Солнце моё, взгляни на меня

Ночь. Темно. Настолько темно, что руки своей не видно. Конечно, кто ж тебе в больнице ночник на ночь включит? Им плевать, боишься ли ты темноты, им на всё плевать. Всё, что остаётся — щупать холодную белую стену, к которой приставлена кровать. Не спится. Естественно, нариков укладывать как мáлых детей не будут. Персонал на них как на отбросов смотрит. Днём улыбаются натянутой улыбкой, лишь бы деньги заплатили, а ночью обсуждают в дежурных всех кого можно и нельзя. Бессонница, снова. Может, ломка? А, может, просто спать не хочется? Бывало ведь такое раньше, там ещё, на свободе. Тут же как в тюрьме. Заточение. Выбраться пытаешься, а тебя в смирительную рубашку закатывают или, того хуже, к кровати привязывают. В палате одиноко, хочется кого-то рядом чувствовать. Пытка какая-то. Женя потянулась к телефону на прикроватной тумбочке и взглянула на время. 2:34. Интересно, он спит? Разблокировав телефон девушка открыла диалог. Последний был перед сном, когда она предположительно собиралась ложиться спать. 22:20. — Спишь? 2:34 Авдеева бессмысленно проматывала диалог, ожидая такого нужного сейчас ответа. Перед глазами мелькали его больничные сообщения. «— Женя — Приди ко мне — А то я скоро бошкой об стену биться начну — Жееняяяя» Она продолжала листать вверх. Туда, где всё ещё имело смысл. Там, где можно было выйти покурить на балкон в три часа ночи или поехать в центр ранним утром, чтобы встретить рассвет. Свобода. «— Ну че, сегодня в тройку или в секрет??))» — предлагал собеседник по ту сторону экрана. Месяц. Прошёл ровно месяц. «— Опять по клубам? ;( Может, в кино? Там фильм такой классный вышел, как раз твоя тематика!» — поступал её собственный ответ. Дальше, вверх, ещё дальше. «— Ты взял? — Или на этот раз мы посидим как культурные люди?)» — тут переписку начала она. «— Взял-взял, не дождёшься. — Качество как у Эскобара, ты ж меня знаешь!» Оно. Снова напоминание. Снова осознание, что уже тогда они оба погрязли в этом болоте, затапливая друг друга, погружая на дно с каждым подобным отправленным сообщением и с каждым полученным на него ответом. Там же находились и ссоры. Ситуация с дочкой Коржавина. «— Петя, ты серьёзно?! — Совсем накуренный? — Зачем ты это сделал???» — тогда, уже тогда она всё знала. Общалась с Ксюшей частенько, та ей всё и выдала. Давние знакомые, как-никак. «— Не твоё дело! Ты учить меня вздумала?! — Нахуй иди! И шмару Коржавинскую туда же отправь!» Уведомление. Стрелочку в правом нижнем углу дополнила единичка, что означало количество новых сообщений. — Не сплю. Тут алкашня какая-то рядом с воротами орёт, хрен уснёшь. 2:41 — Да, слышу… 2:41 Тишина. Прочитано. Что ответить? Пауза. Хочется что-то сказать, пожаловаться, спросить, но подобрать нужные слова невозможно. Хоть из окна прыгай, если бы на них не стояли противные железные решётки. И вправду, точь-в-точь как в тюрьме. Только тюрьма эта у тебя голове. Сам отбываешь выдуманный срок и подобные мелочи замечать начинаешь, выстраивая в подсознании мысленную картину о том, что ты тут в заключении. — Петь 2:43 — Петя 2:43 — А? 2:44 — Приди ко мне 2:44 — Пожалуйста 2:44 Да, пусть лучше придёт. Так легче будет. Спокойнее. Рядом с ним всегда спокойнее. Ну, или почти всегда. — Че? Ты с дубу рухнула??! 2:45 — Если меня поймают, то пиздец будет нам обоим, а мне в первую очередь! 