Ты и я против (нас)

      – Я же мужчина, почему я себя так чувствую?! Почему?!       Доён посмотрел на него с кровати большими глазами. Он слушал его всё это время молча. И теперь тоже молчал. А Тэёна раздирало изнутри – в клочья, в кровь. Голова разрывалась на сотни кусков, и ему было уже никак их не собрать. Действительность давила прямо на виски, будто пыталась проломить череп. Она тыкала ему в нос этой невыносимой, неперевариваемой правдой, которую он откашливал и отхаркивал постоянно. Правда была простая, всё та же: он и Джэхён просто занимались сексом четыре года, а теперь они просто игнорируют друг друга.       Но почему, почему тогда плохо настолько, что хочется размазать самого себя по стенке?!       В тот вечер Доён пришёл явно зря. Тэён думал, что запер дверь, но она закрылась не полностью, и Доён смог войти сам. И он вошёл именно тогда, когда Тэёна скрутило, сложило в пополам. Он стискивал зубы, упираясь лбом в колени, обнимая их так, что на руках выступили вены, сжимая запястья пальцами до такой степени, что кожа побелела. Доён сначала побледнел, спросил, что случилось. Тэён, подняв на него наверняка покрасневшие влажные глаза, не смог даже разжать челюсти, чтобы ответить. Но Доён выдохнул чуть слышное «О боже мой, Тэён-а» и сел на кровать. Сквозь пелену перед глазами Тэёну показалось, что лицо Доёна выражает сочувствие, жалость. И он разозлился. Разозлился на самого себя. Если его жалеют, значит, он жалкий? Ещё этого ему не хватало!       Он вскочил с геймерского кресла. Кресло повернулось за ним вслед по инерции – он сдержался, чтобы не пнуть его, потому что оно его тоже разозлило. Он начал ходить из стороны в сторону. Ему почему-то подумалось: наверное, так себя ведёт раненное животное.       Он ходил так какое-то время. Доён подобрал ноги под себя, сел на кровати ближе к стене и молча следил за его метаниями. Потом Тэёна как будто прорвало. Он начал говорить бессвязно, безостановочно. С языка срывалось первое, что приходило в голову. А ведь Доён его даже не спрашивал ни о чём! Тэёна жгло стыдом за то, что он выворачивал перед Доёном своё мерзкое, грязное нутро. Он из последних сил пытался фильтровать свой поток хоть сколько-то, чтобы не выдать слишком личные подробности, которые Доёну слышать точно не нужно.       – Я не должен всего этого чувствовать, Доён-а, – прошептал Тэён, чувствуя, что губы сводит судорогой; Доён моргнул в ответ, глядя на него снизу вверх. – Я ведь правда не должен?! Ну почему, почему всё… почему всё так?!       Тэён запустил руки в волосы, шагая дальше. Окружение сливалось в цветные полосы; он уже не понимал, в какой части комнаты он находится. Краем глаза он выхватывал серое пятно на кровати – Доёна, – и ориентировался по нему. Один круг, второй, третий… Он сжимал зубы крепче, стискивал руками переполненную мыслями голову.       – Почему я об этом думаю снова, Доён-а? – спросил Тэён шёпотом, заставляя себя остановиться перед Доёном. – Почему, а?       – О чём ты думаешь? – спросил Доён очень тихо; его голос показался до ужаса адекватным, каким-то нереально спокойным; как будто пока внутри Тэёна разверзалась бездна, Доён жил в дзеновском саду. Тэён напрягся, чтобы не броситься нарезать круги снова. Ему нужно было подумать. Он ухватился за вопрос Доёна как за точку стабильности во вселенной хаоса.       – О том, почему я такое ничтожество. Почему он, получается, не ничтожество. О том, почему внутри меня крутятся все эти тупые чувства… Ненавижу!       Он сжал кулак. Кулак почти ударил его в грудь, туда, где болело больше всего. Но он сдержался в последний момент, чтобы не выглядеть ещё хуже и не пугать Доёна. Ему не хотелось превращаться в глазах близкого друга в неадекватного конченного придурка, больного на всю голову.       – Ты не ничтожество, Тэён-а, – сквозь гул мыслей послышался спокойный, негромкий голос Доёна, заставив Тэёна повернуться к нему лицом. – Ты осознал свои ошибки. Ты раскаялся. У тебя получится измениться, вот увидишь. Чего ты хочешь, Тэён-а?       Тэён моргнул, нахмурился, пытаясь сосредоточиться.       – Я хочу… Я хочу через несколько лет найти хорошую женщину и жениться. Хочу, чтобы у нас была хорошая семья. Чтобы родилась дочка. Или сын. Или даже несколько детей…       Он посмотрел на Доёна. Доён улыбался ему странной улыбкой, в которой смешивались в равных пропорциях жалость и умиление. Улыбка казалась неестественной, будто приклеенной к побледневшим губам.       Наверное, Доён просто понял, что всё это – это одно огромное враньё?..       Ведь если заглянуть чуть глубже, набраться смелости, задержать дыхание и опустить голову в эту гулкую, поросшую льдом бездну, то можно увидеть только позорные, достойные одного лишь презрения желания.       Ведь на самом деле Тэёну хотелось совсем не этого.       Если бы он мог быть максимально откровенным с Доёном, он сказал бы совсем другое. Ему хочется продолжать и дальше заниматься с Джэхёном сексом, чувствовать его член везде, отдаваться ему снова и снова, напитываться его жадностью, его безудержной страстью, обжигаться об его желание, глотать его сперму в тысячный раз, показывая ему белёсый язык, позволять ему складывать себя в пополам, изгибаться под ним, быть для него идеально-послушным, стонать, стонать, стонать. Ему хочется, чтобы Джэхён вытрахивал из него все мозги, чтобы кончал всегда в него – много, так, чтобы из него вытекала сперма, – чтобы впивался в кожу губами и зубами, чтобы оставлял вызывающе-яркие засосы везде-везде-везде, чтобы затыкал своим членом рот и не давал даже начинать думать, чтобы входил в саднящую задницу по самые яйца и выбивал пустоту из груди, чтобы использовал его тело так, как ему только вздумается, чтобы каждая частица тела принадлежала одному только ему, одному только Джэхёну. Ему хочется снова испытывать неописуемое удовольствие вместе с Джэхёном, синхронно, в унисон, а потом открывать глаза и видеть буквально полсекунды в его лице то, что не читается, не переводится в слова. Что-то такое, отчего мир Тэёна всегда переворачивается и каждый раз его ось смещается на сотые доли градуса. Что-то, что у Тэёна никогда не получалось рассмотреть за все эти годы. Что-то, что, – он уверен, – в такие моменты есть и в его собственном лице… Ему просто хочется, чтобы этой боли, которая перемалывает всё его существо в пыль, никогда и в помине не было. Ему просто хочется, чтобы всё это поскорее закончилось. Ему хочется…       – Я тебе наврал, Доён, – сказал он, закрывая лицо ладонями. – Я хочу совсем не этого. Я хочу нормальной жизни. Мне больше не надо ничего, правда. Я честен с тобой сейчас.       Он тяжело упал на кровать рядом с Доёном, всё так же пряча лицо в руках. Ему не хотелось смотреть Доёну в глаза. Доён не знал в своей жизни таких страстей. Конечно, на его долю выпадали разные испытания. Но к счастью, никогда Доён не делился с Тэёном подобными позорными историями.       И Тэён чувствовал, что ему необходимо рассказать Доёну ещё кое-что. Что-то, что он не собирался рассказывать никому. Но он больше не мог сдерживаться. Он знал, что если он произнесёт слова вслух, то почувствует себя так, как будто ему отвесили звонкую, хлёсткую пощёчину. Так ему и надо, поделом!       – Доён-а, – позвал Тэён тихим, каким-то не своим голосом и убрал руки от лица; Доён пересел к нему ближе и смотрел прямо в глаза. – я… мне надо тебе кое-что сказать.       – О боже мой, – прошептал Доён; его глаза снова стали больше.       – Я был у него недавно, – Тэёну показалось, что он произнёс эти слова одними только губами.       – В каком смысле? – Доён наклонился к нему, заглядывая в лицо.       – В том самом, Доён, – Тэён смотрел в угол комнаты и видел только размытые цветные пятна, ничего конкретного. – Я не выдержал, сорвался. Пришёл к нему. И мы потрахались.       – О боже мой, – повторил Доён, на этот раз ещё тише. Тэён зажмурился: по правой щеке будто хлестнули раскалённым металлом. В голове упрямо, с раздражением стучала одна и та же фраза: «Так тебе и надо!»       Джэхён был прав: он самая настоящая блядь.       – Наверное, у меня совсем не осталось стыда… Я чувствую себя грязью. Я просто потаскуха какая-то, которая спит и видит…       – Не надо, не надо, – голос Доёна начал баюкать, а потом его руки прижали Тэёна к его плечу. Тэён уткнулся носом в его толстовку, затыкая себе рот, чтобы не продолжать. Наверное, Доёну неприятно всё это выслушивать? Ведь он нормальный человек, а не ходячий позор, как Тэён. Доён держал его крепко, гладил по волосам. Они вели себя так друг с другом очень редко, лишь когда случалось что-то исключительно плохое.       Ха, Тэён слез с члена Джэхёна и теперь убивается – великое, надо подумать, горе!       Если бы Тэён мог плюнуть себе в лицо, он бы уже давно плюнул раз десять и надавал бы столько пощёчин, чтобы вся эта дурь вылетела из головы навсегда.       Кулак сжался снова. Но Доён прижал его к себе ещё теснее, начал покачивать из стороны в сторону, что-то нашёптывая, и Тэён вдруг начал расслабляться. Он опустил голову ниже, чтобы из-за Доёна его не было видно вообще никак. Он сжал веки, надеясь, что толстовка Доёна не намокнет.       – Я слышал, что такое бывает, – заговорил Доён громче, не отпуская Тэёна ни на секунду и раскачивая его, как колыбель младенца, мягко и осторожно. – Что люди иногда возвращаются друг к другу, даже когда всё вроде бы кончено. Видимо, так устроена жизнь, даже если нам это не очень нравится… Вся наша жизнь состоит из борьбы и преодолений, Тэён-а, ты же знаешь. Возможно, этот… этот соблазн – это и есть твоё испытание? Я уверен, что когда всё это останется в прошлом, ты станешь более сильным и более зрелым. Ты поймёшь что-то в жизни, узнаешь что-то про себя. Не клейми себя, пожалуйста. Ты ещё будешь счастлив, я это знаю точно. Мы все будем счастливы, мы это обязательно заслужим.       Тэён не понимал, откуда в Доёне, после всех этих лет жизни айдола, берётся даже не оптимизм, а самая настоящая надежда. Возможно, он просто хотел утешить Тэёна, включить для него свет в конце тоннеля хотя бы на пару секунд. Тэён это ценил. Ценил, хотя и не верил. Да, они все усердно трудятся, честно работают. Но Тэён точно не заслужит счастья. Разве что в следующей жизни – и то, если он умудрится не нагрешить ещё где-то.       – Я думаю, – заговорил Доён, помолчав немного. – что это не очень страшно, что ты и он опять сделали это. Вы просто немного сбились с пути, послушали зов плоти. Люди неидеальны, и мы все иногда поддаёмся примитивным чувствам. Не зацикливайся, Тэён, я прошу тебя. Я вижу, насколько тебе сейчас тяжело. Не нужно делать себе ещё хуже. Тащи только ту ношу, которая тебе даётся, и не накидывай на неё ничего сверху.       – Откуда тогда все эти чувства, Доён? – спросил Тэён, не поднимая головы. – Они такие, как будто… Ведь не может быть боли от похоти, правда? И грусти тоже не может быть?..       Доён, прижав его к себе ещё крепче, вздохнул тяжело.       – Я не знаю, Тэён-а.       Они замолчали на какое-то время.       – Может быть…       – Что может быть? – ухватился Тэён; он ещё не знал, за что именно, но тот факт, что Доёну есть, что добавить, почему-то дал ему какую-то странную, совсем неуместную надежду.       – Я, конечно, не знаю… Но может быть… а что если это не похоть?..       Тэён приподнял голову, чтобы выглянуть из-за плеча Доёна хотя бы чуть-чуть. Окружение всё ещё оставалось приглушённым, будто монохромным, но вернуло себе прежнюю чёткость.       – А что это тогда?..       – Я не знаю, Тэён. Не представляю… Но мы ведь не знаем о жизни всего… Кто знает, может быть, мы, люди, всё своё существование трактовали жизнь совсем не так, как нужно. Вдруг мы заблуждались и всё ещё заблуждаемся в чём-то? Нам ведь не дано постичь правду целиком. Мы можем только пытаться. Вдруг некоторые вещи на самом деле не такие, как мы привыкли думать?       Доён замолчал, снова вздыхая. Тэён покивал, обнимая его обеими руками. Пока он слушал Доёна, буря внутри начала постепенно стихать. Теперь к нему постепенно, очень медленно, но всё-таки возвращалась ясность мышления.       – Спасибо тебе, – прошептал Тэён и похлопал Доёна по спине. Доён отпустил его и посмотрел ему в лицо. Теперь Доён казался усталым, немного вытрепанным. Тэёна уколол стыд, но он сразу же отпустил его, чтобы не ворошить дурные чувства заново.       – Что бы ни случилось, Тэён, – заговорил Доён серьёзно, глядя прямо в глаза. – я всегда буду рядом и останусь твоим другом. Какое бы испытание ни было бы для тебя уготовлено, я всегда буду готов разделить с тобой твой путь. Для этого и нужны друзья.       – Я сделаю для тебя то же самое, что бы ни случилось. Даже если мы будем находиться далеко друг от друга, я всегда буду рядом, – прошептал Тэён, чувствуя, как горло сжимается; в последнее время его нервы никуда не годились, совсем. – Спасибо, что терпишь меня и… всё это тоже терпишь. Прости, что был груб с тобой до этого. Я ценю нашу дружбу, правда.       Доён улыбнулся. Улыбка тоже показалась усталой, но была явно искренней. От неё у Тэёна потеплело в груди, и он улыбнулся в ответ. Доён похлопал его по плечу.       – Всё будет хорошо, Тэён-а. Не сразу, но будет. Я в тебя верю.       Вскоре Доён ушёл в свою комнату. Тэён заверил его, что с ним всё теперь в порядке. На этот раз он почти не соврал: ему действительно стало лучше, но, конечно, настолько быстро прийти в себя полностью не получится. Когда он остался один в комнате, ему захотелось размяться, подышать свежим воздухом. На часах уже было начало первого, а значит, все либо спали, либо сидели по своим комнатам. Тэён достал из ящика в столе пачку, в которой осталось совсем немного сигарет, накинул тёплую куртку и пошёл вниз.       Он свернул за угол, туда, где он точно не попадал в обзор камер слежения. Он сел на корточки и закурил. Табачный дым закручивался в светлые узоры на фоне ночной темноты и по-прежнему был неприятным на вкус, но по-прежнему привязывал его крепче к действительности.       В голове наступил полный штиль, и это было хорошо. Тэён успокаивался, отдыхал. Отдалялся от источника недавней бури. Видимо, пока что ему доступен только такой вариант решения проблемы…       Он не сразу услышал голоса. Они доносились из темноты и разговаривали негромко, как будто таясь. Тэён, сидя в тени, затушил сигарету о бетонную опалубку, чтобы не привлекать к себе внимания, и замер. Ему не было нужно, чтобы его видел хоть кто-то.       Буквально через минуту мимо него прошли две фигуры. На этот раз он узнал их сразу – это были Джено и Джемин. Теперь они шли налегке, болтая о чём-то. Тэён тяжело сглотнул, когда ему показалось, что они держались за руки, переплетя пальцы так, как будто их ладони были созданы друг для друга. Джено и Джемин его явно не заметили и прошли дальше. Они остановились на другом участке, не попадавшем в обзор камер – все артисты знали такие «тайники» наизусть, – и продолжили разговаривать там. У Джемина во рту был леденец, палочка которого шевелилась, пока он что-то говорил. Джено смотрел на него внимательно, улыбался уголками губ и кивал. Потом Джено достал леденец у него изо рта, и дистанция между ними сократилась до минимума.       Сердце провалилось в желудок и сразу же подпрыгнуло к самому горлу.       Они целовались.       