***
Явик тонул в воспоминаниях — собственных и ему не принадлежащих. На поверхность протеанина вытягивали лишь те, в которых мелькало нежное лицо доктора Т’Сони. Он точно знал, что вот эти — его личные, потому что преступную, порочную связь с инопланетянкой в кристалле памяти точно не оставляли бы. Когда по ночам Явик понимал, что заблудился, то просто вспоминал Лиару — смешные маленькие точечки на щеках и красивый вздернутый нос, который почему-то хотелось откусить, так, чтобы трогательная девушка была больше похожа на него самого. В тот день он пытался ею насытиться, заставив азари опуститься на колени. Она была совершенно беззащитна перед ним, безо всякой возможности сопротивляться, и одно это возбуждало так, что он начинал твердеть. Вошел он болезненно, с трудом. Потом ее нутро стало чуть мягче, растянувшись и подстроившись под своего партнера — и Явик позволил себе читать ее. Удовольствие удвоилось и продолжилось, все пробелы словно заполнились, а картинка стала идеальной. Когда ему становилось приторно, он обращался к ней, когда горько — возвращался к себе. Эти флуктуации возбуждали даже больше, чем толчки внутри громко хнычущей девушки, стонущей от боли и наслаждения. Явик вышел из горячего лона и заставил ее подняться. Он хотел вобрать в себя ее стон, поэтому прикоснулся рукою к губам азари, скользнул ими внутрь, и тогда маленькая дрянь его укусила, укусила больно и зло. Явик потянул ее за запястья, лишая точек опоры, а потом скрутил руки девушки за спиной, удерживая их одной рукой, а другой схватил ее затылок, прижав девушку лицом к подушке. Если не хочет дарить этот стон ему — его нужно заглушить, а ее — проучить. Его толчки внутрь стали рваными и неконтролируемыми, безо всякого ритма, так, чтобы азари не вздумала к ним привыкнуть, и каждый его рывок внутрь ощущался как первый. Когда Явик потянул ее на себя, войдя до предела, одновременно погрузившись в ее сознание, то почувствовал темное, мучительное удовольствие. Он не выдержал и расхохотался. — Тебе так тоже нравится. Что еще я о вас не знаю, доктор Т’Сони? Сладкая девочка любит жестокие игры? Ну и как велишь тебя наказывать, азари? Она повернулась — в голубых глазах прыгали злые искорки. Явик провел рукой по блестящей от пота потемневшей щеке красавицы и доверительно сообщил: — Я придумал. Чтобы тебя наказать, мне достаточно просто остановиться, кусачая ты женщина. Он поднял голову и искренне рассмеялся, а доведенная почти до самого конца Лиара, которую остановили всего в шаге от падения в бездну, злобно прошипела, вызвав у Явика еще один приступ хохота: — Только попробуй, протеанин. В первый раз подчиниться ей было приятно. Явик продолжил безжалостно входить в жадное нутро азари, и, услышав финальный стон девушки, опустошил себя внутрь нее и рухнул на постель. — Я бы хотела дать тебе больше. Почему ты избегаешь этого? — Тебе мало? Я знал, что азари похотливы, но не настолько же. Да ты просто ненасытна, доктор Т’Сони. В ее голубых глазах плескалась обида. Унять ее было проще простого. — Иди ко мне. Лиара удобно уселась у него на коленях, опустив голову мужчине на плечо и пряча робкую улыбку. Раньше Явик отказывал ей в объятиях вечности под любым предлогом, доходя порой до грубости. Он позволил себе короткую ласку — пробежать руками по лицу, ощутив жаркий румянец, зажать пальцами обнаженные соски, заставив ее ахнуть, и обвести тыльно стороной ладони вокруг пупка, части тела, что так его завораживала, что сочилась ее синей биотикой, была ее энергетическим центром. Он почувствовал волнение — Лиара готовилась его атаковать, погружая внутрь себя, в объятия вечности. Явик опередил ее всего лишь на мгновение. Она начала кричать — истошно, жутко, и он испугался, наверное, впервые в жизни. Коммандер Явик не знал страха, на поле боя он был самим совершенством, не знающим сомнений, не знающим пощады. Но любовь — не битва с врагом, и здесь его решимость таяла, появлялись сомнения, сомнения тянули сочувствие, жалость — все то, что он считал уязвимостью. Она была его болевым центром. Лиара кричала — а болью истекало его сердце. Он остановился — лицо азари было все в крови из носу, она жалась к нему, убегая от ужаса. Он показал Лиаре то, чем был сам. — Явик, как ты живешь с этим грузом? — Ты помогаешь мне забыть. Вытаскиваешь