Соулмейт без намордника

Адвокату его отца, Константину Юрьевичу, требуется менее получаса, чтобы оказаться в участке, а ещё через пятнадцать минут он выводит Кирилла из допросной, крепко сжимая его плечо. Гречкин-младший старается не смотреть по сторонам слишком внимательно, он прячет своё любопытство — слабую попытку разглядеть Петра Хазина — за насмешливой улыбкой. Казаться, а не быть — вполне знакомая ему модель поведения. Правда, стоит только им обоим оказаться на улице, как улыбка сходит с лица Кирилла. Ничем хорошим это очередной задержание ему не сулит. Отец наверняка будет в ярости. — Кирилл Всеволодович уже со мной, — Гречкин дёргает плечом, пытаясь сбросить ладонь адвоката, уже беседующего с его отцом, но тот лишь сжимает пальцы сильнее, так сильно, что Кирилл начинает чувствовать острую боль. Он торопится подтянуть куртку повыше, дернуть молнию, проверяя, чтобы, застегнутая, она плотно закрывала его горло. Разбираться с такой интимной деталью как метка он планирует сам. Не хватало ещё, чтобы отец узнал об этом. Сто процентов не выпустит из дома, пока не допытается, в какой момент она появилась, а потом перевернет весь участок вверх дном. А Кирилл ведь и без того уже знает, по чьей милости на его шее красуется... Это... — Отец велел доставить тебя домой. И попросил передать, что на этой неделе ключей от тачки тебе не видать. Залезай на заднее сидение и веди себя тихо, ясно? Кирилл не удостаивает мужчине ответом, но проворно заскальзывает на заднее сидение черного джипа и даже пристёгивается ремнём. Не потому, что боится улететь при слишком резком торможении, а потому что ахуеть как хочет спать. Ночные прогулки отнимают у него слишком много сил. — Мобильный верни, — стоит только Константину Юрьевичу оказаться на водительском месте, Кирилл протягивает руку вперёд, напряженно кривит рот. — Про ключи я понял, но мобила мне нужна прямо сейчас. Тот колеблется: лишать Гречкина любимых игрушек — единственный и абсолютно точно не действенный способ воспитания, к которому его отец, Всеволод Аркадьевич Гречкин-старший, прибегал при каждом удобном случае. Впрочем, в этот раз про запрет на использование телефона речи и правда не шло, хотя, и в этом Константин Юрьевич был уверен, если бы он прямо сейчас перезвонил ему и задал вопрос относительно смартфона, Всеволод велел бы не возвращать его сыну. Только в этом случае Гречкин скорее всего умудрится выкинуть какой-нибудь номер еще до того, как они приедут домой. Связываться с Гречкиными (обоими) в дурном настроении — себе дороже, и Константин Юрьевич, глядя на него в зеркало заднего вида, вынимает из нагрудного кармана мобильный, и протягивает Криллу. — Только держи свой рот на замке до самого дома, договорились? — Идёт, — Кирилл цепляется за айфон, как утопающий мог бы уцепиться за соломинку. Дома, с отцом, едва ли удастся договориться так же легко и просто, как с его адвокатом, а значит, надо использовать дорогу до их загородного особняка максимально эффективно. Кирилл погружается в интернет в поисках Петра Юрьевича Хазина и всего, что можно о нём найти. Информации немного, и она чертовски скудная, даже фотки, и те какие-то не вполне удачные. А инстач у майора, чёрт возьми, закрытый — нет смысла подавать заявку в друзья, точно не пустит же. Чёрт. Ну и как о нём хоть что-нибудь узнать? Это же пиздец какой-то... Гречкин закусывает губу, жуёт её напряжённо, а потом залезает в мессенджер выискивая контакт одноклассника. GoldenBoy Разум, тут? Raz00m Хай. Матем ещё не делал, списывать нечего. GoldenBoy Ля, да я не об этом GoldenBoy Я по поводу твоих компьютерных штучек. Можешь для меня одно чела пробить? инфа, фоточки. Чо найдешь. GoldenBoy Не за бесплатно. Я тебе «спасибо» на карточку скину. Или в руки передам. Как скажешь? Raz00m Чо за чел? GoldenBoy Майор Петр Ю. Хазин. Наверн, Юрич, я хз какие еще мужские имена на Ю есть. Raz00m Мент? Raz00m Проблемы, Гречкин? GoldenBoy Ля, Разум, ты можешь просто сделать? Если нет, так и скажи. Raz00m Не заводись. Почту дай, попозже скину. Кирилл закусывает кончик языка, пытается сдержать довольную улыбку. Константин Юрьевич непременно его запалит, если