Passion, love, stress

      Следующая ночь прошла мучительно странно. Аято всегда думал, что люди благодаря алкоголю засыпают за долю секунды, но, как оказалось, всю жизнь эти пьяницы ему лгали. Луна высоко поднялась над Инадзумой, издевательски освещая улицы холодным светом.       Аято лениво посмотрел на книгу, которую он держал в одной руке, а затем повернул голову в сторону другой руки, в которой крепко держал бутылку саке.       Он не был трезвым буквально больше двадцати четырёх часов. Это пугало, действительно пугало.       Камисато медленно встал с кровати, решив, что лучшим решением сейчас будет просто пойти и поесть. От выпитого алкоголя в животе неприятно булькало. Ощущение такое как будто он не ел несколько дней, а пил только воду… только хуже.       Дверь легко поддалась лёгкому толчку, и Аято смог переступить порог собственной спальни, слегка пошатываясь.       Будучи юношей, он наблюдал за взрослыми, которые с жадностью глотали это сомнительного вкуса пойла. Опустошали стаканы они за одно мгновение, а потом счастливые продолжали беседу. Он однажды попробовали этот божественный напиток после того как попросил отца налить ему немного. Тогда ему было одиннадцать лет, кажется?        — Редкостная гадость, — сказал тогда Аято, отложив стакан, на что его отец рассмеялся.        — Это нормально. Ты пока не понимаешь смысл того, что выпил.        — Смысл во вкусе, не так ли? А у этого вкус… странный, — на это отец лишь погладил мальчика по макушке, а затем, щёлкнув сына по носу, наказал дальше играть с сестрой во дворе.       Что ж, теперь он понимал всю суть этого гадкого пойла. Важно не то, насколько это горько, насколько это невкусно и насколько сильно от этого воротит. Главное то, какой эффект это накладывает. Расслабление, успокоение… возбуждение.        — «То есть, чтобы достричь удовольствия мне нужно пройти через мучения? , — задумался мужчина, отсылаясь на вкус саке, которое недавно пил, — это ведь ужасно… мне нравится».       Привычка надевать халат на голое тело шло вовсе не в его пользу. Ткань спадала с широких плеч, оголяя белоснежную кожу. Если раньше благодаря природной белой коже он выглядел очень дорого и ухоженно, то сейчас он не отличался от голодающих белолицых людей в Снежной. Болезненный вид вряд ли мог кому-то приглянуться.       Хотя Аято был бы рад поверить в то, что сейчас он выглядит соблазнительно, но… растрепанные волосы, синяки под глазами, в целом измученный вид создавали противоположный эффект.       Аято почесал подборок.        — «Скоро борода отрастёт такими темпами», — подумал мужчина, распахнув дверь столовой, в которой горел свет.       Аяка удивлённо косилась на брата, кладя в рот порцию риса.        — …        — …        — …не спишь? — шепнули они одновременно, а затем так же синхронно улыбнулись. Хотя то, что выдавил Аято не было похоже на улыбку.       Он подошёл к столу, и сел в позу лотоса рядом с сестрой.        — Тебя что-то разбудило? — спросила Аяка, кладя во вторую тарелку немного моти для брата. В ответ на это он благодарно кивнул и, даже без палочек, лениво положил угощение себе в рот, а после также лениво начал жевать, подперев щёку кулаком.        — Уснуть не могу, — хмыкнул мужчина, поправляя на себе халат.       