Самый дождливый день в году

Собеседник из Чуи был не очень, а может дело было в нём. Пришлось делиться сигаретами и мыслями с кем-то другим. Ранее думал о забавах зимы, о рождественских подарках и прочих традициях, а о чём мог думать этот парень? Если судить по лицу и манере речи – настроение у него было не такое уж и весёлое, будто бы сюда силой притащили, вероятно так оно и было. Осаму вроде слышал как-то в разговоре девчонок про Поля, а вот про Чую – ни разу. Из этого выходит, что догадки верны. Чисто для вида тут. — Ей же восемнадцать исполнилось, да? Ещё школьница, — тот первый прерывает достаточно затянувшуюся тишину, почти шёпотом. — Ну, в следующем году уже не будет ею, — Дазай лениво поворачивается спиной к стене, опуская веки. — На кого учишься? — На юриста, — глаза закатывает, — но до сих пор не знаю, чего бы мне хотелось. — Понимаю. Родитель сжалился. Отправил, конечно, за чёрт знает сколько километров сюда, но выбор профессии пал именно на его плечи. Правильно, это же его будущее, хотя бы тут понимание проявили. Точные науки – слабоватая сторона и было бы глупо пытать удачу, так что сразу засмотрелся на факультет психологии в Бостонском университете. Тоже не потому, что сильно хотелось, а просто не знал, какие ещё есть варианты. Но Чуя его понимания, кажется, совсем не оценил, только рукой махнул, причём буквально. И откуда столько презрения в одном жесте? — Вы типо богачи, да? — задаёт прямой вопрос, а Дазай улыбается и хлопает глазами. Почему-то это смешно звучит. — Что? — Да нет, а с чего взял? — Нет? Ей восемнадцать, а у неё уже есть квартира, причём я бы не сказал, что она скромная. А ты вообще приехал недавно и тоже успел неплохо устроиться. — А ты откуда такие вещи знаешь? — тон становится насмешливым и младший прячет руки в карманы. — Свои связи, — деловито отвечает, видимо подхватывая его. Интересно, но ясен пень, что кроме Поля ему об этом мало кто мог сказать. — Дашь ещё сигарету? — Детям вредно курить, — на всякий случай отходит подальше, насколько это возможно. — А выкидывать столбы с десятого этажа считается вредом? По-моему очень даже полезно, для общества. — Силёнок-то хватит? Тебе бы лактозы побольше употреблять. — Ты, небось, нечто другое употребляешь, раз улыбаешься, как ненормальный. — О, вот вы где, — будто бы из неоткуда появляется Хигучи, по очереди рассматривая обоих. — А, понятно, клуб анонимных курильщиков? — Привет, меня зовут Осаму, мне девятнадцать и я только выкурил две сигареты из Мальборо. — Никакой конфиденциальности, — Чуя проскальзывает между девушкой и стеной, уходя обратно в зал. — Тебе бы в клуб анонимных кретинов. — Спасибо, но не хочу лишний раз встречаться с тобой. — Эй, вы чего? — неловко посмеиваясь, Ичиё встаёт рядом и с удовольствием вдыхает вечерний воздух, поправляя волосы. — Интересный парень, да? — Нет. *** В целом, этот день рождения прошёл не так уж и плохо, ребята веселились, но Чуя Накахара – как он успел разузнать – ушёл примерно через минут десять после того, как они поквитались на балконе, но зато остальным скучно не было. Первое мнение о Поле оказалось слегка... ошибочным. Они с Хигучи глотали виски из рук друг друга, а Гин с Люси, к удивлению, нашли общий язык, вторая подарила ей разных женских штучек, маски для лица и шампуни, резинки, ничего необычного. Сначала Осаму возмущался, потому что казалось, что приглашены были и Сакуноске с Акико, которые не смогли в итоге прийти, а потом младшая сказала, что не звала их. Оправдала это тем, что брата всё равно мало волнует что-то, что её касается. Что ж, это было справедливо. Жестоко, грустно, но справедливо. Тот факт, что они далёкие восемь лет назад неплохо так провели время вместе никак не повлиял на будущее, но зато они хорошо общаются с девушкой, как и положено нормальным родственникам. Даже повадки у них одинаковые, как сказала Хигучи. А чувство того, что они совершенно чужие, всё равно не хотело исчезать. Но было ещё кое-что. Через несколько дней они с Люси гуляли по парку после занятий и та, не имея способности долго молчать, говорила и говорила, а он случайно заметил Чую, проходящего недалеко. Забавно, потому что до этого Дазай точно его не встречал: запомнил бы. А в дополнение к бесконечным разговорам о новинках среди одежды добавились возмущения девушки, мол, опять не слушаешь. Слушал, вообще-то, может одним лишь ухом, но всё же. — У его родителей вроде свой