расслабиться, а ему это не сдалось. Итак отцу какой-нибудь херни понарасскажет. Да и без херни у Гречкина-старшего сегодня есть поводы, чтобы как следует ему всыпать. А Кириллу этого пиздец как не хочется. Но придётся терпеть. И зачем только батя своему адвокату столько платит? Если бы у него тачка была помедленнее, Кирилл бы хотя бы чутка передохнул. А так... Мысли крутятся всё быстрее и быстрее, ему надо хоть какую-то отмазку себе придумать, чтобы немного оттянуть наказание, а значит снизить его интенсивность. Достаточно будет какого-нибудь домашнего ареста или чо там отец обычно ему придумывал? Кирилл грызет кожу вокруг ногтей на пальцах, ежеминутно почти проверяет почту. Разум его бесит: че он там занят опять? Физикой? Химией? Сочинение за свою псину сутулую пишет? Нет чтобы взять и выполнить просьбу вот прямо сейчас. Тихий внутренний голос шепчет неприятное, мол, мог бы и сам на информатике не ворон считать, а заняться делом, но выбрал-то нихуя не делать. В то время как Разумовский прилежно чо-то там бесконечно конспектировал и сосредоточенно сидел перед монитором компа, мотался по всяким олимпиадам и бесконечно разрывался между дополнительными занятиями, по ощущениям, по всем областям человеческих знаний. На то, чтобы добраться до ворот отцовской (Кирилл никогда не считал эти хоромы своим домом) усадьбы, уходит не больше получаса. Константин Юрьевич гонит по трассе нещадно, круто подрезая зазевавшихся водил и игнорируя разбивающиеся о бампер звуки сигналок. Всё это не важно, важно, что тачка под жопой стоит дороже каждой из этих колымаг вместе с водителем, даже если придется пересобрать его по косточкам. Гречкин-старший никогда не жадничал, щедро оплачивая не только важность и срочность задачи, но и людскую верность. «Любого человека, Кирюша, можно купить», — когда-то давно внушал он. Всё остальное забылось, но это накрепко засело в голове. Если купить можно кого угодно, значит и симпатичного майора из отдела — тоже? Жаль только, что у майора на плечах — погоны, а не ценники. Кирилл бы нашел, как стырить из сейфа или еще откуда. Сказал бы, что хочет на днюху элитную проститутку, батя ему обещал девку хай левела. Похуй на девку. Ему бы майор, ну правда. Зря что ли... Ну... На шее у него теперь... Гречкину хочется рассмотреть свою глотку, как следует разглядеть каждую полосочку на коже. Стрёмное, конечно, но красивое. Типа как ошейник. Эта хуита вся со связью ведь... Как-то там с принадлежностью наверняка увязана. Вот и хочется, что майор был его, раз уж у них с первой, так сказать, встречи всё капец заискрило. Кириллу когда-то хотелось обзавестись татуировкой, но теперь на кой хрен ему нужна чужой рукой выведенная надпись, если на глотке, видать, почерком майора проступает заветная строчка. Подумал он ее что ли? Не произносил же вроде бы вслух. А чо? так можно было? Молчит, задумывается, вздрагивает только когда слышит звук открывающихся дверей гаража. Не через двор — значит у бати опять братва в гостях. Оно и лучше. Когда приезжают кенты, до Кирилла редко доходят руки. Там, за закрытыми дверями отцовского кабинета, решаются вопросы, в которых ему, малолетке, все равно не ясно нихуя. Закончат глубоко заполночь, а может Всеволод и вовсе укатит со всеми за компанию. Тогда до следующей встречи с сыном уже забудет, за что нужно было ему вставить пистон. В этот раз, впрочем, Кириллу совсем не везёт. Всеволод спускается встречать его лично. Константин Юрьевич еще не успевает вылезти из машины, а Кирилл — отстегнуться. Всеволод распахивает дверь, дергая его к себе за грудки, отвешивает пощечину по щеке. Кирилл путается в ремнем безопасности, дергается, прижимая ладонь к щеке, никак не может справиться с кнопкой, а Всеволод снова дергает, словно с мясом хочет вырвать его и ремень из тачки. — Сукин сын... Выблядок... Совсем ахуел что ли? Если бы преимущество не было на стороне отца, Кирилл бы за это обязательно зацепился, сказал бы, что так не надо о маме. Но он едва умудряется расправиться с держателем, а отец уже мощным движением руки вышвыривает его на асфальт. — Тупица! Ты что думаешь, тебе позволено всё? Сюда иди! Всеволод дергается