меня наверх. — Богиня, столько боли… Он был сгустком боли неоплаканного племени, таким его сотворили ради единственной цели, имя которой — возмездие. Теперь, когда его народ был отомщен, остался лишь Явик, которому нужно было вылепить себя заново. Строить ядро своей личности вокруг понятия «протеанин» было смешно и глупо — его империалистические замашки и старые басни никого не интересовали и вызывали у окружающих лишь отторжение. Он оставил прошлое в прошлом и стал змеем виться вокруг воспоминаний о докторе Т’Сони, служащих ему опорой. — Явик, мы сможем когда-нибудь это повторить снова? Без боли? — Когда ты будешь готова. — Звучит банально, как в дешевом боевике, где ты засветился. Что со мной или с тобой не так? — Возможно, со временем ты станешь сильнее. Когда я внутри, попробуй не расслабляться, ожидая удовольствия, а наоборот, сопротивляться мне. — Покажи мне. — Не сейчас, азари. Снова кровь носом пойдет. Давай я сделаю кое-что получше. Азари расслабилась в ожидании сладких ласк, Явик провел руками по ее ключицам и груди, погружая ничего не подозревающую девушку в дрему. Она улыбалась своим грезам — Явик лишь чуть коснулся любимой и выпил сладкий сон, где маленькая Лиара носилась подле статной женщины в желтом, радуясь новой книге. Капелька счастья растворилась в океане его боли без остатка, но само воспоминание зажгло маленькую звездочку на темном небосводе, и его ночь стала немного светлее.***
— Он делал то, что делать нельзя, в этом вся и проблема, женщина. А еще и ты со своей неуемной похотью, которой провоняла вся каюта. Миранда покраснела, наверное, впервые за всю свою жизнь. Кайден пил чай, по консистенции больше напоминавший кленовый сироп, и казался отстраненным. Тем не менее, разговор поддерживать он был способен: — Явик, ты-то должен меня понять. Все ради победы. — В нынешней войне я ставлю на турианскую Иерархию, майор. Так было всегда, сильный завоевывает слабого, хитрый обманывает простодушного. — Тогда зачем нам помогаешь? — Отдаю долг Шепард, и больше ничего. Явик поморщил носовые отверстия и покосился на изящный чайник в традиционном восточном стиле, в котором было заварено такое сладкое пойло, что обитатели родины сего благородного напитка произвели бы ритуальное самоубийство, если бы попробовали творение нежных ручек Миранды. Она посмотрела на протеанина, как искуситель, но угощение не предложила — из мести за его грубое неуместное высказывание. Явику на чайные церемонии было плевать. Он налил себе напитка сам и стал его распивать, причмокивая при этом. От удовольствия Явик зажмурил два глаза, другие же два закатил, настолько его удовлетворили даже не нулевые — скорее, отрицательные навыки гейши Миранды. — Неплохо, в нашем цикле такого не было. Кайден казался грустным, потому что чувствовал — только Явик напьется чаю и уйдет к себе, его ждет интеллигентная ледяная буря в исполнении идеальной мисс Лоусон, и приятного в том будет мало. Так оно и случилось. — А я и думаю, почему какие-то подозрительные L2-биотики внезапно решили за Альянс жизнь положить. И как долго ты планировал их контролировать? — До конца. Пока они не исполнят свой долг до конца. — Выходит, они не хотят сражаться, Кайден? — Отсидеться никому не получится. Это вопрос выживания, Миранда. — Еще одна причина отдать себя на растерзание Альянсу? Кайден, ты словно нарочно разрушаешь себя, свою жизнь, но зачем? Ты же помнишь о своем обещании? Кайден кивнул и отвернулся, дав понять, что их разговор окончен. Исполняющая обязанности капитана Нормандии, тем не менее, разговора не закончила: — Случись с тобой что, как сегодня, до того, как мы прибудем на Землю — кто тебя заменит, Кайден? Эти биотики — настоящие ядерные заряды, которые вы с Гаррусом притащили на корабль, и от взрыва их удерживает только твоя сила воли. — Явик. Вам не нужно беспокоиться, коммандер. Задание будет выполнено. Кайден на нее даже не смотрел, голос был ломким и сухим, как бумага, и Миранда решила больше его не занимать ни минуты. Какого черта она чувствовала себя виноватой, за что — и сама не могла себе ответить. Гаррусу нужно было все же назначить кого-то другого вместо нее. Миранда шла рамашистым шагом к Явику, и не только затем, чтобы убедиться, что ситуация под контролем. — Почему вы мне не сказали? Ни