Поцелуй был медленным, как будто у них на следующий день не было расписания и им не нужно было вставать по будильнику. Джемин обнял Джено за талию, а Джено придерживал его за подбородок. У Джемина подрагивали ресницы, а Джено смотрел на него из-под полуприкрытых век. Тэёна накрыло ледяное осознание того, что он и забыл, что кто-то целуется с открытыми глазами, а кто-то – с закрытыми; ему стало ещё больше не по себе, когда он не смог вспомнить, к какой категории относится он сам. Он отвлёкся от размышлений, когда Джено положил обе ладони на лицо Джемина, обнимая так мягко, как будто Джемин был фарфоровым. Джемин в ответ прижал его к себе ещё крепче, склоняя голову набок. Когда они чуть отдалялись друг от друга, уличный фонарь играл бликами на их влажных губах. В какой-то момент Тэён увидел, как в рот Джемина проскользнул язык Джено, отчего в низу живота потеплело. Джемин хмыкнул, и поцелуй стал чуть быстрее, чуть горячее. Они как будто соревновались, целовались наперегонки. Пальцы Джемина скользнули под край куртки Джено. Оставив на губах Джемина пару лёгких, невинных поцелуев, Джено почти сразу же отстранился.       Теперь Джемин обнимал Джено за шею, а Джено переместил руки ему на талию. Они смотрели друг другу в глаза, улыбаясь мягко, спокойно, так, словно на свете больше никого не было, кроме них двоих. Они казались очень счастливыми… и, наверное, очень влюблёнными. Джемин играл с торчавшими из-под бейсболки волосами Джено. Они молчали, лишь изредка почему-то не то хмыкали, не то фыркали. Джено слегка раскачивал Джемина в своих руках из стороны в сторону и чмокал его то в щёку, то в лоб, то в подбородок, то где-то за ухом, отчего Джемин ёжился и начинал тихо хихикать.       – А-а-а, Джено-я, – засмеялся Джемин, когда Джено, видимо, прикусил его за кожу. – Перестань, ты же не собака. Ты меня обслюнявил.       Джено сделал большие собачьи глаза. Джемин мурлыкнул и поцеловал его в кончик носа.       – Собачий нос, – сказал Джемин задумчиво, как будто самому себе, и постучал кончиком пальца по его носу. Джено поморщился игриво, и Джемин убрал палец, чтобы снова обнять его за шею, немного повисая.       – Я тебя очень люблю, Джемин-а.       У Тэёна сжалось в груди. Он не смог ни вдохнуть, ни выдохнуть.       – Я тебя тоже люблю, Джено-я. Даже несмотря на твои собачьи замашки.       Они оба посмеялись негромко. А потом начали целоваться снова, всё так же медленно, но уже явно более глубоко. Джено сопел тяжеловато; его цепкий захват на талии Джемина спустился чуть ниже. Джемин, перехватив между пальцев свой леденец, поглаживал его лицо свободной рукой. Казалось, они растворились друг в друге – полностью, до последней капли, стали единым целым.       Тэён почувствовал, что щёки начали гореть.       Они оторвались друг от друга нехотя, соприкасаясь губами снова и снова, как делают люди, говоря: «Ну этот точно последний». Какое-то время они молчали. Вдруг Джено резко подхватил Джемина где-то под ягодицами, поднял его в воздух и закружил на месте. Джемин, схватившись за его плечи, придушенно засмеялся, явно стараясь сдерживаться и не шуметь. Когда Джено поставил его обратно на землю, Джемин сразу же навалился на него, чтобы снова обнять за плечи. Рука Джено легла ему на талию, ласково поглаживая, хотя через пуховик он едва ли что-то мог почувствовать.       В тот момент Тэён резко спохватился: получается, он подсматривает? Но ведь он не специально. Если бы он попытался уйти тогда, когда появились Джено и Джемин, он бы наверняка их спугнул. А так… Так он дал им побыть немного вместе, не прячась ни от кого и не опасаясь того, что их могут сдать в менеджмент.       Тэён задумался. Почему-то эти мысли показались странными.       