Аяка понимающе кивнула. Голубые глаза изучающе пробежались по чужому телу. Её взгляд был каким-то недоверчивым, неловким. Как будто перед ней не родной брат, а незнакомый человек, с которым она вынуждена общаться.        — Знаешь, братец, — обеспокоенно начала девушка, отложив палочки для еды. Она изящно сложила руки на колени. Осанка выровнялась, плечи распрямились, — ты в последнее время выглядишь слишком уставший, хотя весь день дома. Что-то случилось? Ты себя плохо чувствуешь?        — «Кончено, плохо. Объект моего обожания насколько добр и нежен, что не может влепить мне пощёчину», — грустно подумал Аято.        — Нет, что ты. Работы мало, делать особо нечего. От лени и устаю, — кажется, он предвидел такой вопрос, поэтому прорепетировал несколько раз перед зеркалом.       Аяка… вроде бы и поверила ему, а вроде бы и нет. По взгляду, конечно, видно, что она действительно ему поверила, но то, как она поджала губы, о чём-то задумываясь, говорило об обратном.       Аято не попытался как-то ещё себя защитить или переубедить её, лишь прикрыл глаза, кладя в рот ещё риса.        — Что с твоими руками?        — «Допрос?»        — Поранился пока тренировался с мечом. Перевязывать раны я не умею, поэтому вышло так странно.       Аяка открыла рот, чтобы спросить что-то ещё… Или даже поспорить, но внезапно замолчала, поправляя распущенные волосы. Она одна из немногих людей, которые могли определить его ложь, но даже Аяке не удаётся это сделать на сто процентов. Аято стало даже как-то неловко.       Вот он, извращенец, читающий книги про садистов и мазохистов, представляет порку со своим участием и участием того соблазнительно парня, что сопит сейчас в другой комнате, пьёт по ночам алкоголь в перемешку с наркотическими препаратами, сидит сейчас перед младшей сестрой, которая обычно смотрела на него как на предмет подражания… сейчас её голубые глаза источали лишь жалость к собственному брату.        — Я поняла, — она встала, поправляя ночнушку. Поклонилась брату в знак уважения и направилась к двери, — спокойной ночи, братец.        — Спокойной.       Как только дверь закрылась, Аято вздохнул. И этот вздох был отнюдь не облегчением. Скорее, подавленным желанием зареветь в голос. Горло неприятно сжалось от попыток сдержать вой. На ресницах скопились слёзы. Сейчас бы действительно хотелось выпить. На губах ещё остался горький привкус… но этого, очевидно, было недостаточно.       Аято сложился пополам. Грудь легла на стол, а голова на сложенные руки. Об рукава халата он вытер подступающие слёзы.       Сестра в нём с каждым днём разочаровывается. Что может быть хуже? Она даже не смотрит на него как раньше. Аяка часто улыбалась, когда видела его, а сейчас лишь коротко кланялась и уходила. Как страшно, как ужасно.       Аято выпрямился и дал себе звонкую пощёчину. С глаз текли ручьём слёзы. Как обидно. Как обидно.       Он закусил забинтованную руку, чтобы не было слышно скулёжа, вырвавшегося из его уст. Хотелось выпить, очень хотелось. Трезвость делала ему больно каким-то образом.       Он не хотел думать о последствиях своего поведения, он хотел в беспамятстве напиться, чтобы не помнить даже своего имени.        — Нет, нельзя… — грустно сказал Аято самому себе, снова укладываясь на стол, — завтра вроде встреча назначена… может выпью после?       Глаза закрылись после этих слов.

