Снисхождение Метиды

Ghost - Mary on a Cross

В канун Хэллоуина Сокджин становится чересчур нервным даже для самого себя, и так как переживания на пустом месте — буквально часть его характера, когда эта часть начинает брать над старшим верх, Тэхен даже слегка настораживается. Непонятно для кого, но Сокджин стабильно проверяет, лежит ли у него под подушкой серебряная вилка, но отказывается признаваться, на каких призраков идет охота. Про вилку, кстати, Тэхен выясняет опытным путем: заебывается подскакивать посреди ночи, услышав хныканье, и бегать проверять, сколько кошмаров за ночь увидел брат сегодня. Зачастую он просто остается с Джином на ночь, и в компании тот спит значительно спокойнее. Вот бы еще разговаривать научился нормально — так только зыркает раздраженно на любой вопрос. У него на все один ответ — «работа нервная». Куда уж Тэхену до его забот. Но Тэхен тонко чует пиздеж и тот момент, когда грань переступать не стоит. Жопа полыхает, конечно, от необходимости сунуть нос в потемки чужой души, но он сдерживается. В конце концов, без тщательного обмозгования и последующего обсуждения проблемы Сокджин не обойдется, а значит, рано или поздно заговорит. Вот тогда-то тэхеново любопытство будет удовлетворено сполна. А пока что Хэллоуин. Ист-Поинт исключительно серьезно воспринимает этот праздник — вплоть до колядок, после которых у Тэхена категорически не остается карманных: он спускает все на сладости, чтобы нашлось, чем порадовать детей. Сокджин весьма презентабельно смотрится в костюме Дракулы с идиотскими накладными клыками и пикантной струйкой крови в уголке губ. Они даже сшили ему плащ со стоящим по стойке смирно воротником, так что выглядит старший достойно. Дети смотрят с благоговением, когда приходят требовать конфеты. Тэхена праздник тоже стороной не обходит: однокурсники уламывают его прийти на общую тусовку всех курсов, которую закатывают у кого-то дома, удачно сплавив родителей. Он собой даже гордится. Сокджин помогает разрисовать шрам так, что он выглядит обширней и страшнее, Тэхен надевает желтые линзы и даже выпрямляет волосы, что в обычное время является для него категорическим моветоном. Идею костюма подкинул, как ни странно, Юнги — сам обозвал Принцем народа Огня еще в первую встречу. В общем, красные тряпки на азиатский манер и шрам от ожога намекают на принца Зуко — сходство выходит нешуточное. Собираясь с силами перед зеркалом, Тэхен себе обещает: если сегодня его увечье — ничего более, чем деталь костюма, он не позволит ему задавать вектор своего поведения. Не позволит себе сторониться людей без необходимости, стесняться своего лица и ждать от каждого встречного подвоха. У него есть смехотворное подобие халата, которое они хуярили в четыре руки с Сокджином; волосы, залаченные так сильно, что прядью можно орудовать как ножом; и возможность кичиться, дерзить и очаровывать без всякого смущения. Он намерен этим воспользоваться. Оказавшись на вечеринке, он первым делом отправляется на поиски Юнги и Чимина, который идет к первому прицепом. Последние две недели были странными: то ли колдун намагичил, то ли у Купидона сбился прицел, но после злосчастной попойки эти двое резко стали не разлей вода, а Чимин так вообще прописался в «Меньшем зле» на постоянное место жительства. Что ж, его сложно винить. У Юнги имелись внушительные запасы коллекционного алкоголя, ради которых можно и потерпеть хозяина. Или что там Чимина привлекло вообще… они, вроде как, не забыли попытку отравления при знакомстве. Дом встречает шумной толпой, ремиксом Mary on a Cross, призванными напугать декорациями, которые на деле вызывают максимум нервный смешок. Постарались, признаться, на славу — алкоголь рекой, музыка грохочет, густо пахнет травкой и столпотворением. Сразу в нескольких комнатах люди танцуют, подвесив