Охотник на вампиров

Дробь улетает в пустоту, разбивая зеркала на другой стороне зала. Моя напарница тщетно растратила обойму, не успевая попасть по противнику, который исчезал и появлялся в другом месте. Или, его всё-таки зацепило? Сложно сказать. Я тоже опустошил револьвер довольно быстро и с аналогичным отсутствующим результатом. Было нечто поэтично-прекрасное в том моменте, когда Мэри отбросила дробовик и попыталась атаковать вампира своим пожарным топором. Мне было бы трудно представить большее неравенство сил и более отчаянную выходку… но всё ещё только начиналось. Я увидел некое потустороннее свечение, охватившее её оружие. Но противник уворачивался от ударов. Более я не мог использовать огнестрел — напарница слишком близко к врагу и есть риск дружественного огня. Чего я не мог бы допустить ни при каких обстоятельствах, даже если бы это дало победу. Мне пришлось спешно выхватить мачете и присоединиться к этому странному фехтованию, в котором ни один удар не достигал цели. В одну из попыток девушка вложила всю силу и скорость, и когда топор вновь прошёлся по воздуху, она потеряла равновесие и полетела на пол с криком разочарования. В этот момент я решил прикрыть её, переключив всё внимание на себя, и с мачете набросился на врага, не вкладывая слишком много сил и уже догадываясь, что он опять увернётся. Но, к моему ошеломлению, удар пришёлся не в пустоту. Вампир вцепился в лезвие зубами и принялся разгрызать металл, поддающийся столь же легко, словно хрустящий тост — одновременно не сводя с меня холодный насмешливый взор. Даже не нужно было слов: по одному взгляду я понял, что мой дерзкий вызов не пройдёт даром. Он прогрызался в мою сторону через выставленное вперёд мачете, как бы говоря своим видом: «когда я доем твоё оружие, следующим будешь ты». Отпустив уже бесполезное мачете, я хотел было отпрянуть, но враг схватил меня за руку. Вырываться из этой хватки бесполезно, и я жалел лишь о том, что у меня нет гранаты, чтобы воспользоваться ей напоследок при помощи свободной руки. Хватка сжималась, и я почувствовал себя совершенно беспомощным куском мяса, а потом услышал хруст и острую боль в запястье. Затем вампир отшвырнул меня в ближайшую стену, разбив зеркальную поверхность моей беззащитной тушкой. На какое-то время у меня помутнело в глазах, я пытался подниматься, опираясь на пол, усеянный осколками. Правая рука болела при малейшем движении, а в левую уже впились куски стекла, пока я пытался хотя бы сесть. Вампир отвлёкся на Мэри. Она поднялась с топором наготове, выставив его вперёд, но уже не атаковала, зная, что это не сработает. Покосившись на лежавший на полу пулемёт, она почему-то не решалась сдвинуться с места, чтобы попробовать до него добраться. Противник как будто приковывал её взглядом. — Тебе пора отдыхать, — сказал он размеренным усыпляющим голосом, — сегодня пришлось многое пережить…. И самое время поспать немного. Но она стояла, как и прежде. — Спать, — повторил вампир, глядя ей в глаза. Ей стало тяжелее держать топор, и она выронила оружие. Вампир медленно приближался к ней, а я ничего не мог поделать — револьвер нужно перезаряжать, у коктейля слишком большая площадь, до пулемёта я точно не успею добраться… Мне оставалось лишь смотреть, сидя в осколках, как тварь приближается почти вплотную к моей напарнице. Последним движением Мэри выхватила кол из кармана, но ещё раз повторённый приказ заставил её разжать руки и без чувств упасть на пол. Я остался один на один с врагом. И заставил себя подняться, когда тварь склонилась над девушкой. Прихрамывая, я направился к ним. — Отойди от неё, адское исчадье. — Ах, будет прекрасно, если ты придумаешь побольше грязных оскорблений в мой адрес и начнёшь осыпать меня ими, привязав к стулу для допросов. Пока сам ходишь вокруг в образе мрачного инквизитора, выбивающего информацию из несчастного пойманного вампира… и при этом ласкаешь себя прямо сквозь штаны, наслаждаясь своей властью над его судьбой. Не этого ли ты искал на своей работе, м-м? — спросил вампир, поднимаясь и отходя в сторону. Я находил странным то, что он выполнил моё требование и отошёл — как будто бы не желая вреда для моей напарницы, но желая спровоцировать меня. «Он ждёт, что я буду оправдываться? Обойдётся без этого удовольствия». — Да я сам готов доплачивать боссу, лишь бы он пустил меня поглумиться над пленниками, — с неким злым вызовом отвечал я, — а за возможность привязать тебя к стулу и обоссать я бы заплатил в размере своей зарплаты за три месяца. Но не более — большего ты не стоишь. Пока я тянул время, заодно соображал, что моей последней надеждой был коктейль Молотова — но, чтобы им воспользоваться, надо увести тварь подальше от Мэри, лежащей в беспамятстве. Нужно хоть как-то атаковать его, чтобы заставить переместиться. — Ты и в самом деле мог бы стать великим новым инквизитором. Инквизитором, которого заслужили вампиры после всех своих тысячелетий бытия… — Тогда лови подарок от нового инквизитора! — выкрикнул я, выхватывая нож и бросая в противника. Тот лишь отмахнулся ленивым движением, и нож отлетел в сторону. В повисшей неловкой тишине я понял, что у меня закончились все бессмысленные глупости, которые я могу зачем-то пытаться противопоставить… Теперь я стою, безоружный, и смотрю вокруг — это даже не было битвой, это было так жалко, как если бы муравей попытался напасть на штурмовой самолёт. Меня охватили одновременно грусть и злость, когда вампир предложил: — Ну что же, пора тебе сдаваться. — Нет, — ответил я из чистого упрямства. Кроме этого, у меня ничего не осталось. Но я всей душой не хотел принимать такой порядок, всё моё существо противилось такому мирозданию и его законам, которые велели принять неравенство сил и смириться. — Сдавайся, — повторил он, глядя мне прямо в глаза. Я даже не пытался отвести взгляд; напротив, смотрел на него с вызовом и с гневом. У меня больше не осталось никакого страха — я был слишком зол и возмущён. Но тут на мой мозг обрушилось нестерпимое давление. Больше всего на свете я захотел подчиниться и признать всё, что