«Я переживал за тебя всегда. Не мог иначе».
Злость покалывает в кончиках пальцев и затмевает разум. Перед глазами проносится всё ненавистное прошлое, проведённое в одних и тех же стенах университета, и вызывает неподдельное отвращение. Джейк — это сплошная мерзость, портящая картину жизни. Его идеальность в глазах других людей раздражает Джея настолько сильно, что порой ему хочется самостоятельно заклеить всем рты, лишь бы не улыбались. Показать, что этот человек ничего из себя не представляет. Неискренняя оболочка, внутри которой скопился гной. Когда чужие, покрытые браслетами и кольцами руки вновь проходятся по спине Чонвона, а губы растягиваются в улыбке, что-то говоря, Джей вылетает из машины и громко хлопает дверью. Неожиданный звук пугает мимо проходящих людей, но, к счастью, не доходит до тех, к кому Пак держит путь. В ушах пульсирует шум, пальцы неосознанно сжимаются в кулаки, а ногти буквально впиваются в кожу, чуть продырявливая и оставляя следы. Пытаются, видимо, притупить ярость болью, но ничего не выходит. Слишком долго копились отрицательные эмоции, вызванные существованием Джейка и его «идеально обречённой» жизнью. Когда-то, поступив в один университет, этот человек присвоил себе Сонхуна, а теперь трогает то, что принадлежит ему. Неправильно. Расстояние сокращается в два счёта. Джей даже толком не осознаёт, как замахивается и со всей силой и бурлящей злостью внутри ударяет Джейка по лицу, рассекая скулу и заставляя попятиться назад. Приглушенно слышится вскрик Чонвона, что исчезает из поля зрения. Кожа на костяшках пульсирует и моментально становится красной, требуя ещё одного удара. Картина перед глазами плывёт. Рядом проходящие студенты останавливаются, чтобы поглядеть на назревающую драку, и Джея выкидывает в прошлое. Во времена, когда хотелось испортить Джейку жизнь, зарядить пару раз по идеальному лицу или нагрубить. Сейчас, с возрастом, злость чуть притупилась, но всё равно не свыклась с определёнными правилами. Пак не думает о каких-либо последствиях — не до них. Замахивается ещё раз, но не успевает нанести новый удар, как его тянут назад. — Какого чёрта, Джей? — звонкий голос Чонвона оглушает моментально. Тот снова и снова пытается оттащить парня на некоторое расстояние от Джейка, но получается крайне плохо. Ноги словно приросли к асфальту, как и глаза, внимательно следящие за Шимом. — Что ты творишь? Ногти Чонвона вписываются в кожу даже через тонкую ткань рубашки. Джей знает, что так Ян пытается привести в чувство, спустить с небес на землю и прогнать взрывающуюся ярость. Но не выходит. Отчего-то сердце начинает болеть именно из-за Чонвона. Из-за того, что разрешил кому-то к себе прикоснуться, обнять и погладить спину, внимая улыбки и приторные слова. — Что происходит, Джей? — снова спрашивает, но уже чуть тише, замечая, как людей вокруг становится всё больше. — Лучше ты мне скажи, что происходит. И мозг резко переключается. Тело поворачивается так быстро, что Чонвон пугается и отскакивает назад, убирая руку с плеча. Его глаза блестят, капельки слёз норовят упасть и разбиться, губы дрожат, а дыхание учащается. Джей забывает о Джейке, что стоит позади и держится за повреждённое место, и о своей злости к нему. — Ни…ничего… — заикаясь, отвечает Чонвон, явно не понимая, что происходит. Тоненькие пальцы неосознанно принимаются теребить подол белоснежной рубашки. — Почему ты удар… — Почему я ударил его? — кричит, заставляя Яна прикрыть глаза. Откуда-то сбоку доносится гул людей. — Ты, блять, с ним обнимаешься, улыбаешься… — И что? Неожиданно голос подаёт Джейк, обходя Джея и занимая место рядом с Чонвоном. Подаётся чуть вперёд, прикрывая и обращая всё внимание на себя. По его подбородку стекает капелька крови, оставляет алую дорожку и падает вниз, видимо, к будущим слезам Яна. На щеке явно останется шрам, как и на горбинке носа, сохранившийся со времён учёбы в университете. — Что значит «и что»? — Джей делает шаг вперёд, чтобы приблизиться к лицу Джейка, не выражающего ни обиды, ни недопонимания. — Лучше не лезь туда, куда не просят, ладно? Слова ядовитым потоком вырываются с уст, обжигая слизистую ротовой полости и горла. Разум окончательно туманится и не позволяет адекватно оценивать чьи-то поступки — всё кажется мерзким, направленным против него. Джей с трудом держится, чтобы ещё раз не проехаться по наглому и уверенному в себе лицу напротив — людей, как и камер, слишком много. Будут неприятности, если вовремя не остановиться. — Я его обнимал, я ему улыбался, — спокойно произносит Шим. — И знаешь почему? Выжидается маленькая пауза, во время которой Джей улавливает тихие всхлипы позади Джейка. Чонвон снова плачет. В очередной, мать его, раз. Одна часть души тянется, чтобы пожалеть и вновь извиниться, а другая недовольно закатывает глаза и разбивает костяшки о что-то твёрдое. Когда в последний раз Чонвон смеялся? Или искренне улыбался? Куда