Самый дождливый день в году

В детстве слышал часто, что никто ему руки целовать не будет. Именно так отзывалась обиженная на всю жизнь мать, но высказывание-то не буквальное, тут заложен другой смысл, и он в том, что желающих потакать ему, его желаниям и действиям не найдётся, ибо, по сути, каждый человек должен быть сам за себя. Интересно, поэтому она до сих пор не развелась с Огаем, когда всё шло к этому? Но суть в другом. Руки целовать всё-таки начали и всё-таки буквально. Чуя заставил раздеться, вырывал футболку при возникновении возмущений, влажными и будто шёлковыми губами прошёлся от самых плеч вплоть до запястий, словно тело принадлежит богу или любому другому святому благородному духу, которому всегда нужно быть готовым поклоняться. Не проигнорирован ни единый шрам, все они, по ощущениям, растворялись под прикосновениями, становились несуществующими, и он девятнадцать лет живёт на белом свете, видел немногое, ощущал по чуть-чуть, но такого ещё никогда не случалось. Он ни разу, вот правда ни разу не чувствовал себя таким подавленным и счастливым одновременно. Это и сравнить не с чем, потому что как раз впервые приключается что-то настолько ошеломляющее. Похоже на медленный, счастливый уход души из потрёпанного всеми предыдущими событиями тела. Он вообще не знал, что Накахара может быть таким нежным и внимательным. А главное, не возник резкий выброс вопросов, Дазай бы их не осилил и действительно умер, не счастливым вовсе. Они оба под давлением чувств ничего не могли сказать достаточно долго. Казалось, что долго, а по конкретике прошёл.. Час, полтора? В отличие от него парень не заливался слезами, сильнее получалось сдерживать себя, наверное, чудом: даже во время поцелуев казалось, что губы дрожат, или шепчут что-то.. Осаму не разбирал, давая себе возможность, наконец, просто расслабиться. Накипело, конкретно так. Сколько они не виделись? Не так много времени, но всё равно было похоже на ад. В аду люди страдают, если он и впрямь существует, но не по своей воле. А разве хотелось страдать? Теперь же к нему прижимаются, лезут под бок, каждую минуту Чуя вскакивает лишь за поцелуями. Не успевает отвечать и постоянно жмурится. Ощущается по-родному. Господи, он скучал. Не просто скучал, а сходил с ума, готов всегда был избить подушку утром до ужаса от того, что видел рыжего в одних снах. Как известно, сны невероятно далеко от реальности, а когда не различить – становится больнее. Это всё тоже могло остаться сном, но уже убедился несколько раз, что это не так. Спросонья бы застрелился, окажись "реальность" очередными проделками разума. Немыслимо, как удавалось терпеть. — Поговори со мной, я скучал по твоему голосу, — приезжий просит бог знает в какой раз, а сам водит по груди ладонями, лёжа сверху. — Я не хочу ничего говорить. — За два месяца тебе не нашлось, что сказать? Не поверю в такой бред. Как "не нашлось"? Столько раз разговаривал с отражением в зеркале, воображая, что весь гнев направлен на человека, которого он представлял более размыто с каждым наступающим днём. Вроде были у него веснушки, а вроде и не были. Волосы не такие яркие, глаза не такие голубые, голос.. Лишь голос никак не мог забыть, хотя не слышал его ночью. — Ты ненормальный, — горестно усмехается, качая головой. — Это я уже слышал, — а он шепчет и снова касается губ. Да так, что всё внутри плавится от удовольствия, а глаза снова слезятся. Старший совершенно не хочет и не контролирует свои руки. Они повсюду: на шее, на острых плечах, в тёмных волосах, на талии и на животе, беспрепятственно касаются любой открытой части, надеясь таким образом быть ближе. И это работает. Зато куда закинуть собственные