтобы отдал ей всё. До последней капли. И мраморная кожа начала заживать быстрее. Пока даже неровных шрамов не осталось, чтобы напоминать об этом. Хината больше не была человеком. Но у этой новой жизни оказались новые плюсы. И новые правила.______
Чем выше поднималось солнце, чем сильнее брал своё новый день. Тем больше Хината чувствовала себя… собой. Это было какое-то вялое существование, когда внутри сплошная тишина. Ни чувств, ни эмоций. Анабиоз. Поэтому, когда раздался крик, Хината зажала уши и забилась ещё глубже под кровать. Этот истошный вопль оглушил. Она потерялась в пространстве. Чувствуя два разных противоположных желания: дальше прятаться и выбраться, чтобы найти источник. Не узнать, что произошло, но заставить умолкнуть. Навсегда. Хината знала, что это люди. Живые. Полные крови. Её аромат долетал до неё через весь дом. И он был другим. Люди внизу были в ужасе. Их сердца стучали как бешеные. Адреналин вырабатывался в таких количествах, что аромат крови заискрился кислой ноткой у Хинаты на кончике языка. Люди стали похожи на заводные лимоны. И Хината была бы не против щедро выдавить из них сок. — Что это? — Откуда столько крови? — Где хозяева? Хината узнала голоса прислуги. Значит, они пришли работать и обнаружили беспорядок, который она оставила после вчерашнего. Это могло означать только одно — ещё больше людей. И она не могла убить их всех. (не так) Да, она могла убить их всех. Но хоть кровь и занимала её мысли, она не пела сегодня так, как вчера. Хината не была… голодна. И не жаждала просто отнять чью-то жизнь. Хотя она не стала отрицать того, что такое желание может однажды появиться. Было ли это из-за того, кем она стала, или из-за того, кем и так была. Но человеческая жизнь ничего не значила. Не для неё. Мешки с кровью. А она? (не знаю, но… кто-то выше, лучше) Хината выбралась из-под кровати. Ступала по тёмным пятнам теней, разливающихся по ковру, чтобы не попасть под лучи солнца. Она только сейчас поняла, точнее осознала в полной мере, что действительно слышит голос каждого человека, что столпились в гостиной. Даже то, что они обсуждали шёпотом, боясь говорить громко. И биение их сердец. Дыхание. Шаги. (если подумать) Хината слышала не только это. Но и беспокойных лошадей. Разговоры в соседнем доме, который был в километре отсюда. Город. Она чуть не потерялась в этом круговороте звуков, который затягивал. Звуки становились настолько громкими, разрозненными, что от них было никуда не деться. Но вовремя смогла сосредоточиться на том, что происходило внизу. Кто-то вызывал полицию. Она прислушалась. Все далеко. У неё был шанс. Тихой, опасной тенью Хината проскользнула в коридор. Не успела понять как, но уже оказалась перед упрятанной в стене лестницей на чердак.______
Каждый раз, когда кто-то называл её имя, Хината улыбалась. Все эти люди внизу надеялись, что она в порядке. Раз её тела не было с остальными. Прислуга рассказывала, что хозяева переживали из-за отсутствия младшей дочери. Полиция, кажется, не знала, какие у неё первые мнения на счёт случившегося. Маньяк? Зверь? (холодно? Или всё же горячо?) Дом обыскивали, но никому не пришло в голову искать на чердаке. Комнат и так было слишком много. Хината пряталась в самой густой тени. Выжидала, когда сможет покинуть это место. Тени на полу менялись с каждым часом. Она могла только смотреть на них, не отвлекаясь ни на что другое. Теперь было сложно думать о чём-то, пока она смотрела и слушала. Только не одновременно. Этого «всего» было слишком много. Свет всё тух. Пока солнце не скрылось за горизонт. Пришёл вечер, а с ним. Хината почувствовала это. Пришла жизнь. Сосредоточиться стало проще. Тело словно стало твёрже, основательнее. Она даже не знала, что была подобием бестелесного призрака, пока не вернулась в свою обновлённую плоть. Люди ещё не покинули её дом. Но она не собиралась оставаться здесь. Рано или поздно они решат обыскать даже чердак. И если это случится под лучами солнца, ей придётся принимать плохие решения. Хината порылась в старых вещах, которые поколениями хранили на чердаке. Она всё ещё была в своём коротком белом платье с расклешёнными рукавами. Разве что белым оно быть перестало. Следы от грязи. От крови. Холода она не чувствовала, как и дискомфорта. Но кто-то мог увидеть её. Поэтому Хината закутала себя в старое мужское чёрное пальто, буквально утонув в нём. На чердаке было только круглое окно, но достаточно большое, чтобы она пролезла в него даже в широком пальто. Хината не могла объяснить, как поняла это, но перспектива упасть с высоты больше не казалась проблемой. Она выбралась на остывающую черепицу. Босые ноги ловко ступали по крыше, приближая её к самому краю. Хината закрыла глаза. Прислушалась. Все, кто был рядом, были в доме. И она сделала последний шаг. Земля казалась далёкой, но как только Хината шагнула ей навстречу, она оказалась перед глазами. И вот её ноги уже касаются холодных бетонных плит, на которых остались вмятины от её ступней. Это было… потрясающе. Хината пошла прочь. Тело само по себе ускорялось, стараясь скрыться в тени конюшни. Кони бесновались, но в этот раз она знала, что сама является причиной этого. Они почуяли опасность. Она улыбнулась, задержавшись рядом с ними. Провела рукой по дереву огромной постройки, где были не только сами конюшни, но и круглая площадка для объезда новых коней. Животные совсем сошли с ума. А Хината поняла, что улыбается, наслаждаясь таким эффектом. Их кровь тоже тихо звучала, но аромат был не таким насыщенным, как от людей. Хината не собиралась довольствоваться малым. Только не теперь, когда её мёртвое тело показало, каким живым может быть. Но сначала (я найду тебя, чтобы ты научил меня быть одной из вас) она собиралась найти того монстра, который убил её. Хината продолжила движение вперёд. Пока кони не привлекли слишком много внимания. Но резко остановилась. Его голос выделялся из всех остальных. Потому что его обладателю было больно. Действительно больно. Его скорбь и отрицание словно делали кровь гуще, тягучее. Но Хината сосредоточилась не на аромате, а на тихих рыданиях. Это отозвалось. Чем-то. Кровь сестры, что теперь была в ней, спешила навстречу к нему. Это была её любовь, которую она так жестоко отобрала. Хината обернулась на свой дом. Место, где не была счастлива, где просто существовала в жалких попытках понять, что она такое. Но её новая сущность увидела нечто большее. Пусть никчёмную, обременительную, но её жизнь. Позади было прошлое, где всё было известно наперёд. А впереди лишь неизвестность. Мёртвое нутро усмехнулось. Хината впервые с ним согласилась. Неизвестность ждала.______
Стараясь не привлекать к себе внимания, Хината избегала многолюдных мест. Она всё ещё не была уверена, как отреагирует на такое изобилие свежей горячей крови. Жажда притупилась, но это могло закончиться в любой момент. Ей нужны были те три монстра, которым она уподобилась, чтобы понять, как жить дальше. «Рассвет» как ни странно, совсем не изменился, хотя Хинате казалось, что с тех пор, как она умерла здесь, прошли уже столетия. — Куда собралась? — Хината отскочила от мужчины, что протянул к ней руку. — Бродяжкам к нам нельзя, — усмехнулся широкоплечий гигант под два метра ростом. Но Хината не чувствовала никакой энергии от него. Его рука всё ещё перекрывала ей путь, и она подумала, что могла бы (схватить, оторвать, слабая плоть) легко с ним разобраться. Приятная мысль, но её перекрыл визгливый крик боли. Хината очнулась, только когда у неё в руках уже была рука вышибалы. Она оторвалась неровно. Чуть выше локтя. Кровь пачкала её чёрное пальто, но следов почти не было видно. Она усмехнулась, глядя, как он орёт. В его глазах застыло неверие маленького ребёнка, у которого отобрали игрушку. Музыка гремела так, что никто этого не заметил. Хината не хотела этого делать в полной мере, но раз он всё равно терял столько драгоценной крови. Она проверила языком — клыки были на месте. И впилась ими в оставшуюся руку гиганта. Кожа на запястье, размером с её икры, легко порвалась. Кровь хлынула потоком. Его сердце было на последнем издыхании, когда Хината перестала пить. Те монстры не выпили её досуха. В этом она усмотрела какой-то знак. Опасность. Она посидела над телом вышибалы, пока он точно не умер. Оттащила его в тень. И вошла в клуб. Её возносило собственное превосходство. Только это было чем-то инородным. Словно мысль об этой эмоции вложили ей в голову. Как и с её семьёй. Это