от меня желают услышать. И я уже был готов проявить максимальное сотрудничество, как… «Но мне нельзя сдаваться. Нельзя соглашаться, что всё должно быть по их правилам. Я не хочу, чтобы у Феликса была такая судьба, которую навязывает ему этот прогнивший мир. Он не должен жить в страхе перед этой тварью. И я тоже». — Нет! Иди к чёрту! — воскликнул я, и это странным образом пробудило ту способность, что впервые проявилась у дверей бункера. Невидимая сила оттолкнула вампира, но теперь он был готов и уже не потерял равновесие, а грациозно приземлился на пол. Главное — между ним и моей напарницей теперь было достаточное расстояние, а значит, пришло время зажечь. Я щёлкнул зажигалкой и швырнул горящий подарок по месту назначения. Но вампир рукой поймал бутылку с горящей тканью. Недолго думая, я выхватил револьвер и попробовал выстрелить по бутылке… и услышал всего лишь щелчки от нажатий. Забыл про перезарядку. Однако я чувствовал, что у моей силы есть некий радиус, не позволяющий врагу приблизиться. Вампир неспешно шёл вдоль периметра невидимого круга, пока я судорожно доставал патроны. Горящую бутылку он поставил на пол, отчего-то не пожелав отправить её обратно. А затем, протянув руку, словно дотронулся до невидимой границы… и сделал шаг вперёд. Я почувствовал, что защита перестала работать, но уже был вооружен к тому моменту — и выстрелил по бутылке, стоящей на полу, чтобы отвлечь врага. После чего сразу же бросился к пулемёту. В отражении зеркал было видно, что горящая жидкость разлилась по полу — к счастью, достаточно далеко от Мэри. Я схватил пулемёт — его тяжесть давила на руки, но дарила мне последнюю надежду. Поймав врага в прицел, я решительно зажал спусковой крючок. Нажатие давалось через острую боль, от которой я едва не терял сознание. Вампир исчезал и появлялся в другой стороне, отчего я едва успевал переводить прицел, лишь на доли секунды прекращая очередь. Я снова слышал Вестников, их голос направлял меня и предупреждал о действиях врага. Я точно знал, что многие пули достигли цели… но с каждой секундой боль становилась сильнее, в моих глазах темнело и невольно выступали слёзы. Пламя отражалось в тысячах осколках зеркал, разлетающихся по залу под звон гильз… Время словно замедлилось, давая прочувствовать каждую секунду боли и насладиться звуком очереди, который был прекраснее любой музыки. Когда патронная лента закончилась, я больше не мог держать пулемёт и выронил его. Правая рука уже почти не шевелилась, и мне пришлось держать револьвер в левой. Вампир медленно и неотвратимо шёл прямо ко мне, а я отступал назад, пока не упёрся спиной в стену. Едва стоя на ногах и с трудом что-то различая, я пытался стрелять по нему, но тело почти не слушалось. Ноги подкосились, и словно вся усталость за прошедшие ночи разом навалилась на меня, когда я сполз по стене. Я сделал последний выстрел из револьвера куда-то в сторону противника, и на этом силы покинули меня. Рука с опустошённым оружием безвольно упала на пол. Теперь моё сопротивление действительно закончилось. Вампир остановился шагах в пяти. В его руках из ниоткуда материализовались лук с единственной стрелой. Сосредоточено и серьёзно глядя на меня, он натянул тетиву, а я смотрел на него с равнодушием, ощущая себя настолько опустошённым и выжатым, что мне было всё равно. Когда он отпустил тетиву, я услышал бьющееся стекло над своей головой. Посыпались осколки. В отражениях я увидел, что сыпаться начинают и другие зеркала — из тех, что остались ещё целы к этому моменту. Это было похоже на эффект домино — то, как разрушение расползается по стенам и перекидывается на потолок. Осколки рассыпаются на более мелкие части и превращаются в сверкающую пыль, падающую с потолка, словно снег. Эта пыль плавно оседает на чёрный мраморный пол и в огонь, на меня и на моего противника, что безмолвно стоит в потрёпанном халате, опустив лук. Казалось, целая вечность прошла в этой снежной тишине, окутавшей зал разрушенных зеркал… — Упс, — сказал вампир, смущённо отведя взгляд в сторону, но затем вновь посмотрел на меня, — ничего не поделать, второй стрелы нет. Предлагаю на этом завершить нашу дуэль, если не возражаешь. Но я лишь спросил слабым голосом: — Что ты хочешь… за то, чтобы оставить Феликса в покое? Возьми меня вместо него. Я готов служить. Добровольно. В интересах Шабаша… или в твоих... Мне всё равно. Он уселся на пол напротив меня. — Ты не сможешь быть его заменой, поскольку не можешь унаследовать мою кровь. — Но зачем он тебе?! — Чтобы передать свои знания и умения, собранные за долгое время. — А дальше?.. Для чего тебе нужно его обучать? Вампир улыбнулся от этого вопроса. — Для чего родители обучают своих детей? Чтобы выпустить жить свою жизнь и дать возможность уже самим познавать окружающий мир — убедившись, что предоставлены все нужные инструменты и важные сведения. — Так просто? — не поверил я, — не может быть, чтобы ты не хотел какой-то выгоды для себя. — Так работает живая природа с момента появления, — рассмеялся он. — Но тебя сложно назвать природным явлением... И тем более живым. — Позволь, переадресую тебе твой же вопрос. Зачем тебе мой потомок? Я задумался, оформляя в слова уже давно посетившие меня мысли. — Мне бы хотелось забрать его к себе. Не хочу, чтобы он был в одиночестве. Или в компании других вампиров, а тем более — шабашитов. — Не самая удачная идея для смертного жить с вампиром. На практике подобное соседство ничем хорошим не заканчивалось. — Я не боюсь. Даже то, что у него проблемы с психикой — не оттолкнёт меня. Я могу изучать работы по психиатрии... Искать способы помочь ему... Вдруг когда-нибудь стану блестящим специалистом? Который сможет помогать вампирам, не раскрывая их тайны. А охотник из меня и правда такой себе… Собеседник скептично отнёсся к моему утверждению, при помощи клыков вытащив из своего предплечья пару пуль. — Этого добра там ещё на пару вёдер наберётся, — сообщил он, — но не скажу, из какого места буду доставать другие: должна же быть интрига. Мне было не до его шуток. Я вспомнил кое о чём более