бизнес, Поль как-то рассказывал что-то такое, — достоверная информация оказалась только у Хигучи. Он зашёл к ней на обеденный перерыв в следующую субботу в пекарню, где она подрабатывала в свободное от универа время. — А почему ты спрашиваешь? — Просто стало интересно. Подробнее не знаешь? — Не-а, мы вроде дружим и иногда он разговорчивый, а иногда.. Ну, сам понимаешь. — Не очень, если честно, — принимает пирожное в пакете и кладёт его в рюкзак так, чтобы оно не помялось. — Люси вот всегда разговорчивая. — А мне казалось, ты разбираешься в людях. Очевидно нет. Осаму в себе не может разобраться, в своих желаниях или словах, в мыслях, сомнениях и ему банально нет времени думать о ком-то другом. Возможно, парень из него просто отстойный. Пусть они с Монтгомери и не любят друг друга, но так решил именно он, за них двоих и совершенно не знает, что думает обо всём этом девушка. А когда попытался поговорить об этом ещё через пару дней – всё было странно. — Что? — брови медленно ползут вверх, рука упирается в бок. — К чему ты это спрашиваешь? Коридоры учебного заведения – даже пустые – не лучшее место для дискуссий, просто не принципиально особо, где можно спросить о чём-то таком. Для него это должен был быть не загруженный разговор, но обстановка какая-то.. тяжёлая. — Мы месяцев пять встречаемся, так странно такое спрашивать? — Да, странно, раньше не спрашивал. Но по-моему ответ очевиден, если мы вместе. — А что нас связывает, кроме как взаимной помощи друг другу? — на секунду Дазай замечает, как Люси поджала губы, а после фыркнула, отводя взгляд. Вот в этом и была вся проблема – оба ничего не знают дальше. — Ты расстаться хочешь, поэтому так тупо себя ведёшь? Она отталкивается от стены и подбирает рюкзак, ровно через пару секунд слышится оглушающий звонок по всему этажу. Увидеть бы в живую пример любви, не поддельный, как у его родителей. У Хигучи с Гин это что-то совсем юное, ещё свежее, не многообещающее, но кто он такой, чтобы судить? Его брат с Акико выглядели как-то удручающе, вроде и счастливы, просто что-то не так, по Сакуноске мало можно сказать, что он чем-то доволен, или же это Осаму просто плохо знал его. Эти двое – как пара супруг, знающие друг друга бесконечно долго и уже уставшие от этого. Ну, насколько известно, они встречаются с тех пор, как Сакуноске перешёл на второй курс. Не много и не мало, что-то между. Дазаю не хочется брать пример с кого-то, просто задумался после чужих слов обо всём подряд, наверное накрутил себя, как не редко бывает. Были дела поважнее. Звонок от матери чего-то хорошего редко предвещал, иногда этот контакт хотелось просто удалить и расстраиваться по поводу того, что это не поможет убрать человека из жизни навсегда. Порой Элис забирает телефон и заглушает чужие слова, бегает с ним по дому и передаёт привет. Спрашивает, когда он уже наконец вернётся. Маленькая ещё, мало что понять может: парень бы давно вернулся, будь такая возможность. Но при этом уехал бы так же быстро, забрав её с собой, отдал бы в какую-нибудь частную школу, просто воспитывал, да и она всё же не такая мелкая. Что вы, второй класс! А ещё девочка очень похожа на мать. По крайней мере такая же шумная и не сидящая на одном месте. Может просто потому, что отец толком не принимал участия в её воспитание, это тоже предоставил Офелии. Взаимовыручка явно хромала все прошедшие так быстро годы. Жалеют ли о чём-нибудь? Нет, сомнительно. Ну, счастье – тяжёлая вещь, не всем даётся, даже если заслуживает подобного каждый человек. У них в семье будто бы не существует этого понятия, взяли и исключили из всего общепринятого. Зачем? — Как у тебя прошёл день Благодарения? Ты ничего не рассказываешь, не пишешь, не звонишь. Откуда мне знать, что моего сына вообще не выгнали из универа? — женщина смеётся, видимо находя это забавным, а он тяжело вздыхает и откидывается на спинку неудобного дивана. — Ну так, как учёба? — Всё хорошо, как обычно. — Наверное сложно? Или уже адаптировался? — Уже адаптировался, всё нормально, говорю же. — Сакуноске как-то рассказывал, что ты хочешь найти себе подработку, — вздыхает, — я думала, что восемьсот долларов будет достаточно одному молодому человеку в месяц. — Не в этом дело, это.. — Вас мало нагружают в учёбе и тебе стало скучно? В этом дело? — Я сказал в шутку, — глаза закатывает, — и Сакуноске работает сейчас, почему я не могу? — Потому что он выпускается в этом году, зайчик, ты