были эмоции того парня, которого она только что убила. Выше всех. Лучше всех. Наслаждение от того, что вызывает страх. При жизни Хината ничего такого не испытывала. Хотя… Это было как снова закинуться ЛСД. Никогда не знаешь, что почувствуешь. Было темно. Группа играла что-то активное. И цветомузыка мигала так, что некоторые люди падали в припадках эпилепсии. Хината распахнула пальто. Кровь на её платье окрасилась в сотни цветов. Она двигалась через плотное потное стадо людей. Её охотничьи угодья. В совершенно прямом смысле. Она касалась их холодными пальцами. Вдыхала ароматы крови. Слушала свою музыку из сердцебиений и дыханий. Столько эндорфинов в крови, что она чувствовала себя под кайфом. Тело само двигалось в странном танце, отдаваясь этой новой жизни. Но, как и в случае с наркотиками, у этого чувства было время действия. Когда она оказалась в знакомом коридоре, по которому следила за Конан, всё прошло. Тело её затихло. Только нутро смеялось, будто обещало, что скоро и новая жизнь превратится для неё в извращённое подобие бремени. Она предпочла его проигнорировать. «Управляющий». То, что она искала. — Бля, — очень ёмко отреагировал на её появление маленький управляющий с большим пивным пузом, которое опасно нависало над его ремнём из кожи крокодила. Хината склонила голову на бок. Совсем забыла, что перестала прятаться за чёрным пальто. — Девочка, если это случилось с тобой в нашем клубе, то ты не обижайся, но это не наше дело. Входя сюда, каждый даёт своё согласие и принимает тот факт, что контора не несёт ответственности. Хината снова вспомнила Конан. Но почему-то в контексте согласия. Они обе пришли сюда и подписали этот устный договор. — «Культ Джашина», — вместо того, чтобы вступать в бессмысленную полемику, произнесла Хината. Удивительно, но её голос будто тоже изменился. Зазвучал ярче, с новыми, гипнотическими нотками. — Чё? — Группа, — пояснила Хината, — она выступала вчера. Хочу знать, когда они вернутся. — Я не справочное бюро, — почуяв, что маленькая девочка с детским личиком пришла не ругаться, да ещё явно одна, управляющий почувствовал своё превосходство. — Гуляй отсюда, — он отмахнулся от неё. Хината едва двинулась вперёд, а уже обнаружила себя перед пузатым коротышкой, крепко вжимающей его в стену. — К-какого. Хината сжала мраморную ладошку вокруг его жирной шеи. И приподняла его тушу над полом. Короткие ножки забились в приступе страха. Она держала его одной рукой, скучающе зевнула, прикрываясь второй ладошкой. — Жаль, что ты оказался для меня бесполезным, — сочувственно произнесла Хьюга. И управляющий почувствовал, как ледяная рука сильнее сжалась на его горле. — Н-неархт, стхраой, — захрипел что-то невнятное мужчина. Хината позволила ему вдохнуть немного воздуха. — О-они уже всё, всё. Больше не будет их концертов, я не знаю куда они д-дальше. Это правда, — Хината захлопала глазками. Она знала, что это правда. Его сердце сказало ей об этом. Но всё остальное её знатно расстроило. Она понимала, что не сможет справиться с этой новой жизнью одна, если не узнает остальные правила. Её могло убить всё, что угодно, а она даже не будет знать, что это нужно избегать. — Э-это правда, — снова заблеял управляющий. Хината глубоко ушла в свои мысли и не заметила, как снова начала сжимать руку. Управляющий посинел. А потом что-то щёлкнуло, и его голова безвольно повисла. Девушка покачала головой. Это было ещё одной проблемой — то, как много трупов она за собой оставляла. И не важно, что начала это ещё при жизни.______
Несколько месяцев спустя, Хината потеряла им точный счёт. Время по собственной воле перестало иметь хоть какое-то значение. Хотя она не знала, чем это можно объяснить. Она всё ещё ничего не знала о том монстре, который её убил. Хината ночами просто бродила по городу. Слушала. Дышала им. Но ничего не нашла. А солнце загоняло её в самые отвратные тёмные места. В них она переставала чувствовать себя лучше человека, которым была. Иногда поиски приходилось прекращать. Просыпалась жажда. Она управляла её жизнью. Стала новой ловушкой. Кровь была её единственным желанием и главным проклятием. Она ненавидела её, но не могла отказаться. Так из высшего существа Хината превращалась в подобие жалкого наркомана, шныряющего в темноте по городу в поисках новой дозы. Жара сменилась холодами, но Хинате было всё равно. Она не чувствовала изменений температуры. Или усталости, настоящей. Голода. Того желания съесть любимую булочку с корицей. Теперь Хината не чувствовала ещё больше вещей, чем при жизни, когда казалась себе живым трупом, давно сгнившим внутри. Всё чаще ей хотелось просто сесть на высокую крышу и дождаться рассвета. Это было бы так красиво. Место с названием «Рассвет» дало ей эту новую жизнь. А зарево солнца над горизонтом прекратило бы её, обратив в прах. Сегодня была именно такая ночь. И Хината уже нашла себе идеальную крышу. Это был собор. Католиков было в городе не много, но кто-то из них был достаточно богат, чтобы воздвигнуть в городе место для своих собратьев по вере. С готическими шпилями, стрельчатыми окнами. И парочкой жутких гаргулий. Рядом с одной из них Хината присела в ожидании, когда взойдёт солнце. Она вслушивалась в шум засыпающего города. Её рвало на части. Желание существовать и желание исчезнуть. Хината попыталась открыться навстречу всему, что её окружало. Познать, есть ли что-то глубже. Чем то, что видит глаз или слышит ухо. Она потянулась к тьме, что окутывала её всю. Целиком. И тьма ответила. Это был настоящий зов. Кто-то звал её к себе. Крепкая нить вцепилась в её мёртвое сердце, и невидимая рука потянула за неё. Хината, не думая, бросилась прочь от гаргулий. Полы пальто развевались, пока она, как настоящая летучая мышь летела вниз. Она боялась, что упустит этот зов. Что нить оборвётся. И торопилась. Но нить лишь крепла. Она знала, что приближается. Зов становился таким громким, что оглушал, заглушая всё остальное. Тесно застроенные районы города оставались позади. Пока весь он не остался у неё за спиной. Хината никогда не покидала Коноху. А теперь оказалась на одной из просёлочных дорог. Несколько знаков с незнакомыми названиями тоже остались позади. Мелкие поселения. Редкие фонари вдоль трассы. Хината торопилась, как могла. Если рассвет застанет её в поисках этого зова, этой нити, значит, так тому и быть. Сила звука вибрировала в её мёртвом теле. Нить натянулась, как канат, который концом, где был гарпун, вцепился в неё. Это чувство, что не она идёт вперёд, а её тащит неведомая сила, обострилось до предела. А потом всё стихло. Хината оказалась опустошённой. Посреди густого леса. Но впереди явственно чувствовалось присутствие жизни. Такой же мёртвой, как она.______
Хината шагала вперёд с единственной целью — найти таких же, как она сама. Получить ответы, которые помогут ей познать всё, что даёт эта новая жизнь. Она ловко шла между высокими деревьями. Темнота не была проблемой для её глаз. Она услышала их раньше, чем они появились перед ней. Поэтому замерла на месте, стараясь показать, что не опасна. Это были они. Без всяких сомнений. Блондин с длинными волосами. Мальчик с кукольным лицом. И её убийца. — Заблудилась, малышка? — с усмешкой, в которой чувствовалась смертельная опасность, спросил блондин. Хината проигнорировала. Её интересовал только тот, кто стоял прямо перед ней. Серебристые волосы, зализанные назад, блестели даже в свете скрытой от глаз луны. Она хотела, чтобы он узнал её. — Давайте просто решим эту проблему, как обычно, — смотря на странную девчонку, взявшуюся буквально из ниоткуда, своими скучающими глазами, произнёс мальчик-кукла. — Скоро рассвет. — Тебя подослали? — грубо спросил её убийца. — У тебя послание от Учиха? — Хината только наклонила голову, не понимая, почему он не может узнать её. Тот, кто убил. (или тот, кто создал?) — Меня привело… что-то. Я не знала, как вас найти. Это не так, как с людьми. Как с кровью. Но я очень этого хотела, и сегодня сила, неведомая мне, привела сюда. — Мы что, собираемся слушать её бредни? — возмутился блондин. — Я была в клубе, где вы играли несколько месяцев назад. Ты думал, что убил меня и хотел сбросить в реку. Как ту, другую. Её убийца (создатель) облизался. И теперь действительно начал на неё смотреть. А потом рассмеялся. Как живой человек. Слишком много в этом смехе было жизни и эмоций. Хината поняла, что его смех отражается в её теле. Нить, которая тянулась от её сердца, вела к нему. К