под потолок диско-шар и гирлянды, мигание которых способно вызвать мигрень в течение первых десяти секунд. Юнги обнаруживается в кухне со ступкой и пестиком, растирающий в порошок невесть какую дребедень, которая, судя по всему, отправится в его ядерно-розовый коктейль. При виде его костюма Тэхен присвистывает. — Ебаный в рот, ты никогда еще не выглядел настолько пугающе. Взгляд пробегается снизу вверх, цепляя белые кеды и высокие носки с поросячье-розовыми полосками у края, костлявые коленки, кипенно-белую юбку в крупных складках. Невольно затормозив на бледной полоске кожи между поясом юбки и укороченным топом, глаза доходят до бейсболки без верха — тоже белой, тоже с розовым логотипом Найк. Между коленками Юнги зажимает ракетку, игнорируя тот факт, что может положить ее на стол. Он оделся в костюм девочки-теннисистки. И это действительно выглядит зловеще. — В этом смысл Хэллоуина, дружище, — бормочет Юнги, приветственно махнув рукой с вездесущими браслетами и вновь уткнувшись в ступку, — Видишь чела в костюме яйца? — Тэхен замечает оного, обернувшись к проходу, — Он все перепутал. Образ должен быть устрашающим, а не посмешищем. Что во внешнем виде, что в высказываниях он оставался верен себе и подобен Медее — экстравагантен и продуман до последней детали. — Тебя все-таки слишком поспешили выпустить в люди, — усмехается Тэхен, наблюдая за тем, как Юнги вмешивает в коктейль растолчённую траву непонятного происхождения, и напиток окрашивается голубым, — Где Чимин? В следующую секунду он дергается как ошпаренный, потому что из-за спины раздается резкий свист. — Блять! — обернувшись, он видит подкравшегося сзади Чимина, который, судя по блестящим глазам, уже пригубил спиртного, и с паскудной улыбкой приложился к многоствольной маленькой флейте — хуй пойми, где раздобыл, — А ты, я смотрю, неплохо вжился в роль. Чимин отвечает ему очередным свистом, который заменяет вменяемую речь. Он красуется размалеванными краской щеками и огромной шапкой индейского вождя, с которой то и дело слетают перья. Ее спускающиеся вниз концы слегка прикрывают голую грудь, и Тэхену даже становится интересно, пришел ли Чимин изначально босой или заныкал где-то неподалеку пару обуви. — Чувак, на тебе хотя бы есть нижнее белье? — приподнимает Тэхен бровь, заметив набедренную повязку, которая заменяет вождю индейцев одежду. Ответом ему служит звук флейты. — Спокойно, я держу этот вопрос под контролем, — вклинивается Юнги, — Белье было, пока я не взял дело в свои руки. — Чимин, он тебе угрожал? Снова свист, снова расслабленная улыбка. Что ж, если угрожал, Чимину, видимо, пришлось по вкусу. Тэхен просто надеялся, что завязки на единственном предмете одежды были достаточно крепки, чтобы другие гости не проверили наличие на нем белья самостоятельно. — Погнали! — толкает в спину Юнги, и Тэхен только и успевает, что схватить попутно бутылку пива, с которой решает начать, — Покажем им, как нужно тусоваться. — Чонгук здесь? — спрашивает Тэхен как бы невзначай, надеясь, что звучит не слишком заинтересованно. — Луна сегодня полная, решил не высовываться пока, — отмахивается Юнги, заставляя нахмуриться. Удручает одновременно и тот факт, что Чонгука не будет, и то, что это неведомым образом связано с луной. Тэхен списывает странности на придурковатость Юнги — вот уж кто действительно жил по своему особенному календарю. Для начала они слегка напиваются. «Слегка» вмещает в себя намешанную Юнги бурду, немного пива, немного текилы. Это влечет за собой непристойного характера танцы и содранное горло, пока горланят песни, а потом опьянение доходит до той стадии, когда Юнги решает вершить великие дела. Они пробираются сквозь толпу к диджейскому пульту, который установили на небольшом возвышении, и Юнги беспрепятственно вырывает микрофон у