пропала та жизнерадостность, которая его приняла и зацепила? Неужели так хочется вечно ссориться? Ответов, к сожалению, нет. Джейк открывает рот, чтобы продолжить бессмысленный диалог в одну сторону, как вперёд выходит Чонвон. Его рука цепляется за локоть Шима и тянет назад, чуть подальше от потенциальной опасности. — Не надо, прошу. Эти объяснения ни к чему. — Перестань перед ним унижаться. Разве ты достоин такого отношения к себе? Чонвон прикрывает слезящиеся глаза и опускает голову. Плечи дрожат. Всхлипы продолжаются. — Какого отношения? — спрашивает Джей, а сам где-то в глубине души прекрасно понимает, о чём идёт речь и что хочет донести до него Джейк. — Наплевательского, Джей. Он плачет, когда приходит на работу. Улыбается сквозь боль, говорит, что всё хорошо. Но все, кроме тебя, видят, что ничего хорошего здесь нет. Из-за тебя всё, понимаешь? — всегда спокойный и размеренный голос повышает свою тональность, вынуждая Джея сжать челюсти и заскрипеть зубами. — А ты какого чёрта в наши отношения лезешь? Какого чёрта обнимаешь его? — Потому что никто, кроме меня и Сонхуна, этого не делает. Даже ты, — Шим в очередной раз глубоко вдыхает, усмехается грустно и делает, наконец, шаг назад, потирая ушибленное место и размазывая кровь по всей поверхности щеки. — Ты ревнуешь его ко мне? Серьёзно? Джей ничего не говорит и даже не пытается противоречить чужим громким словам. Ревнует ли он? Нет, к сожалению или к счастью, не ревнует. Никогда за почти четыре года нахождения рядом не поддавался этому разъедающему чувству по отношению к Яну. Просто не получалось или не было повода. Его лишь распирает злость, направленная на Джейка. Вот и весь секрет возникшей ссоры. — Знаешь, когда ты нападал на меня в университете, я думал, что ты ещё маленький и недостаточно вырос. Всё время прислушивался к Сонхуну, который твердил, что ты больше не будешь ко мне приставать. Но сейчас, когда тебе двадцать пять лет, за плечами четыре года отношений, собственная клиника, стабильный доход, я до сих пор поражаюсь тебе. Ты всё ещё не вырос, Джей. Ты застрял где-то в прошлом, не можешь отпустить какие-то обиды. И это видно, — окончательно расширив расстояние, Шим прерывает зрительный контакт и поворачивается к притихшему Чонвону. — И если ты правда ревнуешь его ко мне, то не стоит. Он любит тебя больше, наверное, чем кого-либо ещё. Прощает тебе твои заскоки, всё время восхваляет, а ты публично устраиваешь цирк, который, возможно, повлияет на его работу. Ты никогда не думаешь о последствиях. И взяв аккуратно под локоть Чонвона, который даже не поднимает глаза на Джея, Шим обводит каждого застывшего и уставившегося на них студента, заставляя тех быстро сориентироваться и начать выходить с территорий университета. — Выдохни, Джей. Я питаю к Чонвону лишь тёплые дружеские чувства. Ты ему нужен, а не я, — Пак практически перестаёт улавливать размеренный голос из-за пульсации в ушах. Пальцы то разжимаются, то снова сжимаются в кулаки. Никакие адекватные для ответа слова не приходят на ум. — В следующий раз, когда решишь снова ударить меня, придумай что-нибудь новенькое. И проветрись. Не смей возвращаться в таком состоянии к Чонвону. Две фигуры медленно удаляются, постепенно скрываясь за поворотом, ведущим на парковку. Глаза, не переставая, следят и лишь потом закрываются от странного опустошения внутри. Коленки подгибаются, приходится сесть на корточки и обнять голову руками, сжимая волосы у корней. Всё снова разрушилось.* * *
Стеклянная дверь открывается так же, как и все предыдущие разы, Хисын пропускает Сонхуна вперёд, а сам достаёт телефон из кармана чёрных джинс, чтобы быстро набрать Чонхи предупреждающее сообщение. Вряд ли, конечно, она его послушает или станет вести себя не так, как обычно, но попытаться всё равно стоит. Нет, Хисын не хочет, чтобы сестра предстала перед Сонхуном, напялив маску неискренности. Он просто мечтает о капельке сдержанности, потому что Чонхи — это буря, состоящая из различных эмоций и чувств. В ней столько сшибающей с ног энергии, каких-то беспорядочных мыслей и идей, что порой невозможно за всем поспеть и уследить. Хисын же отличается от сестры, предпочитая быть более сдержанным. Каждая эмоция хранится глубоко внутри и выходит только тогда, когда это действительно необходимо. Ему не нравится подстраиваться под людей, но иногда того требует ситуация и самостоятельно вырисовывает поддерживающую улыбку или слёзы сочувствия и горя. Однако в данный момент жизни хочется искренности. По крайней мере с Сонхуном точно. — Я начинаю переживать, — остановившись почти посередине коридора, Пак оглядывается на отставшего позади Хисына, переминаясь с ноги на ногу. Пальцы живо соскальзывают с экрана телефона, отправив короткое сообщение, и Ли догоняет Пака, направляясь в сторону регистратуры. Людей всё так же много, но на этот раз не получается разглядеть каждого и что-то