её убийце. К её создателю. — Не весёлая девочка под психоделиками, — от невероятности собственного предположения Хидан весело подпрыгнул, прихлопнув в ладоши. — После тебя я ещё долго чувствовал себя реально мёртвым, — он подошёл ближе. Хината впервые была рядом с себе подобным. От другого монстра шла совсем другая энергия. Ярче, сильнее. Она давила. Была одновременно родной и опасной. Будто пыталась напасть, уничтожить. — Нет, я был уверен, что ты всё. Сердце почти не билось. Не ожидал, что ты сможешь быть такой… сильной. Хината посмотрела прямо в его тёмные глаза. Там плескалось восхищение. Но она не знала, как чем он ею восхищён. Его созданием? Или только ею и больше ничем другим. Он протянул к ней руку. И Хинате не хотелось увернуться от этого касания. — Мне хватало… «детей», — он махнул рукой на двух других монстров, что замерли за его спиной. Хината чувствовала гнев, исходящий от них. Они не разделяли восторг своего «отца» от появления новой «сестры». — Знаешь, как это бывает, когда их слишком много? Они начинают шалить, — он широко улыбнулся, показывая острые клыки. — Ну, так уничтожь её и дело с концом, — сказал блондин. Он приблизился на шаг. Хината не успела понять, что проснулось в ней, но этот монстр был врагом, поэтому она пригнулась к земле, обнажая свои клыки. На лице блондина отразилось недоумение. Ведь он отступил. Вопреки своей силе, своему возрасту. Он отступил от ярости этой молодой незнакомки. — Аха-ха, ебать меня в мой бессмертный зад, а малышка-то с характером, — Хината выпрямилась. Она знала, что если бы осталась человеком, то сейчас уже покраснела. Мраморная кожа не поменяла своей бледности, но внутри было это чувство. Кажется, что-то даже после смерти не меняется. — Подойди, — нить снова натянулась, но в этот раз, когда Хината ответила на зов, вложив свою руку в его, эта связь представилась ей коротким поводком. В глазах её создателя было желание оставить её при себе. Навсегда. Хината могла предсказать, что если попросит его обучить её, то он никогда не признает за ней готовность двигаться дальше самостоятельно. Она вложила свою руку в его, соглашаясь на эту клетку с монстром. Но не собиралась позволять ему забрать себе эту новую непознанную жизнь. Хината пообещала себе, что сорвётся с поводка. Как только будет готова. Как только он поверит, что она предана ему. Она на это способна. (пусть спросит у моего первого отца)______
Он вёл её за руку (Хидан) через лес. Хината подумала, что это хороший знак — что их имена начинаются с одной буквы. Возможно, она ошиблась на его счёт. Мужчин-людей она легко разгадывала, но этот мужчина не был человеком. — Что я такое? — тихо спросила Хината. Говорить громко больше не было нужды. Хидан услышал бы её шёпот даже с другого конца этого бесконечного леса. Позади презрительно фыркнул Дейдара. Который блондин-барабанщик. — Сама не пробовала мозгами пораскинуть? — Хидан только слегка обернулся, бросив взгляд над плечом, и Дейдара заткнулся. Хината почувствовала силу. Она была подобна ледяному ветру. Впивалась острыми иголками. — Вампир? — вопреки логике мира, в котором она прожила почти двадцать лет, Хината смогла сказать это слово вслух. Хидан выглядел довольным. — Их не бывает, это выдумка из книг и чёрно-белых фильмов. — Разве ты или я похожи на выдумку? — его губы коснулись её руки. Он своей рукой заставил её руку коснуться его щеки. Хината покачала головой. Она и так знала, что всё это реально. Она была вампиром. — Значит я… мы правда будем жить вечно? — Для того, чтобы это узнать, нам придётся прожить эту… вечность. Как считаешь? — Да, наверное. — Раз у нас есть вечность впереди, тебе не обязательно всё узнавать прямо сейчас, — Хината согласилась, хотя её новое тело было готово узнать всё и сразу. — Добро пожаловать домой. Лес отступил, открывая взору особняк из тёмного камня. Хината ухмыльнулась. Всё было таким готическим и мрачным. Слишком карикатурно на её взгляд. — Вы прячетесь здесь? — Зачем нам прятаться? — удивился Хидан. — Мы — всесильны. Бессмертны. И этот лес принадлежит мне. Это лишь временная остановка. — Перед чем? — Перед тем, как я стану править городом, — Хината собралась задать ещё миллион вопросов, но пальцы Хидана легли на её приоткрытые губы. — Не всё сразу, давай сначала приведём тебя в порядок, — его взгляд, прошедшийся по её телу, как мохнатые лапы тарантула. Обвивший её, как скользкое тело змеи. Сказал Хинате кое-что о том, как меняются мужчины, когда становятся вампирами. (никак) Он смотрел на неё, как на свою собственность. Хината удержалась от человеческого желания закатить глаза. Хидан был, пожалуй, самым древним её Гумбертом Гумбертом. Но она предрекла ему такой же несчастливый конец.______
Особняк внутри походил на смесь музея, древнего замка, борделя и логова извращенца. Но она больше не задавалась вопросом, как троице не самых лучших музыкантов удалось стать хозяевами целого леса. Когда живёшь не первое столетие, многие твои вещи становятся антиквариатом. — Идём, — он всё ещё водил её за руку. В этом было что-то ненормальное, но Хината понимала: так он показывает, кто она в этом доме. Его малышка, несмышлёная, требующая постоянного присмотра. Которую нужно направлять. В его взгляде читалось желание показать ей этот новый мир. Она шла чуть позади, широкая тёмная лестница с пошлым красным ковровым покрытием вела наверх. Свет исходил только от старых бра. Тусклый, желтоватый. Но в нём не было нужды. Как и в каминах, которые, должно быть, были в каждой комнате. Ванная была огромным помещением, но кроме тяжеловесной чугунной ванны на ножках-лапах не было ничего. Хидан открыл кран. Один. С горячей водой. Потоки падали на дно, заглушая собой всё вокруг. Пока воды не стало достаточно, чтобы остался лишь шум бурления. Пар быстро заполнял всё вокруг, оседая на зеркалах во всю стену. — Ты теперь со мной, — сказал Хидан, он возвышался на пол головы. Избавился от своей рубашки, пока трогал воду в ванной. А Хината всё ещё была в своём чёрном тяжёлом пальто. — И должна выглядеть соответственно. Давай избавимся от этого. Хината странным взглядом проводила пальто. Хидан выкинул его подальше. Но это была вещь из её прошлой жизни. Что-то. Возможно, кровь её семьи ещё давала о себе знать. Хотело сохранить его. Она подняла руки, чтобы Хидан избавил её от платья, которое когда-то было белым. Хината решила, что её душа, несмотря ни на что, тоже когда-то была такой белой, а теперь покрылась грязью и чужой кровью. Он задевал её тело своими тонкими пальцами больше и чаще, чем это было необходимо. Хината теперь точно знала, что придётся делиться своим телом, если она хочет, чтобы он поделился секретами её новой жизни. Но теперь её тело действительно было куском мёртвой плоти. И ей по-прежнему было на него плевать. Первый закон новой жизни был очевиден: хочешь что-то получить — отдай что-то взамен. Хидан подал ей руку, помогая забраться в горячую воду. Это был один сплошной кипяток. Но он едва прогревал её новое мраморное тело. — Позволь ему стать совершенным, — сказал он, трогая без разрешения слово «свобода». Хината погрузилась в воду. И прислушалась к своему телу. А потом услышала ответ. Кровь и грязь кусками отваливались, отпаренные от белой кожи. Вместе с ним выравнивались мелкие шрамы, исчезали чёрные точки и мелкая апельсиновая корка с бёдер. Кожа разглаживалась, пока очередь не дошла до её шрамов. Хината ухватилась за «боль» рукой, но не смогла его удержать. Когда она убрала пальцы, там не осталось ничего, кроме гладкого белого мрамора. Хината почувствовала себя в чужом теле. Ей хотелось раздирать его снова и снова, пока всё не вернётся на свои места. Она медленно сползла под воду. Возможно, если проведёт вечность здесь, то будет не так уж плохо. Её окружили собственные волосы. Иссиня-чёрные. Необычные, но цвет родной. Раньше её чаще об этом спрашивали. Пока она не превратилась в кого-то мёртвого, и люди это сразу поняли. Не только у вампиров есть радар. Она всегда подравнивала концы самостоятельно, слышала, что так нельзя делать. Что это плохая примета. Но сейчас её новые глаза видели, как они растут. Заполняют собой всё пространство. Запутываются, закрывая свет с поверхности. Хината вынырнула. Было необычно не чувствовать, что задыхалась. — Да, блядь, вот теперь ты совершенна, — Хидан облизывался, прикусывая губы клыками. Его пальцы вцепились в борта старинной ванны. Будто он пытался удержаться от того, чтобы