оторопевшего от наглости пацаненка. — Всем привет! — голосит он, заставив того сделать тише музыку, и толпа отзывается нестройным гулом, — Меня зовут Юнги, и теперь эта комната под моим контролем. Тэхен с Чимином, стоящие рядом, начинают покатываться со смеху. У пацаненка недоуменно кривится лицо. — Ты кто такой вообще? — Плохо слушал, драгоценный? Я Юнги. Пиздуй наслаждаться тусовкой. Тэхен дает ему подзатыльник и, пошатнувшись, Юнги исправляется. — Пиздуй наслаждаться тусовкой, пожалуйста. Ну, так-то лучше. Толпа смеется, пацаненок самоустраняется, когда ему на ухо шепчут что-то о припизднутости Юнги, и к смене власти у диджейского пульта все относятся с воодушевлением. Особенно, когда Юнги подрубает ремикс Pumped Up Kicks и обещает намешать фирменный коктейль каждому, кто его перетанцует. Кто-то пьяно орет из толпы: — Эй, поиграешь с моими мячами, красотка? Юнги остается невозмутим, грациозно поправляет юбку и сверкает улыбкой: — Прибереги свои горошины для пинг-понга. Следующие пара часов сливаются в одно сплошное месиво из танцев, дыма от самокруток и сомнительных напитков. Тэхен не уверен, но память подкидывает размытые картинки того, как Юнги показывает присутствующим фокус с распиливанием тела, используя Чимина в качестве ассистента, и последний даже остается цел. Оптическая иллюзия или нет, но авторитет колдуна после этого стремительно подскакивает. В их часть дома постепенно стекается все больше народа — в комнате вскоре становится не протолкнуться, кто-то при этом умудряется танцевать, кто-то сидеть и общаться, кто-то даже столпился вокруг Юнги с его выкрутасами. Его пока никто не перетанцевал, но коктейли текут рекой, а за загадочными добавками все равно выстраивается очередь и, выуживая из-под юбки пакетики с сушеными травами, колдун никому не отказывает. В конце концов, когда стоять на ногах уже затруднительно, они с частью ребят переползают в более тихую часть дома и присоединяются к играющим в странную смесь бутылочки и «правда или действие». К тому моменту Тэхен уже достаточно пьян, чтобы улыбаться без стеснения, открыто общаться с окружением и не шугаться, когда к нему подходят познакомиться. Даже забавно слышать «ебать у тебя натурально выглядит шрам», в то время как большая его часть даже не нарисованная. Он успевает вписаться в стайку девчонок и сыграть с ними в «передай другому», где они передают карту из колоды без рук, удерживая ее губами, и девчонки чуть ли не дерутся за возможность сидеть с ним рядом в кругу. Будь Тэхен трезв, он бы давным-давно струсил и дал деру, избегая любого контакта и пристального внимания, но, блять — коктейли Юнги. Он слишком далек от трезвости. Ему смешно, и беззаботно, и празднично. Он даже не сопротивляется, когда Юнги выдергивает его из круга девушек и требует присутствия в «правда или действие». Тэхен действительно играет, по большей части завороженно следя за вертящейся бутылкой в центре, и качает головой в такт музыке. Кто-то сует ему очередной стакан, он не глядя опрокидывает его в себя и удивляется, когда вокруг поднимается нешуточный гул. Оторвавшись от напитка, Тэхен рассеянно опускает взгляд на горлышко бутылки у своих ног. — Правда или действие! — орут ему в ухо, и он не глядя отпихивает лицо Юнги от своего, но тот с горящими глазами продолжает наседать. — Блять, действие, — произносит, покачиваясь. Каким бы открытым он не был сегодня, но любая откровенность в окружении малознакомых людей ранит его значительно серьезнее, чем выполнение кринжового желания. Народ радуется, потому что большинство предпочитает ответить на вопрос. Юнги высовывается, когда начинается обсуждение относительно действия: — Пригласи на свидание рандомного человека из своих контактов! — вопит колдун, вцепившись в тэхеново колено. — Да какого хуя? — вяло отбрехивается