2:45 Ясно как день. Не похвалят же за то, что кто-то решил нарушить «комендантский час». Вот и Хазин так считает. Негодует, чего ей нужно почти в три часа ночи? До утра не может подождать? — Я знаю, знаю! 2:46 — Но, пожалуйста 2:46 — Я не могу уже 2:46 Прочитано. Молчит. Ради Бога, что угодно, только пускай не молчит. Это ещё хуже, чем его оры и срывы. — Хрен с тобой, жди. 2:48 Придёт. Он придёт. Слава богу. Остаётся лишь немного подождать. Ожидание. Ещё одна мучительная пытка. Тот самый момент, когда время замирает и тянется будто б в замедленной съёмке. Словно кто-то, кто считается выше простых смертных, специально замедляет его в такие моменты. Издевается. Женя безэмоционально посмотрела в окно. Ничего не видно. Будь внутри не так темно, как снаружи, можно было бы увидеть отражение своей собственной палаты. Отдалённо, если приглядеться, в окне можно было заметить тускло светящий фонарный столб. Но это не здесь, даже не рядом. Это на свободе. Там, где эту чёртову клинику не видно даже при идеальном зрении. Сколько времени прошло? Две минуты. Мало. Ужасно мало. Хотя, учитывая то, что пройти ему буквально одну палату, достаточно много. Неужто переду… Тихий скрип. Дверная ручка начинает опускаться. Медленно, аккуратно, дабы не создавать лишний шум, который может сыграть злую шутку с человеком, пытавшимся попасть внутрь. Опустилась до конца, начинает открываться дверь. Блядские шарниры. Палата дорогая, а смазать петли никто не удосужился. В дверном проёме появляется голова, а за ней и всё остальное. Грациозно, словно кошка, человек проникает внутрь. Аккуратно, на цыпочках, чтобы всё было максимально тихо. — Темно, блять, хоть глаз выколи.. — шёпотом выругивается он себе под нос, тихонько закрывая за собой дверь. — Петя… — на выдохе шепчет Женя, вглядываясь в темноту. Сомнений не было, это точно он. Его голос, пускай и звучащий шёпотом, она узнает из тысячи. — Я, я! Погодь, ща всё по красоте сделаем. С этими словами Хазин запустил руку в карман и, нащупав телефон, достал его. Тусклый свет от экрана смартфона осветил его лицо. Хмурое, сосредоточенное, слегка замученное. Впрочем, у каждого в этих стенах на лицах отображалась замученность. Место тут такое, чтоб из людей мучеников делать. Резкий луч света ударил в пол, освещая некоторое пространство вокруг себя. Фонарик. Додумался ведь, вот даёт. — Я ж говорил. Не романтúк, конечно, но, думаю, сойдёт. Он прошёлся по палате, подсвечивая себе дорогу телефоном, а после уложил его экраном вниз на прикроватную тумбочку, рядом с Жениным телефоном. Получился своего рода импровизированный светильник. Теперь можно было рассмотреть друг друга. На майоре была его излюбленная серая футболка, которую он, казалось бы, и не снимал вовсе. Удобная она, видите ли. Потёртые чёрные треники, подаренные Авдеевой новогодние носки, резиновые тапки. Такой непохожий на свой повседневный образ, но такой домашний и комфортный. Растрёпанные, казавшиеся темнее, чем есть на самом деле волосы, лишь добавляли и подтверждали этот неосознанно созданный им образ. Именно в такие моменты он был не Петром Юрьевичем Хазиным, а просто Петей. В палате стояла гробовая тишина, никто не решался сказать ни слова. Да и нужно ли было что-то говорить в данный момент? В таких случаях молчание говорит куда больше слов. И всё же Хазин нарушил тишину шарканьем, впоследствии присаживаясь на кровать рядом с девушкой. — Так чего звала? Всё. Более тишина не была тишиной, молчать дальше не было смысла. Теперь безмолвие с каждой секундой вызывало лишь неловкость от того, что вопрос оставался без ответа. — Слушай, я… мне это всё надоело, — обречённо вздыхая прошептала Женя, откидываясь назад и упираясь спиной в прохладную стену. — Я тут как в тюрьме. Вставать по расписанию, ложится тоже. А вот если уснуть не можешь, то что делать? Или проснуться. Им же плевать! Последнее предложение прозвучало громче, чем она думала, поэтому Авдеева тут же осеклась, отлипая от стены. — Да это и ослу понятно! — вскидывая брови вверх ответил парень. Снова тишина, только дыхание друг друга слышно, если вслушиваться. Петя молчал, тоже. Опуская