прикоснуться к ней. — Невероятно, — он запутался рукой в её мокрых волосах. Провёл по плечам и груди, невзначай касаясь восставшего соска на идеально подтянувшейся груди. — И всё это создал я, — его пальцы на её колене. Спускаются ниже, чтобы начать подниматься выше. — Некоторые вещи наши тела могут чувствовать даже сильнее, чем человеческие. Сказав это, Хидан погрузил свои пальцы в её лоно. Хината подавила желание зажать его руку ногами. И давить так долго, так сильно, чтобы узнать, сколько сил нужно приложить, чтобы оторвать руку вампиру. Она заставила тело замереть, расслабиться. Откинула голову назад. Хидан был прав. Это отличалось от того, что она ощущала, будучи человеком. Когда трогала так себя. То были лишь смутные отголоски. Сейчас она точно знала, где его пальцы, чего они касаются. Казалось, что он проник во всё тело разом. Но вампирское или человеческое. Это было её тело. И сейчас оно жаждало ответов, а не его пальцев внутри себя. Хината призвала что-то новое. Тот гипнотический голос, которым говорила с управляющим клуба. Ту ловкость, с которой она теперь двигается. Она выгибалась и стонала. Наслаждалась тем восхищением, какое испытывал Хидан, пока думал, что доставляет ей удовольствие. Обманывать оказалось так приятно. Это подстёгивало. Она выгибалась и стонала сильнее. Следила за его пальцами внутри себя, которые верили. И Хината улыбалась этому. Он ускорился. Она устроила настоящее шоу. Хината могла бы поклясться, что от этого Хидан сам кончил. — Нам будет очень весело, — Хината не согласилась, но промолчала. — Принесу для тебя платье. Он ушёл. А Хината задумалась, откуда в доме, где живут трое мужчин, может взяться платье.______
Хината думала, что после Мадары-сенсея никогда не будет больше Лолитой. Как же она ошибалась. Её превращение было далеко до завершения. Но не теперь. Теперь она была вампиром. И нимфеткой. Навечно. Хидан сам надел на неё это короткое чёрное платье с пышной юбкой и корсетом. Сам натянул на её ноги чёрные чулки. Она превратилась в мёртвую готическую принцессу. И это больно ударило по самолюбию двух принцев. Хорошо, что её заботило лишь обучение. — Нам не нужен сон, но солнце опасно для таких как мы. Ты уже должна была заметить, как меняется твоё тело. В эти часы мы уязвимы, поэтому всегда нужно иметь место, где тебя никто не найдёт, — рассказывал Хидан. Но он не добавил, кто может искать вампиров, чтобы им навредить. Он просто укладывал её в свою широкую постель, застеленную чёрным шёлком. Иногда он позволял Дейдаре и Сасори присоединится. В такие моменты их связь превращалась в цепи, сковывающие её.______
— Я думал, что мы так больше не делаем, — недовольно пробурчал Дейдара, когда они пропускали в дом двух шлюх, снятых на обочине в городе. Хидан нарушал уже второе своё правило. И вампиры не были удивлены, что всё ради его новой игрушки, этой высокомерной принцессы. — Не ворчи, — потрепав его по щеке, улыбнулся Хидан. Он появился из ниоткуда. Забрал девку, которая была красивее. — А вот и мой сюрприз для тебя, — пропел Хидан, без стука врываясь в комнату, которую Хината считала своей. Она изучала книги, которые писали сами вампиры, но быстро поняла, что даже они сами ничего не знают о своём виде наверняка. — За такое придётся доплатить, — шлюха жевала жвачку и старалась звучать соблазнительно, но выходило не очень. — Не переживай, в долгу я не останусь, ты получишь по полной. Бросай свои книжки и иди сюда, — Хината сидела к нему спиной и желала выставить его за дверь, но знала, что должна быть послушной. В этом был секрет долгой жизни Хидана, при том, что его ненавидели многие, и он часто бросал вызов другим вампирам. Просто ради развлечения. Он никого не подпускал. Никому не доверял. Кроме неё. — Помнишь, как я тебя учил? Не слишком сильно, не слишком слабо, — Хината кивнула. Шлюха стояла посреди комнаты и даже не догадывалась, что сейчас умрёт. Хината сосредоточилась на мелодии её крови. Она была здесь уже пару месяцев. И Хидан предпочитал морить её голодом. Людей поблизости не было, так что жажда казалась лишь звоном в ушах. Но теперь, когда кровь была так близко, превратилась в самоцель её существования. Хината заставила себя замедлиться. Приоткрыла рот, показывая лишь кончики клыков. Едва заметный шаг. Она стала дуновением ветерка. И впилась в шею шлюхи. Та не брыкалась. Яд вампира парализовал. Всё, кроме страха. Поэтому сердце яростно выкачивало её кровь в горло Хинаты. Она зарычала, когда Хидан присосался к запястью шлюхи. Но это был порыв, инстинкт. Он быстро его подавил, показав свою силу. Ледяные иглы впились в её тело. И отступили. — Всё, — Хидану пришлось самостоятельно отдирать Хинату от девки. Теперь, когда её контролировал создатель, она могла отпустить себя. И это было лучшей частью обучения. — Прислушивайся к сердцу. Оно подскажет, когда пора прекратить. — Зачем? — Мы бессмертны, но это не значит, что не можем умереть, солнце не единственное, что может стать тому причиной. Не остановишься вовремя, заберёшь жизнь своими клыками и станешь лишь высохшей мумией. Смерть человека перейдёт к тебе. Ясно? — Ясно. Хината отвлеклась на мысли о самой себе. Хидан слушал её сердце. Но всё равно не смог угадать, что она сильнее. Что она вернётся к жизни. А потом накрыла похоть. Чужая. Это были эмоции шлюхи. Хината не отдавала себе отчёт в том, что трогает собственный клитор. Что-то было её, приходило волнами, пока её ловкие пальчики погружались в сочащуюся соками киску. Но остальное. Слишком требовательное. Слишком громкое. Было чужим. — Чувствуешь это? — спросил Хидан. Он едва шевелил языком, отдаваясь их общему возбуждению. Он ползал на коленях перед ней, заглядывая под платье, чтобы видеть, как она трогает себя. — Чувствуешь жизнь? (жизнь?) Нет. Хината не чувствовала себя живой. Это была лишь похоть, которая так и не стала чем-то значимым в её человеческой жизни. Хината хотела сбросить с себя это чужеродное чувство. Но не получалось. Попыталась сжать пальцы в кулак, вцепиться во что-то, чтобы не поддаваться. Хидан отобрал её руку, блестящую от соков, которыми сочилось даже это мраморное тело. Он отчаянно слизывал всё до капли. Из жадного вампира он превратился в жалкого человека. Хината будто наблюдала со стороны. Как Хидан раздевает её (это оказалось настоящим фетишем) но оставляет чулки и чёрные туфельки в стиле Алисы. Как укладывает её на кровать рядом с умирающей шлюхой, которая, возможно, ещё могла видеть их. Как входит в неё до упора. Его мраморные яйца упираются в её идеальные ляжки. — Сука, как хорошо. Как хорошо жить, как хорошо ебать тебя, моя принцесса, — он выкрикивает что-то похожее на клич ковбоев. И долбится в неё. Её тело лежит под ним. Оно реагирует. Оно истекает желанием. Но её разум смотрит откуда-то из глубины. Хината чётко понимает, что это не её эмоции. В первые разы так не было. Да, она знала, что прикоснулась к чувствам других людей, но они подошли её телу. Они сделали её целой. На краткий миг. Похоть, которую навязал ей Хидан, была чужой. Стоны, что вылетали из её рта, были чужими. Но её мёртвое тело ухмылялось, глядя на неё. Оно кричало ему: быть быстрее, быть глубже. Засасывало в себя. Её тело испытало что-то сродни человеческому оргазму. Мёртвое нутро откровенно смеялось над ней. А потом всё прошло. Кровь ещё долго питала её, но эмоции испарились.______