***

      Кохару* уже давно проснулась по примеру Томы, который был для неё предметом подражания, и уже несла выстиранные в реке вещи. Попутно она вспоминала, что должна купить на рынке по просьбе Госпожи и Фуруты*.        — «Сладости, да? А у нас их не слишком мног…» — девушка уткнулась в чью-то спину. Отодвинув деревянную корзину с бельём от своего лица, девушка увидела такую картину — Господин Хякубэй* выглядывал за дверь кухни, опираясь на спину Хирано*, не успевшего ещё надеть даже форму.        — Вы чего? — попыталась спросить Кохару, кладя корзину с бельём на пол. В ответ мальчики лишь зашипели на неё.       Она закатила глаза и, немного подумав, прыгнула на спину Хякубэя, заставив его ещё сильнее нагнуться.       Представилась прекрасная картина. Господин Камисато, собственной персоной, полулежал на обеденном столе. Халат сполз с одного плеча, обнажая полностью ключицы и светлую грудь. Рельеф его тела заставлял невольно вздрогнуть.       Бедра были слегка выпячены в соблазнительной позе. Халат скрывал разве что только гениталии.       Даже синяки под глазами казались невероятно очаровательными сейчас. Губы слегка раскрыты, создавая немного домашний образ…       Девушка невольно покраснела, а затем посмотрела на парней. Хирано, весь раскрасневшийся, прикрывал рот, тяжело дыша, а Мадарамэ закусил губы и поправил очки.        — Моя мать говорила, что за грязные мысли о Господине и Госпоже Камисато получаешь наказание от Архонта, — испуганно прошептал Хирано.        — Оно того стоит, — ответил Господин Хякубэй, вытирая пот со лба платком.        — Теперь и умереть не жалко, — добавила девушка, на что двое охотно согласились.        — Кому умереть захотелось? — трое вздрогнули, и обернулись на голос.       Зелёные глаза с неприсущим им игривостью смотрели на них. Вопрос, застывший на лице Томы, оставался без ответа ещё несколько секунд.        — У-у меня пост! Прошу меня простить! — заикнулся Хирано и помчался во двор.        — Да-да, у меня тоже дела, — почесал голову Мадарамэ и помчался за младшим.       Тома с недоумевающей улыбкой посмотрел на оставшуюся девушку, на что та лишь пожала плечами и указала пальцем внутрь кухни.       Тот вздохнул и подошёл к двери. Как только он увидел представшую слугам картину, он покраснел пуще всех остальных. Он посмотрел на Кохару так страшно, от чего ей захотелось в эту же секунду уйти. Он взял девушку за плечи, слегка подрагивая.        — Кохару, у меня к тебе великая просьба. Никому. Не смей. Рассказывать об этом. Прошу тебя. Ты меня поняла?        — У-угу, — хотелось заплакать. Тома всё ещё излучал ту доброту и тепло, но сейчас нельзя было избавиться от наводящего чувства страха, возникшего непонятно откуда.        — Большое тебе спасибо! Прошу, убеди Хирано и Хякубэя тоже! Хорошо?        — Н-не переживай, Тома. Никто из нас не собирается позорить Господина Камисато.        — Ты не понимаешь, Кохару…        — Ч-что?        — Если… — зелёные глаза сверкнули, — если кто-то ещё узнает о соблазнительности нашего с тобой Господина, начнётся охота на его прекрасное тело!        — … «Великий Архонт, где я согрешила?» — ей даже показалось, что у Томы по лицу прошла слеза.        — Слух о его сексуальности дойдёт до работорговцев! Они заберут его и Госпожу! Ты понимаешь?        — …Тома, с тобой всё в порядке?        — …        — …        — …Кажется, нет.       Кохару положила руку на плечо парня и по-дружески похлопала.        — Тебе бы отдохнуть, знаешь ли… а пока… помоги Господину добраться до комнаты.        — Угу…       Девушка ушла, оставив Тому одного с огромной проблемой — с собственным Господином. Не то чтобы это было плохо… но когда тот в таком раскрепощённом виде… это так тяжело…       Тома упал на колени возле Аято. Он лёг головой напротив лица Камисато.        — «Что с вами, мой Господин?» — рука потянулась к бледным щекам мужчины. Тёплая ладонь коснулась окоченелой кожи, согревая. Большой палец смахнул слёзы с ресниц, огладил синяки под глазами. Тома невольно улыбнулся.       Он легко коснулся губами раскрытых губ Аято, заставляя его очнуться. Хотя «очнуться» — ещё громко сказано.       Мужчина лишь слегка вздрогнул, причмокивая в полудрёме.        — Мой Господин, проснитесь, у вас скоро встреча с представителями Комиссии Тенрё.        — М? Скажи, что меня нет дома, — буркнул Аято, укладываясь на пол.        — Хах, Господин, ну что вы. И вообще, почему вы спали на кухне? — Тома перевернул его на спину, чтобы было удобнее поднять на руки. В ответ мужчина обхватил чужую шею, посапывая, — ладно, у вас всё равно есть два часа. Могу дать вам ещё немного времени вздремнуть.        — Ты такой добрый, — улыбнулся Аято, расцеловывая чужое лицо.        — Щекотно, Господин! Ха-ха… я вас могу и уронить!        — М? А куда мы?        — Как куда? В вашу спальню, конечно!       И тут разум наконец прояснился. В его комнате сейчас картина следующая: разбросанные на полу книги, окровавленные ножи и мечи, выцарапанные ногтями на полу узоры, три пустые бутылки саке, гора грязных чашек, в которых ещё осталось немного смертельного варева. Комната настоящего отшельника…       Аято мигом слез с чужих рук, сильно пошатываясь.        — Мой Господин?        — Я… я… кхм… я всё-таки взрослый человек, дорогой Тома, я и сам могу… приготовь завтрак, ладно?        — А… эм… — прежде, чем он успел ответить, Аято уже и след простыл.

