***
Но очередной летний день прошёл на даче. И в этот вечер, усердно поработав и изрядно устав, сёстры решили отдохнуть вместе в квартире русской. Они приготовили вкусный ужин, который точно восполнит им потраченные силы, и решили посмотреть «Международную пилораму с Тиграном Кеосаяном», чтобы посмеяться над прожаркой мировой ситуации и увидеть там себя, братьев и сестёр и недругов. Примерно так и прошёл остаток их вечера. Им обеим нужно было вылететь из Шереметьева в час ночи: России — в Турцию, откуда затем в Калифорнию, а Беларуси — к себе. И вот время уже подходит к двенадцати, а значит, что пора собираться. Водитель РФ уже ждёт двух сестёр у небоскрёба, дабы отвезти их в аэропорт. — Спасибо, что пригласила к себе! — поблагодарила белоруска свою сестру. — Рада, что тебе понравилось, — произнесла русская, пересматривая содержимое чемодана. — Обещаю, когда будешь у меня в гостях, я покажу тебе свой дом. Мне не так давно отреставрировали стены и отстроили баню. С сауной и джакузи я решила подождать… Хотя было бы неплохо расслабиться, пока твоё тело массажируют пузырьки. — С удовольствием приеду погостить. Давно я не видела твой дом. Помню, он не был таким огромным, как на фотографии, — продолжила россиянка перекладывать вещи, не замечая любопытного взгляда сестры. — За десять минут до выхода собираешься? — иронично спросила та. — Нет. Лишь проверяю, не забыла ли что-то из списка. Сама знаешь, от усталости можно и запамятовать… И неожиданно на лице России возникло недоумение вперемешку со злостью. Что-то она не припоминает, что вообще покупала подобное. Ей не хватило бы совести. К тому же она предпочитает строгую классику больше, чем бесстыдную эротику. — Что такое? — с интересом заглянула белоруска в чемодан и не сдержала тихого смешка, заметив в руках сестры черные колготки в крупную сеточку, — Для картошки? — Для колбасы. Какого чёрта они тут делают?! — Мне откуда знать. Я в твои вещи не лезу. Может, твоё подсознание решило соблазнить кого-нибудь на отдыхе? — пошутила та. — Моя гордость не позволит соблазнять отдыхающих мужчин… Этим нечто. — брезгливо сжала она пальцами несчастные кусочки ткани, которые, вероятно, шил сам Италия, — Да и вряд ли за мной станет бегать вся Европа и Америка. Хотя шансы есть… — Бразилия тебе бы подошёл… — мечтательно произнесла Беларусь. — Бел, не будем загадывать, — саркастически улыбнулась Россия, — Может, вообще США будет стоять передо мной на коленях! — Обязательно будет! Рос, ты его ещё не только на колени поставишь! Но и он лишь с твоего позволения станет лезть к тебе под юбку. — Опустим подробности, — остановила ее русская, и, закрыв на замок чемодан, обняла сестру, — Спасибо, Бел… Я тебя люблю. В её словах всегда присутствовала самая настоящая искренность. Лишь близкие и друзья могли её познать, и никто другой. Поэтому ей временами трудно сближаться с людьми. — И я тебя, — вновь посмотрела на чемодан сестры белоруска, — А с колготками что? — Ох… Пусть остаются. Если не воспользуюсь ими по назначению, то хотя бы повешу колготками одну гадкую рожу на первом столбе, — наконец, сказала русская, стараясь забыть о необычном сюрпризе.***
Пришлось оставить уютную квартиру, но не впервой же! И в Калифорнии так же уютно уже не будет. Спуск занял весьма долгое время, ведь пришлось преодолеть пятьдесят пять этажей, но чёрный, блестящий в ночных огнях лимузин покорно ожидал у небоскрёба. Расположив вещи на обитых кожей сиденьях, девушки закинули ногу на ногу на откинутые и заложили руки за голову. «Трогай!» — сказала Россия, и водитель без слов повёл шестиколёсный Хаммер в аэропорт. Чемодан русской ехал на переднем сиденье, пока сумочка её сестры трепалась у неё самой на коленях. За всю дорогу они перекинулись жалкой парой слов, которая не заслуживает читательского внимания, а вот ощущения, которые испытывала Россия, были чем-то прекрасными и печальными в тот момент. Она припала к стеклу лимузина. В нём она видела гирлянду огней фар машин, пролетавших с ошеломительной скоростью. Москва не спит. Они словно огни жизни — пролетают так же быстро и незаметно, лишь оставляя осадок, который может быть приятным и не очень. Именно про это и думала русская в ту ночь. Она с сестрой ехали по одной из самых заполненных шоссе столицы, поэтому даже в первом часу ночи езда здесь не затихала ни на минуту. Однако героям пришлось притормозить на светофоре. Быстротечность жизни рано