Даже для вампира, который располагал всем временем мира, эти первые годы с Хиданом показались Хинате вечностью. Он позволял ей штудировать книги, но не выпускал из этого готического дворца, который будто строил для неё. Только не знал об этом. Он приводил к ней девушек и юношей для кормления. Каждый раз полных гормонов и желаний. Он раскладывал её перед собой на кровати. Швырял на персидские ковры. Топил камины, убивал медведей, чтобы иметь её на их шкурах. Он привязывал её к большому деревянному кресту, распиная. Своим возбуждённым членом отпуская ей грехи. Он не любил делиться, но иногда любил смотреть. Только так Хидан мог воочию убедиться, что создал совершенство. В комнате было три трупа. (в комнате было шесть трупов, но кто считает) Три человеческих тела, обескровленных. Два парня и девушка. Хидан сидел в старинном кресле. Огонь из камина играл на его бледном лице. Он поглаживал свою длину. И наблюдал за своими разморёнными сытостью «детьми». Хината, такая контрастная со своей бледной кожей и тёмными волосами, лежала между яркими Дейдарой и Сасори. Сегодня он позволил им устроить оргию кормления. Его мальчики были перевозбуждены. Он это видел. Но теперь Хидана занимала лишь маленькая принцесса. — Вы ненавидите её, я знаю, как знаю и то, что хотите её. Эмоции этих людей берут над вами верх. Хорошо, — Хидан облизался. — Я разрешаю вам доставить удовольствие моей малышке. Хината ничего не чувствовала. Она искала это в книгах. Можно ли привыкнуть к эмоциям, что приходят с человеческой кровью. Но все вампиры отдавались этому с головой. Каждое кормление было новой дозой жизни. Для Хинаты эмоции, приходящие с кровью, давно стали лишь далёким эхом. — Встать на колени, Хината, — он испытывал что-то сродни экстаза, когда называл её по имени, поэтому делал это очень редко. А она могла лишь подчиниться. Потому что это единственный способ. Она встала на колени посреди огромной постели. — Давайте, мальчики, порадуйте папочку, — Дейдара двинулся первым, его по полной программе накрыло возбуждение. И это было хорошей возможностью нагнуть любимую папочкину принцессу. Хидан оказался между ними так быстро, что даже Хината не заметила этого движения. Он схватил блондина за горло. Казалось, что мрамор вот-вот пойдёт трещинами. Хидан обнажил клыки и зашипел. Ледяные иглы его силы стали настоящими кольями. Они протыкали каждого из них. Сила вибрировала холодом. Вызывала желание свернуться калачиком. Сасори так и сделал, тихо хныкая. — Думаешь, я позволю тебе прикоснуться к ней твоим грязным членом? — свободной рукой Хидан обхватил достоинство Дейдары. И это были вовсе не предварительные ласки. Он был готов оторвать его. С невероятной лёгкостью Хидан уложил Дейдару на кровать, подсовывая его голову между ног Хинаты, которая застыла на коленях. — Лижи, мелкий гадёныш. Язык блондина медленно прошёлся по её складочкам. Несколько раз. Хидан отпустил его, когда понял, что никаких новых эксцессов не предвидится. И удалился на своё старое место, чтобы смотреть. Дейдара, снова отдаваясь похоти, обхватил её бёдра руками, облизывая её женственность, как жадный пёс. Хината чуть откинула голову назад, когда он оказался внутри. И язык его был таким же твёрдым, как член Хидана. А может даже твёрже. Она чувствовала его в себе. Он извивался там, глубоко. — Не отставай, — приказал Хидан Сасори, который всё ещё лежал в позе эмбриона и дёргал себя за член, как маленький мальчик, который не может себя контролировать. Красноволосый подчинился. Он прополз через всю кровать, встал перед Хинатой. Его рот накинулся на её сосок. Вторая рука сжала плотную грудь. Показались клыки, и он прикусил возбуждённую горошинку. Из двух маленьких ранок сочилась кровь людей, которую Хината только что выпила. Сасори слизывал её. Как настоящая маленькая летучая мышка-вампир. — Дай ей больше, — вновь приказал Хидан. Вампиры не знали, к кому именно он обращается. Дейдара сильнее нажал на её бёдра руками, усаживая её себе на лицо. (хорошо, что вампирам не нужно дышать) Сасори перебрался ей за спину, оседлал Дейдару, их возбуждённые члены тёрлись друг об друга. И наклонил Хинату вперёд, чтобы открыть себе вид на её попку. Его язык обвёл анус по кругу, прежде чем толкнуться внутрь. Узкая дырочка была слишком узкой даже для этого. Хината царапала кожу на бёдрах. Искала опору. Для её нового вампирского восприятия это было слишком. Два мужских языка будоражили человеческую кровь, полную похоти и разврата. Мелкая дрожь, к которой она привыкла, отозвалась чем-то похожим на удовольствие. Язык Дейдары задвигался по кругу, казалось, что он удлинился. Так глубоко блондин пихал его. Сасори свой вытащил, присосавшись, как рыба к её анусу, будто пытался выкачать из неё несуществующий воздух. Было слишком… что-то надвигалось. Что-то прекрасное. Но как только оно приблизилось. Появилась ледяная сила Хидана. Языки покинули её тело. Их заменил его жалкий член. — Ты — моя, — стонал он, так становясь похожим на человека. — А я — твой. Только твой, моя принцесса. Это мёртвое сердце, — он положил её руку к себе на грудь, где не было никакого движения, — оно принадлежит тебе. Всё, что она могла — лежать на спине и смотреть в потолок. Балдахин над кроватью качался. Вперёд-назад. По мере того, как он толкался, двигая её тело. Сасори и Дейдара набрались смелости, чтобы приникнуть ртами к её колышущейся груди. Они улыбались, как дети, когда им удавалось поймать её соски. Пока каждый пихался в руку другого, доводя брата до оргазма. Их сперма с противным шлепком упала на её ноги. Хидан оставил свой след на её мраморном животе. Ей повезло, что кровь ослепила их похотью. Никто не заметил, что под ними лишь мёртвое тело.______
— К этому можно привыкнуть? — было утро, Хидан обнимал её, как свою игрушку. Хината решила, что это время стоит потратить на вопросы. — К чему? — лениво уточнил Хидан. — К эмоциям, которые мы получаем через кровь, — он усмехнулся. — Привыкнуть к жизни? Конечно, нет. Хината не сомневалась, что услышит такой ответ. Это лишь означало, что её ненормальность, её мёртвое нутро осталось при ней. Став действительно мёртвым, оно не превратилось во что-то другое. Ни жизнь. Ни смерть. Не сделали её действительно живой. — В Конохе есть ещё вампиры? — Разумеется, и много, — нехотя, но Хидан ответил. Он не любил говорить о городе. И ещё о чём-то про что Хината так и не узнала. — Почему я не встретила никого из них, пока искала тебя? — Таков уж наш вид. Мы скрываемся друг от друга, если нет необходимости в единстве. Предпочитаем узкий круг. Поэтому вампиры часто закрываются от других. Прячут свою силу. Чтобы их не обнаружили. Не только кто-то слабый или новообращённый, но и кто-то сильный. — Почему ты не любишь говорить о Конохе? — Потому, — отрезал Хидан. Хината никогда не настаивала. Ей было не особо интересно. Но сегодня решила, что может узнать ответ. — Но, — она прижалась к нему, провела пальчиком по голой груди, — мне так любопытно. Я знаю твоё тело так же, как ты знаешь моё, а как же всё остальное? — Хидан оказался слабаком при всей своей мощи. Он растаял. Хинату бы стошнило, если бы это было возможно. Он оказался восхищен настолько, что смотрел… с маниакальной любовью, если такие монстры вообще умели любить. — Мы приехали сюда, чтобы я стал Мастером города, — ответил Хидан. — Как это? — Мастер считается самым сильным вампиром, он правит остальными. И в Конохе самый слабый Мастер. Я был готов бросить новый вызов, — Хидан оскалился, — первый он проигнорировал. Но появилась ты, и я забросил эту свою мечту. Хината увидела в этом возможность. — Почему же теперь не вспомнить о ней снова? Разве я не могу тебе помочь? Хидан задумался. Крепко. И это имело свои плоды. — Мы отправляемся в город, — объявил он своим вампирам. — Пора нам напомнить Конохе о себе.______
Время замерло только для Хинаты. Не для города. Она и так слышала из своей комнаты, что люди стали ближе к их лесам. Город разрастался, перенаселялся всё новыми и новыми членами общества. Всё становилось громче. Всего становилось больше. Люди. Техника. Машины. Здания становились выше. Крыши теперь задевали горизонт. Хината словно попала в другой мир. Таким резким оказался первый выход в свет после десятилетий заточения. Где-то там всё ещё мог существовать её дом. Её школа. Её университет. Клуб, где она переродилась. Но город даже пах иначе. Она боялась, что он не примет её назад. — Кровососы, погань, — Хината так глубоко ушла в себя, отдаваясь обновлённому городу, что пропустила момент первой встречи с ними. Монстрами, что жили бок о бок с вампирами. С их злейшими врагами. Оборотнями.______
Хината резко оборачивается. Но в тягучей атмосфере враждебности это движение занимает у неё целую вечность. Волосы развеваются на ветру. Смотря на человека перед ней сквозь эту иссиня-чёрную пелену с трещинами, Хината не понимает, почему тело реагирует так бурно. Она словно кошка, что столкнулась нос к носу с собакой. Это не так, как было в лесу. Там Хината желала показать свою силу. Но сейчас ей хочется забиться подальше. Человек, который стоит перед ней, абсолютно точно не человек. От его близости воздух становится неровным, как в жару. Для её холодного тела, привыкшего к ледяной силе вампиров, это как оказаться окружённой солнечными лучами. В нём ничего особенного. Волосы до плеч. Странные тёмно-серые. А может так видится только ей. Острые, полные гнева зелёно-карие глаза. Которые смотрели прямо на неё. И убраться с линии этого взгляда она была не в силах. — Свали с моей дороги, мертвечина, — он делает лишний шаг, горячая сила оседает на её коже. А у него руки меняются. Обрастают жёсткой шерстью. Когти вырастают светлые-светлые, острые. Хината не может оторвать взгляд. Не может перестать спрашивать себя: «способны ли эти когти уничтожить мрамор её кожи». — Проваливай в нору, из которой вылез, — спокойно отвечает ему Хидан. Он прижимает её к себе. Так по-хозяйски. Но от него исходят иглы мороза. Это отрезвляет. Делает ситуацию безопаснее. Существо, что стоит напротив, морщит лицо. Оно начало терять свои черты. А потом всё прекращается. Мимо проходят люди. Хината чувствует их кровь. Она бежит по венам, как ей полагается. И никакой энергии, кроме простой жизни, от них не исходит. — Когда-нибудь, кровосос, — говорит новый монстр. С надеждой. — Перемирию придёт конец, и тогда мы узнаем раз и навсегда, кому принадлежит этот мир.______
