На обложке Форнакса

      «Гаррус, я беременна.»       Шепард горько засмеялась и перечитала неудачную первую строчку своего письма. Более глупого начала придумать было невозможно.       «Я знаю, ты никогда не прочтешь, но я все же хотела»       Руки дрожали, и набирать сообщение было трудно. Она не обращала внимание на правильность написанного. Сейчас это не имело значения.       «Я бы так хотела, чтобы ты был рядом.»       Боль в груди стала невыносимой. Плакать она не умела, и котел внутри продолжал варить адское месиво из горькой обиды на судьбу, тоски и сожалений.       «Мой любимый.       Мой любимый.»       Говорила ли когда-нибудь она ему эти слова? Говорила, пусть не так, пусть проще, но он знал о ее чувствах. А знали ли остальные? Ее сердце сжалось от воспоминаний.       «Мне так жаль. Я бы хотела, чтобы наши с тобой фото были на всех обложках журналов в этой галактике. Я бы больше не таилась.»       Боль пронзила ее снизу доверху — боль уже не душевная — физическая. Низ живота будто окаменел, и Шепард замерла, не понимая, что с ней происходит.       «Я так много тебе не сказала. И ты мне забыл кое-что рассказать. Надеюсь, у тебя были веские причины, Гаррус. У тебя же был план? У тебя всегда был план для нас, и ты просчитывал все на несколько ходов вперед.»       Странное внутреннее напряжение не отступало. Она выключила инструментрон и подошла к обзорному окну. В космосе звезды были другими, не такими, как на планете. В атмосфере интерференция заставляла далекие светила надевать маску дружелюбия, они переливались всеми цветами радуги и весело подмигивали. А в вакууме было только два состояния — жизнь или смерть, материя или пустота, черное или белое. Тут они были ясными, холодными наблюдателями за скоротечной жизнью смертных, лишенными каких-либо оттенков.       «У нас были мечты. Теперь их нет.»       Он мертв. Она одна. Только это имело значение. Что она сделала не так? Что она могла сделать, чтобы Гаррус остался в живых?       «Я устала считать потери. Я выиграла ту войну, любимый. Я добыла мир для всех нас. Я расплатилась за победу тобой. А эта война уже не моя. У меня больше нет сил воевать.»       Стоять было тяжело, приступы боли снова и снова прошивали ее насквозь. Шепард присела и со сжатыми зубами продолжила, казалось, бессмысленное занятие, терзающее душу и тело.             «Мы сбежали — я и Миранда. Нам помог Кайден.»       Шепард задумалась и стерла последнее предложение. Ее воспаленный мозг искал невероятные возможности, такие, при которых она ни разу не касалась лейтенанта Аленко, Гаррус оставался на Нормандии и, в конечном итоге, в живых.       «Знаешь, нам помог Мэлон. Мордин хотел его убить, а он выручил и меня, и Миранду. Он обосновался на «Лериане», его выжили даже с Омеги. В итоге Миранда станет супер-биотиком, а я — супер-мамой, неспособной даже накормить своего ребенка. Ума не приложу, что мне делать дальше. Ты же хотел ребенка?»       Резкая боль внизу живота сменилась тянущей, но легче не становилось. Возможно, и правда надо обратиться за помощью к Мэлону. Что-то он уж очень долго там с Мирандой.       «Наверное, очень хотел, но сказал мне об этом только в самом конце нашего общего пути. А я могла бы привыкнуть к этой мысли.»       Последние строки были пропитаны горечью обвинений, но Шепард было плевать. Ей правда становилось легче. А еще так хотелось попросить, чтобы он присмотрел за ней, как ангел-хранитель, помог и снова обнял. Хоть раз. Хоть раз…       «Встретимся в баре.»       Шепард нажала кнопку «Отправить» и направилась в лабораторию. На сентиментальные признания больше не было ни сил, ни терпения. Сейчас было больно не только ей, как бы она не противилась этой мысли.       По дороге пришлось остановиться: похоже, у нее действительно были серьезные проблемы. Счет шел на минуты, и тратить время на устранение смутивших ее обстоятельств возможности не было.       Дверь в лабораторию была заблокирована. Шепард стала барабанить изо всех сил, так, что руки онемели, а боль внизу живота ощущалась огненным смерчем, засасывающим ее сознание внутрь себя.       