Он очнулся, когда Джемин шепнул Джено что-то про какой-то фильм. Джено кивнул, и они, держась за руки, пошли в сторону входа в общежития. Тэён слышал, как дверь за ними закрылась тяжело, но почти бесшумно. Он подождал ещё немного, чтобы они успели подняться вперёд него, и достал из кармана куртки карточку-ключ.       Лёжа у себя в кровати, он не мог перестать думать о том, что увидел. Неужели то, что связывало Джено и Джемина, тоже было похотью? Они явно заботились друг о друге, и не только как братья. И то, как они смотрели друг другу в глаза… не находилось другого слова, кроме слова «нежность». От этого слова Тэёна часто коробило. Оно буквально заставляло его плечи передёргиваться непроизвольно. Он относился к нежности спокойно, если речь шла о семье, об отношениях родителей и детей, братьев и сестёр. Но вот возлюбленные… Ему это не очень нравилось. Хотя он понимал, что нежность между любящими людьми закономерна и ожидаема.       Любящими людьми…       Тэён перевернулся на бок, лицом к стене.       Ему до сих пор было не по себе от того, что он услышал, как Джено и Джемин признались друг другу в любви. Конечно, это было далеко не первое признание – скорее, это было напоминание. Неужели это правда могла быть любовь? Между двумя мужчинами? Ведь так не бывает. Так быть не должно. Может быть, на самом деле между ними нет никакой любви, а то, что они называют любовью, – это всего лишь заблуждение юности? Как в подростковом возрасте, когда кажется, что любишь человека до смерти и на всю жизнь, а потом, уже в зрелости, посмеиваешься над самим собой, думая, что в те годы маялся ерундой. Джено и Джемину, наверное, было лет по двадцать. О какой серьёзной любви может идти речь? Так, игры, флирт, гормоны. Они ведь просто играют друг с другом в любовь, вот и всё. Потом, когда им будет тридцать лет, они оглянутся на это время и подумают, что зря вели такой образ жизни. Они женятся, заведут детей. Хотелось бы верить, что станут уважаемыми, честными и хорошими людьми. И уже больше не будут иметь ничего общего с теми ребятами, целовавшимися тайком на улице.       Тэён поддел заусеницу, отодвинул её даже слишком далеко. Теперь она мешала, торчала по-дурацки. Он попытался обкусить её зубами, но остался жёсткий пенёк. Он нахмурился.       Перед глазами мелькали образы, словно на повторе. Джено кружил смеющегося Джемина; Джемин гладил Джено по лицу; они смотрели друг другу в глаза. Тэён пытался прислушаться к себе, чтобы понять, что именно он увидел. Он не понимал, как такое возможно, но мозг отказывался клеймить Джено и Джемина развратниками. Это слово им совсем не подходило, никак с ними не сочеталось – равно как и слово «похоть». Сколько бы Тэён ни вспоминал их поцелуи, объятия и взгляды, он не мог увидеть в них ничего похотливого или развратного.       Он видел только любовь. Обыкновенную любовь, как в кино, как в книгах. Как в жизни. Как между мужчиной и женщиной.       Тэён нахмурился глубже, чувствуя, что брови почти сошлись над переносицей. Он сказал себе перестать думать об этом и заснуть поскорее, потому что на следующий день было запланировано много дел.       Засыпая, уже теряясь между сном и действительностью, он увидел размытый образ.       Ночью, во дворе рядом с общежитием Джэхён, подхватив его на руки и подняв его высоко над собой, кружился на месте. Они оба смеялись, и звук отходил от стен гулким эхо, но всё равно оставался ярким, полным и радостным, похожим на детский смех. Потом Джэхён остановился и аккуратно опустил Тэёна обратно на землю. Всё это время они не теряли физического контакта друг с другом, соприкасаясь постоянно, каждую секунду. Когда их взгляды поравнялись, они, улыбаясь широко, подались друг другу навстречу…       Всё тело дёрнулось, как от резкого толчка. Тэён осмотрелся в темноте, пытаясь сообразить, что случилось и случилось ли вообще. Комната казалась всё такой же тихой, спокойной. Вздохнув, он перевернулся на другой бок и попытался заснуть опять.