Хидан тащит её обратно в их лес. Прячется и прячет её. Но когда этот зверь остаётся далеко, Хината вспоминает, как хотела вернуться в город. Ощутить пульс жизни. Дальше от этой каменной клетки. Дальше от её создателя, который окончательно решил, что она принадлежит ему. Хината ничего не спрашивает. Выжидает. Он должен успокоиться и быть готовым к тому, что она вынудит его всё рассказать. Хотя сдерживаться сложно, особенно сейчас. Он был обязан рассказать, что есть ещё существа. Похожие на них. Опасные для них. Это вопрос выживания. Хината успела узнать наизусть все книги, что давал Хидан. Но нигде не было ни слова о том существе. Который, она не сомневалась, мог убить её. Кругом лишь бесполезные, пожелтевшие, рассыпающиеся под пальцами страницы. Мемуары извращенцев-кровососов, которые тратили вечность не на поиск ответов, а на низменные желания. Став высшими существами, они стремились лишь к самому ничтожному. (все они только и хотят снова стать людьми) Хината ощущает свой собственный гнев. Он совсем слабый. Едва слышится через пелену давно выпитой крови очередной девушки, которая не в ладах с собственными гормонами. Вампирша рвёт свои книги, разбрасывает бесценные воспоминания. Топчет их. Превращая в труху. Это приносит… удовольствие. Первое за много лет. — Хах, — так увлеклась, что позволила Дейдаре подкрасться. Хината не позволяла себе такого. Они тоже были тем, что может повредить её новому существованию. Но приходилось признать, что и блондин, и мальчик с кукольным лицом сильнее неё. — Папочка снова ничего не рассказал своей маленькой принцессе? Она игнорирует неважное. — Кто это был? — напрямую спрашивает Хината. — Не твоего ума дело, раз Хидан тебе не рассказал, — Хината вздыхает, делает это неосознанно, так, по-человечески. Дейдара наслаждается своим превосходством. — Расскажи, — не просьба, а требование, но она не даёт ему времени ответить на такую наглость, — а я скажу в следующий раз, что твой язык не доставляет мне никакого удовольствия. (ниже пояса, да. А ты как думал? Что существуют правила? До гонга можно делать всё, что угодно) Это его слабое место, Хината знает. Каждый раз оказываться под ней. На коленях перед ней. Таким жалким. Но она может одним словом освободить от этого. Слишком заманчиво, чтобы он отказался. Даже невзирая на возможность познать гнев создателя. — Оборотень, — просто отвечает Дейдара. Хината закатывает глаза. Привычка быть человеком задержалась в ней слишком надолго. (может поэтому я такая не правильная?) — Не закатывай глазки, принцесса, — усмехается блондин. — Строго говоря, они не настоящие оборотни, не ликантропы, не вервульфы, не волки-оборотни. Одним словом, они скорее, — он изящно машет рукой, подыскивая слово, — шейпшифтеры. Понимаешь? Перевёртыши. — Перевёртыши? — а вот это уже было любопытно. — Тот, кого мы встретили, даже ты должна была заметить его когти. Он оборачивается росомахой. — Почему, — Хината не знала точно, стоит ли признаваться в этом, но вопрос выживания был слишком важен. Ей нужна эта вечность. Чтобы понять, что она такое. — Почему мне было страшно рядом с ним? — Полагаю, что это твои инстинкты, — Дейдара подошёл ближе. Навис над ней. В нём было мало ледяной силы в сравнении с Хиданом, но он попытался её использовать на ней. Инстинкты приказывали бежать. А ещё, что однажды ей может стоить вечности эти игры с обиженными принцами. — Почему? — Наши виды, как хищники и жертвы. Только не поймёшь, где кто. Мы веками вели войну. Уничтожали друг друга. Пока не поняли, что могут исчезнуть оба вида. С тех пор, — Дейдара задумался, отступая, — уже лет семьдесят, а может и все сто. Время такая странная штука, когда его у тебя хоть отбавляй. Словом, у нас перемирие. — Но он… — Это не мешает нам, изредка, продолжать убивать друг друга. Это же так весело. Почти так же, как убить себе подобного, показать, что ты сильнее. — Исчезни, — Хидан сказал это тихо, но казалось, что его сила сотрясла сами каменные стены. Дейдара поджал хвост и исполнил приказ. Хината виновато опустила глаза. Даже такой сильный вампир не мог устоять против его маленькой Лолиты. (если бы он только видел, как я краснела) Она услышала его тяжёлый вздох. Хината делала его повадки слишком человеческими. Хидан превращался в обычного мужчину. И это делало его таким скучным. — Я не хотел, чтобы ты этого знала. — Почему? — она смотрела невероятно большими глазами. Он желал её тело даже без допинга в виде человеческой крови. А ещё он желал то, что осталось от её человеческой души. Чтобы она любила его так же, как он её. Навсегда. Навечно. — Из-за этого, — он указал на неё. Хината изобразила смущение. — Ты испугалась, а ведь я столько говорил, что мы, блядь, сильнее всех. Так и есть, — его пальцы для убедительности впились в её мраморные плечи, — шифтеры слабаки, они больше люди, чем существа. В своём человеческом облике они ничего не могут сделать таким, как мы. Но мы, — его руки начали поглаживать её плечи, спускаясь каждый раз всё ниже и ниже. Притянули её за талию. Хината подставила шею под поцелуй, но надеялась, что он договорит. Хидан увлекался, но она не могла останавливать его. Если он будет доволен, она узнает куда больше. Он резко потянул её за длинные волосы, выгибая в спине так, что Хината сломалась пополам. Иссиня-чёрное полотно упало на пол. А Хидан впился губами в ложбинку между грудей, зажатых в чёрном готическом платье нимфетки. Хината поднимает руки, хочет привлечь его внимание, ненавязчиво вернуть его в нужное русло, но он отбрасывает их от себя. Руки присоединяются к волосам, безвольно качаются за головой. Пока он лезет руками под пышную юбку платья. Чёрный круг из ткани выглядит как щит, когда Хидан задирает его. Юбка стоит колом, прикрывая её от него. Хината считает пылинки, кружащиеся вокруг. Слушает, как тикают сразу все часы в многоэтажке в соседнем районе. Волосы и руки колышутся, будто она качается на качели. Трахаться с Хиданом — способ учиться выживать в новой жизни. А в жизни иногда приходится (терпеть палки в пизде) идти на компромиссы. Он держит её за талию, то двигая к себе, то отодвигая от себя. Хидан смотрит на свой бледный член, как Хината поглощает его, так же жадно, как делает всё в своей новой ипостаси. О, если бы только Хината могла заглянуть в его мысли. То знала бы, как он слеп из-за неё. Не видит ни мёртвого тела, ни мёртвого нутра. Лишь куколку в маске. Свою Лолиту. Что поработила его. Хидан кончает. Отпуская силу, переставая её контролировать. Хината ощущает ледяные иголки. Они протыкают насквозь куда действеннее, чем его мраморный член. Он должен быть твёрдым, как всё тело вампира, но она понимает, что пальцы на её руках твёрже. Она ждёт, когда он насмотрится. Как его семя вытекает из неё, пачкая чулки. Его пошлая Лолита. В чём-то Гумберты все разные. Хината выпрямляется. Порыв. Притворная благодарность. Она прильнула к нему, как маленькая девочка, что нуждается в защите. — Я перестану бояться, если ты всё мне расскажешь, — через долгие часы ступора, говорит она. Теперь можно. Он полностью утратил себя, потерявшись в ней. — Пока они люди — мы легко можем уничтожить любого из них, — успокаивает Хидан. Она кивает, запоминает новые данные. — Но это не значит, что ты должна пытаться. (враньё, подвох) — Ты же говоришь… — Я говорю, что ты должна держаться от них подальше, — приказывает Хидан. Хината надувает губки. — Нет, принцесса, — он падает на колени, утыкается носом ей в живот. — Мы сильны, пока они люди, — он сдаётся, значит, она не зря терпит сперму на дурацких чулках, — но стоит им поменять форму и даже наши тела могут не выдержать. А ещё они… как люди. Их кровь звучит очень громко, — Хината не успела этого заметить, — это такой соблазн. Но их эмоции… они выходят за грань. Они способны лишить нас рассудка. Вечность взаперти… в своём собственном разуме? Хината вздрагивает. Как будто от страха. На самом деле от ужаса. Она будет обходить перевёртышей стороной. Их кровь не станет причиной заточения. В одиночной камере с её мёртвым нутром.______