конечности и как, в конце концов, расслабиться окончательно – Дазай не понимает. Поэтому тоже всё без разбора трогает. Дверь открыта? Наплевать. Есть вероятность не услышать, как все вернутся обратно домой? Наплевать. Смущается? Да тоже наплевать. Ничего не важно, пока такое происходит. Теперь ежеминутно кажется, что поцелуй будет последним. Но не кажется, что после Чуя возьмёт и растворится в небытие. Он действительно здесь. — Прекращай, — голос дрожит: поцелуи переходят через настроенные лично границы, опускаются ниже груди и в этот момент он издаёт судорожный вздох. — Чуя, перестань. — Осаму, — хмурится. Не из-за слов, а потому что опять видит, как слёзы блестят на глазах и щеках. Он тут же вытирает их, вмиг оказываясь выше, собирает оставшееся теми же губами. — Хватит плакать. — Хватит делать то, что ты делаешь. — Я думал, что смогу тебя отвлечь. Это правда отвлекает, он не станет врать хотя бы себе. Вся кожа в мурашках и губы искусаны отнюдь не по причине того, что что-то не нравится. Но настроение сейчас не то. Что Чуя вообще делает? Зачем он это делает, неподходящий момент. — Как ты приехал сюда, как ты.. Каким образом? — Это обязательно рассказывать именно сейчас? — спрашивает так, будто вопрос не играет никакой роли и на самом деле Дазаю абсолютно поебать. Но конечно же это неправда, это самое значимое, что волнует. — Я же здесь, всё. — Ты снова делаешь мне одолжение? Я не просил те— — Да тебя пока дождёшься – сто лет пройдёт, придурок, — зарываясь носом в шею, Накахара в тихую продолжает высказывать недовольства. О том, какой младший глупый. — Я тебя почти ненавижу. Оба рассмеялись бы в другой ситуации, как же глупо звучит такое с его стороны. Не способны люди, испытывающие чувства ненависти, плакать от смешивания эмоций. Хватит одних криков и упрёков для полного осознания, но разве он кричит? Да он фактически спокоен, всего-то разорвётся скоро на части. — Я тоже тебя люблю. Удара избежать у голубоглазого не получилось бы точно, рано или поздно. Он заслуживает того, чтобы по его чудесному лицу проехались кулаком, и то пожалел ведь, считая достаточным. Так-то пистолет недалеко лежит, выстрелить раз, потом второй, третий и так до тех пор, пока оружие перестало бы подавать признаки жизни без пуль. Как и Чуя, в принципе, тоже. — Больно, так-то, уёбок ты мелкий. Да кто ещё тут мелкий? — Так-то ты сейчас нахуй пойдёшь, далеко и надолго, в курсе, да? — Пизда. Ему. Конкретная. Господи, да когда же всё устаканится? *** Работать на нескольких работах сразу, всё ещё числясь, как студент университета – настоящее самоубийство, что является не самым занимательным занятием подростков. Да когда у него, у Чуи, была такая тяга к чему-то, что он жертвовал своим временем, своей учёбой ради Дазая Осаму? Самое смешное то, что позвонить – кажется высшей степенью идиотизма, но это самый логичный вариант, к которому прибегнул бы каждый. Каждый нормальный человек, правильно? Ну, эти ряды пришлось давно покинуть, так что не смущает. Да и хрен хочется положить на все другие обязанности. Подумаешь: стал возвращаться чуть ли не под утро и делает уроки в состоянии овоща, дабы не облажаться на паре. А что, так не у всех, что ли? Но несколько дней и всё, забил. Да не всралось образование, среднее, высшее, какая разница? И работать официантом не так плохо. Может они с Дазаем вообще поженятся, и тогда тот будет осыпать всем имеющимся богатством, при этом любя и ценя. Но мечты несуразные, детские, по правде. Они? Поженятся? Какой там, максимум кольцами обменяются и без всяких церемоний дадут клятву друг другу. — О чём думаешь, Чуя? — девушка, помогающая с обязанностями, так сказать, подходит ближе