проанализировать. Внимание приковано к другому объекту. Да, слова, произнесённые в машине и оставшиеся там же, раскрыли только-только заживлённую рану, заставив изливаться кровью, но Хисын понимает, что как бы больно ни было, по-другому больше не получится. Сердце разбилось, но продолжает зачем-то биться, пытаясь попасть в нужный и совпадающий с Сонхуном ритм. Может, так будет легче? — Переживать из-за чего? — Не знаю, — Сонхун пожимает плечами, осматриваясь по сторонам. — Наверное, боюсь разочаровать? Ты ведь по-любому им что-то рассказал про меня. А вдруг их представление не совпадёт с реальностью? — Как их представление может не совпасть с реальностью? — резкое желание приобнять парня за плечи, дабы поддержать, исчезает так же быстро, как и появилось. Нельзя. Неправильно. — Сонхун, всё будет нормально. Они тебя ждали. Хотели поблагодарить и за Ганса, и за качественную работу. Разве могут они разочароваться, когда ты столько для меня сделал? Глаза, полные то ли страха, то ли сомнений, бегают от одного участка к другому и принуждают Хисына слабо улыбнуться. Наверное, там, наверху, Чонхи спешно пытается привести себя в порядок, параллельно о чём-то болтая, а смех мамы смешивается с приступообразным кашлем и доходит до других обитателей блока — данная картина вырисовывается без какой-либо помощи. Поставив нужные подписи в регистратуре, Хисын, поглядывая на Сонхуна, медленно направляется к злосчастному лифту. Каждое действие ощущается по-другому в присутствии близкого сердцу человека. — Я здесь впервые. Для себя ходил в частную клинику и всегда боялся оказаться в этих стенах по другим причинам, — проговаривает Пак, следя за цифрами на панели лифта. — До сих, если честно, боюсь. Работаю с животными, и часто приходится усыплять тех, кто находится на грани смерти. Я к этому привык. А вот к смертям людей — нет. Слово «смерть» бьёт по сердцу и принуждает вновь опомниться. Хисын надеется на лучшее, каждую ночь молится о выздоровлении матери и благополучии сестры, но где-то в глубине души знает, что не все желания способны исполняться. Какое-то точно останется лишь воспоминанием. — Надеюсь, что и не нужно будет привыкать. По крайней мере, — Хисын грустно усмехается и взглядом обводить больницу, — не в этих стенах. — И я тоже надеюсь. Поднявшись на нужный этаж, Хисын понимает, что впервые не считал секунды и не думал о чём-то плохом. Множество вопросов Сонхуна отвлекали и заставляли подбирать верные слова, чтобы не ошибиться. Привычный коридор встречает непривычной толпой, снующей туда-сюда. По вечерам и ночам здесь тихо, лишь дверь изредка открывается и закрывается, впуская свежий воздух, а сейчас, когда на часах и глазах встают не только птицы, но и люди, кажется, будто отделение онкологии зажило. Хисын теряется, но вовремя берёт себя в руки. Сонхун же, наоборот, вежливо улыбается проходящим мимо врачам и медсёстрам и даже здоровается с кем-то. Выглядит до одури необычно. За пределами клиники этот парень будто бы преображается, становясь другой версией себя. Строгость, осторожность и серьёзность отходят на второй план, уступая место чему-то новому, ранее неизведанному. Открыв дверь отделения и придержав её для Сонхуна, Хисын тут же принимается бегать глазами от одного угла в другой, выискивая знакомые лица. Ни Чонхи, вечно болтающей со всеми подряд, ни медсестёр, ни Тэмина, ни матери, которую иногда усаживают на инвалидное кресло, чтобы та подышала свежим воздухом за пределами излюбленных четырёх стен. Только пациенты, что способны к самостоятельному передвижению и занимающиеся своими делами. Значит, ждут в палате, обсуждая всё на свете. — Боишься? Сонхун выдёргивает из вечных размышлений и упирается внимательным взглядом в его, скорее всего, мечущиеся глаза. — Нет. Чего бояться? Плечи напротив пожимаются, а слова, прозвучавшие бы при других, менее печальных обстоятельствах, остаются храниться где-то внутри. Хисын и так знает, чего боится, каждый раз здесь появляясь. Как бы себя не успокаивал, а сердце всё равно то с удвоенной скоростью отбивает ритм, то замедляется до ощущения скорейшей остановки. — И как мне себя вести? — почти приблизившись к нужной палате, Пак вдруг останавливается и поворачивается лицом к Хисыну. — Будь собой. Они простые, Сонхун. Доносящийся из палаты звонкий смех способствует появлению широкой улыбки и тёплых чувств внутри. Хисын обгоняет Сонхуна и, прикрывая его за широкой спиной, аккуратно заглядывает внутрь. Костяшки пальцев пару раз отбивают ритм на поверхности двери, чем вызывают лёгкий испуг. Чонхи вздрагивает от неожиданности и моментально отвлекается от нарезки торта. При виде Хисына её подкрашенные глаза распахиваются, а уголки губ, сияющие бордовой помадой, тянутся вверх. — Неужели! Мы тебя устали ждать, — она поднимается на ноги и неторопливо направляется в сторону Хисына, чтобы заключить в объятия. Ли замечает, что она выискивает кого-то