— Разве это то, чего ты хотел? — Сасори редко говорит, но сейчас даже его терпение начинает заканчиваться. — Это точно не то, что ты нам обещал. Сколько мы уже в Конохе? Тридцать лет. А ты так и не стал Мастером города. Когда ты вообще думал об этом в последний раз? Вечность с девкой — это твоё главное желание? Хината читает книгу, которая уцелела после её выходки. Ей было плевать. Но теперь нет. Это всё ещё прекрасный повод… избавиться от него. От всех них. Тридцать лет вампирской жизни. Тридцать лет на крови одних шлюх. Она устала от этого. Хината не чувствует себя ни живой, ни мёртвой. Она всё ещё в своём старом мире. И хочет лишь одного — бежать отсюда. Но Хидан не отпустит так просто. — Мастер города — звучит очень заманчиво, — тихо, как бы ни на что не намекая. Глаза Хидана загораются. В его смелых фантазиях она сидит рядом с ним на троне. Его Королева крови. — Узнайте мне всё про Саске Учиха. Хината прячет злую усмешку за пожелтевшими страницами. Автор мемуаров некто Орочимару, в перерывах между тем, как описывает свои сексуальные извращения над молоденькими мальчиками, вампирами и людьми. Выдаёт отличную фразу про гордыню вампиров. Которая всегда будет стоить им целой вечности.______
Хината практически ненавидит этого неведомого Саске. (не Мастер, а просто трус) Он не реагирует ни на один вызов от Хидана. Словно тот (но тут я полностью разделяю мнение Мастера) вонючий кусок дерьма на его ботинках — почистил, дождался, когда выветрится. И осталось лишь знание, что оно там когда-то было. Хидан давно стал для неё бесполезен. Остальные знания она не может получить с ним. Не может узнать, как реагирует на другую кровь. Не может уйти, чтобы найти то, что сделает её целой. Полной эмоций, которых никогда не могла добиться от своего мёртвого нутра. Но Хината знает, что вампирское тело иное. Оно может превратиться в храм жизни. Нужна лишь. Хината прикасается к своей ровной мраморной коже. Когда-то там была «свобода», но Хидан забрал даже эту крупицу. Она желает подтолкнуть Хидана не к словам, но к действиям. Чтобы он просто пошёл к Мастеру и напал на него. Но у вампиров есть правила. Традиции. Мастер должен сам отвечать на вызов, чтобы не прослыть слабаком и трусом. Но Саске Учиха плевать на такие условности. Хината абсолютно точно ненавидит Мастера Конохи.______
Дейдара и Сасори даже рады возможности побыть вдали от Хидана и его игрушки. Они устали от вечного пренебрежения. От того, что она является средством принизить их. Их создатель превратился из лошади, на которую они готовы были поставить, в старую клячу, оставшуюся в воротах, даже не понявшую, что забег начался. Вампирам не нравились причины, почему Хидан вернулся к своей затее с Мастером города. Но это было лучше, чем вечные оргии с кровью и отлизыванием у высокомерной сучки. Теперь они таскались в город, передавая вызовы своего господина. Которые Учиха игнорировал. Ужасным было, однако, вовсе не это, а то, что никто до сих пор не разочаровался в таком Мастере. Вампиры подозревали, что это из-за того, кем он себя окружил. С наступлением XXI века многое изменилось. Например, отношение людей к вампирам, да и вообще к разным существам, которые считались мифами. Сказками, чтобы пугать детишек. Люди не перестали в них не верить, но заимели странную одержимость их мёртвой жизнью. Как им она виделась. Мастер города воспользовался этими изменениями. Этой новой модой. Так в Конохе появился первый клуб вампиров. «Sex and Violence». Секс и насилие, м-м-м, звучит слишком хорошо. Дорогой. Элитный. И под завязку забитый монстрами. В этом месте слово «перемирие» приобретало новый оттенок. Вампиры и перевёртыши пили вместе. Снимали человеческих девок вместе. Устраивали драки. Друг за друга. Друг против друга. А Мастер города сидел на самом верху и наблюдал за всем из своей особой ложи. Вместе со своим лучшим другом. Перевёртышем. И его сила была настолько велика, что все его боялись. Он мог бы уничтожить всех монстров, наводнивших Коноху. Он легко мог бы устранить парочку вампиров, если бы те начали слишком сильно докучать его другу. Так полагала эта парочка вампиров. Не зная, что всё это касается лиса ещё меньше, чем самого Мастера. Дейдара и Сасори снова шли уже проторённой тропой в клуб монстров, передать очередной вызов. Хидан терял терпение. И собственную волю. Вампиры опасались, что Хината сможет заставить его забыть про традиции и правила. Бросить вызов и прийти исполнять свои намерения. На самом деле они ничего не знали и о самом Мастере. Могло статься, что он был непобедим для Хидана. И всё это могло быть долгоиграющим планом Хинаты. Вход загородили уже знакомые им перевёртыши. Псина и жук, как они поняли. Один всё время скалился, думая, что травит весёлые байки. Второй никак не реагировал. Эти двое тоже ошивались рядом с Саске и его опасным другом-лисом. И эта парочка, источающая опасный аромат горячей крови. О да, кровь перевёртышей была такой обжигающе горячей. Она приманивала. Вампиры полагали, что это часть их противостояния. Ещё один способ победить в нём. — …а мне пришлось, как всегда, выносить тело, прикинь, — усмехнулся пёс. Стоящий рядом парень в тёмных очках только кивнул. Не слишком эмоциональная реакция. — Эй, любитель чужих палок, свали с дороги, — крикнул взъерошенному перевёртышу Дейдара. Тот обернулся, демонстрируя яркие татуировки на щеках. Не идеальное тело — всё, что они получили от природы. Вдобавок к уродской внешности. — Чё? — Через плечо и за щёку, как ты и твой приятель любите, — добавил Дейдара. — А теперь валите, мешаете пройти. — Чё он такое городит? — возмутился оборотень. Дейдара и Сасори уже просочились мимо них. Но слышали, как тот, который жук, пытался объяснить своему недалёкому дружку, как именно вампиры его оскорбили.______
Хидан лежит у неё на коленях. Он такой жалкий, что даже вызывает у Хинаты бурю эмоций. От красноречивой скуки до жгучей ненависти. Она желает, чтобы он испарился. Прямо сейчас. Смотрит на широкое окно, закрытое плотными чёрными шторами, которые не пропускают солнечный свет. Несмотря на то, что тело вялое, Хината думает, что успела бы скинуть с себя Хидана и впустить смертельный свет в комнату. Она медленно просчитывает, куда спряталась бы сама. Откуда смогла бы наблюдать, как он вспыхнет, как факел свободы. Эти мысли делают её похожей на счастливого вампира. Хината улыбается им, приветствует с распростёртыми объятиями. Даже начинает как-то непривычно нежно поглаживать Хидана по волосам. Он наверняка принимает это её поведение на свой счёт. Она ведь его женщина, его принцесса. А он, бедняга, так страдает от того, что не может дать ей трон города. Он страдает, но она любит его даже таким. Хината читает всё это в его прикрытых веках, в том, как он облизывается. Как вдавливается затылком ей между ног. В руках, которые лапают её по голым коленкам. Она делает вид, что не понимает его ленивого намерения. И держит ноги плотно сжатыми вместе. Его лицо приобретает выражение детской обиды. Открывает глаза и смотрит на неё. — Это ебучее место меня больше не вдохновляет, — говорит так, словно он победил город, а не город победил его. Хината внутреннее смеется над тем, какой он жалкий. И как только кому-то пришло в голову превратить его в нечто столь прекрасное, как вампир. Она даже не замечает подвоха в его словах. Пока не становится слишком поздно. — Хорошо, что в мире ещё полно других мест. (о, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет) Хината передумала. Теперь она была готова сжечь и себя. Перед ней пронеслась вечность. С ним. Быть той, кто сидит подле него, делая вид, что между ними какая-то особая связь создателя и творения. Пить опостылевшую кровь, которая давно не приносит никаких эмоций. Она вампир с иммунитетом ко всему, что дают эти жертвенные агнцы, которых он приводит к ней на убой. Терпеть его тело внутри своего тела. Быть куклой для извращённой близости. (да лучше пустить себя по кругу перевёртышей) — Только ты и я, — добавляет Хидан, словно ей уже недостаточно хреново. — А парни? — зачем-то спрашивает она, как будто сама не знает ответ. — Не переживай, — не сумев пробраться к ней между ног, он теребит сосок через плотную ткань платья. Это сбивает, как если сидишь на гигантском гвозде, который разорвал тебе зад, а ты понять не можешь, почему так неудобно. — Я знаю, что вы не поладили. Убью их, и дело с концом. Скучно нам не будет, — усмешка, ощутимый щипок. И гвоздь проникает ещё глубже. Она хотела ощутить хоть что-то. Но это слишком. Даже её мёртвое нутро сжимается, как перепуганное очко.______