и разваливается на плече. А оно и так будто оторвётся в этот же момент от усталости, на ногах-то еле стоит, зато счастливее всех. — Сколько часов ты спишь? Выглядишь ужасно. — Я выгляжу восхитительно, — отходит, оглядываясь на неё и продолжая бесшумно почти, — ебанько. Для самого себя Накахара теперь всегда красив. И день начинается с того, что смотрит в зеркало в ванной, растягивает губы в улыбке и наслаждается внешним видом. Успел похудеть килограмма на три, что бросается в глаза всем, особенно родителям. Да, прям особенно им. Начал читать в интернете какие-то кажущиеся глупыми советы от психологов и вот, чуть ли не цветёт. Больше всего боится выгорания. Что поднос в руках начнёт трястись без конца, а содержимое падать на пол до того, как упадёт уже парень, стуча по кафелю и через каждый удар выкрикивая, как все на свете осточертело. Тем более отношение к окружающим людям, невиновным. Он считал Дазая противным. Он с отвращением хмурился и не терпел его присутствия в тот день. Он бросил его и решил за обоих из-за каких-то бзиков в голове, теперь эту голову нужно разбить об что-нибудь, никогда более не думать о таком. Смертная тоска. За своё состояние страшно: вспышки гнева по частоте переходят дозволенное, Тачихара не терпит всего и просто перестал писать, звонить, интересоваться состоянием. И так хватило надолго, вполне адекватный выбор – сузить круг общения так, чтобы Чуя не входил. А отношения с родителями юноша каждый новый день раньше боялся испортить, старался делать по максимуму, угодить и отцу, и матери, лишь кривляния Поля и раздражали. Сейчас брат вообще с ним не разговаривает. С ним никто не разговаривает. А Дазай бы точно поговорил, сделай Накахара всего один шаг, а, вернее, нажми он на экран несколько раз. По началу они бы молчали, скорее всего, далее Осаму начал высказывать и предъявлять всем давно известные факты, называть идиотом, выродком, скотиной. Натуральным мудаком. И ни на одно из высказываний нет смысла обижаться, будучи оповещённым давно, какой он есть. Милые девушки за столиком, используя весь запас актёрского мастерства сразу, смотрят на него и ни на секунду не отрываются от слежки. Не обращать на это внимание трудно, но он держится, чтобы не нагрубить и не сказать, что такое поведение не подобающее. Будет смехотворно. Одна из них с очевидными намерениями открыто заявляет о том, какие официанты в кафе красивые и как приятно порадовать глаз приходом сюда. Тошнит. Он поправляет пряди, не давая вылазить из-за уха, и отворачивается, слушая, как колокольчик над дверью без конца подаёт сигналы. Глаз дёргается. А иногда дни легче в плане состояния внутреннего, но мышцы болят – будь здоров. Рост и вес не подходят для таскания каких-нибудь тяжёлых вещей, на что ему, конечно же, плевать. Деньги тоже платят, остаётся гордиться собой и собственноручным трудом, буквально. Нужно лишь по несколько часов проводить со взрослыми и парой таких же подростков: сначала носить на склад или наоборот со склада кучу коробок, а потом по вечерам, если позволяет время, выпивать по банке пива. Уже не так холодно ночью. И эйфория даёт о себе знать, что вот он, работает, а не сидит без дела и ждёт, пока родители сжалятся, дадут нужную сумму денег. В целом, он не сможет накопить достаточно, но билет в один конец чуть ли не во снах снится. Но а так снится Осаму. Счастливый рядом и непохожий на Осаму, который голубоглазому знаком. Незнакомый Осаму, наигранный, чужой. В очередной рабочий день дерётся с напарником, по глупости. Губа разбита и сильно болит, когда он касается её и шипит, радуясь, что больше ни единая часть лица не пострадала. Ни за что не поедет к любимому человеку