***

      За двадцать с лишним лет Аято научился чувствовать преследователей. Кажется, это стало привычным делом. Множество раз ему приходилось переживать покушения на свою персону. Что уж говорить, в тяжёлые времена ему приходилось таскать сестру за собой, чтобы не дай Архонт что-либо угрожало её жизни.       Сейчас он не чувствовал какой-то опасности, но неумолимое напряжение доставляло море дискомфорта.       Аято приблизил чашку чая к губам, чтобы продолжать смотреть внутрь чашки, пока Аяка ведёт беседу с Кудзё Сарой.       Сомнений нет. Сиканоин Хэйдзо пялится на него всё то время, что он пребывал в Комиссии Ясиро. И, кажется, это заметил только Аято.       Тома с Хэйдзо стояли в метре от стола с угощениями, за которым расположились члены дискуссии — Брат и сестра Камисато, Кудзё Сара и ещё пара членов комиссии Тенрё, имён которых никто не знает и не помнит. Поэтому Аято пронумеровал их как Мужчина Один, Мужчина Два, Женщина Три.       Он чувствовал как его пожирают взглядом. Чувствовал очень хорошо. Почему Тома никак не реагировал?       Камисато украдкой взглянул на любовь всей его жизни своего подчинённого.        — «Он тоже в ужасе!» — выражение лица Томы так шокировало Аято, что тот чуть не облил чаем гостей.       Зелёные глаза старались смотреть в пол и только в пол. Любое движение сковано невидимыми цепями. Даже грудь при дыхании еле движется. Улыбка выражала отчаяние и страх… и, похоже, безысходность…        — Это все планы на фестиваль, Госпожа? — обратилась к Аяке Сара, которая ни с того ни сего заинтересовалась проведением праздника.        — Да, пока что это всё, что нам доступно на данный момент. Вы хотели что-то предложить? — скорее всего, Аяка бы даже не подумала менять что-либо в своих планах, но из вежливости всё-таки стоило спросить.        — Всё в порядке. Только хотела убедиться, что всё пройдёт как нужно. — Вы так переживаете из-за фестиваля? — спросил Аято, решив отвлечься от того странного парня с хвостиком.       Мужчина Один кашлянул, а вместо него продолжила Женщина Три:        — Архонт собирается посетить праздник.       Глаза брата и сестры мигом округлились. Девушка прикрыла лицом веером, слегка помахивая, а мужчина лишь удовлетворенно кивнул, хотя в его голове творилось примерно:        — «…», — то же самое было в голове Аяки.        — Я знаю о чём вы думаете, — Сара серьёзно посмотрела на этих двоих напротив себя, а затем резко хлопнула по столу рукой, вскочив, — мы должны сделать всё, чтобы нашему Архонту всё понравилось! — от столь громких речей и угрожающего тёмного фона, случайно возникшего позади Кудзё, Аято притянул Аяку к себе в защитном жесте, а та схватила его за плечи в ответ.       Кажется, Тома тоже спрятался за Хэйдзо. Всё-таки, Сару стоит бояться больше, чем детектива.        — Я не позволю допустить каких-то промашек в планах! Обещаю, Госпожа Камисато! Ваш чудесный план осуществится! Я уверена, что он понравится Архонту! — Сара положила руку на сердце, — я… я с ранних лет мечтала увидеть радость на её лице…       Через мгновение её лицо скорчилось в гримасу боли. Девушка осела на пол, на четвереньки. Её партнёры, кажется, никак не отреагировали, а Аяка потянулась к ней, чтобы помочь.       Тома собрался тащить аптечку, но чужая рука его тут же остановила. Он обернулся, чтобы увидеть Хэйдзо, который просто покачал ему головой.       Только Аяка коснулась плеча Сары, как та взвизгнула. Аято потянул сестру за руку, попутно сказав не приближаться к подозрительным объектам, коим на данный момент была та девушка на полу.        — В последний раз она улыбалась только тогда, когда видела путешественника!        — «Она что, плачет?» — подумал Аято, успокаивающе поглаживая макушку сестры, которая была в таком шоке, что даже забыла про все обиды на брата. Внезапно девушка вскочила и резко дернулась в сторону Камисато.        — Прошу! Скажите, что путешественник будет на празднике! — да, она однозначно плачет. От эмоций она схватила младшую за плечи.        — А… Эм… — Аяка, пытаясь не противоречить статусу, вместо того, чтобы спрятаться за крепкой спиной брата, выпрямилась, прикрывая покрасневшее от смущения лицо веером, — честно, нам это неизвестно.        — Ему лучше придти! Иначе… мфх… — она закусила губу, пока с её глаз текст слёзы, — иначе Госпожа Эи не будет счастлива, — ну вот, она ревёт.        — Сара, держите себя в руках, — неловко сказал Хэйдзо, пытаясь придержать почти осевшую на пол девушку.        — Аяка, ты в порядке? — спросил Аято одновременно с Томой, который также заинтересовался её состоянием. Из её глаз тоже ручьём лились слёзы.        — М-мне тоже его не хватает! — она тоже ревет…       Аяка прижала свой веер к груди и села на пол рядом с Сарой, которая прикрыла своё зарёванное лицо руками. Камисато обняла её и продолжила плакать на чужом плече.       Мужчина Один, Мужчина Два, Женщина Три просто встали и ушли.        — Он был единственным человеком, который меня понимал!        — Он был единственным человеком, благодаря которому Госпожа Эи улыбалась!        — Он мне так нужен!       Троё парней не знали, что делать. Хэйдзо взял Тому за руку, а в ответ на вопросительный взгляд Аято лишь махнул рукой:        — Нам нужно поговорить, Господин Камисато! Проследите за девушками, пожалуйста! — а потом он просто потащил бедного Тому на выход. Последнее, что видел Аято на его лице так это мольбу о помощи.