Последующее казалось ей серией невнятных, муторных снов — обнаженное тело Миранды на столе — маленькое, изможденное, будто ненастоящее, слепящий свет лампы, черные глаза Мэлона и касание чего-то тонкого вдоль живота — совсем небольно, и голос, повторяющий без конца: «Только под твоим присмотром. Только под твоим присмотром.»       Это же был ее голос?       Она жива или она мертва?       Круговерть смазанных ощущений сменилась глубоким сном. В нем она была на Омеге, а Гаррус снова сидел на ящиках с тяжелой снайперской винтовкой в руках — уставший, измученный. Ей было так его жаль, что душа разрывалась, а потом грусть сменилась радостью, радостью отчаянной и безумной, толкнувшей сон дальше, и вот, они уже неслись на «Молоте» сквозь поля лавы. Когда машину потряхивало, Гаррус лишь издавал сдержанное «кхм», многозначительно поглядывая на руку Шепард на управлении. Ее осенила внезапная догадка:       — Гаррус, ты же умер?       И вновь они на Омеге, отбиваются от наемников, перебирающихся через «мост смерти». Гаррус прицелился и выстрелил, но вместо собственного восторженного комментария по поводу блестяще снятой цели осторожно ответил:       — Шепард, я думал, ты умерла.       И снова летун, ракета, но на этот раз уже в нее. Мир всколыхнулся стеной желтого марева, а на смену адскому жару пришло забвение. ***       Она проснулась в другом мире? Или это очередной сон? Обстановка вокруг была непривычной, будто перекошенной — серые бетонные стены, жесткая койка, которая показалась длинной даже рослой Шепард, умывальник, расположенный слишком высоко. И жара, обволакивающая тело со всех сторон.       Рубашка с чужого плеча болталась, а больше на ней не было ничего. Она ощупала шов под пупком — полоска медигеля вдоль практически рассосалась, но все еще было больно. Что произошло? Где она?       Дверь, кровать и раковина. Ничего больше. Ни камер наблюдения, ни окна.       — Откройте!       Настойчивый стук отдавался в мозгу недавними событиями — да, она именно так барабанила в дверь лаборатории Мэлона. Шепард вспомнила липкие горячие потеки, которые напугали ее даже больше жгучей боли.       Саларианский доктор говорил, что на сборку и настройку имплантов уйдет несколько дней, и необходимость в инъекциях отпадет. Успел ли он? И имеет ли смысл об этом беспокоиться?       К двери никто не подходил. Тошнота вывернула наизнанку внутренности горькой желчью. Вода в кране была теплой.       Все, что она могла сделать — снова прилечь. Она жива.       Мучительный вдох и попытка привести мысли в порядок.       Инструментрона на ней не было. Значит, ее держали как пленницу.       Невыносимая жара мешала мыслить здраво. Пол под лежанкой был ненамного более жестким. Там она и оставалась, периодически проваливаясь в беспамятство, сама не зная, сколько, пока дверь, наконец, не открылась. ***       Лейтенант Растис был горд собой. Искал иридий, а нашел нулевой элемент, иначе и не скажешь. Дело за малым — разговор с комендантом колонии и допрос. Похоже, что Вакариан просчитался куда больше, чем он думал. Растис закопает его целиком.       Открыв дверь к коменданту, он мысленно приготовился к сопротивлению. Рядом с должностным лицом, отвечавшим за развитие целой планеты, стоял и демонстрировал какие-то схемы человек. Волна возмущения затопила Растиса полностью, на какое-то время он потерял дар речи. Когда человек вышел, он пришел в себя и начал говорить.       — Прилетев сюда за помощью, я надеялся найти помощь лояльных Иерархии служащих. Сейчас я не так уверен в своем решении. Вам известно о приказе, ведь так?       — Приказ был отдан до того, как ретрансляторы вышли из строя и связь оборвалась. Приказ на будущее, приказ подозрительный, явно не соответствующий законам Совета и в нашем случае просто невыполнимый. В колонии около двадцати процентов — люди. Как вы себе представляете…       — Это декстро-мир, что они вообще здесь делают?       — Беженцы из пространства Цитадели. И это становится настоящей катастрофой. Мы не можем их обеспечить ни едой, ли лекарствами. Гниют тут заживо. Кораблей нет, все уничтожены, топлива нет, отправить их куда-то мы тоже не можем. Вы первые гости тут.       — Прекрасно. Значит, ваша маленькая проблема скоро решится сама собой.       Комендант резко подскочил и уставился в окно, на изумительной красоты пейзаж благодатной планеты-рая: густая растительность, теплый влажный климат. Второй Палавен, каким он был в первозданном виде. Невероятные перспективы, и при всем этом — единственное небольшое поселение, скорее чахнущее, чем развивающееся. Тысячи законодательных препонов для роста, и все ради сохранения баланса и централизованной власти планеты-родины.       Он родился на Палавене и был лоялен Иерархии как никто. Другого турианца и не послали бы руководить колонией, но после посещения беженцев в нем что-то надломилось. Не сказать, что он был настолько сентиментален, чтобы растрогаться людскими проблемами. Скорее, комендант видел в их бедственном положении зеркальное отражение собственных невеселых прогнозов на развитие колонии в том случае, если оно будет проходить по заданному Иерархией пути.       — Растис, зачем вы ее сюда привезли? Что за честь?       — Ваш медик разве еще ее не осматривал? Ее даже осматривать не нужно, по запаху все понятно.       Комендант невесело рассмеялся.       — Растис, вы служите в патруле, охраняя стратегически важную планету-колонию. Армию финансируют централизованно и навряд ли вы сталкивались с такими проблемами, как поселенцы: ни врачей, ни необходимого оборудования. Вы хоть раз удосуживались спуститься и посмотреть, как живется в колонии?       Разумеется нет. В клубе на орбитальной станции было куда веселее.       Растис раздраженно щелкнул жвалами. Разговор неизменно уходил не в то русло. Пора напомнить коменданту, зачем он здесь.       — Эта фигура сама по себе интересная. Коммандер Шепард, идол Альянса. Разумеется, привозить сюда я бы ее не стал, если бы не один любопытный факт. Бравая коммандер уже месяц носит под килем будущего гражданина Иерархии. По имеющимся у нас данным, его родственники эвакуировались сюда.       — Уже? И кто воспользовался этой возможностью?       Произнося имя, Растис растянул жвалы в улыбке так широко, что они затрещали. Вот он, его звездный час. Сейчас осталось связать нити так, чтобы образовалась сеть, выбраться из которой Вакариану уже не получится.       — Это не все, комендант. Даже сей, разумеется, счастливый для кого-то факт не является чем-то экстраординарным. Медик обнаружил некоторое вмешательство в ее организм. По всей видимости, человеческие или саларианские технологии. Добавьте сюда ее побег с Земли, и картина вырисовывается крайне тревожная. Той стороне, должно быть, известно куда больше, чем нужно.       Растис притворно вздохнул и забарабанил когтями по столу. Комендант все еще стоял спиной к нему.       — Все необходимое мы уже зафиксировали и попытались передать командованию. От нее нужна достоверная информация о том, что известно Альянсу. Помогите мне в этом. Как видите, я от вас секретов не держу.       Комендант наконец повернулся и недоуменно поджал жвалы:       — Не понимаю, в чем проблема. Разумеется, к жестким методам прибегать в таком случае было бы неэтично, но скополамин прекрасно справился бы с поставленной задачей. У нас не хватает жаропонижающих, а вот наркотиками для допроса всех известных в галактике рас склад завален.       — Эта дама полна сюрпризов, комендант. Напичкана кибернетикой настолько, что ее с трудом и человеком-то можно назвать. Далеко не факт, что наркотики подействуют, хотя попробовать можно. Но поставить я хотел бы на эффект неожиданности. Мне нужен Вакариан, чтобы прижать ее. Он в вашем подчинении. Всего лишь его присутствие и молчание, только и всего. Сейчас время доказать вашу лояльность. ***       — На руки возьмите. Она не кусается. Ее тут заживо сварили эти недоумки.       