из-за спины, потому ухмыляется. — А ты что, один? И как только её руки ложатся на его спину, а голова — на плечо, в нос ударяет всё тот же сладкий и резкий запах духов. Сонхун позади издаёт что-то похожее на усмешку. — А говорил, что духи невкусные, — Чонхи, собиравшаяся что-то сказать, замирает, а потом отстраняется. Хисын смеётся и, зайдя вглубь палаты, мигом приближается к койке, на которой привычно лежит женщина, ярко улыбаясь. — Мне вот нравится. — У него плохой вкус. Ничего не понимает. Хисын присаживается на освободившееся место, дрожащей рукой находит всю ту же холодную ладонь и ловит искрящийся взгляд матери. Наклоняется, как и всегда, и оставляет мягкий поцелуй на морщинистой коже. Боковым зрением замечает, как Сонхун подходит ближе и замирает. — Познакомь же нас, наконец, — хриплый голос побуждает опомниться, а заходящий кашель — сжать ладонь сильнее. Хисын не успевает ничего сказать, как Сонхун, приблизившись вплотную, кланяется. Тишина, повисшая в палате, пугает и нервирует, но Ли аккуратно и почти незаметно касается другой рукой локтя Пака, привлекая внимание. Знает, что так бы сделала мама, будь у неё сейчас силы. — Не стоит, правда, — снисходительная улыбка греет сердце не только Хисына, но и, кажется, Сонхуна, который моментально выпрямляется и, задевая Ли всевозможными способами, отходит назад. — Я очень рада, что Вы пришли. Хисын много говорил о Вас. И знаете, — громкий кашель прерывает поток слов. Женщина хмурится, вероятно, от пронизывающей боли и прикрывает глаза. — Простите. Такое часто бывает, не удивляйтесь. — Не извиняйтесь, пожалуйста. Вы ведь в этом не виноваты. — Ты прав, — её взгляд резко скользит к Хисыну. — Не познакомишь, да? — Мам, а что знакомиться? Мы и так всё знаем, — Чонхи врывается в диалог, и Хисын тут же мысленно просит её подбирать слова хотя бы немного. — Сонхун, Хисын болтает о Вас без умолку. Не закатить глаза не получается. Будь ему, может, лет пятнадцать или восемнадцать, обязательно бы покраснел, стал упираться и отрицать всё сказанное, а теперь лишь усмехается, потому что другого и не ожидал от собственной семьи. Те слова в машине — правда, какой бы она неуместной ни была, потому скрывать нечего. — Не обращайте на неё внимание, — Чонхи театрально вздыхает, а Сонхун смеётся, чем вызывает у Хисына громкие удары сердца. — Она болтает больше, чем Хисын о Вас. — Поверю вам двоим на слово. Следующие полтора часа проходят незаметно. Кажется, будто время резко ускорилось, не позволяя вдоволь насладиться моментом. Хисын ощущает себя эфемерным, почти нереальным и невидимым. Он лишь наблюдает за каждым, улыбается, смеётся с каких-то шуток и просто думает, что хотел бы, чтобы этот миг никогда не заканчивался. Чтобы данная встреча повторилась, но не в стенах больницы и не при таких тяжёлых обстоятельствах. Сонхун понравился им. Это замечалось по огромному рвению узнать поближе, покопаться в различной информации, задавая миллион вопросов, и тёплым улыбкам. И мать, и Чонхи прекрасно знали, что Пак — несвободный сердцем человек, потому обходили тему стороной, подшучивая только над Хисыном. Атмосфера в палате стояла лёгкая, непринуждённая и успокаивающая. Иногда Ли ловил на себе взгляды Сонхуна, которые парализовывали его и будто бы нуждались в поддержке. Хисын её оказывал, улыбаясь или невесомо касаясь, когда проходил мимо. Впервые чувствовалась жизнь в пределах этого, казалось бы, обречённого отделения.* * *
Сону: Вы приедете? Или планы изменились?) Сону: Чонвон не отвечает на мои сообщения, решил тебе написать. Джей не совсем помнит, как увидел сообщение, набрал номер Сону, договорился с ним встретиться, соврав, что Чонвон заболел и не сможет увидеться, и уехал со двора университета, сжимая пальцы в кулаках. Нужно было успокоиться, как-то расслабиться и забыть о произошедшем; желательно в кратчайшие сроки. Ким Сону, встретивший его в круглосуточном магазине и давший свой номер, казался идеальным одноразовым вариантом. Перед глазами, не переставая, плыл Чонвон, что стеклянным взором впивался в кожу и просил успокоиться, и Джейк, одним лишь видом выбивающий из колеи. Рядом с этими людьми запрещалось находиться, иначе всё внутри взрывалось. Так и случилось сегодня. Заезжая на указанный в сообщениях адрес, Джей паркуется возле многоэтажного дома в районе, где находится тот круглосуточный магазин, выдыхает, стараясь ни о чём не думать, и выходит из машины. Заметно потемнело и похолодало, но это меньшее, что тревожит душу. Наверное, сейчас он совершает ошибку, встречаясь с малознакомым человеком и близким другом Чонвона, но другого выхода отыскать в голове не получается. Потерев уставшие глаза и шею, Джей расслабляет галстук, расстёгивает две верхние пуговицы рубашки и только потом замечает Сону, с улыбкой на лице смотрящего на него и стоящего возле подъездной двери. Руки скрещены на груди, голова чуть наклонена в бок. Снова