тот, — Ты в детском саду? — А я сказал — пригласи. — Ну пусть это, похуй, — поддакивают из толпы, и хор согласных вскоре подтверждает, что никто не против того, что Юнги внезапно настоял на определенном действии. — Давай, закрой глаза, прокрути туда-сюда и ткни пальцем в кого-нибудь, — дергает он Тэхена за локоть, пока тот достает телефон и недоумевает, что снизошло на его друга под действием алкоголя. Чимин неподалеку от них насвистывает на своей флейте и не пытается остановить это сумасшествие. Тэхен послушно закрывает глаза, отчего начинает казаться, что комната вертится — он выпил уже достаточно, чтобы суметь просидеть, зажмурившись, не дольше минуты. Он почти не беспокоится — с поправкой на тот факт, что номер Чонгука в списке тоже есть. Но, затерявшись среди прочих, разве может он попасться, когда выдергиваешь жертву случайным образом? Зажав пальцем экран, Тэхен открывает глаза и первое, что видит — Юнги, который размахивает непонятного рода четками в руке и бормочет мантру на незнакомом языке. — Ну? — требовательно дергает за предплечье. Тэхен разворачивает к нему экран, позволяя увидеть, на ком остановился, и Юнги тут же взвизгивает, вскидывает руку и смачно целует четки, после чего натягивает их на себя. — Давай, под мою диктовку: «привет, драгоце…» — Какого хуя? — вот теперь и Тэхен видит, на кого указала Фортуна. Юнги, это ебаное порождение Медеи, точно что-то сделал. Объяснить иначе то, что попался именно Чонгук, никак нельзя. — Я не могу ему написать! — вцепляется Тэхен в плечи Юнги и слегка встряхивает, отчего оба чуть не падают. — А почему нет? — недоумевает тот, но его мгновенно выдает прорвавшийся наружу смех. Смех исключительно довольного собой человека. — Это же Чонгук! — Вот именно! Что тебя смущает, братан? — То, что он ходячий тестостерона кусок! Я когда его инсту впервые увидел, полчаса в ванной… Юнги машет руками. — Но-но-но, избавь меня от подробностей. — Упаси боже, — кривится Тэхен, пытаясь отобрать у колдуна свой телефон, который тот бессовестно приватизирует в откровенно пагубных целях, — Если бы я хотел рассказать, как дрочил на твоего братана, то потребовал бы сотню. Это все-таки контент. — Ты с темы-то не переходи, — Юнги все равно читает между строк, — Все ждут, пиши давай! Все и правда ждут. Чонгука в Ист-Поинте знает каждая вторая собака, поэтому сложить два плюс два и догадаться, кого именно должен позвать на свидание Тэхен, не составляет труда. Кто-то весело улюлюкает, кто-то подначивает тычками в бок, кто-то просто смеется с абсурдности ситуации. Только Тэхену вот не смешно. Он подписался на то, что неминуемо уничтожит его статус-кво, который он кое-как сохраняет в присутствии самого обворожительного парня, встреченного им на жизненном пути. Он и так балансировал над пропастью, буквально ступая по канату из сплетенных Чонгуком намеков и уловок, рискуя свалиться и сгинуть, сдавшись его напору. — Блять, ладно! — чертыхается и остервенело стучит по клавишам, — «Пошли на свидание», вот. Доволен? — Сердечко добавь! — доносится со стороны. — Люди дело говорят, — поддакивает Юнги и молниеносно вырывает телефон, самостоятельно впечатывая эмодзи в конце предложения, после чего сообщение оказывается отправлено со звуком, который становится Тэхену лебединой песней. — Протрезвею и пизда тебе, — растерянно тянет он, вытаращившись на Юнги максимально устрашающе. Еще немного, и он познает дзен, призовет силу огня и сожжет своего горе-братана к хуям. Тот только руки потирает от удовольствия. — Тогда я позабочусь, чтобы ты не протрезвел. В руках оказывается новый стакан, который Тэхен тут же опустошает, не почувствовав вкуса, хотя там, скорее всего, водка. Не почувствовать ее сложно, но он в шоке, это дает ему право не обращать внимания на незначительные вещи. Спустя еще один