Носовые отверстия Растиса затрепетали от сладковатого запаха рыжей чужачки. Дациус прищурился, в его холодных синих глазах скользило недоумение:       — Сбивает с толку. Вроде человек, а пахнет… Очаровательно. Как моя жена, когда ждала первенца.       Растис хохотнул:       — Привыкайте. Новая, мать его, реальность.       Сул вздохнул — желтая радужка его глаз расширилась, словно вдавливая зрачок внутрь себя. По всей видимости, ему, как младшему по званию, придется взвалить на себя эту ношу. Заранее приготовившись к щелчку и боли в спине, он поднял Шепард и недоуменно посмотрел на Растиса:       — Она совсем легкая.       Опытный Дациус закатил глаза, а Растис мигнул. Ему стало любопытно.       — Дай мне ее. И правда, легкая, как перо скального наездника.       Он хищно улыбнулся и зыркнул на вздохнувших подчиненных:       — У коменданта помалкивайте. Оба. И вы мне так и не объяснили, куда делся салага. Его мать уже два раза со мной связывалась, сами будете перед ней оправдываться.       Сул и Дациус одновременно нервно сглотнули.       — Я вам говорил глаз с него не сводить. В столовую не пускать, не пугать, не бить. Расскажите еще раз, как вы его упустили.       Дациус глянул на Сула и начал на правах старшего:       — Мы были в комнате отдыха. Потом он вышел, и мы его больше не видели.       — Я что, на идиота похож?       Растис начинал злиться.       — Мы забавлялись с той девицей. Он тоже вызвался, ну, ты знаешь. Все было нормально. Потом мы с Сулом, эм, решили напоследок оттянуться, а он удрал, пока мы были заняты.       — Ясно. Думайте пока, что скажете Сагитте.       — А его точно среди трупов не было?       — Я лично каждого осмотрел. Нет его.       Куда еще он мог деться? Очевидно, сбежал на Нормандию. До двух идиотов-подчиненных эта очевидная истина никак не доходила.       Шепард висела на руках Растиса в забытьи. Когда они остановились возле двери к коменданту, поток свежего воздуха как будто заставил открыть ее глаза и прийти в себя, но содержание оброненной ею фразы развеяло это предположение:       — Гаррус, ты же умер?       Растис ощерился в предвкушении. Он любил новый опыт. Допрашивать людей ему еще не доводилось.       Дверь открылась.        ***       В кабинете коменданта особого уюта не было, зато в открытое окно врывался прохладный вечерний воздух, пропитанный терпкими ароматами палой листвы и перезрелых фруктов. Медик с патрульного корабля заботливо хлопал ее по кистям рук, по всей видимости, пытаясь привести в чувство.       Его манипуляции все же возымели действие, какими бы нелепыми на взгляд человека они не были, и Шепард трезво могла оценить обстановку и сделать ряд выводов. Турианская колония явно недалеко от пространства Цитадели, судя по состоянию ее едва затянувшихся шрамов. Медик и трое в броне — явно военные. За столом кто-то из должностных лиц, возможно, командант — спешит закончить работу, сосредоточенно набирая что-то на консоли. А вот шестая фигура, едва угадывавшаяся в полутьме, заставила ее замереть. Этого просто не может быть. Это невозможно.       — Как вы себя чувствуете?       Растис присел на диван рядом с Шепард и взял ее за руку — участливый жест, который позволял ему ощущать не только малейшие подрагивания пальцев, но и пульс. Он чувствовал торжество, наблюдая, как неотрывно пленница смотрела на Вакариана, сложившего руки на груди и небрежно опершегося плечом о стену с явно недовольным видом. Кажется, сработало. В присутствии главы клана отпираться она не сможет.       С трудом Шепард отвела взгляд от турианца в глубине комнаты. Он был ниже на полголовы остальных, хорошо сложен и… Да черт возьми, она бы узнала его в толпе, в темноте, где угодно — это был Гаррус.       — Извините, вы что-то спросили?       — Как вы себя чувствуете?       — Нормально.       — Значит, приступим к беседе. Я хотел задать вам пару вопросов. Прошу вас не волноваться, врач сказал, в вашем положении это вредно.       Шепард вздрогнула и рефлекторно прикоснулась к шраму на животе, скрытому длинной рубашкой. Успел. Мэлон успел.       