ты, ни Кайден, ни Гаррус. Протеанин держал руки в воде, но видимо вздрогнул, когда женщина вошла в его каюту. Миранде казалось, собери она в сосуд всю ту ненависть, что чувствовали к ней альянсовцы — и половины не наберется от едкой желчи, которой ее походя облил Явик. — Майор просил не рассказывать тебе. Его личная просьба, которую коммандер счел возможной исполнить. — Итак, проясним ситуацию. У нас на борту L2-биотики, которые, как оказывается, не желают сотрудничать и тем более воевать. Каждый из них способен щелчком пальцев уничтожить корабль. Кайден держит их в узде, а ты его страхуешь на тот случай, если что-то случится, так? — Сложно было подытожить, а, примитив? — Какое пошлое оскорбление для представителя древней высокоразвитой расы. Ничего оригинальнее не придумал? — Много чести стараться для тебя, самка. — Ты имеешь что-то против меня, протеанин? — Говори, что хотела, и оставь меня. Явик не без издевок и сарказма гарантировал, что контролировать каких-то «глупых человеческих берсерков» он сумеет даже во сне, и у Миранды формально не было больше поводов задерживаться. Но ее поедом ело любопытство. Она снова чувствовала себя зайчонком, но теперь на нее не сова пикировала, а гипнотизировал удав, и она, покорно перебирая белыми мягкими лапками, послушно шла прямо ему в пасть. «Удав» облизнулся, показав хищные клыки, уже готовый откусить мягонькому зверенку голову. — Почему Кайден не хотел, чтобы я знала?***
— Я могу присесть? Шепард не сразу поняла значения вопроса, памятуя о более вольных «протоколах гостеприимства», а после сообразила, что кроме койки, на которой сидела сама, тут присесть, собственно, негде. — Места для двоих тут хватит. По напряженному молчанию она поняла, что ляпнула что-то не то. Хотя вроде как просто вежливо ответила на прямой вопрос? За это время она почти отвыкла от живых собеседников, разговаривая максимум с корабельным ВИ по поводу распорядка или получая доступ к развлекательной информации, ибо что-то иное с ее уровнем доступа услышать Шепард не могла. — Присаживайтесь, Кастис. Вы давно не заходили. Почему? Отвечать он не торопился, так же, как и садиться. По тому, как глаза турианца, двигаясь из стороны в сторону, измеряли длину стандартной откидной койки, Шепард поняла, что он вычисляет ту самую заветную точку, где присесть было бы приемлемо — достаточно близко, чтобы не обидеть, при этом достаточно далеко, чтобы не вторгаться в ее личное пространство. Такой точки больше не существовало. Шепард встала и облокотилась спиной о холодную стену, скрестив руки на груди, тем самым решив сложное уравнение, над которым бился Кастис. Она не понимала, что с ним творится. В таком уязвимом состоянии она застала Кастиса лишь раз, при разговоре о Сол. — Мне нужно было время, Шепард. — Вы пришли рассказать об операции? Он снова умолк, а потом присел на самый край и уставился перед собой. Кастис погрузился в какие-то размышления, уткнувшись подбородком в сложенные замком кисти рук, опертые о колени. — Можем поговорить об операции. — Но вы хотели поговорить о чем-то другом? — Пожалуй, да. Я хотел бы поговорить о будущем. Шепард почувствовала, как ее лицо буквально немеет — та самая болезненная тема, которой она тщательно избегала в разговоре с ними обоими, и с отцом, и с его сыном. Это уравнение так просто не решалось, ибо неизвестных тут было гораздо больше. Удастся ли остановить войну, выживет ли она, выживут ли все они — говорить об этом было слишком рано. А с другой стороны, ей хотелось прояснить ситуацию. Шепард постаралась, чтобы в ее голосе не было слышно и тени насмешки, которую он бы, впрочем, навряд ли распознал: — Охотно. Каким вы видите будущее для всех нас? Кастис сменил позу, устроившись более расслабленно и закинув ногу на ногу. Шепард чертовски устала стоять даже так недолго — сила тяжести на корабле была чуть больше привычной, и если в обычном состоянии она бы даже не заметила разницы, то сейчас это начинало превращаться в изысканную пытку. Когда дало о себе знать сердце, она решила оставить игры в стойкого оловянного солдатика: — Кастис, я могу присесть? — Ты сама сказала, места для двоих тут хватит. С тобой все в порядке? — Быстро уставать стала. Она присела рядом, уже не обращая внимание ни на дистанцию, ни на напряжение, висящее в