***

      Аято наконец вышел из купальни. Девушек он разнимал вместе со слугами ещё долго.       Аяка успокоилась почти сразу, а осознав, что только что сделала, немедленно извинилась перед гостями. Кудзё Сара, вытерев слёзы, поклонилась и ушла, а Хэйдзо, помахав Томе на прощание, побежал за ней.       Когда Аято спросил, о чём они говорили, Тома грустно взглянул на Господина, а затем просто посмотрел в пол, улыбнувшись: «Ничего такого».        — «Такого» это какого? — ворчал Аято. В купальне он припрятал ещё бутылок саке, а сейчас вальяжно шёл к крыльцу, распивая напиток.       Он не успел забинтовать руки, потому кровь впитывалась в ткань халата. Как неосторожно с его стороны.        — Брат? — Аяка, проходящая мимо, недоумевающее глядела на старшего, — о, Архонт! Что с твоими руками? — она уронила веер и подбежала к нему, хватая запястья, — это так ты с мечом тренировался?!        — М? Угу.        — Что это у тебя? Саке? — она отпустила его руки.        — Да, саке… хочешь? — глупая улыбка появилась на его лице. Как он так быстро опьянел? А, ну да… после двух бутылок… Как не опьянеть? Аяка отшатнулась и покачала головой. Кажется, у неё задрожала губа, — что с тобой?        — Нет-нет, ничего… я пойду…        — Угу.       Что это с ней? Не привыкла видеть пьяных людей? Так что ж, обычным рабочим можно прям на улицах укладываться, а ему, главе клана нельзя? Так уж враг народа?       Аято поморщился от отвращения к себе. Он не был трезвым больше суток. Даже перед встречей с Сарой выпил два стакана… «от стресса».       Он открыл дверь, ведущую на крыльцо и сел прямо там. Деревянная поверхность пропиталась дождевой водой. На улице стоял жуткий ливень. Несмотря на это, Хирано всё ещё дежурил. Тогда Аято подумал, что неплохо бы ему повысить жалование.       Он вытер слёзы окровавленным рукам и сделал ещё глоток. Кошмар, он даже почти ничего не ел. Уже немного подташнивает.       Зато ночью он наконец откроет новую книгу, заварит тот отвратительный чай, от которого сводит внутренности и снова пофантазирует о том каким может быть Тома жёстким. Ах, мечты-мечты.        — Как-то мне нехорошо… — прошептал он одними губами и схватился за голову, — ааа, — прогудел он, складываясь пополам.        — Тома! Ты объяснишь, что происходит? — послышался приглушённый голос.        — Моя Госпожа, я бы не хотел, чтобы вы это видели.        — Увидела что?       Дверь распахнулась, Аято, щуря глаза, обернулся. Над ним возвышался его любимый Тома с коробкой в руках, а позади него Аяка, обеспокоено переводящая взгляд то с одного, то с другого. Обнаружив ужасное состояние брата, она подбежала к нему, беря за руку.        — Аято, ты в порядке? — она взяла его за щёки, силой заставляя смотреть на неё. Взгляд расплылся. Единственное, что Аято смог сделать так это покачать головой. Тома равнодушно смотрел на то, как он отталкивает сестру, а затем рвёт прямо на клумбу, тяжело кашляя, — А… Аято? Т-тома! Помоги! Ему плохо! — Аяка обернулась и тут же вздрогнула от померкнувших зелёных глаз, — Тома?       Хирано, кажется заметив, что что-то происходит, пытался подойти и помочь, но Хякубэй тут же отдёрнул его, волоча за собой.       Тома дождался, когда Аято закончит, а затем поставил коробку прямо перед ним.        — Мой Господин, вы знаете что это? — Аято сглотнул. Хотел попросить воды, поэтому потянул Тому за штанину и дрожащими губами пытался что-то сказать.        — Я принесу в-воду! — отозвалась Аяка дрожащим голосом.        — Не нужно, Господин в порядке. Правда? Вы же пьёте этот несомненно полезный препарат. Вам должно быть очень хорошо, — издевательски произносит Тома, скрепя сердцем. Он поджал губы, открывая коробку и, вываливая всё содержимое на пол, — вы же знали, что вам от них плохо! Так что вас заставляло их употреблять! В нашей комнате гора этой гадости!       