Растис удивился — сердце человеческой женщины разогнало кровь так, что не было необходимости держать ее за руку, чтобы убедиться в этом. Ее грудь подрагивала, выдавая бурю, бушевавшую внутри, а глаза снова устремились на Вакариана.       — Для вас же это не секрет? Вы знаете о своем состоянии?       — Не секрет. Знаю.       Как медигель на рану. Замысел Растиса действует — ей бы было выгодно промолчать или соврать, но она не стала. Сейчас она расскажет ему все.       — Ваше взаимное решение, ваше и Гарруса Вакариана, не правда ли? И без сомнения, с согласия главы семьи?       Шепард закрыла глаза. Если это все же он? Боже, что он тут делает? Неужели Кайден прав, и Гаррус только использовал ее, чтобы шпионить? Ну что за бредовое, ненормальное предположение, у него должны были быть причины! Так не бывает. Так просто не бывает! Что он подумает, если она скажет правду? Что будет, если соврать?       Нервное напряжение было таким, что она боялась снова отключиться, но сознание было ясным. По всей видимости, чтобы привести ее в себя, понадобилось что-то очень сильнодействующее. Что они ей вкололи?       "…до конца."       — Да, это наше совместное решение. Я хотела этого.       Растис чуть было не заурчал от удовольствия. Вакариан обсуждал планы Примарха с человеком, использовал доступ к информации в личных целях. Прекрасно. Осталось все же дожать ее и подтвердить, что информация утекла к Альянсу. А потом закопать кое-кого еще. Две птички одним выстрелом. Ювелирная работа.       — Вы же обращались к медикам на Земле, не правда ли?       Шепард недоуменно посмотрела на турианца рядом с собой — казалось, она забыла о его существовании, растворившись в огне внутри, и снова упустила суть его вопроса.       — Извините, что?       — Осматривали ли вас военные медики на Земле?       — Меня достали полуживую из-под обломков на Цитадели. Разумеется, врачи оказывали мне помощь. Это был их долг.       Не совсем тот ответ, на который надеялся Растис. В раздумьях он прищелкнул жвалами.       Медик, стоявший у окна, чей силуэт был абсолютно черным, подошел к Шепард и провел сканером вдоль ее груди:       — Признаки сильного стресса. Я настаиваю на окончании… беседы.       Растис пытался казаться дружелюбным.       — Всего один вопрос. Вы сообщали о планах Гарруса Вакариана кому-либо из командования Альянса?       Майор Аленко и ее ответ ему. Красная черта. «Мне кажется, что да.» Шепард никогда не думала, что ситуация вне поля боя может быть настолько пугающей. Она не могла ответить прямо, лишь посмотрела на фигуру во тьме, стоявшую неподвижно, и произнесла одно слово:       — Прости.       Растис не знал, как расценивать ее ответ. Прости, я не отвечу? Прости, сказала? Прости, это не твое дело? Плевать. В конце концов, Альянс не мог не узнать — Шепард должна была оставаться в госпитале довольно долго, если была, по ее словам «полуживой». Он даже готов был посмотреть на нее снисходительно и не копать дальше. Сладко пахнущая чужачка и при этом дважды герой — невероятная женщина.       А вот последний вопрос требовал уточнения, потому что по окончанию разговора Вакариан должен был отправится либо за решетку, либо на свободу.       Медик покачал головой:       — Достаточно, Растис. Я буду обязан внести свои замечания в протокол.       — Глава семьи одобрил ваше решение, Шепард?       Растис опередил медика своим вопросом всего на мгновение. Его замечание внесено в протокол не будет. Чистая победа.       Шепард недоуменно посмотрела на Растиса.       — Чьей семьи? У нас не было семьи, в том смысле, что мы не были супругами.       Растис оторопел и потер веко:       — И правда.       Вбитые в голову с детства правила снова сыграли с ним плохую шутку. Мрачно он посмотрел на Шепард, размышляя, какими же мотивами она руководствовалась, совершая признание. Неважно, оно у него было, и это главное. Растис нехотя процедил:       — Вакариан, вы можете быть свободны.       Шепард вырвала свою руку из когтистых лап Растиса и приложила к горлу, словно ее что-то душило. Лицо ее совсем побелело, а зеленые глаза казались почти черными от расширившихся зрачков.