или поздно заставляет задуматься каждого. Далёкий прародитель Киевская Русь, потом множество княжеств и царств, потом дед Российская империя, потом батяня Союз, а теперь она… И на ней весь мир стоит. Но у неё хотя бы есть любящие братья и сёстры (не все). Тут русскую пробило, и она всё-таки пустила скупую слезу, которую тут же поймала указательным пальцем. Она переливалась люминесцентными частицами всё тех же вывесок и, казалось, собирала всё, что было, в себе. — Ну-у-у, Рос распустила нюни! — раздалось сзади от Беларуси. — Молчи, эти места — святые, — безразлично сказала Россия. — Да я же не со зла… Прости! — Всё в порядке. Это просто слеза. Её никак нельзя понять, — сказав это, РФ спустила боковое стекло и, замахнувшись рукой, рассеяла небольшую частичку прошлого по этому уголку Москвы. В глазах свербело, хотелось по-настоящему заплакать, но девушка пересилила себя и лишь отдала дань воспоминаниям, которые рано или поздно высыхают и сгорают.***
Шереметьево встретило героинь торжественно, а рейс не заставил себя ждать ни секунды. Всё в лучшем виде для наших великих держав. Чистое небо вновь поприветствовало их, а затем подключились и самолёты, садящиеся, вылетающие и готовящиеся отбывать. Свежий воздух обволакивал лицо и несколько бодрил. Русской особенно нравилась такая погода. По звёздному небу плыло маленькое облачко. Тёмно-синее пятнышко на гигантском бархатном полотне ночного неба грустно плелось под угнетением ветра, в то время как Россия и Беларусь старались гнать от себя печальные мысли, ведь у одной из них впереди прекрасный отпуск! Подойдя к самолёту, РФ простилась с сестрой: — Ну, ни пуха ни пера, Рос! — сказала последняя. — И тебе, Бел! — Фотки скину потом! — тут сёстры обнялись, и младшая побежала к своему длинному стальному дракону, дабы оседлать его. Живость движений Беларуси всегда радовала Россию. Сама она повернулась и медленно взошла по трапу в салон. Пройдя по совершенно пустому самолёту, оплаченному Америкой, русская выбрала первое попавшееся место и припала к иллюминатору. Всего в каких-то десяти метрах готовился отбывать самолёт Беларуси, и сёстры помахали друг другу на прощанье через иллюминаторы. Спустя каких-то несколько минут стальные гиганты оторвались от земли, и каждый из них полетел в свою сторону. Погодные условия были как никогда лучше — всё будто спланировано специально. Америкой. Подперев кулаком подбородок, Россия стала всматриваться в ночные небеса и красоты снизу. Москва постепенно удалялась от взора её владелицы, размывалась в плотном стекле иллюминатора миллионами огоньков, а потом и вовсе растворилась в ночи. Девушка с грустью смотрела на простирающиеся бесконечные серые облака в ночной тьме. Она любила это холодное и пасмурное небо, видела его над головой с самого детства, но её отец согревал её и братьев и сестёр своим теплом, грел, холил, лелеял, любил всей душой, чтобы они расцвели после его ухода. Что ж, кому-то это всё-таки удалось, а кому-то не очень… Но все пятнадцать детей Союза живут как живут, без отца. Под это умиротворяющее окружение Россия, полностью уставшая и обессилившая от мировой возни, в которой обязана принимать участие, уснула прямо в самолёте и проспала до самой пересадки в Стамбуле и встречи с Турцией там же.***
Проснулась русская в крайне неудобном положении, зато немного выспавшаяся. Прошло всего-то три часа, но и этим временем России было упиться. Она в Стамбуле. Чувствуя вмятины на левом плече и правом локте, она посмотрела в иллюминатор: аэропорт имени Сабихи Гёкчен, рядом самолёты, нагруженные туристами, а вдалеке виднеются сам Стамбул, горы и алая, наливающаяся насыщенным цветом кромка рассвета, плавно поднимающаяся из-за горизонта, пересекая горные массивы. — Красиво у меня, не так ли? — послышался чей-то знакомый и низкий голос сзади и очень близко. Русская оторвалась от созерцания прекрасного и повернулась назад. Бордовая феска с чёрной кисточкой, коричневый жилет с бахромой и размеренный, вдумчивый взгляд. Во всём этом Россия легко узнала Турцию. Они не были друзьями, но также не враждовали. Однако симпатией к ней он проникался больше, чем к США, после того, как тот попытался уничтожить Советский Союз его руками. Хотя пока ему выгодно, он так и будет поступать. Но если выгоду на свою сторону привлечёт НАТО, то они сразу же станут приоритетом. Однако в данный момент Турция, казалось, хотел подпортить жизнь «Коллективному