в ужасном виде, в синяках и царапинах. Жизнь, оказывается, может быть такой "весёлой". Ебёт только так, не останавливаясь и не давая передохнуть. Ночью происходит самое интересное, как скажут многие. Мерцающие, разноцветные софиты, оглушающая музыка льётся из массивных колонок, но преимущество есть: это не даёт погружаться в мысли и тонуть там, как случается в мёртвой тишине у себя в комнате. Какой бы не была по погоде ночь – тут постоянно душно. И всё ещё не так плохо, как кажется. Люди такие активные, вроде дни будние, но всегда много народу, в основном такие же подростки. Их не волнуют пары с утра, они отмазываются, что им ко второй или к третьей. Вот и он тоже вместо подготовки к урокам сидит и наблюдает за всеми, нередко отрываясь, выполняя очередной заказ. Чуе нужно улыбаться, но он не улыбается, словно явился на каторгу. Пытка обыкновенная. А вот и довольно частый посетитель, редкостный экземпляр буйства и меланхолии, потому что как только парень присаживается за барную стойку – готов разлечься на ней, хотя всего секунду назад Накахара наблюдал, как он танцует и смеётся с друзьями. Даже привык к нему. И незнакомец – почти уверен – тоже прекрасно помнит временного бармена. — Что выпить хочешь? — Воды, холодной. Нередкая просьба. Повинуется и отходит, наливая обычной минералки в такой же обычный стакан, протягивая брюнету. Да, волосы тёмные и глаза непонятного цвета, но вроде зелёные. Довольно симпатичный на внешний вид. — Мы ещё пару дней назад сюда вместе с девушкой ходили, теперь расстались, — он специально поддаётся вперёд, дабы сказать это на ухо: слишком шумно. Улыбается и понимающе кивает. Они с Дазаем не успели ничего попробовать, только пили вместе немного, в кино ходили, и волосы тот заплетал.. А он многое хочет показать парню, всё на свете, каждый красивый уголок планеты. Обязательно покажет, сначала бы приехать к нему. — Она ушла к другому? — Нет, сказала, что устала от наших отношений и ей нужно побыть одной. Люди странные. Ах, да, ещё он встретил как-то Сакуноске. Самым обычным днём шёл до дома и перед этим забежал в магазин, купить несколько шоколадок, порадовать себя любимого. И прямо на кассе столкнулся с ним. Узнал сразу: высокий, хмурый, с таким же цветом волос. На Осаму чем-то похож, оба красивые и черты лица в некоторых местах одинаковые, а так – полные противоположности. Ничего странного не заметил, мужчина просто купил томатный сок и какую-то выпечку, тоже глядя в его сторону. Было не по себе. Жуткий придурок, как вспомнит ту встречу в кафе – хочется вытрясти всю правду о том, что происходит. Вообще-то знает, что происходит. Дазай говорил, что подозревает брата и считает причастным к будущему покушению, с этого момента и пустились корни. Потому что.. Ну блять, что за семья у них такая, что они спокойно считают друг друга виноватыми в таких страшных вещах и ничего толком не предпринимают? И почему он в Бостоне, если Осаму в Йокогаме? Что на самом деле случилось? Платят в общей сумме на всех трёх работах мало. Много для того, кому эти деньги нужны для прихоти, вроде нового телефона или ноутбука, но для билета.. Этого не достаёт и работает не так долго. Коё и Артюр ничего не говорят по поводу происходящего и что-то подсказывает, что скоро придётся идти на крайние меры. Сейчас он, имея деньги, смог слегка раскрутить свой канал и начал потихоньку выполнять рисунки на заказ, тоже дополнительная, не мешающая прибыль. Внести бы всё в семью, но раз в жизни можно побыть эгоистом и сделать что-то для себя? Но факт: при деньгах чувствуешь уверенность. За то родители и не разговаривают, не могут одобрить поступки, прогулы пар, столько работы. Да и