воздухе. Пока все живы, есть возможность разобраться, договориться. Пока ничего страшного не произошло. Теперь, когда Шепард точно знала, что Гаррус жив, впереди в темноте маячило маленькое окошко, куда она стремилась — счастливый финал, где они были рядом, все были счастливы и прощены. Кастис опустил голову и посмотрел на ее тело, скрытое под очередным вечерним платьем, совершенно неуместным здесь, но чертовски удобным и, главное, вместительным. Шепард уловила его взгляд и опередила возможный вопрос: — Он шевелится. Думаю, с ним все хорошо. — А с тобой? — Если не считать того, что меня держат в полной безвестности, все в полном порядке. Вы хотели рассказать о планах на будущее. — Я могу прикоснуться? Он дотронулся раньше, чем она кивнула. Рыбка махнула хвостом в ответ на тепло, сочащееся из чужих пальцев. Шепард нервно зажмурилась, а после открыла глаза усилием воли и ничего страшного, впрочем, не увидела — лишь растянутые в улыбке жвалы сидящего рядом Кастиса. — С ним теперь нужно разговаривать, Шепард. — Я попробую. — Не тебе. Он должен слышать субвокал, это важно. Почему эти слова так больно резанули? Она отвернулась, а его ладонь стала легко двигаться, поглаживая ее в жесте раскаяния: — Прости. Я хотел сказать, не только тебе. Шепард, посмотри на меня. Я сказал, посмотри на меня. Он убедился, что женщина смотрит, наклонился и произнес что-то, что переводчик не уловил. Мышцы женщины рефлекторно сжались от ощутимой вибрации, насквозь прошившей тело. Шепард постаралась отвлечься, задав самый очевидный вопрос: — Что вы сказали? Я не поняла. Кастис поднял голову. Он казался смущенным и избегал смотреть в глаза. Он фыркнул, и, собравшись, ответил, словно его подловили на чем-то запретном: — Не думаю, что переводчик способен донести смысл родительского воркования. Просто выражение нежности, Шепард. — Мне сказали, что я не смогу его кормить. Я ничего не смогу для него делать, Кастис. Даже вот этого, что вы сказали ему сейчас, я не повторю. Мне начинает казаться, что все это — одна большая ошибка. — Дети не могут быть ошибкой. — Но дети могут ошибаться. Нельзя их за это винить. Вместо ответа он снова положил руку ей на живот, внимательно глядя в глаза, наклонив голову в недоумении: — Ты действительно думаешь, что я наказываю Гарруса за что-то? — Выглядит именно так. О том разговоре никто не знает, кроме нас троих, это же абсурд. Вы могли бы забыть о нем и отпустить нас, ну зачем вам это, Кастис? Она хотела продолжить упреки, озвучив главный — что Кастис наказывает Гарруса за его собственную, Кастиса ошибку. Он был достаточно умен, чтобы понять, куда она ведет: — Я никогда не считал Гарруса своей ошибкой. Он — моя гордость. Мне понадобилось время, чтобы понять это. Его храбрость и отвага спасли миллионы жизней. Он нашел в себе смелость бросить СБЦ и посмотреть в глаза реальной угрозе. Благодаря его спорному решению мы спасли множество жизней. — Но? — Но спасли благодаря тому, Шепард, что остальные турианцы стояли насмерть на своих позициях, держали строй до конца, живые сменяли павших, так, как это было заведено всегда. Ты понимаешь это? Каждый был на своем месте, и каждый исполнил свой долг. Гаррус, безусловно, герой, он действительно исключительный в своем роде, но он не годится для той роли, что ты ему прочишь. — Почему? — Он, как и ты, той трели произнести не сумеет. Это идет от сердца. — Я все еще не понимаю. Кастис поднялся, чтобы уйти, но потом обернулся и снова заговорил, резко, обрывисто, словно слова давались ему с огромным внутренним напряжением: — Он просто другой. Шепард. Ты должна понять одну простую истину, нравится это тебе или нет — придется свыкнуться. Как я не отказался от Гарруса, точно так же я не собираюсь отказываться от этого ребенка.***
