Passion, love, stress

      Фарфоровая кружка уже в который раз опустела. Капли напитка стекали вниз с края к деревянному подносу, на котором расположился ещё и чайник из того же набора, что и кружка. Оба расписаны в традиционном для Ли Юэ стиле. А подле чайника лежал недавно купленный на ярмарке окровавленный складной нож с разными лезвиями.       Аято, не отрывая глаз от книги, взял одной рукой тяжелый чайник и, не глядя, налил ещё немного этого отвратительно пойла в чашу. Сумерские чаи без должного приготовления можно назвать пыткой. На вкус как вода с углём, причём углём, который ещё и плохо растворили. Однако свойства афродизиака стали чуть сильнее. Аято даже не нужно резать себя, чтобы возбудиться ещё больше. Хотя, даже это ставится под вопросом.       Израненные руки, перевязанные бинтами, до сих пор побаливают.       Он садится на пятки и, зажмурившись, выпивает залпом содержимое кружки. Его пугает то, как быстро он привык к этому вкусу.        — Жаль, что мама не учила меня заваривать чай, — загрустил мужчина, желая прочистить язык мылом. Он банально не умел кипятить воду, посему ему пришлось пить ледяную, грязную воду с какой-то отравой. Хотя… его слуги убеждены, что вода из их колодца чище, чем во всём Фонтейне… иногда он удивляется их позитиву.       Аято раздвинул полы халата и, вздохнув, обхватил пальцами уже вставший член. Он слегка вздрогнул. Веки дёрнулись, глаза зажмурились. Больно было даже прикоснуться.       Мужчина перевернул страницу и продолжил читать, параллельно рассматривая иллюстрацию на обороте. Пальцы другой руки сами потянулись к соскам.       Он купил новую серию книг по тем же жанрам, что и первые. Они хоть и были чем-то похожи, но все постельные сцены были абсолютно разными и это… заманчиво. Хотелось попробовать всё. Всё, что было запечатлено на страницах книги. И позы, и стили, и виды и все-все-все атрибуты и аксессуары, что применялись в них. Но, к сожалению, он не мог послать своих разведчиков с заданием: «Найти место, в котором продаются кляпы, плётки, хлысты и прочее». Хотя все вышеперечисленные вещи похожи на атрибуты для пыток.       Аято прикрыл глаза и, опираясь на одну руку, продолжил поглаживать себя, оставив соски в покое. Всё-таки, пока он не научился ласкать себя должным образом. В книгах всё так просто, а он без чая даже возбудиться не может. Старость? Старость, наступившая в двадцать с чем-то лет.       Спустя две минуты он выпустил из рук ноющий член, на котором скоро будут мозоли. Причём не только на нём, но и на ладонях даже при том условии, что они обмотаны бинтами.       Руки сами потянулись к ножу. В глазах отразился блеск от лезвия.       Тома недавно заметил его перебинтованные запястья и, конечно же, спросил, для чего это.        — Господин? Что с вашими руками? — Тома нежно сжал чужие запястья, пытаясь найти глубокие резцы на коже, скрытые белой тканью. Аято слегка опешил от столь ласкового жеста, и даже не стал придумывать какие-либо оправдания, — Мой Господин? — парень притянул к губам нетронутые ножом пальцы и коротко чмокнул.        — Ам… Дорогой Тома, не переживай ты так. Твой Господин экспериментировал, — как хорошо, что он научился врать.        — Экспериментировали?        — Да, — больше всего на свете он хотел, чтобы Тома никогда не отпускал его руку. Он готов был перерезать всего себя лишь бы это продолжалось вечно. Лишь бы этот парень с большими зелёными глазами стоял рядом и держал его за руку.        — Ну и опыты у вас. Экспериментируйте хотя бы не на себе. Мы с Госпожой волнуемся! Вы не выходите из комнаты в последнее время…       Дальнейший разговор он вести не смог. Наверное, его оправдания по типу: «Так много работы навалилось…» не сработали. Хотя бы потому, что те люди, с которыми он должен работать, уехали во время праздников к своим семьям, что значит, что у Аято почти нет необходимости напрягаться ближайший месяц. Вернее, недели три.       Тома ему однозначно не поверил. Как он смел?       