в его сторону, Кирилл пытается отползти. Спиной выходит хуево, перевернуться на живот он еще успевает, а вот убежать — нет. Батя больно бьет его ногой по заднице, и Кирилл тонко вскрикивает. «Блять!» За все эти унижения хочется его... Что хочется сделать с Всеволодом он не успевает додумать. Отец хватает его за затылок, как котенка, с силой давит на затылок рукой. Кирилл слышит хряскающий звук, а потом чувствует, как из носа начинает капать. Константин Юрьевич, падла, только в этот момент подает голос сзади. Кирилл слышит сначала его, а потом низкий, скулящий звук, причиной которого, как оказывается парой мгновений спустя, является он сам. Пиздец. — Всеволод Иванович, давайте остановим экзекуцию. У вас скоро подписание, на котором вы просили меня поприсутствовать. Если Кирилла Всеволодовича придется везти в больницу с переломом... — Форточку свою захлопни, — отец меряет гараж шагами, раздраженный и взъерошенный, как тигр, который только что подрался с сородичем. — И ты, блять, захлопни! Разнылся! Кирилл вздрагивает плечами, зажимает себе рот рукой, понемногу отдирает себя от гаражного асфальта. Однажды он отплатит отцу за каждую ёбаную слезинку, пролившуюся из его глаз. Однажды, но ещё не сегодня. — В комнату! Марш! — Всеволод отвешивает ему подзатыльник, стоит Кириллу только подняться на ноги. — К тачке, блять, чтобы не приближался даже! Узнаю, что тебя с наркотой поймали, придушу своими руками, это ясно? Кирилл не успевает отойти на достаточное расстояние, отец хватает его за уху и встряхивает так, словно хочет оторвать. Короткий, но болезненный визг, и он снова пинает его под зад ногой, а Кирилл кубарем почти подкатывается к внутренней лестнице. Он не оборачивается, кое-как поднимается на ноги и бегом припускается вверх. Из носа капает и, он готов поспорить, что заляпал кровью уже все свои вещи. Их домработница Антонина приносит в комнату аптечку. Пока Кирилл, уже переодетый в домашнее, но с бесформенной толстовкой поверх тонкой майки, вставляет себе в ноздри туго скрученные жгутики ваты, она разглядывает вещи, словно оценивая предстоящий фронт работ. — Это и это отстираю сама, — в конечном счете решает она. — А это сдам в химчистку. Ничего страшного Кирилл Всеволодович, все отстирают. Прислуга в доме в целом обращается к нему почтительно, но Кирилл знает: они его не любят. А за что любить? С малолетства доставлял бесконечные неприятности. Прятался в бойлерной, зарывался в ворох заготовленных для прачечной полотенец, чуть не отрубил себе пальцы, подсунув их в овощерезку, да и мало ли чего ещё с ним случалось? А выговоры, нагоняи и истерики отца сносили они. Кто-то сразу уволился, другие работают уже давно. Любви нет ни от молодых, ни от старых. У отца тоже характер не сахар, с чего бы прислуге привечать его пасынка? Но Антонина как будто бы ото всех держится особняком. Никогда не смотрит свысока, но и не заискивает, не реагирует на колкости, но один раз так стиснула все мужское, что у Кирилла только есть, в кулаке, что больше он над ней не прикалывался. И до сих пор не прикалывается. С этой женщиной шутки плохи — ему одного раза хватило, чтобы усвоить. Кирилл всхлипывает на губах пузырящейся розовой пеной. Отца он ненавидит, и этих всех, его слуг, купленных за деньги, ненавидит тоже. Но при других бы постарался не плакать, а при Антонине можно. Она пусть не поддерживает его «распущенность», но всё же в отличие от остальных смотрит на него как-то по-особенному жалостливо и даже легонько треплет вихры на голове. — До свадьбы заживет, Кирилл Всеволодович. До свадьбы всё-всё заживёт. А Кирилл думает, что какая ему теперь свадьба, ну... Без майора. У него, интересно, тоже такая красота да и на шее? Отчаянно пытается вспомнить, что же спизданул-то тогда, как его увидел? И не может. Но всё равно лыбится. Надпись едва ли лучше сложилась, чем на собственной шкуре. А когда Антонина уходит, Кирилл выходит в спальню и падает спиной на постель, открывает почту, распаковывает пересланный Разумовским архив и жадно открывает фотки и подобранные статьи о майоре... Хазине одну за одной. Так вот он какой, Петр Юрьевич Хазин. Ну ничего, будем знать.