важном, на что ранее так и не получил ответа. — Как вампиру стать человеком? Он посчитал, что теперь я заслуживаю эту информацию. — Если имеешь в виду такой способ, который позволит раз и навсегда полностью избавиться от всех эффектов проклятия — проверенных сведений у меня нет. Но есть кое-что другое. Существует особое состояние вампира, когда Зверь не имеет власти, жажда крови ослаблена, а солнечный свет более не смертелен. Достигают этого через самоограничение, искупление и страдание. Если упорно и до последнего бороться со своей вампирской природой, однажды можно победить… Желаешь ли узнать что-то ещё? Ответ разочаровал меня. Но лучше хотя бы так: пусть будет хоть какая-то надежда. — Да, я хочу узнать твоё имя. Раз скрываешь свои титулы, статусы и прочую родословную — так тому и быть, но скажи хотя бы просто имя. — Ричард, — представился вампир. — Хотел бы я ответить: «приятно познакомиться». Но оба этих слова были бы ложью. Почему я всё ещё жив?.. — Ты нужен для важной миссии. Приведи ко мне моё дитя — это должен сделать именно ты, иначе ничего не выйдет. Только так он сможет остаться и получить мою помощь. Удерживать его силой я не могу — это было бы глубочайшим неуважением к представителю моей линии и пустой тратой его времени и возможностей. — Я не могу его так подставить. От тебя для него одни проблемы! Единственный раз, когда ты мог бы помочь — но ни хрена не сделал. Ты бросил его с сумасшедшими охотниками, позволил им издеваться и унижать твоего же потомка! — Ах, разве это издевательства? Предоставлять себя для чувственных удовольствий — норма для нашего клана, такая же естественная и привычная, как питьё крови. Да, представители клана Розы весьма привлекательны и востребованы в постельных отношениях, и нередко у нас даже не спрашивают согласия, когда более сильные желают нас использовать… Впрочем, сейчас такого почти нет, благодаря Шабашу. А вот раньше, когда я был новообращённым — были очень жёсткие порядки. Власть князей в своих доменах была абсолютной, иерархия практически неприкрыто строилась на праве сильного. Молодым вампирам разрешалось только получать указания и выполнять, если хочется жить и продвигаться по карьере. И если бы это был только секс! К сожалению, он занимал лишь небольшой процент всех задач. Я бы и рад остаться в постели и праздно возлежать поверх смятых одеял и подушек, но меня вытаскивали оттуда, выставляли за дверь и швыряли мне одежду — ведь пора отправляться на очередную дипломатическую миссию… — Тебе поручали дипломатические миссии? — удивился я, — а казалось, что ты больше специализируешься… ну, в другой сфере. — Чтобы выжить при дворе князя, нужно делать всё: и убедительно говорить, и сражаться, и ползать перед его троном, соперничая с другими вампирами за право целовать ему ноги. А ещё — быть настороже каждое мгновение, чтобы тебе внезапно и смертельно не отомстили те, кто подлизывался не столь усердно и получил от старших меньше, чем ты. — Круто было князю… А остальным — не очень, — задумался я, — но со временем ведь можно разжиться властью и влиянием, и самому стать князем, так? Почему ты сейчас не сидишь на троне в окружении восхищённой свиты? Но вместо этого говоришь с каким-то смертным, рассиживаясь на битом стекле и вытаскивая свинец из… где бы он там ни застрял. Вампир рассмеялся. — Никогда не любил царство лицемерия и угодничества, меня притягивают своевольные обладатели сильного характера. Прекрасно чувствую себя в их обществе — в Шабаше. У нас совсем другие порядки и такой уровень свободы, о котором вампиры раннего Средневековья могли только мечтать. Моё дитя имеет право заниматься чем угодно, никто его не ограничивает и не заставляет раскланиваться перед старшими. Даже на епископа он может работать добровольно и за оплату. — Но это не работа, а жесть какая-то, — с отвращением вспомнил я о тех эпизодах. — Видимо, такой тип деятельности созвучен с его желаниями. А что до происшествия с охотниками — Феликс мог бы сбежать от них в одно мгновение вместе с тобой. Но когда его окружили суровые вооружённые мужчины, он возжелал поддаться их воле и оценить, чем они могут его поразвлечь. Не суди его строго, вампиры нуждаются в ярких эмоциях и порой хотят чего-то… особенного. Если бы ему не понравилось что-то из их программы, сбежать из подвала не составило бы ни малейшего труда. Это выполнимо даже без использования дисциплин — безопасность там совершенно никакая, в сравнении с убежищами Инквизиции. Лично я бы в такой ситуации выбрал способ подыграть им и изобразить просветлённого мученика, узревшего божественные видения. Постепенно делясь с ними сакральным «знанием», можно перехватить власть в секте и получить свой личный отряд преданных фанатиков. Охотники, работающие на вампира — это так мило. — Мой способ тоже хорош, — мрачно заметил я, — но знаешь, даже если ты прав, и даже если Феликс находился там по своей воле из-за каких-то странных личных интересов… что звучит как полная херня и попытки его опорочить… тем не менее, я всё равно остался бы на его стороне и всё равно убил бы всех мразей. — Не сомневаюсь. А теперь, ты должен идти к нему. Сейчас ты нужен там больше, чем здесь, — ответил собеседник и сообщил мне адрес. — Откуда ты знаешь точный адрес? — Я всегда знаю, где моё дитя. Мне пришлось с трудом подняться на ноги. Я направился к спящей Мэри. — Нет. Она останется здесь. Не рассчитывал же ты, что нападение на мой дом обойдётся просто так? Ей предстоит расплатиться за содеянное, — строго сказал вампир, — в качестве расплаты она обязана обучить меня пользоваться компьютером и электронной почтой. — В этой почте ничего нет, кроме предложений увеличения члена. Да и те — обман, как я выяснил… ну, мне знакомые рассказали. — В том нет нужды для тебя, твой размер вполне хорош, — поделился собеседник своим экспертным заключением. Не подавая виду, что польщён, я побрел в сторону дробовика, но перед этим, на правах побеждённого всё же посчитал нужным спросить разрешения: — Я могу забрать свой дробовик? — Можешь брать всё, с чем пришёл. Кроме Мэри.