это знаешь. О нет, его сейчас стошнит. — Знаю. — Так вот, Огай сказал, что закажет тебе билеты на двадцать пятое число или по остановке. Хотел узнать, возьмёшь ли ты с собой свою девушку. — Что? Люси? — на какой-то момент Осаму даже забыл, что рассказывал им про неё. Его ошибка. — Нет-нет, определённо нет. — Почему? Офелия неправильно поймёт, если он скажет всё, как есть. Поэтому Дазай предпочитает покачать головой, будто бы это возможно увидеть и воспринять, как ответ. — Просто не стоит. *** — Пас мне! Мяч буквально пересекает половину спортивного зала и оказывается в руках, глаза бегают от одного противника к другому. Стоит повернуться к ним спиной и двигаться к кольцу, как со всех сторон окружают, начинает искать путь к отступлению и слышит свисток. Да чёрт бы его побрал. — Пробежка, Осаму! — Да не было такого! — с тяжёлым вздохом он переводит взгляд на тренера, который уже смотрит в другую часть зала. Этот спорт – ад какой-то. Невозможно на сто процентов всё контролировать и из-за этого тяжело, просто не успеваешь сосредоточиться. На скамейке сидеть – и то удовольствия больше, пусть и похож на неудачника. Фёдор вообще с неё не встаёт обычно, даже сейчас уткнулся в телефон, опустив голову. Подвигается ближе. — Не разговаривай со мной. — Ты так и сверкаешь своим дружелюбием и готовностью поговорить, я очень польщён, — мельком видит, что тот читал какую-то статью, что-то про курение, кажется. Странный тип. — Почему опять не играешь? — Не хочется. — Тебе никогда не хочется. — А тебе-то что? — наконец выключает телефон и смотрит на него пару секунд, опираясь на стену. — Ничего. Да, даже тут с друзьями особо не выходило. Кто-то был зациклен на себе, кто-то на учёбе, а вот этот парень относился к какой-то отдельной расе будто бы, сложно объяснить. Пугающий. Он сам, конечно, тоже из другой страны прибыл, но то место, откуда Фёдор, кишит такими же недовольными во всём людьми? Или он выделился? Английским зато владел в совершенстве, даже акцент уже словно привыкший ушам. А после пар, как обычно, нужно было встретиться с Люси, и сегодня та была менее разговорчивой, чем обычно, отчего парень сразу вспоминает недавний разговор с Ичиё. Неприятно видеть кого-то расстроенного рядом, и исправлять это тоже нужно уметь. — Всё в порядке? — Да, всё хорошо. «А мне казалось, ты разбираешься в людях.» — Ты уверена? Выглядишь расстроено, — будто бы случайно задевает её руку и сжимает, отчего та сразу поднимает голову. — Это из-за того разговора? — Нет, вовсе нет, — но если он не разбирается в людях – не значит, что не может расслышать нотки лжи в этом голосе. — Я виновата, прости. Мне просто стоило сразу ответить, что да, я люблю тебя. Это прозвучало слишком невинно, иногда же люди говорят что-то неосознанно и даже не воображают, что происходит с человеком в тот момент. Это, кажется, было приятно, но при этом он почему-то чувствовал себя виноватым, за все свои поступки, несуществующие поступки, ведь очевидно, что это просто самонакручивание. А как без него жить? У всех и всегда бывают моменты, когда нужно что-то оправдать, а он оправдывается будто бы по жизни, идёт с этим. И обыденность из этого такая себе. Почему всё не может быть легче? — А ты любишь меня? Вздох с его стороны в этот может может означать отрицание, но— — Да, люблю. Ну, нет, не любит. И не горит желанием обсуждать это дальше. Она может нравиться, как минимум, потому что симпатичная и всё равно с ней не так скучно, но любовь – это нечто другое, чем просто вместе уходить домой после пар или сидеть рядом друг с другом на обеденном перерыве, залипая при этом в телефоны. Они же даже не разговаривают, хотя есть о чём, и вот этот разговор явно последний в этом году. *** — Поль, где пульт? Нахрена ты включил телевизор, если всё равно его не смотришь? — Я думал, что смотришь ты! — Я был в другой комнате! — Накахара громко хлопает дверцей холодильника и, рыча что-то себе под нос, снова уходит в гостиную, где разбирается без пульта, одним нажатием на встроенную кнопку. — Когда ты съедешь уже? Долго будешь на шее у родителей сидеть? — Мне всего двадцать! Каждые выходные похожи на одно и то же. Старшие всё равно работают даже в эти дни, сегодня ещё и друзья все заняты, хоть на стену лезь со скуки. Но Коё бы явно это не оценила, наоборот скорее всего сказала о том, что вместо того, чтобы ныть, можно было убраться, раз так скучно. А убираться слишком