яркий-яркий, буквально мерцающий в свете фонарей. — И долго ты так за мной наблюдаешь? — чуть громче обычного говорит Джей, пытаясь выловить отдельные детали в образе парня. Ничего необычного и нового — всё такое же, за исключением одежды. Сону ухмыляется, отталкивается от железной двери и медленным шагом, спрятав руки в карманах чёрной толстовки, движется к Джею. — Решил подождать тебя на улице, — подойдя чуть ближе, аромат чего-то сладкого и одновременно горького врывается в сознание и будоражит его. Сону и Чонвон — две противоположности. Первый — смесь яркости, насыщенности, веселья, улыбок и смеха, а второй — комок слёз, боли, серости и вечно, по его словам, разбитого сердца. Наверное, поэтому они дружат, общаются, периодически созваниваются или кидают друг другу фотографии. Но Пак, находясь рядом с Яном, в последнее время чувствует себя угнетённым, злым, подавленным и виноватым, когда как с Кимом… всё наоборот. Сейчас он, стоя в нескольких сантиметров от Сону, улавливает что-то новое, жаждущее познакомиться поближе. И это чувство пугает, потому что вызвано злостью из-за сложившейся ситуации. — Куда приглашаешь? — спрашивает Сону, неожиданно высовывая язык с тем же пирсингом и проводя им по верхней губе. Ни слова о Чонвоне или его выдуманной болезни. Джей выдыхает, всё это время думая, что Ким начнёт допрашивать, вытаскивать клешнями подробности. — Думал, это ты меня куда-то приглашаешь. — Я только назвал свой адрес, чтобы ты меня забрал, не более. Ким наклоняется чуть ближе, заставляя Джея замереть и задержать дыхание, и лишь хлопает пару раз по крыше машины. С его губ срывается усмешка, а Пак замечает, что вся злость, покалывающая в кончиках пальцев, испарилась и оставила после себя только лёгкое послевкусие. Джей не знает, что можно ожидать от этого парня, потому концентрирует внимание на действиях и деталях. Помогает, знаете ли. — Раньше у тебя тачки не было, а сейчас и клиника, и машина, и парень, и счастливая жизнь. Когда только успел? Сону обходит автомобиль, разглядывая с разных ракурсов, и останавливается возле пассажирской двери. Ждёт, пока Джей, глядящий в одну точку перед собой, всплывёт на поверхность и оживится. Но в голове у Пака разворачивается настоящая война, которая, с одной стороны, не позволяет сесть в машину и уехать куда-то с Сону, оставив разбитого Чонвона в одиночестве, а с другой — вымаливает чего-то нового…кого-то, кто не режет лезвием по самому сердцу. И он решает послушать собственные желания. Знает, что нельзя, но всё равно идёт на поводу у какой-то детской обиды. — Так куда поедем? Лёгкий ветер сдувает и лохматит волосы Сону, который аккуратно зачёсывает их назад, пожимая плечами. На фоне слабого света и цветущих деревьев, склоняющих ветки над головой, он выглядит необычно. Глупо и одновременно уверенно. Ким не разъедает лицо слезливыми глазами, не произносит слов, от которых самому в дальнейшем будет плохо и больно, не улыбается разбитыми уголками губ и не просит объясниться. Всё просто до омерзения и спокойного выдоха. Сейчас Джей отдохнёт, забудет все детали произошедших событий, а потом…наверное, вернётся к Чонвону, чтобы в очередной раз, запив желчь алкоголем или оставив тонны пепла на дне лёгких, выплюнуть уже приевшиеся «прости». По-другому не получается, по-другому в их тонущих отношениях нельзя. — Можем в клуб, можем в круглосуточное кафе, ресторан, бар, караоке, — Сону показательно загибает пальцы, хмуря брови. Кажется, он, прожив здесь не больше, чем Джей, знает любой «закоулок», предназначенный для отдыха. Пак почему-то в этом не сомневался. — Можем просто покататься, поговорить. — А что-нибудь ещё? Устал от машины, людей. «Устал жить эту жизнь, которая не приносит никакого удовольствия. Хочется просто найти место, способное спрятать и принять в свои объятия, а на остальное пока что закрыть глаза». — Могу предложить свою квартиру. Не обещаю, что тебе понравится, но хотя бы что-то, раз ты такой нелюдимый. Медленной походкой Сону вновь обходит машину, подушечками пальцев невесомо касаясь её крыши, проходит мимо Джея и останавливается возле подъездной двери. Разносит шлейф сладких духов, принуждающих мыслить быстрее. Поворачивается и впивается взглядом, ждущим хоть какого-то ответа. Джей не хочет думать о том, что будет там, в однокомнатной, по словам Чонвона, квартире, насквозь пропитанной присутствием Сону. Не желает знать наперёд, через что предстоит пройти завтра, чтобы вернуться к адекватному балансу в жизни. Каждое последующее действие может привести к тяжёлым последствиям, да, но Паку глубоко наплевать. Телефон в руках вибрирует и посылает электрический ток по всему телу. Приходится прервать зрительный контакт с Сону и опустить взгляд на смартфон. Высвеченное имя обхватывает горло обеими руками и сжимает, сжимает, сжимает — кажется, до хруста костей. Чонвон: В очередной раз делаешь мне больно. Чонвон: Люди со временем