стакан телефон вспыхивает. «Конечно» Вдогонку прилетает еще одно сообщение. «Это определенно было в моих планах» У Тэхена и так сердце вскачь пускается, но телефон тренькает уже трижды, и на этот раз он испытывает облегчение вперемешку со злорадством. «Передай Юнги, что он все равно пизды получит» Юнги, в свою очередь, готов на что угодно, даже получить пизды, по его лицу становится понятно, что он собой решительно доволен и снесет за содеянное любое наказание. Внезапно для самого себя Тэхен громко смеется после очередного опрокинутого стакана, а потом тяжело поднимается и отправляется трезветь на второй этаж, прихватив с собой коробку виноградного сока. Он разрывается от ощущений: с одной стороны, его со страшной силой трясет от произошедшего, а с другой — дрожь оказывается трепетной. Чонгук сказал «конечно», как будто пойти на свидание — нечто само собой разумеющееся, что-то, к чему они логично шли все это время, и у Тэхена просто взрывается мозг от его самонадеянности, и беззаботности, и экстаза. Последнее относится напрямую только к самому Тэхену, и он даже не начинает себя корить. Он все еще в ахуе. Он пойдет на свидание с Чонгуком, и этого не омрачает даже тот факт, что его буквально вынудил Юнги. О-ху-еть. Тэхен выбирает себе пустующую комнату наверху, где никто не ныкается, чтобы поплакать, поговорить по душам или потрахаться. Это оказывается сложно, но оная все же находится спустя некоторое время блужданий по дому. Выглядит как гостевая спальня, пробежавшись по комнате взглядом, Тэхен присматривает себе кресло в углу, куда добирается, пошатываясь, и со вздохом оседает на ослабевших ногах. Слишком много событий для одной вечеринки — его нервная система слаба и не выдерживает противоречивости, которой страдает ее хозяин. Он неспешно потягивает сок, приводя мысли в порядок, но те разбегаются, распуганные обилием влитого алкоголя, и Тэхен только и может, что прикрыть глаза, попытаться перетерпеть головокружение, и вскоре открыть — так проще контролировать то, куда норовит уплыть рассудок. Ему начинает казаться, что к макушке кто-то нерадивый прикрепил бейсболку с пропеллером, только он настоящий, крутится и заставляет его мозг неистово метаться туда-сюда, стукаясь о череп. Закрыть глаза, наблюдая цветные круги и вспышки под веками. Открыть, когда начинает качать слишком сильно. Осмотреть пустую комнату и в качестве эксперимента зажмуриться снова. Закрыть глаза, смириться, открыть. Подскочить, разливая на одежду сок, заматериться в голос. — Тише, тише, это я, — Чонгук оказывается сидящим перед креслом на корточках, и это вот вообще не успокаивает. — Ты откуда здесь взялся? — хрипит не своим голосом Тэхен, округлившимися глазами наблюдая за тем, как Чонгук медленно расцепляет его пальцы на пачке сока и забирает, отставляя ее в сторону. — Залез в окно, — пожимает плечами. Никакого костюма, как будто и не на Хэллоуин пришел. А что там с полной луной, она больше не котируется? На Чонгуке просторная белая футболка и спортивки, определенно не образ для вечеринки. Что он здесь вообще делает? — Мы на втором этаже, — поджимает Тэхен губы, массируя виски. Голова начинает кружиться вовсе не из-за выпитого, скорее, это присутствие Чонгука на него так действует, запуская все процессы в организме в ускоренном режиме, разгоняя кровь и участив пульс. Он определенно не понимает, как должен вести себя с парнем, которого недавно позвал на свидание. — Это было в рамках игры, — произносит он, чтобы уладить недопонимание. — Я знаю, что это было, — кивает Чонгук. Он вдруг ощупывает свои карманы и достает пачку бумажных платочков, которую надрывает с хрустом и, выудив один, принимается спасать халат Тэхена. Это бесполезно. Сок уже впитался в ткань, оставляя отвратительное фиолетовое пятно. Левая рука Чонгука для удобства