***

С дробовиком и патронами я покинул особняк. Из-за туч на небе не было луны, и я освещал фонариком обратный путь по ночному саду… Навстречу шёл босс с чемоданом. Проходя мимо меня, он как ни в чём не бывало поздоровался, как если бы мы случайно встретились вечером в продуктовом магазине. Я остановился в крайнем удивлении, повернувшись назад и провожая его взглядом. Босс направлялся к зданию, но тут на его пути появился хозяин особняка. Вампиры обменялись вежливыми, но прохладными приветствиями, а затем перешли к делу. — Мне стало известно, что моя бывшая сотрудница находится в данный момент по этому адресу и ей может угрожать опасность. — Ей ничего не угрожает. — Чтобы пребывать в полной уверенности, запрашиваю её возвращения ко мне в самое ближайшее время. Я пришёл к выводу, что Мэри должна быть сопровождена в безопасное место и более не иметь дел с представителями вашего… нашего вида. — Мэри будет свободна, когда выполнит свои обязанности. Босс неторопливо достал из чемодана шестизарядный гранатомёт. Я успел заметить в его чемодане несколько зарядов С-4. — Но я настаиваю, чтобы её вернули сейчас. Поняв, чем дело пахнет, я начал отходить в сторону, подальше от этих двоих. Если два опаснейших вампира в этом городе кого-то не поделили, не стоит находиться поблизости. — Вы не в том положении, чтобы настаивать. Город принадлежит Шабашу, и у вас здесь более нет власти. — Власть в городе и различные стороны конфликта меня не интересуют в данной ситуации. Если вы не согласны сотрудничать по вопросу моего визита, я буду вынужден решать проблему без учёта вашей позиции. Я уже не стал досматривать их конфликт и быстрым шагом потопал в противоположную сторону, надеясь успеть хотя бы за кусты. И тут за моей спиной прогремела серия взрывов. Зажав уши, я упал на землю. Кажется, я потерял сознание на какое-то время. Когда я нащупал и включил фонарик, всё вокруг было в дыму, который постепенно рассеивался. — На практике гранатомёт показывает более высокую эффективность, чем лук, — донёсся до меня голос босса, — не то что бы это предположение нуждалось в доказательствах и специальной проверке, но, поскольку представилась возможность, то отчего бы и не сделать выводы. Однако, есть вероятность, что дело не столько в оружии, сколько в возможности влиять на ход времени, и по причине изначального дисбаланса сторон сравнение вооружения не является корректным. Он нёс на руках спящую Мэри; стёкла в его очках были выбиты, деловой костюм повреждён — но это никак не сказывалось на его неизменно бесстрастном выражении. Уходя прочь, босс добавил: — Пришло время для вас сделать выбор. Пошатываясь, я поднялся. Пока я не понимал, о каком выборе идёт речь, но скоро всё понял. Своего бывшего врага я обнаружил неподалёку от разрушенного фонтана. Вампир пребывал в неутешительном состоянии — если бы такое произошло со смертным, то даже лучшие врачи не видели бы смысла собирать это по кускам. — Ричард?.. — позвал я вопросительно, не будучи уверенным, на каком свете он пребывает. Однако я всё равно сохранял безопасное расстояние: лишним не будет. Но это создание повернуло голову в мою сторону. — Передай моему дитя, что… я верю в него. Его голос звучал слабее, чем обычно — хоть я и находил удивительным, что он вообще может говорить. И теперь я начал осознавать… У меня дробовик. А мой враг уже никуда не увернётся. Я обратил внимание, что даже на пороге смерти он думает о своём потомке — и я знаю его достаточно, чтобы понять искренность этих слов и отличить от уловки. Я пытался размышлять объективно и взвесить его благородные побуждения, сравнив со свершёнными на моих глазах злодеяниями — и понял, что один важный момент перевешивает всё остальное. — Нет. Возьми и сам ему об этом скажи. Я убрал дробовик, а затем решился на ещё больший риск — подойдя к вампиру, сел рядом и протянул руку, добавив: — Только мне оставь тоже. Он наклонил голову, чтобы коснуться моей руки лишь одним клыком. А затем последовал аккуратный укус, который практически не ощущался. Не прошло и пары секунд, как он прекратил пить. — У тебя меньше крови, чем должно быть. Не трать время, иди по адресу. — А что насчёт тебя? Ну, наверное лежать тут в таком виде — как-то не очень... — Это мои заботы, — кратко отвечал вампир; речь явно давалась ему с трудом. И я решил последовать его просьбе, оставив его наедине со своими проблемами и пищей для размышлений.

***

В машине я обнаружил, что почти все мои порезы исчезли. Рука ещё болела, но уже не так сильно. Укус от мертвеца — просто отсутствовал, и только рваная дыра на джинсах напоминала о встрече с зомби. У меня уже не было сил чему-то удивляться: я лишь проверил свой пульс, чтобы убедиться, что ещё жив, и что сам не превратился в какое-нибудь потустороннее существо в этом странном особняке. Все признаки указывали на то, что я ещё живой и смертный. Но что-то неуловимо изменилось...

***

Адрес привёл меня в тот же маргинальный район, где когда-то обитали охотники — но сейчас это был дом через несколько улиц. Я вышел из машины с дробовиком наперевес и зашагал в здание с заколоченными окнами. На моём пути возник епископ собственной персоной. Его лицо, напоминающее череп каких-то подземных человекоподобных монстров из городских легенд — выражало злорадное торжество. — Ну что, охотник, теперь ты один и никто тебя не спасёт. Давай-ка, повтори, какие у тебя были замечания про моё управление городом? И что ты там пиздел про мою слабость? Сейчас выясним, кто из нас слаб, когда я вытащу из тебя всю пищеварительную систему и поставлю её наоборот, чтобы еду ты запихивал себе в задницу, а дерьмо выходило из твоего и без того грязного рта. — У меня нет времени на твою херню. Где Феликс? — спросил я уставшим голосом. — Он в этом здании… — начал епископ, но дальше я не слушал и тут же пошёл ко входу, просто обойдя вампира. Его скелетоподобная рука схватила меня за плечо. — А ну стой! — Отвали, у меня поручение от твоего любовника. Будешь мне мешать — ему это сильно не понравится. Вампир оскалился, но не спешил отпускать меня. — Я знаю, — процедил он, — я уже получил информацию, что ты тут по делу. — Ну и нахуй ты нарисовался на моём пути? — Хотел заставить тебя обосраться мне на потеху, — недовольно признался он, — и следи за выражениями, когда говоришь с главой Шабаша... этого города. Вампир явно не любил добавлять уточнение «этого города», произнося те слова тише и с неохотой. — Этот город не выдержит второго блюстителя вежливости и чистоты речи, — фыркнул я, — уж извиняй, но только у босса есть привилегия указывать мне, какие слова я должен выбирать. Что поделать: у кого гранатомёт, у