плевать, разберётся как-нибудь, уедет даже раньше, чем все могут представить. Назло. Вот такой он самоуверенный, вот такой молодец и поделиться этим некому. Но состояние начинает потихоньку давать сбои, и он начинает конкретно уставать. Путает заказы и приносит их ни к тем столикам, роняет коробки и получает массу ругательств в свой адрес, по несколько минут может думать о своём, прежде чем налить, наконец, нетерпеливому парню или девушке напиток. А звонки от декана и куратора – отдельные истории. Родственники ругаются громче, со всех сторон всё давит, и при таком раскладе желание не уменьшается в размерах, а лишь возрастает. Деться бы от всего шума, лежать со своим парнем в обнимку и уже не переживать о проблемах, которые не касаются его персоны. Почувствовать, как тело расслабляется. В зеркало смотреть страшно: глаза не горят и слезятся. — Ты хотел лететь в Йокогаму? Пожалуйста. На карту переводятся ещё деньги. Артюр серьёзен, смотрит с недовольством и сочувствием, а он злится: не просил же, не нужна ему чёртова жалость и помощь. — Этого очень много. — Хватит, чтобы добраться до туда. Только непонятно, как собираешься возвращаться. Планируешь, вообще? — У меня есть выбор? Я разберусь. Но, очевидно, произойдёт это не скоро. — Ты же знаешь, что мы не хотим тебе зла, лишь счастья, просто волнуемся. — Пап, да боже, вам стоит смириться с тем, что я вырос и всё, я так много прошу? — трёт переносицу и смотрит на баланс, готов разрыдаться. Опять голос тихий, иначе начнёт шмыгать, если заговорит громче. — Я всё верну. — Не говори глупостей, ладно? Тебе нужно отдохнуть, это самое главное для нас. — Мама правда не против? — Правда. Он не хотел счастья за такую цену, сумасшествие. Хочется плакать. В тот же вечер звонит Мичизу и решает поинтересоваться, не умер ли друг и как разворачиваются дела. А Накахара думает, что был готов продавать и ноутбук, и планшет, ещё какие-то вещи, чтобы найти деньги. Стал одержимым, но всё обошлось и не по себе от этого. — Я-то не умер, но лечу в Японию и мне нужно узнать, где живёт Осаму. — Ебать ты чокнутый, конечно.. — Я серьёзно, что мне делать? — Спросить у него? Вообще не вариант? — Вообще, — печально вздыхает и садится на кровать, прибегнув к помощи социальных сетей. — По номеру телефона отследить можно? Он, вроде, не менял снова.. — Стоит попробовать. Оказывается – настолько легко всё сделать, прям настолько просто, что разобраться можно было давно. Не обошлось без траты денег, но этого того стоило. Чёрт возьми, он скоро едет в Йокогаму. Он скоро увидит Дазая. Трудности, разумеется, не заканчиваются: путь тяжёлый и баланс будет на нуле в итоге, но это не так важно. Главное, что получилось. Впервые в жизни так упорно идёт к чему-то, ей-богу. Искренние желания делают страшные вещи с людьми, а пока нужно послушать отца и поспать. На свежую голову придумает, что там дальше. *** Это правда того стоило. Но наблюдать, как Дазай плачет – больно. Не менее замученный, такой худой, закрытый, холодный. Он же ангел, которому оторвали крылья и выбросили на землю, как что-то ненужное. Который очнулся после долгого пробуждения и теперь потерянный, сломанный, что невыносимо видеть его таким. Чуя надоедает, прижимается сильно, не слушает претензии. Пока что Осаму не в курсе, сколько всего он сделал для объятий, но и плевать. Заслуживает, чтобы отталкивали, терпит всё и всё равно не отрывается ни на сантиметр. Сейчас вот, отстать просит, совсем сумасшедший. Но из-за чужих рук старший не может спокойно отдохнуть, несмотря на жуткую усталость. Ещё и ответа не дают. Тема вряд ли такая простая, так что готов ждать столько, сколько угодно, лишь бы потом темноволосый