устают, Джей. Я на подходе. Чонвон: Я всё время думаю о тебе. Во время работы, перед сном, утром, днём. Но ты будто бы этого не замечаешь. Чонвон: Ты изменился. Это заметно. Просто не нужно каждый раз, когда у тебя проблемы, срываться на мне. Чонвон: Да, я слабый человек, но слабые люди рано или поздно ломаются ещё сильнее и перестают откликаться на внешний мир. Чонвон: Ты вернёшься, я знаю. Скажешь мне «прости», поцелуешь, обнимешь, промолвишь, что больше такого не повторится, а я прощу… Чонвон: …потому что люблю тебя. Чонвон: Только не используй меня, Джей. Уйди, пока не поздно. Скажи, что не любишь меня, и уйди. Чонвон: Я пойму, правда. Со временем перестану любить тебя, но никогда не забуду. Но сейчас не надо со мной так поступать, прошу тебя. Чонвон: Разберись в себе, Джей. Пожалуйста. Сообщения, до этого высвечивающиеся на экране каждую секунду, замолкают и заставляют внутренний голос Чонвона исчезнуть в тишине. Джей чувствует, как не хватает воздуха, как дрожат руки и подгибаются коленки, силясь развалиться на несколько маленьких косточек, разукрасив асфальт, как закрываются и открываются глаза, не имея энергии придержать веки и осмотреть хоть что-то, помимо последних, горящих, словно разъедающее солнце, слов. Но понимает, что сердце стучит всё так же — равномерно, правильно и в привычном темпе. Джей боится, что Чонвон уйдёт, поэтому каждый раз извиняется. Боится, что вновь останется в полном одиночестве и позволит страхам поглотить, прожевать и выплюнуть. Боится, но не любит. Никогда, к сожалению, не любил. — Я так с тобой скоро замёрзну, ты чего там застыл? И маленькая паника на какую-то секунду уходит на задний план, сменяясь мыслями о Сону. Выдохнув, Джей с трудом, но делает шаг вперёд и в очередной раз ощущает вибрацию, вызванную новыми сообщениями. Надеется, что не Чонвон, а просто какое-то глупое уведомление. Сонхун: Ты, блять, совсем идиот? Какого хера ты ударил Джейка? Сонхун: Где ты? Сонхун: Джейк не сказал мне, что это сделал ты, но я знаю, Джей. Возьми трубку и объясни мне всё. Сонхун: У тебя крыша поехала. Пальцы со всей силой сжимают корпус телефона, зубы натираются друг о друга, а бывалая боязнь скорейшей потери человека моментально заменяется неконтролируемой яростью. Хочется приложиться кулаком о что-то твёрдое или хрупкое, как стекло, чтобы осколки впились в кожу и вызвали хоть какую-то боль. Хочется снова встретиться с Джейком и ещё раз пройтись по его уверенному и гнилому лицу, доказав Сонхуну, что этот человек не стоит и капли уделенного и потраченного времени. Хочется сделать неминуемое, то, из-за чего потом обязательно проснётся совесть и начнёт сжирать изнутри, пока не останутся лишь кости. Но вместо всего перечисленного телефон выключается и летит на заднее сиденье машины. Достало. Всё достало.* * *
В подъезде эхом отдаётся звон ключей, что крутятся на указательном пальце и желают поскорее открыть заветную дверь. Сону улавливает медленные шаги позади себя, тяжёлое дыхание и шарканье кроссовок. На душе теплится и пульсовыми волнами отдаёт в каждую частичку тела комок, состоящий из возбуждения и предвкушения. Неизвестность пугает, да, однозначно, но Ким никогда не делал шаг назад, лишь бы не столкнуться с преодолимыми препятствиями, трусливо убежав и спрятавшись. Попробовать стоит. Всегда можно отказаться, забыть или перечеркнуть начатое. Данное течение событий, хоть и не совсем правильное, подливает масло в огонь и подогревает интерес. Ким не будет нагло забирать парня своего близкого друга и спать с ним, воспользовавшись ситуацией. Не будет специально соблазнять или умолять на коленях, лишь бы что-то перепало. Достаточно хорошей компании, которая может скрасить вечер, и бутылку чего-то крепкого и одновременно сладкого. Джей сам позвонил, сказал, что Чонвон приехать не сможет, потому либо встреча должна была отмениться, либо продолжиться, но только наедине. Как сейчас. Сону не имеет привычки отказывать людям, тем более, знакомым. Пак предложил — Ким согласился. Без какого-либо подтекста. И если данный вечер перерастёт во что-то большее, чем просто разговоры за бокалом вина или периодические хождения на балкон, вдыхая сигаретный дым, то никакой вины Сону в этом точно не будет. Он не протянет руку первым и не позволит перейти черту дозволенного. Только не самостоятельно, только не настаивая. Делать выбор за кого-то — не в его стиле. — Так… — Сону тянет гласную, наконец, открывая дверь, включая свет в прихожей и приглашая Джея, показательно отступив на несколько шагов. — Проходи, не стесняйся. Та встреча в круглосуточном магазине, признаться честно, приятно удивила Кима, порадовав знакомым, но заметно изменившимся лицом. Джей поменялся, и это виднелось даже на расстоянии. Набранная мышечная масса, украшающая солидными костюмами, волосы, изменившие цвет и длину, взгляд, что наполнен чем-то странным и похожим на усталость и горе, пустое