того и привилегии. — Когда камарильцы будут повержены, я займусь твоим боссом лично, — пообещал епископ, отпуская меня и сжимая кулаки, — он пожалеет, что выёбывался на Шабаш. — Ну-ну, удачи. Такими темпами Шабаш в городе скоро закончится. Лучше скажи, что ты тут вообще делаешь? Нет, не в городе. А здесь, у входа. Епископ приосанился, поправив свои чёрные волосы и закатав рукава. Но в голосе его звучало неудовольствие от происходящего — судя по всему, совсем не этим он хотел заниматься в своей жизни. — Слежу за Молчанием Крови и за тем, чтобы дом никто не покинул. Приезжали копы, я их развернул отсюда, приняв другое обличье и насрав им в мозг. В дом забралось также камарильское отродье в каком-то количестве. Ты в курсе, что они выследили Феликса и загнали его сюда? Недавно я слышал перестрелку. Но уже какое-то время всё тихо. — Ну и какого чёрта ты тут сидишь и не идёшь ему на помощь?! — Я же не идиот, чтоб туда соваться. Зверь нешуточно завладел разумом твоего дружка. Ну и я не стал выяснять, бывают ли у него проблески сознания: пусть это выяснят те, чья жизнь менее ценна, чем моя. Кстати, сходи и проверь, как он там. — А что ты не позвал других шабашитов, если у самого кишка тонка? — уже с нескрываемым презрением спросил я. — Попизди мне про кишки, будущая жертва моих экспериментов. Как раз поэтому и не позвал, — пояснял епископ с таким видом, словно разжёвывал для дурака очевидные вещи, — чтобы они не видели, что я в рот ебал рисковать своей жизнью. — Блядь… епископ, которого заслужил этот город. Давно там была стрельба? — Да уж полчаса как тихо, и ни звука из здания. Я тяжело вздохнул. Идти, конечно, всё равно придётся, но торопиться уже бессмысленно — всё, что могло произойти, уже произошло полчаса назад. Тёмный дверной проём навевал холодок. Я боялся того, что могу там увидеть. — Ты же был заинтересован в их линии крови и хотел помогать Феликсу, — высказал я бессильный упрёк, — чего теперь-то стоишь в стороне? — Есть и более важный представитель этой линии, — отмахнулся епископ, — а что до молодого офицера — ну, если он не справится со Зверем и со своими психическими проблемами, толку в таком наследнике не будет, и придётся думать о новом потомстве. Эх, всё-таки кровь размывается и становится слабее с каждым новым поколением. Уже не будет появляться могущественных вампиров, обладающих невероятной красотой и сложнейшими дисциплинами. Феликс, хоть и проявляет таланты и примечателен приятной мордашкой — ни в какое сравнение не идёт с его великолепным создателем. — Очевидно же, что Феликс красивее, чем его Сир, — возразил я, — по крайней мере, я хотя бы могу видеть его черты лица. А твой любовник, если не использует тонну театрального грима — выглядит как жуткая белая статуя. — У тебя нет вкуса и ты ничего не понимаешь в красоте, — епископ, кажется, хотел закатить глаза, но я не видел зрачков в его тёмных глазницах. — Меня утешает то, что наши представления о прекрасном расходятся. — заметил я, направляясь во тьму здания. Принявшись исследовать первый этаж с фонариком, я почти сразу споткнулся обо что-то мягкое. Чей-то труп. Выглядит почти свежим. Это чуть успокоило меня, и я не стал задерживаться. В стенах следы от пуль. Перевёрнутые столы, сломанные стулья. Снова труп, но уже с заметными следами разложения. Я нервно осматриваю его внимательнее и не могу распознать лицо — в него выстрелили несколько раз. Рядом валяется пистолет. Walther P99. Я достаю магазин и вижу, что он пуст. Снова облегчение. В следующей комнате несколько трупов различной степени разложения. С замиранием сердца я изучаю каждый. На них на всех разные повреждения. Кто-то поймал очередь, на ком-то рваные раны от острых клыков. У одного даже разрезы от холодного оружия. Я уже запутался, кто с кем дрался — каждый словно столкнулся с разными врагами. Из оружия, лежавшего здесь, я узнал только StG-44. Снова пустой магазин… «У него кончились патроны и пришлось отбиваться иначе». По лестнице, залитой кровью, я поднимался на второй этаж, обходя труп очередного вампира, повисшего на сломанных перилах. Это какой-то другой вампир, я даже не буду смотреть. В коридоре второго этажа несколько перевёрнутых письменных столов, вытащенных из ближайших кабинетов. Столы были расположены в странном порядке, напоминающем… укрытия? Я направился вдоль них, как вдруг за считанное мгновение меня сбили с ног, и прежде, чем я успел что-то понять, не то что отреагировать — я уже сидел на полу за одним из таких столов, рядом с Феликсом. В порыве радости и облегчения я обнял его и заговорил: — Через какую только херню я не прошёл, чтобы добраться сюда! Реально через огонь, воду и медные трубы. Ну ладно, через воду я всё-таки не прошёл. Не поверишь, куда я сунулся и что видел — ох, блядь, мне просто на всю жизнь этого хватит. Дальше можно сидеть на диване и больше ничего не делать, только рассказывать истории. А ты как ухитрился опять попасться кому-то? Но он не отвечал, и я отпустил его, почувствовав неладное. Он был сам не свой, его взгляд блуждал и словно сканировал местность раз за разом. Я попытался задержать его взгляд на себе и взял вампира за подбородок, однако он продолжал смотреть куда-то сквозь меня. В растерянности я попробовал было подняться из-за стола, но Феликс резко остановил меня, не дав этого сделать. — Оставайся в укрытии. — Почему? Кто-то из врагов ещё тут? Я больше никого не видел, все мертвы, — не понимал я, но ответа не получил. Он выглядел так непривычно в этом причудливом сочетании старой униформы и современного практичного стиля. Я заметил саблю у него на поясе — это плохой признак. И несколько пулевых ранений. Но, похоже, вампиру они не мешали. — Слушай, надо выбираться отсюда, — снова заговорил я, — пока ещё кто-нибудь не прибежал. Пойдём. Я потянул его за руку, но он удержал меня на месте. — Мы не покинем укрытие, — отвечал Феликс со странной решимостью. — Врагов больше нет! Очнись, это пустое здание! — стал нервничать я, и даже попытался приложить усилия, чтобы вытащить его из «укрытия». Но всё бесполезно, я ничего не мог ему противопоставить по физической силе. Ситуация начинала принимать неприятный оборот. Я пробовал уговорить его, и слова не имели ни малейшего эффекта, а попытки куда-то оттащить его или отойти самому — он пресекал, повторяя свою фразу, что мы не покинем укрытие. Неизвестно, сколько он мог бы пробыть в таком состоянии, а ночь не бесконечна… Прямо над нами — открытое окно, освещаемое луной. Я должен что-то придумать до того, как луна сменится солнцем. У меня есть при себе оружие и деревянный кол. Про оружие я даже не желал и думать, а кол… если попробую