сжимает бедро Тэхена, а правая принимается тереть одежду салфеткой. Это бесполезно, это глупо, это очень приятно, очень. — Значит, все отменяется? — с надеждой спрашивает тот, краснея, с единственным намерением — отвлечь себя от того, как по-хозяйски чужие пальцы впиваются в его бедра. — Ни в коем случае, — смотрит исподтишка и усмехается, — Ты тоже хочешь этого, просто не признаешься. И вот откуда он знает? — И вот откуда ты знаешь? — Тэхен складывает руки на груди, поджав губы, в то время как движения руки Чонгука замедляются, но не останавливаются. Он продолжает водить пальцами по ноге, но становится решительно ясно, что избавление ткани от пятна его совсем не интересует. Кондиционера в комнате определенно не хватает. Халат Тэхена тонкий, но его бросает в жар, даже когда он пытается отвлечься от движений по своей коже. Сердце подскакивает к горлу, а в солнечном сплетении морским узлом стягивает. Чонгук тем временем снова усмехается, сверкнув глазами. Они снова переливаются золотым, хотя в обычное время Тэхен любит сравнить их с черными воронками. — Я привлекательный и харизматичный, сейчас даже в твоем вкусе, — отвечает, понизив голос до полушепота, — Твое дыхание сбивается при виде меня, а взгляд мечется. Достаточно доказательств? Тэхен находит в себе силы фыркнуть и не разорвать зрительный контакт. — Дыхание сбивается, взгляд мечется? Это вообще-то на страх указывает. Говоря откровенно, если он чего-то и боится — так это того, как собственное тело подводит, излишне остро реагируя на чужое присутствие. Еще немного этих массирующих движений — и у него неминуемо встанет, но! Пока этого не случилось, он будет все отрицать. — Поднимем эту тему, когда ты будешь трезв, — остается при своей невозмутимости Чонгук, в последний раз огладив бедро Тэхена и отчего-то оставив свою руку покоиться там же, — Классный образ, кстати. Комплимент отзывается теплом в груди — собственный костюм Тэхену и самому неистово нравится. — Классный, пф! Я сегодня просто охуенный. Возможно, не самый криповый, но точно самый охуенный, — смелеет он. Склонив голову к плечу, Чонгук затягивает взглядом. Вот они, знаменитые черные водовороты, в которых впору утопиться. — Да, Тэхен, — выдыхает он, — Ты самый охуенный. И вот как будто не только о костюме говорит. Тот слегка надламывается и проседает, когда задумывается — мрачнеет глазами. — Хочу чувствовать себя так всегда, а не только когда могу раскрасить лицо под костюм, — давит он, скривившись. Вместо ответа Чонгук внезапно подается вверх, прижимаясь губами к губам, а рука, уже не задерживаясь на бедре, проходится по одежде вверх и ложится на щеку. Тэхен каменеет, первая его мысль — бежать без оглядки, но Чонгук двигается медленно и уверенно, он не атакует, а предлагает. Каждым своим движением доказывает, что никогда в жизни Тэхен до него не целовался. Он решает сдаться ровно на секунду, подается навстречу, и Чонгук, словно почувствовав, что эта секунда — все, что у него есть, чтобы заручиться продолжением — отклоняется назад как в танце. Он вынуждает Тэхена самому потянуться за поцелуем, прильнуть и податливо приоткрыть рот, и как только это происходит, пальцы Чонгука тут же вплетаются в его волосы, поглаживают затылок. На короткий промежуток времени, когда Чонгук языком проходится по его губам, Тэхен признает его правоту, поддается, а рациональная часть его сознания капитулирует, гонимая ударами отчаянно затрепетавшего сердца. Чонгук снова прижимается к его губам, а потом резко дергает на себя. Он делает это играючи, но оказывается так силен, что Тэхен валится на него прямо с кресла, взвизгнув. Мир начинает стремительно вертеться, пока он не осознает себя рухнувшим прямо на довольного Чонгука, который убирает волосы ему за уши мягким движением и заявляет как нечто само собой