лень, да и чисто же дома, только вчера через это прошёл и вычистил тут всё. Погода на улице всё ещё не расстраивает, даже как-то через чур тепло для начала декабря. Да, самое начало, а люди будто бы уже готовы наряжать ёлки и класть подарки для своего чада, а после это ощущение восторга, песни, ужин – ничего не меняется. Но вообще-то это радует, его семья любит эти традиции и они проводят вечера вместе, отдыхают в кругу и пьют горячий шоколад. Уютно. Снег уже шёл иногда, постепенно опадал на землю и превращал её в белый, сверкающий после на солнце ковёр. А он до сих пор не достал из кладовки свои зимние ботинки, правильно, зачем, когда есть повседневные кеды на все случаи жизни? Где парень только не был в них. Ну, сейчас всего-то идёт в магазин, потому что, как выяснилось, если он хочет чем-то порадовать маму и папу – достаточно испечь пирог, а обычное масло закончилось очень не вовремя и теперь пришлось топать по улице в ближайший супермаркет. Из дома выходить порой – та ещё пытка. Одеваться не хочется, идти не хочется, всё лень. В магазине, как положено, ничего не меняется, всё такие же дружелюбные или не очень продавцы, куча покупателей с капризными детьми, которые из кожи вон лезут, лишь бы родители купили шоколадку. Деткам же плевать на заботу и фразы «ты ешь слишком много сладкого, это вредно для зубов». Ах, детство, этим оно и прекрасно. Можно ограничиться лишь проблемами с зубами, но тут как посмотреть. Время, когда рыжий носил брекеты, было наихудшим. Вся челюсть болела. Проходит между полок и находит нужное, поэтому тянется рукой и соприкасается, случайно, с другой. О, класс, теперь будто попал в дораму и сразу же поворачивает, голову, чтобы увидеть какого-то— — Ты. — Привет, Чуя, — голос этой огромной шпалы – которого природа наградила высоким ростом, но явно не интеллектом, – всё такой же будто бы насмехающийся над ним. — Так ты живёшь неподалёку, оказывается? И масло, к которому Чуя тянулся, прямо из-под носа забрали. Тут ещё много таких, но какого чёрта? — Свали отсюда, — хватает другое и уже разворачивается, но потом вспоминает. — Ты что вообще тут делаешь? В этом районе. — Приехал в гости к Гин, она попросила сходить за.. — указывает на масло. Ну понятно. — Да. — Да. Ага. Чудно, — голубоглазый вспоминает тот вечер и разговор с Люси, о котором предпочёл бы забыть. Лучше бы он пошёл домой прямиком после того, как вышел с балкона. Надо же было связываться с этой девчонкой. — Ну, пока. — Эй, не одолжишь два доллара? Старший на пятках разворачивается, пытаясь по чужому лицу с невинной улыбкой понять, шутка ли это была или этот придурок сейчас серьёзно. — Ты когда обомжатиться успел? — Если бы ты был в социальном ролике, — Дазай проходит мимо и теперь ехидно ухмыляется, — то ты бы всё испортил. — Я тебе лицо сейчас испорчу. — То есть тут есть, что портить? Ну что за ребёнок. — Если тебя это утешит. Теперь он точно уходит, сколько можно трепаться просто так. Накахара не любит пустые и бесполезные разговоры, особенно с кем-то таким, как Осаму. — Ладно, может увидимся ещё, — судя по всему парень уходит в другую сторону. Оборачивается. Да, он действительно исчез из виду, а рыжий крутит в руках бутылку с маслом и вздыхает, медленно идя к кассе. — Упаси боже. *** — Артюр, подай хлеб и оторвись от телевизора, пожалуйста, — женщина вздыхает, подпирая подбородок ладонью и глядя на младшего ребёнка, что с удовольствием уплетал овощное рагу. — Подавишься же. — Не, нормально. — А мы летим в этом году в Ниццу на новогодние праздники? — голову поднимает Поль, копируя жест Коё. — Спроси у отца. — Па-а-ап. — Я не знаю, — он всё-таки протягивает жене тарелку с выпечкой. — Посмотрим по обстоятельствам. — А какие прогнозы на данный момент? — Весьма удовлетворительные, — он вздыхает и смотрит на Чую, который не принимал участие в разговоре, просто наслаждался ужином. — Милый, как учёба? — Ага. — "Ага", — вздыхает и выключает телевизор, а потом относит тарелку в раковину. — Спасибо за ужин. — Чуя испёк пирог, ты не будешь пить чай? — старшая поворачивает голову и смотрит ему вслед, закатывая глаза от ответа: — Позже. В целом неплохой ужин, обычный. Самому-то не хотелось кушать то, что сам испёк, поэтому ушёл сразу к себе в комнату и завалился на кровать, рассматривая плакат любимой музыкальной группы, он почти отклеился. А ещё, кажись, Чуя проспорил семьдесят пять долларов по собственной глупости.