рассказал, какого чёрта он творил раньше. — Я люблю тебя, люблю тебя, люблю, люблю, люблю, — шепчет постоянно, зная, что Дазай в любом случае услышит, если захочет. — Понимаешь, да? Я люблю тебя. В ответ кареглазый кивает, не смотря в сторону парня. Злит, как будто специально провоцирует. Избалованный мальчишка: недостаточно того, что он прилетел сюда, нужно больше и Накахара понятия не имеет, что сумеет предложить. Что нужно? Время? Ничего, подождёт, но разве не дохрена прошло? Хорошо, ладно, пусть и так. — Что мне сделать? — Ничего не нужно. — Осаму, ну пожалуйста, — нервно выдыхает, закидывая чужие руки на себя. — Обними. — Скоро родители приедут, что им сказать? — Я сам скажу, если потребуется. Это всё, что тебя волнует? — Нет. Наконец-то, словно отбросив все свои сомнения, но точно не обиды – Осаму целует самостоятельно. Кретин, сволочь, взял и влюбил в себя, а он и поддался, как глупая девчонка, на такие жертвы пошёл. И главное, что чувствует себя счастливым для того, кто вымотался не меньше шатена. Что он делал? Лежал так целыми днями и всё? И за весь период такого времяпровождения рука не дёрнулась написать и позвонить? Чуя оказывается под ним, мычит от настойчивости прикосновений, но так наслаждается, не находя сил сопротивляться. Да и зачем? Мечтал о подобном последние недели – и вот, блять, ну наконец-то! Счастья полные карманы. Дазаю слова не так важны, как сами действия, как кажется по таким фокусам. Реально фокусник, блять, ебучий.. Кем бы был рыжий, если лежал и бездействовал, когда единственным желанием стало касаться Дазая так, как позволяют возможности? Весь открытый живот, вся грудь, пальцы почти везде и от этого у младшего краснеют щёки, поцелуй постоянно прерывается из-за тяжёлых вздохов сверху. Святой, чистый, невинный, Чуя сойдёт с ума быстрее, чем услышит слова о взаимности в любви. Счастье пропорционально и печали тоже, остаётся молиться, чтобы ничего не случилось. Он не переживёт ещё одну бурю, утонет сразу и заранее, не плескаясь в дерьме. — Осаму! Подскочив от неожиданности – что один, что второй смотрят, как открывается дверь в комнату, за которой находится маленькая девочка лет восьми. Глаза широко распахнуты, а её рука медленно сползает с ручки двери и прячется за спину, делает несколько шагов назад. Дерьмо. Она убегает, а студент выглядит слишком испуганно. — Это.. Твоя сестра, да? — Она самая. — Нам пиздец? — Ещё не знаю. Видно, что Дазай, знакомя со своими родителями – чувствует себя неуверенно и очень неловко, совсем не походит на тот день, когда этому же парню пришлось знакомиться с родителями Накахары. Они совсем другие: оба хмурые, недоброжелательные, что хочется раз и навсегда забрать несчастного из этого дома. Но что за чудо, эта Элис.. Ему говорили, какая она активная, но после увиденного даже она выглядит напряжённо. Чуя тут, как враг, пересёкший границу. Целых три пары глаз и все отталкивающие. Некомфортно. Спасает ситуацию стоящий рядом. Именно на его стороне, что можно ощущать, как плечо касается чужой руки, а Накахара потупил взгляд в идеально чистый пол. Осаму – ясное солнце среди грозовых туч, как живёт с ними? — Пусть твой друг остаётся. Тебе одному скучно, наверное, но это ненадолго. — В каком смысле? Нет, он, конечно, не будет здесь долго, просто.. — Нет-нет, я имею в виду, что Сакуноске в скором времени приедет. Подслушивая разговор – в конце становится видно, как ещё сильнее напуган младший. Он что-то шепчет Огаю и качает головой, но оба остаются относительно спокойными. Так плохо, что этот кретин приедет, да? Видимо, да. А скоро – это когда, нельзя поконкретнее? Не пахнет чем-то хорошим. Плохое предчувствие никогда не подводит.