Аято продолжает читать, потираясь о край кровати, с которой пришлось слезть. Он лёг животом на матрас, а книгу положил перед глазами. Нож красиво блестел в его руках. Пришлось развязать бинты, чтобы было удобнее себя калечить.        — «Даже резать себя красиво не получается», — подумал Аято, глядя на кровавые полосы. Уродливые, неаккуратные, неравномерные. Некрасиво. Противно. Больно. Он боится, что без должного лечения раны начнут гнить, но мысль проткнуть кожу острым предметом не давали ему покоя.       Он действительно завидовал героям книг, практикующим игры с ножом. Их раны на теле описывались лучше любой картины известных художников. Авторы восхищались кровавыми следами, отпечатавшиеся на коже героя, восхищались роскошным узор, очерченным лезвием.       На его же бледной коже такие глубокие следы выглядели странно. Как будто мясник от нечего делать разрезал плоть животного, оставляя небрежные полосы.       Капли крови стекли вниз, пачкая новый плед, подаренный жрицами из горы Гоё. Он почти уверен в том, что Госпожа Яэ была против таких подарков. В ответ семья Камисато прислала каждой девушке по индивидуальному подарку, а хитрой Кицунэ досталась книга «Как стать хорошим редактором романов». Аяка была против такой идеи по какой-то причине. От себя она вручила дорогие украшения из жемчуга.       Немного крови испачкали страницы книги, но это ничего. Аято снова измученно залез на кровать в позе лягушки. Как ни странно, даже так он выглядел безупречно.        — И этого недостаточно, — понял Аято, задыхаясь от собственного возбуждения.       Глаза сами собой повернулись в сторону маленького прикроватного столика. Сменная одежда, поднос, книги, рукописи, крем, какие-то сладости, кист… крем?       Окровавленная рука потянулась к банке с лекарством. Он вспомнил. Тома передал ему специальный крем, который поможет излечить раны на его руках. Аято открутил красиво оформленную крышку ёмкости и коснулся белой субстанции пальцами.        — А это… похоже на смазку, которую использовали Рен и Лин? — спросил сам себя Аято, почёсывая подбородок, — может стоит попробовать…       Мужчина закусил губу. Он много раз представлял, как это делал Тома с ним, но растягивать себя самого… звучало странно. Не то чтобы он боялся этого, но он по каким-то причинам он бы предпочёл быть захороненным заживо, чем засунуть в себя несколько пальцев.       Но болезненное возбуждение не дало бы ему дожить и до утра, а бежать к спящему парню со словами «ты не мог бы меня задушить?» он не собирался. Хотя очень хотелось.       Аято набрал немного больше крема, чем стоило, но это хоть немного его успокаивало. Он почувствовал свои собственные пальцы между ягодиц и сделал глубокий выдох. В голове пронеслись все постельные сцены с такой практикой.       Палец мягко вошёл внутрь, отчего Аято задержал дыхание, полностью погружая его внутрь. Губы разомкнулись, норовясь поймать немного кислорода. Ресницы затрепетали.       Ощущения странные. Пальцы его были совсем тонкими, он ничего не ощущал кроме неприятного растяжения. Мужчина подумывал о втором пальце, но он совсем не представлял, как это сделать.       Камисато прикрыл рот рукой и, закатывая глаза, водил пальцем внутри в разные стороны. Пальцы ног сжимали окровавленный плед, норовясь разорвать в клочья.       Аято зашипел, когда начал вводить второй. Член заинтересованно дёрнулся, и мужчина потянулся к нему, чтобы поскорее кончить и лечь спать. Он засунул оба пальца глубже, закусывая нижнюю губу.        — «И почему в книгах пишется, что это одно из самых приятных ощущений…», — выругался он, пытаясь понять, что он делает не так. Ах, была какая-то особая точка, которой стоит только коснуться и станет приятно. Как же скудны его знания в анатомии.       Только ту самую волшебную точку было очень трудно найти. Сквозь слёзы он проник внутрь третьим пальцем, растягивая себя.        — Ай… — прошипел он по-детски.       Стук в дверь.       Аято поднял заслезившиеся глаза в противоположную сторону. Дверь раздвигалась в сторону.        — Господин, я услышал какой-то шум, всё в порядке? — когда Тома зашёл в комнату, Аято в одно мгновение убрал все грязные кружки, коробку с сумерскими чаями, нож и плед. Как же хорошо, что у него есть такие навыки ниндзя… правда он не думал, что будет их использовать таким образом.        — Да, конечно… — Аято мягко улыбнулся и повалился на бок, прижимая колени к себе. Руки забрались под подушку. Глаза любопытно смотрели на Тому, разглядывающего чужую комнату.        — Господин, что за беспорядок вы устроили… — вздохнул Тома, слегка улыбаясь. Вдруг он остановился около кровати, боясь смотреть на распластавшегося в… изощренной позе мужчину. Аято, похоже, было абсолютно всё равно на то, что подол халата обнажал его задницу, измазанную в смазке. Он слишком устал от возбуждения, чтобы на что-либо обращать внимание. Даже после тяжелого рабочего дня он не был таким истощенным.        — Тома, садись, не стесняйся, — прошептал Аято, сжимая бёдра сильнее. Чёртов Тома. Из-за него ему хочется кончить ещё больше.       Парень кивнул и сел где-то возле коленей Господина. Господин Камисато в свою очередь приподнялся на одной руке и коротко поцеловал светлую макушку. На это её владелец звонко хихикнул, шепча что-то о том, что ему щекотно?       Через пару секунд Тома взял Аято за руку, сжимая.        — Что-то случилось? — Аято обхватил чужую шею, устроившись поудобнее сзади. Он зарылся носом в русые волосы, наслаждаясь теплом чужого тела. На душе стало так тепло и спокойно…        — Ничего такого… просто… — Тома замялся, почёсывая ногтями кожу на руках.        — Ум? Хотел меня видеть перед сном? — ухмыльнулся Аято, чмокнув парня в спину, оттянув ночную рубашку вниз. Мужчина плюхнулся на спину, растянувшись на матрасе, попутно прикрывая халатом… своё тяжёлое положение.        — Хах, это, безусловно, тоже, но, понимаете… — зелёные глаза неловко пробежались по обнажённым участкам бледного тела. Чужие щёки покраснели, хотя лицо оставалось всё таким же беззаботным и непринужденным. Мягкая улыбка всё ещё оставалась при нём, пока он говорил:        — Я решил выкинуть те чаи из Сумеру, чтобы никто не… оказался в том же положении, что и вы, — сердце ушло в пятки. Аято понял к чему идёт разговор.        — … итак… ты выкинул?        — В этом-то и дело! На кухне их нет. И я хотел спросить…       Аято до последнего момента сохранял своё привычное выражение лица (не будем говорить о том, что красный румянец уже смотрелся даже неестественно вкупе с серьёзность, что выражало всё его лицо). Сейчас Тома спросит, не он ли взял эту отраву себе. Мозг начал придумывать все возможные оправдания.        — А, знаешь…        — Как вы думаете, это сделали грабители?        — …        — …        — Что?..        — Ну, знаете, похитители сокровищ!       Аято потупил немного взгляд и прыснул от смеха.        — И зачем же им красть всё это, Тома? На то они и похитители сокровищ, что похищают сокровища и драгоценности, не так ли? — Аято, казалось, на мгновение забыл о том, что здесь похититель — только он.        — Мало ли что. Никто не знает, что у них на уме! Эх, а я и проглядел…        — Тома, что ты, ты ни в чём не виноват. Это я выкинул те чаи. Тебе не за чем беспокоиться, — игнорируя недоуменный взгляд парня, Аято плюхнулся на спину, потягиваясь.        — Ах, вот как, — прошептал Тома и сам не заметил, как оказался напротив лица Господина. Зелёные глаза, кажется замерли, любуясь белоснежной кожей, мягким румянцем, очаровательной родинкой под губой и… — а у вас… всегда были такие расширенные зрачки?       Аято пару раз моргнул. Он слышал, что от сильных препаратов, вызывающих галлюцинации расширяются зрачки, но это всего лишь афродизиак. Разве он мог вызвать такой эффект?        — М? Не знаю даже. Может из-за света тебе так кажется?       Тома пару раз моргнул, внимательно смотря Господину в глаза, пытаясь найти в них хоть каплю лжи, но увы, в этом он не был хорош.        — Может быть.       