напасть с ним, это может спровоцировать непредсказуемую реакцию. Не зная, что делать, я сидел и смотрел в пустоту заброшенного коридора. По полу начал наползать туман. Видимость в коридоре падала. Туман приближался, и казалось, от него доносились отдалённые и приглушённые выстрелы. Я не понимал, что происходит, боялся этого тумана, но мой напарник никак не реагировал и по-прежнему не выпускал меня из-за этого чёртового стола. Когда дымка добралась до нас, всё вокруг изменилось. Звучали выстрелы, но одиночные и непривычно громкие. Что-то прогремело несколько раз. Всё в дыму. И трупы вокруг. Люди в военной форме восемнадцатого века. Они лежат так близко, что я могу рассмотреть их оторванные конечности, простреленные животы с выпавшими наружу внутренними органами, искажённые предсмертной болью лица, навсегда застывшие в страдающем выражении. Земля подо мной пропитана кровью. Я повернулся к своему напарнику, чей взгляд оставался таким же отчаянным — похоже, он находился в этом кошмаре задолго до того, как я приехал по указанному адресу в заброшенный дом. — Здесь уже давно некого защищать. Они все умерли двести лет назад, и ты должен это принять. — Мы не покинем укрытие, — с безумным отчаянием повторял офицер, — больше никаких потерь. — Всё давно закончилось! — я вцепился ему в плечи и уставился в глаза, — это иллюзия, кошмарный сон, какие-то очередные признаки Геенны. Ты не можешь никого спасти — ни тогда, ни сейчас. Оставь эти воспоминания, иначе мы застрянем тут до рассвета! — Больше… никаких… потерь. Его голос дрожал, но всё-таки отступать он не собирался, держась за эту мысль как за последнее, что осталось в его угасающем рассудке. Светящаяся фигура возникла перед нами. Неизвестное существо простёрло руки к вампиру. Потусторонний голос отдалённо напоминал Вестников, хоть и отличался от них: — Пусть разум вернётся к тебе, ибо уготовано для тебя последнее испытание. Оставь то, что тяготит тебя, дабы найти искомое. Дым рассеялся. Теперь я нахожусь в полевом шатре. Мужчина средних лет склонился над столом с картой. Его военная форма явно предполагала принадлежность к высшим званиям. И я даже удивился от неожиданности, с какой бесцеремонностью к нему вломился молодой офицер и сразу же начал с повышенных тонов. Они не замечали моего присутствия. А я отметил, что Феликс при жизни сильно отличается от своей вампирской версии. В нём больше эмоций, энергии и какой-то необъяснимой теплоты, хоть он и злится в этот момент. Даже черты лица как будто немного другие. Рассерженный мужчина отвесил ему пощёчину. И офицер не остался в долгу, к моему одобрению. Началась драка, в которой вес и опыт были, к сожалению, не на стороне моего напарника, и вскоре он оказался прижат к столу, где оппонент и принялся его душить. Я даже не успел заметить, как именно всё произошло — как Феликс уже отталкивает безвольную тушу в сторону и вынимает саблю из его живота. Перепуганный офицер несколько мгновений смотрел на содеянное, но потом спрятал саблю в ножны и убежал прочь из шатра. Я остался смотреть, как кровь из убитого растекается по карте на столе… Кажется, там изображена центральная Европа. — Плохо или хорошо, но генерал выполнял свою работу. А я должен был выполнять свою, — услышав спокойный голос, я повернулся к Феликсу. Это уже его вампирская ипостась, наблюдавшая сцену со стороны, вместе со мной. — Что происходит? Неужели… неужели это Страшный Суд?! — Не знаю. Мне известно только, что нужно примириться с прошлым и оставить злость там. Простить тех, кому моё прощение на самом деле не нужно. Но держать обиды сейчас — не имеет смысла для меня. — Это пусть генерал просит прощения. Очевидно, что он виноват — плохо составлял план, а потом ещё покушался на твою жизнь. — Не нам его судить. Я за себя должен говорить. И скажу, что допустил ошибку. Мне нужно было отказаться исполнять приказ. За это полагается расстрел, но тогда моя смерть имела бы значение. Получается, я бы обменял свою жизнь на жизни своих людей. Мог бы принять удар на себя и быть казнённым с достоинством и пользой для тех, кто мне важен. Но вместо этого... всё случилось так глупо. Шатёр вокруг нас сменился лесом. Офицер от кого-то убегает, тревожно оглядываясь. Слышатся выстрелы. И он падает, словно споткнувшись. Его догоняют люди в форме, похожей на его собственную. Он пытается отползти, но получает прикладом по лицу. Я не могу понять их речь — не знаю языка, однако их ненависть явственно чувствуется даже в этом воспоминании. То, что происходит дальше… Более жестокого и отвратительного зрелища я не видел никогда в жизни, и отвернулся, закрыв глаза, не в силах вынести даже один только вид. — Они считали, что это я виноват, как представитель командного состава. Не могу сказать, что они совсем уж неправы в своих предположениях, — услышал я рядом с собой всё тот же нейтральный голос, даже неестественный для такой ситуации. — Этим уродам просто надо было на ком-то отыграться. Напасть на генералов им не хватит яиц, зато издеваться над раненым и приговорённым к смерти — самое то для этих стервятников, — с ненавистью процедил я. — Один из них — мой подчинённый. Я не сумел исполнить перед ними свой негласный долг. Могу понять их недовольство мной. — Какого чёрта?! Ты сделал всё, что мог, и ни хрена больше не должен, тем более этим скотам. — В любом случае, мне нужно простить их. Сейчас это не вызывает особых эмоций — кажется, что всё происходило и не со мной вовсе… Но в тот момент мне было больно и страшно. Что-то подобное чувствует жертва, умирая в клыках хищника. Сначала сопротивляешься, но потом понимаешь, что здесь и закончится твоя жизнь, и становится всё равно, что и как с тобой делают. Просто ждёшь, думая о чём-то другом. В какое-то мгновение промелькнула надежда, что раны не смертельные. Что я ещё смогу пойти на поправку, если переживу этот момент. Но надежда улетучилась, после того, как… хм, мне даже сейчас неловко говорить про одну подробность. — Не говори. Это всё осталось далеко в прошлом, в другой жизни — там, где все эти мрази давно сдохли. Надеюсь, в мучениях. И ни хера ты не обязан их прощать. — Но это нужно сделать… Таково условие. Из дыма соткалось новое видение. Один из тех солдат теперь о чём-то умолял, чуть не плача. Высокий светловолосый мужчина с презрением взирал на него, слушая эти причитания, и в какой-то момент просто свернул ему шею. — Жаль. Стоило устроить более медленную смерть, — высказался я. — Зло воздающее не любит зла более мелкого. Мой Сир — самое сложное в моей жизни. Словно моё тёмное отражение, преследующее повсюду. Знаешь, мне даже казалось вначале, что это моё воображение