западу», насыпав на вновь вскрытые раны уже не соль, а табаско, ведь просидел на стульчике перед Евросоюзом более пятидесяти лет и в итоге остался ни с чем. Коварство турка светилось над ним, будто нимб, но замечали это немногие. — Привет! — Доброе утро! — Ага, а-а-а-а… — растянула зевок русская. — Тоже поспать не удаётся последнее время? — проницательно спросил турок и сел рядом с русской. — Мгм, о сне только мечтать остаётся. — Я уже о нём и не мечтаю давным-давно… — сказал Турция, заложив руки за голову. — Зато в Калифорнии отоспимся. Хоть один плюс от всей этой «курортной» суматохи. Спустя десять минут самолёт взлетел. Следующий пункт назначения — Лос-Анджелес, Калифорния! — У меня всяко лучше, чем на его… Западном побережье. — Ну, последний раз я была в Сакраменто на саммите лет десять назад… Уже не помню, каков этот город, — вспомнила РФ время, когда обстановка не была столь напряжённой. — Я тоже туда приезжал по тем же формальностям, но более в Калифорнии побывать не удалось. — Вот и удастся! Ещё же жара там… Хотя в Сибири летом палит ещё хлеще! — Пока что на нашем недавнем саммите в Тегеране было жарче всего, — сказал Турция, вспоминая о своей деловой встрече с Россией и Ираном в столице последней. В общем, зерно и нефть будет поставляться как следует! — Ну да, жарковато было там… Зато договорились втроём. — Всяко лучше, когда дружба, а не вражда, — был ли он сейчас искренен — непонятно, — А Иран — интересная особа. — Ха-ха, довольно-таки! Ещё в восьмидесятых в короткой юбчонке щеголяла и смотрела американское кино ночами напролёт, а сейчас по уши в санкциях, кутается так, что скоро будет полностью чёрной. — Она решила так резко поменяться. К лучшему или нет — судить не нам. — Я тоже решила так, ведь она хорошая. Среди твоих «союзников» её считают изгоем, но я стараюсь как можно больше ей помогать, ведь понимаю её. — На ней лежала важная ответственность во время Второй мировой, когда СССР и США обменивались ресурсами и вооружениями. — Да, а ты на всё это со стороны смотрел и вместе со Швейцарией, Исландией и Испанией с Португалией тихо мирно переговаривался, — толкнула русская турка в бок. — Ха-ха-ха, да. Что-то вроде: «О, фига он ей двумя боеголовками вмазал! Неожиданно, правда?». — Да-а-а, мой отец всем надавал по соплям! — Бесспорно. Ты вся в него! — Ой, не смущай, ха-ха! — Россия тут же добавила: — Жалко, что Иран не будет с нами… А ведь очень странно, что меня он позвал и в конце добавил очередной пошлый текст! — Чего? Он серьёзно так тебе написал? — повернулся Турция с удивлённым лицом. — Ну, пахнет чем-то недобрым… — Вот мы и узнаем, чем же. Интересно ведь, да и узнаю, каков этот америкос в подобных условиях. — Эх, а я ведь увижу Грецию… — тут уже напрягся и немного взгрустнул турок. — Оу… Как там твой Северный сын поживает? — понимающе спросила русская. — Скажем так: не на радостях. Хотя он любит меня. Я продолжаю заботиться о нём, но, к сожалению, у него дела идут не так хорошо, как у его брата, которого воспитывает Греция. — Л-ладно, не кручинься. Зато он у тебя есть. — Ты права, — тут Турция замолчал и прикрыл глаза. Возможно, стоит поспать ещё, пока в иллюминаторе не показалось Западное побережье. Россия повернулась к стеклянному кругу, через который она созерцала средиземноморские воды, пролетая уже где-то над Корсикой с Сардинией. Из-за желания спать русская подпёрла лоб рукой, но решила не сопротивляться сладкому дрёму и поддаться пленящим силам сна, о котором девушка мечтает уже давно.***
Проснулась Россия только в небе над городом ангелов. Солнце потихоньку начало вылазить, и рассвет стал брезжить расцветающим пурпуром, постепенно разгорающимся огнём на фоне двух берегов Лос-Анджелеса, усеянными миллионами огней, а также небольшой мост, соединяющий их над лагуной, в которой барахтались несколько судов, которые были похожи на несколько тех же огней, только отбившихся от основного скопления. На одном из берегов в окружении множества новостроев и «уютных» сельских домов, куда не ходит общественный транспорт, пылали своим неоном небоскрёбы. Как будто яркого рассвета мало… Большие города не спят, Лос-Анджелес не спит, не спит и США. Он настроен только на победу. Русская посмотрела на часы: почти четыре часа утра. До посадки всего пятнадцать минут. — Просыпайся, соня! — разбудила Россия Турцию. — А? Чего? Осман? Кто, где? — спросонок пролепетал он. — Мы в Калифорнии.