выражение лица — всё кричало о переменах в жизни. Сону, к сожалению, ещё не успел получше рассмотреть и пообщаться с Чонвоном, но внутренние инстинкты так и шептали о связи между ними — разбитость делят пополам. И данные мысли возникают не просто так, формируясь из воздуха, а подкрепляются общеизвестными фактами: Ян перестал упоминать Пака во всех разговорах или переписках. Раньше этого парня невозможно было заткнуть или заставить перевести тему, а сейчас, наоборот, ничего не вытащишь. — Можешь проходить на кухню, — одним ловким движением ключи летят на маленький шкаф с прикреплённым к нему зеркалом. Сону снимает с себя толстовку и остаётся в белой футболке, мельком взглянув в отражение. Волосы, уже чуть выцветшие на кончиках, торчат в разные стороны, магнитясь из-за соприкосновения с тканью, что вызывает неподдельную улыбку. Слабая усмешка срывается с губ. — Необязательно ходить в этом костюме, — повернувшись к Джею, который почти не сдвинулся с места, Сону специально проходится взглядом по всему его образу. — У меня есть одежда, одолжить? — Смеёшься? Я её порву. — Нарываешься на комплименты? И в прихожей, наконец, звучит слабый, но смех. Спустя несколько минут молчания. Сону понимает, что до встречи с ним что-то произошло. Не нужно быть умным, чтобы не заметить резких перепадов настроения, потухший и одновременно бегающий взгляд и телефон, оставшийся в машине. И внутреннее любопытство, честно говоря, так и подстрекает раздобыть подробности. — Смех — хороший признак твоего поднимающегося настроения. Толстовка летит к ключам, а Ким, не обращая внимания на маленький беспорядок в квартире, направляется на кухню, отделённую от гостиной барной стойкой, чтобы хоть как-то растормошить гостя. Всё происходящее, конечно же, не входило в его сегодняшние планы, но такому раскладу событий Сону рад. Лучше, чем ничего. Как только Джей усаживается за барную стойку, Ким замечает потихоньку расслабляющиеся плечи и успокоившуюся грудную клетку. Из-за студенческих времён Пак отпечатался в памяти совсем другим человеком: редко весёлым, часто злым и нервным. Возможно, всё осталось на своих местах, но Сону теперь улавливает больше какую-то запутавшуюся, сдавшуюся и печальную ауру. — Так что случилось с Чонвоном? Днём как будто всё было хорошо, а сейчас даже ничего не написал. — Заболел. Сказал, чтобы я шёл без него. И резко поднимает глаза, видимо, чтобы никаких сомнений не осталось. А Сону и не собирался спорить или насильно выкапывать какую-то информацию — всё и так видно. Ложь и злость играются с поджилками, напрягая и заставляя челюсти сомкнуться. — Да и ладно, нам больше достанется, — Сону широко улыбается и достаёт два стакана с бутылкой уже когда-то открытого коньяка. — Будешь? Или тебе меньшего градуса? Не произнося ни слова, длинные пальцы Джея забирают стакан, наполняют наполовину и в одночасье подносят к губам. Жидкость обжигает горло, потому брови сводятся к переносице. — Мощно ты, — усмехнувшись, Сону проделывает то же самое, усаживаясь напротив. Не опустошает стакан, как Джей, а смиренно любуется разворачивающейся картиной. — Признаться честно, я не думал, что после стольких лет вы ещё будете встречаться. И реакция не заставляет долго ждать: Пак чуть сжимает стекло, упирается пронзительным взглядом в глаза Сону и глубоко вздыхает. — Почему? — Не знаю, — Ким пожимает плечами, внутренне ликуя от того, что Джей подхватил игру — не хочет выдавать плачевное состояние. — Чонвон наивный, а ты как-то внезапно появился в его жизни. — Разве? Мы общались целый год. — Общался он, а не ты, Чонсон. Сделав глоток, Сону поправляет волосы, лезущие в глаза, и делает вид, будто не замечает огненных взглядов напротив. Поднятая тема, судя по всему, не особо нравится Джею, потому его нога под столом начинает отбивать ритм. Забавная ситуация. — Что ты хочешь этим сказать? — Ничего. Я лишь удивляюсь. — Ты пригласил меня обсуждать отношения? Сону искренне удивлённо выдыхает, чуть ли театрально не хватаясь за сердце. — Не забывай, что ты мне позвонил, а не наоборот, — произносит Ким и заставляет Джея тут же опомниться, опустив глаза. Довольная улыбка гасится за ещё одним маленьким глотком крепкой и горькой на вкус жидкости. — Я лишь стараюсь хоть как-то поддержать общение, чтобы не сидеть в тишине и глупо друг на друга не пялиться. Раньше, помнится Сону, Джей много разговаривал, вдаваясь в подробности собственных дел, и пытался различными способами удержать беседу на плаву. Он, естественно, производил хорошее впечатление на Чонвона, влюбившегося в него по уши, но и у Кима отложился некий осадок. Раздражение нарастало и боролось с любопытством. С Джеем, как оказалось, скучно. — Могу поддержать любой разговор, но не касаемый Чонвона. Когда тихий голос разрезает тишину, Сону вновь сталкивается взглядом с Джеем и удивляется: отвращение пляшет яркими красками на дне карих значков. Возможно, через