придумало его. После Становления трудно было уложить в голове всю эту информацию, отличить реальность от иллюзий… Я думал, что нет никакого вампира, обратившего меня. И что я сам свернул шею своему обидчику, а потом придумал себе объяснение, что это сделал кто-то другой. — Да, это создание может свести с ума и заставить тебя думать и не такое. Но я-то со стороны могу заверить: твоей вины ни в чём нет, и второй личности у тебя тоже нет — ну, насколько я могу судить из своих наблюдений. Но если он и правда пытался убедить тебя, что он — твоя вторая личность, то… — Нет, нет. Это было моё собственное необъяснимое предположение. Персонально для меня он не сделал ничего плохого. Просто очень хотелось видеть в нём врага. Мой Сир словно приглашал всячески злиться него, — задумчиво вспоминал офицер, а потом заключил: — мне было нужно это. Сильно хотелось кого-то ненавидеть. Когда выплёскиваешь эмоции на кого-то другого, а не на себя — становится легче. Однако, я считаю, у него не было морального права трогать моих людей. Что бы они ни натворили, не ему их судить. — Твой Сир любит тебя, — вдруг сказал я, — хоть и не признаётся напрямую. Но я вижу по его действиям, сколько времени и сил он уделяет тому, что считает благом для тебя. Я бы никогда не подумал, видя подобное существо, что оно способно на любовь; это чувство вообще должно было отмереть у того, кто живёт целые столетия. На таком отрезке времени, при таких возможностях — казалось бы, больше ничего не остаётся, кроме стремлений к извращённому гедонизму, и то лишь от скуки. А забота о ком-то выглядит аномалией. Он тоже неправильный вампир. Это и стало причиной, почему я решил не добивать его. — «Не добивать»? — изумлённо переспросил Феликс. — О, там та ещё история, и мне не терпится её рассказать. Как только выберемся из этого места… Из ниоткуда вновь появилась светящаяся фигура и задала вопрос: — Оставил ли ты свою злость, простил ли своих обидчиков? — Да, — ответил вампир, — я не держу зла ни на кого из них. — Готов ли ты принять окончательное очищение, освободиться от проклятия и найти вечное умиротворение? — Погоди-ка, — вмешался я, — «вечное умиротворение»? Что это значит?! — Имеющий веру — доверится высшим силам, и будет вознаграждён за веру свою, — туманно ответило существо, уклоняясь от пояснений. Но я уже во всём усомнился. — Как-то не получается верить направо и налево, когда живёшь в мире дерьма. Кто ты — посланник Бога или посланник Дьявола? Что ты предлагаешь как «освобождение от проклятия» — возможность стать человеком? Или смерть? — Не о бренном теле следует тревожиться, а о чистоте своей души. Смерть ли для этого понадобится, или бытие живым человеком — не должен в этом видеть различие тот, кто поистине желает искупления. — «Искупление»?! — разозлился я, — мой друг сделал всё, чтобы оставаться хорошим человеком даже в максимально мерзких условиях. И теперь ты говоришь об искуплении?! О том, что он должен прощать, чтобы заслужить помилование? Что он должен о чём-то покаяться, ради туманной перспективы неизвестно чего? Да покайся лучше ты сам! Вместе с господом Богом, или кому ты там служишь. За то, что вы создали такой мир и нихуя не делаете, пока невинные страдают. А может, это ты — Бог? Так спустись к людям и покайся перед ними за всё дерьмо! Покайся за каждого невинного убитого, проклятого, замученного — покайся за то, что имел все возможности предотвратить зло, но не сделал этого. И пусть люди решают, заслуживаешь ли ты прощения и очищения. На это существо ответило: — Добродетель в смирении, а в дерзости — лишь грех и порок. До конца дней твоих будешь ты видеть Проклятых, но никогда не сумеешь поделиться этим виденьем с другими. Ты сможешь лечить, но не сможешь спасать. Ты сможешь сопротивляться, но никогда не сможешь победить. За силу ты заплатишь своим безумием, пока однажды не превратишься в слепое орудие высших сил. Затем существо обратилось к моему напарнику: — До конца ночей твоих ты останешься Проклятым, и более ничто и никогда не изменит этого. Я лишь успел услышать его крик отчаяния, когда всё закончилось. Дым рассеялся. Я снова в том же заброшенном доме. Феликс лежит у моих ног, на боку, его волосы рассыпались по грязному полу, а пустой взгляд устремлён в стену. Я сел и попытался привести его в чувство, но он не реагировал ни на что. Это было похоже на состояние кататонии, вызванное слишком большим стрессом на этом чёртовом испытании. Я не хотел, чтобы он лежал на грязном полу — и усадил его, прислонив к одному из перевёрнутых столов. Да и сам уселся рядом, чтобы послужить опорой. — Снова лишь мы с тобой, а вокруг темнота и пустота, как в ночь нашей первой встречи. И во многие другие ночи. Меня это устраивает, в общих чертах, хоть и отдельные детали обстоятельств я предпочёл бы поменять. Наверное, мне стоит попросить прощения за мою выходку… не знаю, слышишь ли ты меня. Но… извинения — херня, ведь я же испортил вообще всё. Что толку теперь что-то говорить? Но знаешь, что? Необязательно избавляться от проклятия, чтобы увидеть солнце. Можно достать очень крутой экран с супер-разрешением. Огромный, во всю стену. И включить запись с красивым рассветом, снятым настолько профессионально, что даже в реальной жизни своими глазами никогда такого не увидишь. Экран будет выглядеть, словно панорамное окно, одно большое окно вместо целой стены. Напротив него можно поставить диван и сидеть, смотреть на восхождение солнца хоть весь день. Точнее, всю ночь, но в этой комнате будет день. И даже намного лучше, чем обычный день. Хм… вот только, как бы пронести такой экран в квартиру? Впрочем, не проблема — я куплю загородный дом. Всегда хотел это сделать… И дверной проём там будет такой высоты, чтобы экран проходил с запасом. Я задумался, пытаясь это представить, и даже рукой в воздухе начертил план. — Двери придётся заказывать специально под этот проект. И заранее проектировать комнату с экраном. Да, сумма наберётся приличная. Но ничего — думаю, босс не злится на меня и снова возьмёт на работу, где я непременно попрошу повышения зарплаты с учётом повышения моей квалификации. А если и нет, найду другой способ. Времени до рассвета оставалось не так много. Примерно пара часов ещё есть. А непогода, может быть, подарит дополнительные минуты, задерживая солнце за тучами. Я понимал, что не могу забрать вампира к себе. Мне просто не справиться с ним, если он снова поведёт себя непредсказуемо. Я бережно взял его на руки. Пора уходить отсюда. Епископа уже и след простыл: по дороге к машине было пусто и тихо. Предрассветные часы самые умиротворённые — особенно этот. Когда всё действительно закончилось.