взгляд и рассматривая что-то на своих руках, видимо, чтобы занять себя хоть чем-то в очередную паузу, витавшую в пространстве, он неожиданно выдал, совсем тихо: — Я ведь то же самое чувствую. Женя вдруг резко повернулась к нему лицом, пытаясь поймать его взгляд. Услышала. Не могла не услышать. Не нужно быть Всемирным гением, дабы понять, что назревает душевный разговор. В последнее время они очень участились, что не могло не радовать и пугать одновременно. Никогда прежде Хазин с ней так часто не откровенничал. Не потому что не ценил, а потому, что привык всё в себе держать и грубить на попытки выведать что-то. — Тебе ведь ещё больше досталось. Помнишь, как, кажись, два дня назад на тебя смирительную рубашку напялили? Парень хмыкнул, слабо улыбнувшись уголком губ. — Помню, конечно. Ты тогда на мои оры прибежала и хотела с врачами драться. Пауза. Маленькая. Обдумывает, сказать или не сказать? А, может, просто слова подбирает. — И вот нахрена ты полезла? Тоже ведь могла потом, скрюченная, в хуйне этой сидеть. Прозвучало это так, словно он вовсе и не к ней обращался. Будто бы сказал мысли вслух, случайно, а сам и не заметил этого. — Потому что мы, товарищ майор, своих не бросаем, — улыбаясь протянула собеседница, запуская руку в хазинские волосы. Приглаживала их, перебирала пряди, пробор выравнивала. Чтоб не такой лохматый был. — А помнишь, как я тебя из бара на себе тащила? Ты ведь с Ниной тогда поссорился, напился, а я с тобой пошла, лишь бы ты не убился где-нибудь. — Помню, — посмеиваясь ответил Петя. Не помнил. Знал лишь по её собственным рассказам на следующее утро, когда он задал вопрос: «Че вчера было?». — Но, между прочим, я тому хмырю втащил, который к тебе лез, помнишь? — продолжил Хазин, укладывая голову к девушке на плечо. — Конечно, помню. Нас же потому из бара и выгнали, — ответила Авдеева посмеиваясь и прижимаясь щекой к хазинской голове. Снова пауза. На этот раз не неловкая, а комфортная и уютная. Было в этом что-то безмятежное. Что-то, отчего девушке, ранее страдающей бессонницей, неожиданно захотелось спать. — Слушай, Петь, — тихонько начала она, в очередной раз прерывая тишину. — Спасибо тебе. Спасибо. Какое простое, но какое глубокое слово. В него можно вложить столько смысла, сколько невозможно выразить тысячами слов. Как сейчас. — Жень, ты че? За что спасибо? — недоумевал Хазин, сдвинув брови к переносице. Ещё бы. Ни с того, ни с сего вдруг начала благодарить. Ничего ведь не случилось, не за что «спасибо» говорить. Или случилось? Не привык он к таким словам просто так, думал, их заслужить нужно. — За всё спасибо. Ты, Петя, дурак, но ты всегда был рядом. В самые нужные для меня моменты. Неважно, ментально или физически. Женя и сама не понимала, зачем она сказала это, но, где-то глубоко внутри, понимала, что более подходящего момента для этих слов скорее всего не будет. Сколько они дружат? Пять лет, кажется? Столько всего случилось за это время. Случилось с ними обоими. Но, несмотря на это, они всё ещё вместе. Сидят и вспоминают прошлое. — Тебе спасибо, — еле слышно пробормотал майор, поудобнее устраиваясь на плече девушки. — Без вас с Нинкой… не знаю, где бы я был сейчас. — Судя по всему, не очень-то мы и помогли, раз ты сейчас здесь, — хихикая шептала Авдеева, зевая под конец предложения. — Как и ты, — с усмешкой заметил парень, слегка пихая её плечом. Их уже не волновало, что на Петином телефоне давно села батарея и они вновь находятся в темноте. Их не волновало, сколько времени прошло и не волнует, сколько пройдёт ещё. По крайней мере сейчас. Под утро Хазин вновь прокрадётся в свою палату, а медсёстры растолкают Женю с расспросами, почему она спит в сидячем положении, уперевшись спиной в холодную белую стену.