некоторое время алкоголь выветрит правду из этого «пострадавшего» организма, но до тех пор придётся питаться догадками и размышлениями. — Тогда давай поговорим о чём-нибудь другом? — Джей кивает, снова опустошает стакан и протягивает руку, чтобы схватиться за бутылку. Сону не особо следит за собственными движениями, но инстинктивно, дабы проследить за эмоциями парня, резко выставляет ладонь вперёд и сталкивается с тёплой кожей напротив. Кончики пальцев проходятся по выпирающим костяшкам и плавно переходят к стеклу, обхватывая горлышко. Джей, конечно же, зависает на несколько секунд, а потом протяжно выдыхает. — Как скоро ты улетаешь в Австралию? — и заполняет пустоту вопросом. — Думал, через месяц. Но, наверное, где-то через неделю или две. Но могу попозже или пораньше. Всё будет зависеть от меня и моих желаний. — Я улетаю через неделю. С Джейком. Знакомое имя с чужих уст вылетает слишком неожиданно и как-то чересчур озлобленно. Сону будто бы возвращается на три-четыре года назад, когда виделся и общался со многими людьми; в том числе с Джейком, Сонхуном и Ники. Неразрывная тройка. Джей постоянно болтал о лучшем друге и приплетал ссоры с Шимом и Нишимурой, Чонвон же, наоборот, восхвалял каждого и не мог поддержать Пака в вечной дискуссии. Сону старался не прыгать ни в один огонь, ни в другой. Однако после стольких лет Ким, если честно, думал, что война между Джеем и Джейком давно нашла своё логическое завершение, но, судя по всему, ошибался. Пак стучит указательным пальцем по стеклу стакана и непрерывно следит за бултыхающейся жидкостью. — Джейк работает в клинике? Чонвон мало вдавался в подробности их жизни, потому Сону знал лишь половину; то есть практически ничего о Джейке, Сонхуне или Ники. — Работает, но не постоянно. Чаще зависает в университете. Там же, где и Чонвон. — И он до сих пор с Сонхуном? Ким замечает, как Джей дёргается то ли от вопроса, то ли от звука поставленного на стол стакана. Плечи вмиг напрягаются, грудная клетка принимается активно опускаться и подниматься. Кажется, Сону, сам того не подозревая, отыскал болевую точку и со всей силой надавил на неё. Во взгляде парня напротив сменились буквально все уже успевшие застояться эмоции. Проходит минута, две, три. Пак продолжает молчать, лишь изредка выдыхая. Ким не торопится, ждёт, надеясь, что не придётся разочаровываться в заинтересованной и интригующей тишине. Джей до сих пор кажется непрочитанной книгой, что осталась пылиться на полках после исчезновения вдохновения, а теперь снова, стоило только напомнить, ворвалась в мысли. Сону, даже если не способен долго зацикливаться на чём-то конкретном, сейчас хочет постараться. — Да, до сих пор. И каждая произнесённая буква отдаёт горечью и ненавистью. Сону не может спутать этот броский тон голоса ни с чем. — И… как они? Вопрос вылетает спонтанно. Также спонтанно лопается стакан в руках Джея, разлетаясь осколками в разные стороны и вонзаясь в кожу. Звонкий треск отдаётся эхом в ушах, перекрывая навязчивый поток мыслей. Сону не дёргается, не вскакивает от испуга, а лишь продолжает неподвижно сидеть, глядя на стекающую по чужому запястью кровь, что смешивается с пролитым коньяком. Эффектно. Измазанные краснотой пальцы медленно сбрасывают остатки битого стекла, нога под столом наконец перестаёт вскакивать, а лицо не выражает ничего, кроме злости. — Нового стакана у меня нет, придётся с одного допивать остатки, — Ким усмехается, делает большой глоток и встаёт на ноги. Голова чуть кружится и предвещает лёгкое опьянение, а руки тянутся к окровавленной ладони и хватают чужое запястье, притягивая ближе. Сону успевает поймать недоумевающий взгляд Джея, прежде чем опустить глаза и начать аккуратно вытаскивать вонзившиеся осколки. Помощь — путь к доверию, не так ли? — Не думал, что ты такой вспыльчивый, — ловкие движения не вызывают никаких звуков сверху, и это радует Кима всё больше и больше. У Джея, как оказалось, имеется стержень сдержанности. — Прости… — Замолчи. От извинений тошнит. Сону терпеть не может, когда люди из-за пустяков опускают голову и начинают бормотать слова, наполненные виной. Джей — последний человек, из чьих уст хотелось бы сейчас такое слышать. — Тогда спасибо? — Уже получше. И несчастный коньяк, допитый почти к утру, заставляет Пака заснуть на широкой кровати Кима, прижимая неумело перебинтованную руку к груди, а хозяина квартиры — скурить три сигареты на холодном балконе. Опьянение испарилось так же быстро, как появилось, потому сон не стоял в списке желаний. Мысли не давали покоя. Утренние сообщения Чонвона ввели в состояние глубокой задумчивости, что не отпускала ещё долгие несколько часов. Чонвон: Прости, что не смогли приехать к тебе. Я хотел предупредить, но телефон разрядился. Надеюсь, ты не ждал нас. Чонвон: Джея задержали на работе, как и меня. Чонвон: Не думал, что так получится. Чонвон: Давай встретимся в другой раз?