***

Оставив машину у открытых кованых ворот, я нёс своего друга к особняку. Ночной сад преобразился: по сторонам вдоль дорожки прямо в воздухе витали огни неясного происхождения. Это были светящиеся сферы, их свет приглушён, но его достаточно, чтобы видеть дорогу и очертания ландшафта. У разрушенного фонтана меня ждал хозяин особняка, рассевшись на относительно целой части борта. Вампир выглядел уже лучше, а вместо остатков халата на нём была плотная чёрная ткань, обматывающая туловище и части тела. Создавалось впечатление, что только эта ткань и придавала форму, сдерживая тело от повторного распада на части. Я осторожно усадил Феликса напротив него, и его Сир тут же соскользнул с фонтана и устроился рядом, изучая состояние своего потомка и стараясь перехватить его взгляд. Мне показалось, что после этого у моего друга даже появилась некоторая осмысленность. По крайней мере, он сам смог сидеть и сохранять относительное равновесие. — Что у вас там произошло? — последовал закономерный вопрос от старшего вампира. — Я… я предложил Богу покаяться перед людьми. — Неожиданный поворот. Не скрою, мне было бы весьма любопытно услышать подробности. И я рассказал о том «испытании», затем добавив: — Кажется, это был Страшный Суд. Тот самый, к которому должна привести Геенна. Когда то ли ангелы, то ли сам Бог взвешивают твои поступки и определяют, куда тебя отправить и что с тобой делать. Выходит, Геенна уже началась? — Нет, это вряд ли. Напоминает то испытание для вампиров, о котором я говорил. И, благодаря тебе, Феликс не прошёл его, упустив свой единственный шанс. Одобряю — для меня удовлетворителен тот факт, что он остаётся с нашим видом. — Если честно, я тоже так считаю, — сознался я, — после всего… ну, в общем, мне кажется, лучше быть вампиром. Но если бы он стал человеком… и если бы нельзя было обратить его снова. То что тогда? Надеюсь, с твоей стороны его бы не ждало… ну, что-то плохое? — Феликс всегда останется моим дитя. Связь, что образуется при Становлении — не только про кровь. Это нечто большее. Я не могу дать первую жизнь, но могу подарить вторую жизнь после смерти; пусть это лишь подобие настоящей жизни, но все сопутствующие обязательства — такие же. В каком бы состоянии и на чьей бы стороне ни оказалось дитя, родственная связь должна быть превыше всех прочих обстоятельств. Всё остальное — пыль, которую развеет ветер истории, унося в небытие. Словно в подтверждение слов, ветер усиливался, сдувая опавшие листья и разгоняя их с плиток, вымощенных вокруг фонтана. Вокруг шумели деревья и кусты. Старший вампир приобнял своего потомка, отводя в сторону задумчивый взгляд. Я отчего-то вдруг понял, что именно сейчас вижу его истинное лицо. Не то, которое показывали Вестники, позволяя взглянуть на сущность Проклятых. И не то, которое он демонстрировал после пробуждения, встречая незваных охотников с формальной вежливостью. Теперь, когда все маски были отброшены, я просто видел человека, что беспокоился о состоянии своего дитя. — Ему можно как-то помочь? — спросил я. — Надломленный разум не восстановить к первоначальному состоянию. Но облегчить симптомы и привести в относительно здравомысленное состояние — полагаю, возможно. Я найду, к чьим услугам прибегнуть. Но теперь пришло время поговорить и о тебе, — он пристально взглянул мне прямо в глаза, — так или иначе, ты оказал значительную помощь моему потомку и мне. И твои поступки не останутся без благодарности; на этот раз более серьёзной. Ты можешь просить о чём угодно, но лишь одно желание. Если это в моих силах, и не противоречит интересам Шабаша или моей линии крови, я исполню его. — Мне ведь можно будет забрать Феликса, когда ему станет лучше? — Я не удерживаю его. Он и так волен идти, куда пожелает — как только у него появятся желания после получения помощи. «Хм, что же попросить тогда? Первым делом на ум приходит материальное благосостояние… но это надо заработать самому, иначе в чём интерес. Но то же самое касается и всех прочих желаний». — А можно епископа заменить, отправив нынешнего в какой-нибудь другой город, подальше отсюда? — Нельзя противоречить интересам Шабаша, — напомнил вампир об условиях. — Да я думал, это наоборот полезно, избавиться от такого деятеля. Ладно, тогда что-то другое… Например… научи меня стрелять из лука. — Договорились, — слегка улыбнулся он, — когда оправлюсь после первого знакомства с гранатомётом… не очень приятного, зато очень информативного — тогда сможем занять на ночь местный тир. — Ну, если у меня не отвалятся руки стрелять всю ночь. — Стрелять?.. Нет. Первое время — только привыкать к правильной стойке. Это тебе не автомат, одним нажатием не обойтись. — Что, там ещё специальная стойка?! А со стороны выглядело так просто, как будто берёшь и стреляешь, и всё… Ну, тем интереснее будет учиться. И ещё, не в рамках того желания, а просто как дополнительная просьба. Я бы хотел послушать истории, как жилось при дворе средневековых вампирских князей. В свою очередь, чтобы не оставаться в долгу — я могу научить обращаться с компьютером. Начался дождь. Сначала небольшие капли падали на пыльную плитку, но дождь быстро разгонялся до ливня с ветром. — О, это уже другая история, но однажды, не исключено, ты о том послушаешь. А теперь мне пора возвращаться в убежище, покуда из-за промокания одежда не потеряла свои поддерживающие свойства. Без них придётся снова собирать с земли свои кишки и прочие внутренности, — поведал вампир, поднимаясь. — А я уж было испугался, что целая ночь впервые пройдёт без упоминания твоих кишок. — Это была бы прискорбная ночь, ведь мой богатый внутренний мир достоин обсуждений на любых мероприятиях, скрашивая светские беседы. Он взял Феликса на руки и уже направился к убежищу, но я ещё задержал его вопросом: — Могу ли я остаться тут? — Особняк не подготовлен для проживания смертных. Кроме того, где-то в коридорах продолжают бродить мертвецы, которых я взял из бункера. Едва ли ты захочешь снова столкнуться с парочкой таких в процессе поиска уборной. — Зато искать уборную больше не придётся. — И я бы не рекомендовал находиться в досягаемости вампира с нестабильным поведением. Я лишь кивнул. Я сделал всё, что мог — по крайней мере, на сегодняшнюю ночь. Отвесив лёгкий прощальный поклон, ночное создание со своим потомком отправилось ко входу в особняк. Когда вампир уходил, огни плавно угасали за его спиной, а стена дождя, словно мистическая завеса, разделяла два мира — опасный и таинственный мир, где правят ночные хищники, и обычный мир, в котором я остаюсь сейчас, с наступлением рассвета. Я провожал взглядом это прекрасное и величественное существо, идущее столь непринуждённо, словно у него не было тяжёлых ранений. Если бы я не знал, что вампиры способны чувствовать боль, то ни за что и не предположил бы. «Так кто же победил в итоге?» — задался вопросом я, ещё ненадолго задержавшись под ливнем в опустевшем саду, — «наверное, мы все проиграли, каждый по-своему. Но при этом что-то приобрели. А жизнь продолжается».

***

Несколько ночей спустя я встретил незнакомого вампира в переулке под высокими каменными стенами старых зданий. Я застал его в процессе приёма крови из шеи какого-то прохожего, находящегося без сознания. — Поел и хватит, кушать надо аккуратнее, — посоветовал я. Вампир резко обернулся ко мне с окровавленной мордой и оскалился, выпуская жертву из рук. — Ого, впервые вижу такую дерзкую еду. Я пожираю кого хочу и осушаю до последней капли, потому что это моё право, как… — Ни слова больше, я уже узнал шабашитскую риторику. Ну а кому ещё тут быть — кажется, ваших идейных оппонентов уже выбили из города с концами. — Кто ты, и откуда знаешь про нас?! — Я?.. Я инквизитор. — Ха, пиздишь, мужик — какой ты, на хер, инквизитор? Где твои кресты, святая вода и ряса? Я тебя размажу и даже сил не потрачу, а из твоих останков сделаю… Но он не успел рассказать о своих планах — его болтовню прервал мой сорок четвёртый калибр. Тело с простреленной черепушкой принялось быстро разлагаться. — Да кому нужны две перекрещенные палки? — задал я риторический вопрос, — Бог не поможет. А вот магнум реально работает, и удивительная несправедливость в том, что ему никто не поклоняется. Я поднял с земли журнал, выпавший из моей сумки, пока я выхватывал револьвер. Журнал открылся на странице с описанием большого экрана и ценой, состоящей из немалого количества цифр, в основном нулей. Я отряхнул журнал и сложил обратно в сумку. А затем зашагал прочь, достав телефон и набрав номер. — Алло, босс? Вам тут не нужен сотрудник с хорошим релевантным опытом?