Имея всё время мира, вампиры, как заметила Хината, очень медлительные. Они не замечают, как проходят годы, пока они остаются на одном месте. Хоть раз, но это сыграло на руку ей. Мысли Хидана всё ещё были лишь мыслями. Но могли перейти в действия в любой момент. Он перестал так часто отправлять парней к Мастеру города. Они тоже это заметили и, кажется, что-то начали подозревать. В огромном доме они разделились на два лагеря. Хинате прибавилось головной боли. (для кого-то столь неуязвимого, убить меня могут вещи совершенно недостойные, жалкие, слабые) Она больше не могла позволить ситуации идти своим чередом. Чтобы прожить свою вечность — она должна стать свободной.______
Хината была готова признать, что стала умелым кукловодом за время своей немёртвой смерти или неживой жизни. Заставить Хидана остаться наедине было самым простым. Разве мог он усомниться, что она желает только этого — он и она, навечно. Хината провожала долгим взглядом двоих вампиров, которых надеялась больше никогда не увидеть, сквозь широкое окно своей комнаты. Которую планировала покинуть сегодня. И навсегда. Она надела белое. Снова. Пышное платье Лолиты. Чулочки и туфельки. Собрала волосы в два пучка, вплетя в них бантики. Надела кружевные белые перчатки. И распечатала крупный красный леденец, который едва помещался в её милый невинный ротик. Вкус был противоестественным, но это была важная деталь для её образа. (сегодня ты падёшь, Ло, больше не будет Лолиты) Трапеза для приговорённого к смертной казни обитала в доме вампиров уже пару дней. Эта парочка сочащихся гормонами нимфоманок считала, что находится в ожидании великой оргии. Никто не собирался им говорить, что это путь к смерти. Зачем портить им кровь. Хината стучала каблучками, пока шла навстречу с Хиданом и его последним ужином. Пусть познает своё последнее удовольствие. Он не отказал себе в этом и пока ждал, воспользовался телами девушек-людей по назначению. Хината видела только его закрытые глаза, остальную часть лица скрывало бедро одной из нимфоманок, пока он самозабвенно сосал свой собственный розовый леденец. Вторая облизывала его восставший член, но Хината пришла к выводу, что самым вкусным леденцом остался её, со вкусом вишни. Хидан услышал её появление и открыл глаза. Его зрачки расширились, и всё тело конвульсивно дёрнулось, когда он кончил в рот своей будущей жертве. Хината опустила ресницы, смущённо чмокнув влажными губами, когда вытаскивала леденец. Комната заполнилась ароматом вишни и грязного секса. Девушка, что сидела на коленях, подошла к ней, желая ввести в их игры. Хидан улыбнулся, обнажая клыки, и кивнул. Хината провела липким леденцом по голому телу своей жертвы. Девушка ожидала, что красавица в белом платье слижет эту сладость с неё. Но Хината следила за каждым действием Хидана. Как он следил за её действиями. Поэтому, когда впился в тонкую шею нимфоманки с короткими чёрными волосами, он смотрел только на неё. Вторая девушка услышала приглушённый стон подруги и обернулась. Хината воспользовалась этим натяжением её шеи, чтобы одним резким движением проткнуть кожу тонкой палочкой, на которой был большой круглый красный леденец. Кровь обдала её фонтаном, перекрашивая белое платье. Хината широко открыла рот, позволяя обильным потокам проникнуть в неё. Хидан отбросил от себя полумёртвое тело. Жертва Хинаты упала, когда больше не могла держаться на ногах. Кровь тонкой струйкой продолжала вытекать из разорванной артерии. Хидан облизал капли крови, скопившиеся в уголках рта. Он призывно провёл по мраморному члену, призывая Хинату прийти и разделить это невероятное возбуждение с ним. Хината чувствовала его, да, очень отчётливо. Ведь её возбуждение было предвкушением. Она простучала последние несколько метров, что разделяли их. Ровным стуком каблучков. И оседлала своего создателя. Член упёрся в преграду в виде нижнего белья. (моё тело теперь только моё) Хидан принялся облизывать её лицо и шею, стараясь собрать языком всю кровь. Маленькая летучая мышка-вампир. Никто не скажет, что Хината не делится. Но это последняя её милость для него. — Ты моя богиня, — застонал Хидан. Руки его не слушались, всё вампирское естество поддалось похоти, пришедшей с кровью. — Не могу поверить, что мой яд создал тебя. Не могу поверить, что смогу разделить эту вечность с тобой. Ты всегда, всегда будешь здесь (здесь? На твоём члене? Я? Слишком жалкая участь для богини, мой милый) рядом со мной, разделишь со мной всё. — Да, — томно шепчет Хината. Она медленно двигается, трётся жёсткой тканью трусиков о его член. Хидан стонет, эмоции крови захватывают его. — Во мне так много тебя. Твой яд сделал меня бессмертной. — Да, — она ускоряется, двигается по всей длине. Руками откидывает его голову на спинку старомодного дивана, проводит ногтями по шее и спускается ниже. Намного ниже. — Твоё сердце, — Хината сжимает его собой, двигается жёстко, уверенно, — оно всё ещё принадлежит мне? — Да-да, оно твоё, бери, — стонет вампир. Древний и жалкий. Хината ухмыляется. Её ногти впиваются в его мраморную грудь. Для неё и её силы он не такой твёрдый, как для человека, который не смог бы оставить на теле вампира даже лёгкого следа. Её руки достаточно сильны. — Спасибо, — жёстко произносит Хината. И её рука входит в его грудную клетку. Идёт тяжело, но она пропихивает её глубже через плотные рёбра, которые ломает. Наконец-то это она, та, кто проникает в их тела. Хината дёргает руку на себя, когда чувствует, что пальцы сжались на мясистом мёртвом куске плоти. Её пальцы в крови, чёрной, тягучей. В них зажато его мёртвое сердце. Оно не бьётся, просто лежит мёртвым грузом. Как иронично. Хидан вскидывает голову, смотрит непонимающе. На свою принцессу, а потом на дыру в собственной груди. — Ч-что? — Ты сам сказал, что оно принадлежит мне, так что я забираю его себе, — он тянется рукой, чтобы отобрать мёртвое сердце, но Хината резко бьёт по ней, сжимая свободной рукой его горло. — И возвращаю себе свою жизнь, а тебе пришло время покоиться с миром. Хината сминает сердце в кашу. Из него сочится чёрная кровь. На этот раз настоящая, вампирская, а не человеческая, которой он заполнил своё тело. Хидан задыхается, хотя давно не нуждается в дыхании. Его мраморная кожа сереет, темнеет, пока не становится цветом гангрены. Её рука проваливается сквозь некогда сильную шею создателя. Голова отделяется от тела и катится вниз. Тело распадается, превращаясь в горстки пепла. Пока не остаётся только всё ещё живая голова. Хината встаёт над ней. Наклоняется. Давит на лоб. Туда, где в первую их встречу была чёрная точка. Сейчас она возвращается, остаётся следом от её пальца. Глаза Хидана всё ещё хлопают, почерневший язык вываливается изо рта. И последняя часть вампира становится лишь горстью пыли. Хината открывает окно, позволяя сквозняку развеять то, что осталось от тела её создателя по всей комнате. Она усмехается. На секунду понимает, что теперь свободна. Даже кажется себе счастливой. Но это быстро проходит. Остаются только она и её мёртвое нутро. Готовые к новой жизни.______
Хината покинула свою темницу так, как пришла в неё — в своём чёрном пальто. Все платья она оставила там. Было что-то действительно освобождающее в том, чтобы идти из леса в город. Ступать босыми ногами, чувствовать, как плотная ткань царапает голое тело. Она вошла в свою новую жизнь почти так же, как пришла в этот мир в первый раз. Она была готова стать собой. Познать свою силу. Перестать быть пустой. Хината перестала себя ограничивать. Она открывала для себя город и новое время. Она охотилась по ночам, а от солнца пряталась среди любимых гаргулий или в любом тёмном заброшенном месте, которое могла найти. Она никогда не останавливалась, но и покинуть Коноху не могла. Что-то её держало. Казалось, вот-вот и судьба её настигнет. Нужно лишь дождаться. А у Хинаты была в распоряжении целая вечность.