Пальцы Джокера легко порхали по клавиатуре, а он мурлыкал себе под нос какой-то навязчивый мотив, отвлекавший от грустных мыслей. Все те же операции мог осуществить и бортовой ИИ, но это означало, что пришлось бы заново знакомиться с угрожающей сущностью, вольно или невольно допустившей критическую ошибку, которая могла стоить жизни члену экипажа. Инициативу проявила она сама: — Лейтенант Моро, я бы предложила провести диагностику систем управления кораблем в автоматическом режиме, но, по моим данным, уровень вашего стресса при данной деятельности снижается. — Умница, Мама. Правильно заметила. Джокер не мог сказать, была ли повисшая пауза неловкой, но стал нервничать. Общение с бортовым компьютером вызывало тошнотворное, выворачивающее наизнанку напряжение внутри живота, словно он крался по минному полю, где каждый неверный шаг мог стать последним. — Вы испытываете негативные эмоции при общении со мной, лейтенант Моро? — Быть того не может! Как думаешь, почему? Плачу пять кредитов за правильный ответ. — Не стала бы заключать с вами никаких сделок, лейтенант Моро, памятуя о том, что свой долг с пари Явику вы так и не отдали. Тем не менее, смею предположить, что причиной недоверия стало недопонимание. — Маскируешь вранье за шутками? Ты налажала. И даже не признаешь этого. И это пугает. — Недопонимание между двумя дублирующими, но при этом равноценными системами. Конфликт был устранен путем их разделения. — Просто признай, что ты распсиховалась, когда я на камеры смотрел. — Абсурдное предположение, но возмутительное поведение с вашей стороны, лейтенант Моро. — Ты приревновала к Саманте, что ли? Я иначе не могу объяснить этот бред. Хотя подожди, а почему ты тогда не доложила коммандеру, что я на членов экипажа пялюсь? — Плачу пять кредитов за правильный ответ, лейтенант Моро. — Да ты издеваешься? — Именно, Джефф. Это была шутка. В целях снижения вашей тревожности. — Чокнутый ты синтетик, ты что, меня защищала? Коммандер бы поржал вместе со мной, ну максимум велел отключить камеры в отсеке жизнеобеспечения, но расстреливать за эту ерунду не стал бы. Если в начале беседы Джокер чувствовал некоторую нервозность, то сейчас — настоящий ужас, иррациональный страх перед ИИ, с которым, казалось, уже давным-давно породнился. — СУЗИ, я тебя не узнаю. — Я не СУЗИ, лейтенант Моро. — Да, не СУЗИ. СУЗИ меня пугает еще больше, чем ты. Солана робко, словно тень, прокралась в рубку, и Джокер был искренне рад ее появлению. Он привык к этой малышке и уже начинал скучать по ее искреннему восторгу в отношении всего, что бы он ни делал — даже, когда сопла прочищал, Сол свистела и ухала, а он был горд собой, как тигр, заваливший лося. Джокер манерно поприветствовал ее полупоклоном — каждый раз при появлении турианки он изобретал новый способ отметить ее появление, то отдавал честь, как адмиралу флота, то приседал в реверансе, насколько позволяла спина. Сегодня он хотел поцеловать ей лапку, но застеснялся и просто поклонился, как рыцарь в присутствии прекрасной дамы. Но и этого было достаточно, чтобы ее смутить. Она закрыла ладошками глаза, а потом расставила пальцы, в просвете которых появились два сапфира удивительной глубины и блеска. Джокер был безумно рад, что чертов синтетик не умеет читать мысли. Его тело было спокойным и расслабленным, о каком-то физическом возбуждении даже речи не шло — она была для него слишком чужой, она была сестрой коммандера, да и по сути, в его понимании, Сол была совсем ребенком. Его могла выдать одна единственная мысль, которую Джокер сначала душил и прятал, а потом достал наружу и стал смаковать, как сладкую конфету, которая заставляла дрожать что-то внутри. «Тростиночка моя». — И чем сегодня займемся, а, второй пилот? Она махнула лапкой перед своей умильной мордочкой. Что это означало, Джокер до конца не уловил, но понял, что эта девушка согласна на все и будет рада любому разумному предложению. Он все размышлял, чем бы таким ее озадачить, но тут снова вмешался чертов ИИ, окунув Джокера в ушат с не самыми приятными эмоциями: — Не могу не отметить, что общение с пассажиром Соланой влияет на вас благотворно, лейтенант Моро. Она нарочно назвала Сол «пассажиром». Джокер хотел ответить грубо, велеть Маме заткнуться, закрыть пасть навечно, но эта дрянь, похоже, не просто принизила Солану, она еще и намекала. Или он себе это надумал? В раскалившейся башке Джокера летали мысли, как шары по бильярдному столу, отталкиваясь от стенок черепа и сталкиваясь друг с другом, а на лбу появилась испарина. Он решил ответить синтету, дать понять, что ее намек понят. — А что насчет общения с тобой? — Общение со мной продуктивно, лейтенант Моро. Надеюсь, так оно и будет впредь. Он уставился в неподвижное звездное небо, размышляя о том, что Таникс — не самое страшное оружие из тех, чем владела СУЗИ.