Наверное, на него так никогда ещё не кричали. Он часто видел как других детей отчитывают родители и мог только представить как это обидно.       Тома схватил его за руки, от чего Аято поморщился.       Кохару прибежала на чужие крики. Первое, на что она обратила внимание, так это на еле дышащую Аяку.        — Кохару, отведи Госпожу в свои покои, хорошо? — попросил Тома охрипшим от крика голосом.        — Я никуда не пойду! Брату плохо!        — Иди, Аяка. Я в порядке, — прохрипел Аято, сжимая руки в кулаки. Запястья жутко заныли, когда за них схватился Тома.       Аяка сглотнула.        — Пойдёмте, моя Госпожа.       Как только девушки ушли, Тома сверкнул глазами, смотря на окровавленную ткань.        — Знаете, кто так режется кроме мазохистов? Вы ведь себя так называете?       Аято, слегка подрагивая от холода и слёз, покачал головой.        — Как не знаете? А я вам скажу! Самоубийцы! Люди режутся, чтобы с жизнью расстаться! Знаете как наказывают жрицы таких как вы?! — да к чему это он? Он ведь ценил жизнь как никто другой. Если бы всё было иначе он бы даже не попытался возродить клан, — их заживо хоронят*! Вы понимаете?!       Тома схватил Аято за лицо. Обычно… он бы почувствовал от этого невероятное удовольствие. Удовольствие от того, что с ним так грубо обращаются… а сейчас… Как-то не до радости. — Господин Хэйдзо предположил, что вы собираетесь покончить с жизнью. Чтобы вы делали, если бы он рассказал всё жрицам? Вы думаете Госпожа Яэ упустила бы возможность вас наказать таким образом? Аято всхлипнул и закрыл лицо руками. — Я не хотел! Мг! П-правда не хотел… — Да?! — Тома поднял подол халата на что Аято мигом залился краской, — а на ногах резать кожу вы тоже не хотели?! — парень от злости стукнул по дереву, смотря на красные полосы на чужих ногах. Впервые он их заметил, когда Господин заснул сегодня утром на кухне, но, конечно, посчитал, что ему показалось, — а это всё из-за вашей уверенности в том, что вам якобы нравится боль, верно?! Вам надо лечиться! — …так я правда ненормальный? — грустно спросил Аято, глотая слёзы. Не то чтобы он этого не понимал раньше. Все удивлялись его искреннему желанию наблюдать за чужими страданиями, неловкостью и тому подобному. Конечно, он отмахивался от этого. А сейчас… ему почему-то было страшно осознавать, что ему нравится, когда унижают его.       Тома на миг замолчал.        — Я не… я имею в виду… — уверенность на миг исчезла.        — Тома… я ведь ничего плохого не делал, верно? Так почему ты на меня так кричишь? На сумасшедших так не кричат!        — Так по вашему причинять вред себе — это здорово? Да чтоб вы знали! Аяка приходила ко мне каждую ночь в слезах, боялась, что вы заболеваете! — Тома взял Господина за грудки, — что я мог ей сказать, если я сам не знал, что её уважаемый братец, словно животное хочет бесконечно сношаться?! Что он словно пьяница, словно бочка, вливает в себя саке! Что мне нужно было ей сказать?! Что Мой Господин ещё и умолял своих слуг о том, чтобы его рассекли плетью? — Аято на каждый крик вздрагивал. Защитный рефлекс умолял его использовать Глаз Бога, чтобы устроить здесь потоп, видимо, но в глубине души он понимал, что заслуживал этого.        — Я… я больше никого об этом не просил… правда… только тебя, — дрожащим голосом ответил Аято, большим пальцем смахивая чужой щеки слезу. Кажется, его взгляд дрогнул, но голос остался всё таким же строгим.       Поджав губы он продолжил:        — Что ж, Господин! Мой уважаемый Господин! Вам повезло! — Тома поднялся с места и потащил за собой еле успевающего Аято, — сегодня я исполню вашу долгожданную просьбу!        — К-какую ещё просьбу?       Тома обернулся и показал свой жуткий оскал.        — Ну, как же? «Дорогой Тома, не мог бы ты меня ударить?» Что ж, вам хотелось немного боли от меня, так получите!       Дверь на крыльцо захлопнулась. Хирано с Хякубэем выглянули из-за угла.        — А что это было? — спросил Хирано.        — …Покушение? — ответил Хякубэй.