разумеющееся: — Ты ебануться какой красивый и обаятельный. Всегда, вне зависимости от наличия костюма. Опешив, Тэхен упирается руками в его плечи и выгибает спину, чтобы отстраниться. — Воу! Это было сильно. Меня сейчас стошнит. Он вовсе не лукавит. Еще одно такое падение, и мир не только перевернется, но и познакомится с его внутренностями. Сейчас ему абсолютно противопоказаны резкие телодвижения любого характера. — Я собирался вызвать немного противоположные чувства, — улыбается Чонгук, придерживая его за талию, что мгновенно разгоняет табун мурашек по спине, которые грозятся Тэхена затоптать, и он закономерно покрывается алыми пятнами. — Я в смысле, э… — Я понял, о чем ты. Давай-ка поможем тебе прийти в себя. Тэхен хмурится, машинально сжав футболку Чонгука в пальцах, и смотрит куда угодно, только не в глаза. Вон эту самую футболку оказывается рассматривать сверх увлекательно. Интересно, он вспомнит хоть что-то из произошедшего наутро? Не хотелось бы страдать, помимо головной боли, еще и под многотонным грузом стыда. — А потом? — спрашивает он. Внезапно Чонгук обхватывает руками его бедра и, зафиксировав их по бокам от себя, плавно поднимается. Тэхен успевает ойкнуть и прихуеть, но это чувство стремительно испаряется, когда он понимает, что Чонгук просто поднял их на ноги — он опускает Тэхена на пол, помогая стоять ровно. — А тебе хочется чего-то конкретного? — снова эта чертовски обольстительная улыбка с ямочками, от которой слабеют колени. — Определенно да, — он решает быть честным, — И в то же время нет. Меня уничтожает эта хуйня. — Хорошие новости. Держи меня в курсе развития событий как самое заинтересованное лицо. Убедившись, что Тэхен способен стоять, не шатаясь как припадочный, он склоняет к плечу голову: — Ну что, поехали? — Куда? — Сюрприз. Затравка перед нашим свиданием. — Это похищение? — Это необходимость, чтобы ты проветрил голову. Если по ходу дела воспылаешь ко мне чувствами, станет неплохим дополнением. Его лицо слишком близко, а у Тэхена слегка зудят губы — произошедшее выбило его из колеи и все еще заставляет пылать щеки и уши, но он удивительно спокоен относительно всего, что случилось. Да, немного в ахуе. Они целовались. Ему понравилось. С кем не бывает, верно? Сколько там водки Тэхен выжрал? Дай бог и правда вспомнить хоть что-то на следующий день. О, как он надеялся, что память подведет. Как надеялся… — Ты почему настойчивый такой? — на всякий случай спрашивает он. — Ну, если сдаваться, то только перепробовав все, что можно, — пожимает тот плечами и с улыбкой толкает штангу в губе языком, — Откуда мне знать, чем именно ты очаруешься? — Но если я ничем не очаруюсь? — Во-первых, это «если» уже гарантирует пятьдесят процентов вероятности успеха. Во-вторых, моя настойчивость больше не будет обременять тебя, если ни один из способов не сработает. Трезвый Тэхен, может, и понял бы, что именно Чонгук имеет в виду, но пьяный Тэхен лишь делает вид, что понял. Он сдвигает брови, покачав головой и промычав что-то нечленораздельное. Горячие пальцы вдруг подцепляют подбородок, вынудив приподнять голову и встретиться взглядами. Чонгук закусывает губу точно в нерешительности, но почему-то спрашивает: — Неужели я все еще недостаточно хорош для тебя? Какие глупости. Тэхен непонимающе хмурится, не находясь с ответом. Глупая мысль, очень глупая. Как Чонгук вообще может быть недостаточно хорош для кого-то? Он, мать его, слишком хорош. Для Тэхена, собственно говоря. Пальцы все еще касаются подбородка, а он все молчит, заплутав в перипетиях собственных рассуждений. Чонгук коротко усмехается. — Ладно, забудь. Поехали? Вот здесь Тэхен соглашается сразу. Это похищение? Шагает к машине он вполне уверенно, выходит, это — одиссея. А о последствиях он подумает завтра, даже если оно никогда не настанет.