Оба замолчали. Один, похоже, слишком сильно задумался, а второй начал рассматривать парня напротив. Кажется, он никогда не видел человека с такими красивыми и добрыми глазами, как у него. Он уверен, что не было никогда такого человека на свете, который даже со всей присущей его фигуре мужественностью, проявляет нежность к другим. В этот момент Аято почувствовал себя таким счастливым, осознавая, что сам ангел* сейчас рядом с ним.        — Можешь меня поцеловать? — шепнул Аято настолько тихо, насколько возможно. Как будто боялся, что его услышат.       Тома вздрогнул. Зелёные глаза удивлённо уставились на Господина, что тяжело дышал. То ли от выпитых кружек, то ли от страха, то ли от возбуждения.       Парень нежно улыбнулся и прижался губами к губам Аято. Пышные ресницы затрепетали от такой нежности. Тома лизнул нижнюю губу, слегка прикусил. Его рука потянулась к чужой груди.       Аято сжал пальцами ног плед. Сердце начало стучать сильнее. Отпрянув от чужих губ, Тома укусил Господина за шею, на что тот вздрогнул, прикрыв рот рукой, но, осознав, что та исполосована всяческими порезами, быстро спрятал её под одеяло. Кажется, только полумрак в комнате спасал его от разоблачения.       Очнулся он только тогда, когда почувствовал сильную хватку на бедре. От этого член дёрнулся ещё сильнее.        — Вы пытались… растянуть себя, да? Так это называется? — спросил Тома, подняв подол халата. Аято кивнул, закусив губу, пока его член ритмично надрачивали, кажется, в такт его сердцебиения.        — А что, дорогой Тома, хочешь помочь? — ухмыльнулся Аято, делая вид, что он всё держит под контролем, и это не он сейчас взорвётся от таких ласк.       Парень на это лишь сильнее сдавил чужой член. Зелёные глаза блеснули в темноте.        — К сожалению, пока что, я не готов оказать такую помощь своему Господину. А пока… потерпите, пожалуйста, — зубы сомкнулись на лебединой шее Господина, и постепенно начали сжимать кожу до появления первых капель крови. Аято распахнул глаза и раскрыл рот в беззвучном крике.       Из члена брызнуло так много смазки, что та запачкала их вдвоём, постель, да и пол в придачу. Мужчина тяжело дышал, иногда постанывая, когда Тома будто издеваясь, сильнее сжимал его орган, выдавливая ещё смазку.        — Всё? — усмехнулся Тома.       Аято смотрел на него с распахнутыми глазами. Неужели он так быстро изменил своим принципам не причинять боль Господину? Что ж, это очень неплохо. Очень даже неплохо.        — Д-да…        — Хорошо, — вздохнул Тома, продолжая смотреть за тяжело дышащим Господином. Аято заметил странный блеск в горячо любимых ему глазах. Кажется, слёзы?        — Тома?        — У… Ум? — парень лёг на чужую грудь, зарываясь в неё лицом. Распущенные волосы красиво распластались по чужому телу, давая насладиться своей мягкостью.        — Что случилось, дорогой Тома?        — У вас теперь… огромный след на шее… из-за меня. Простите, пожалуйста, — в его голосе как будто слышалось: «Как жаль, что телесные наказания запрещены в Комиссии Ясиро. Как бы я хотел, чтобы за этот проступок меня отхлестали сотни раз».        — Но я ведь не против, Тома…       В ответ на это парень показал своё покрасневшее от слёз лицо.        — Да дело не в этом. Чтобы помочь вам мне нужно делать вам больно, а я не хочу, чтобы вам было больно, но без боли вам не будет х-хорошо, а я… а вы…        — «Он совсем запутался…» — с жалостью подумал Аято, поглаживая парня по голове.        — Тома, посмотри на меня, — мягко приказал старший, притягивая заплаканного парня за подбородок. С надутыми губами и слезящимися глазами он всё-таки посмотрел на Господина, — умница. А теперь, слушай меня. Когда я говорю, что мне что-то нравится, значит это действительно так, верно? — не дождавшись кивка, он продолжил, — если я тебя не останавливаю, когда ты делаешь что-то со мной, значит это всё в порядке. Ты меня понял?       Тома выпрямился, когда его подбородок отпустили. Аято с нежностью смотрел за тем, как он приводит себя в порядок, расчёсывая пальцами волосы и рукавом ночной рубашки вытирая слезы.        — Да.        — Отлично, — Аято потянулся к чужому виску для поцелуя, — можешь поспать подольше, а теперь, ступай.