Ты и я против (нас)

      – Это самый настоящий бред…       Тэён перевернулся с одного бока на другой, лицом к стене. Злость пульсировала в теле, разгоняя сердце и не давая уснуть. Он никак не мог найти удобное положение. Матрас как будто стал жёстким и неровным. В комнате становилось душно, хотя окно было приоткрыто, и из него тянуло прохладой с ночной улицы.       Он всё ещё не мог переварить то, что случилось за последние несколько дней.       Его озадачило сообщение Кейко, в котором она предлагала контакты какого-то колдуна. Тэён верил в проклятья, но не верил в колдунов. Ведь если есть колдуны, значит, есть и магия – чёрная или белая, уже не так важно. А магии было место только в фильмах или книгах, но точно не в настоящей жизни. Резко он понял, что их взгляды на жизнь, возможно, расходились в критических точках. Следовательно, можно ли было верить в то, что она сказала той ночью? Уверенность в том, что нашёлся более-менее верный путь, разрушилась. Он снова был сбит с толка, не понимал, куда податься. Логика Кейко, её рассуждения показались убедительными, но теперь он начал сомневаться во всём. Ему, однако, не захотелось перестать с ней общаться, что было немного удивительно. Он понял, что на приятельскую болтовню его вполне хватит и что ему нравятся их беседы ни о чём, со смешными картинками и личными фотографиями без ретуши.       Вторым пунктом шёл Доён. Это случилось буквально несколько часов назад. Вместе они пошли погулять по магазинам и поужинать в любимом ресторане после. Тэёна уже какое-то время глодала мысль о том, что он так и не рассказал Доёну хотя бы часть того, что случилось между ним и Джэхёном во время и после поездки в сад тюльпанов. Он не считал своим долгом отчитываться перед Доёном о каждом своём шаге. Но ему было больше не с кем поделиться. К тому же, Доён всё-таки проявлял интерес к этой истории.       Однако реакция Доёна оказалась совсем не такой, на какую Тэён рассчитывал.       – Погоди… В каком смысле «что-то произошло»? – Доён перешёл на шёпот и подался вперёд, видимо, пытаясь исключить возможность утечки деталей. Тэён проглотил кусок рыбы, и тот чуть не застрял поперёк горла. Сделав глоток воды, Тэён ответил так же тихо:       – То, что вроде как не должно было происходить.       – Вы что, опять…? – Доён указал глазами на свой пах. Ладони сразу же вспотели, и Тэён положил руки на колени. Почему-то он испытал облегчение от того, что он не оправдал самых страшных опасений Доёна.       – Нет, ты что. Ничего такого.       – Тогда что, я не понимаю?       В голове промчались обрывки воспоминаний: поцелуй в саду тюльпанов, прикосновение носа к носу, укус за бедро, объятие в прачечной. Но говорить всё это Доёну было нельзя – это же стыдно, это же самый настоящий позор. У него даже язык не повернулся бы озвучить хотя бы одно из этих воспоминаний, даже перед Доёном.       – Что-то… что нельзя назвать ни братским, ни дружеским, – пробормотал Тэён, не поднимая взгляд. Прямо сейчас смотреть Доёну в глаза стало сложно. Всё лицо начинало разгораться.       – Вы… – а потом Доён произнёс одними губами, артикулируя даже слишком хорошо: «поцеловались?».       Тогда Тэён уже абсолютно точно покраснел во всё лицо. Поджав губы, он покивал коротко. Потом он услышал, как Доён выдохнул напряжённо и протяжно. Тэён поднял взгляд – Доён смотрел сквозь собственную тарелку и массировал лоб двумя пальцами. Внутри Тэёна всё сжалось. Ему подумалось, что он рано радовался. Видимо, в списке страшных опасений Доёна секс разделял пальму первенства с поцелуями.       – Прости, если я скажу что-то резкое. Я сейчас очень, – Доён сделал акцент на слове и даже сделал паузу. – стараюсь выбирать слова. Но мне сложно.       – Это почему? – спросил Тэён каким-то бестолковым, полным вины голосом. Ему не нравилось разговаривать с Доёном так, будто бы у них была некая договорённость, которую он нарушил.       – Потому что, Тэён-а, ты мне сам сказал: «я хочу жить нормальной жизнью, я хочу семью, я хочу жениться и хочу детей», – процитировал Доён; Тэён не ожидал, что Доён слушал его настолько внимательно. – А сам ты что делаешь? Ты же возвращаешься назад, Тэён-а. Тебя тянет назад, и ты идёшь, как пони на верёвочке. Ты должен сопротивляться, ты же знаешь. И ты же хотел исправить ваши отношения с Джэхёном, чтобы не рисковать репутацией и карьерой.       Тэён промолчал. Он смотрел на свои руки под столом, крепко сжав челюсти.       – Ты же так дров наломаешь, Тэён. Ты потом просто ни за что не разгребёшься, – продолжал Доён, уже чуть спокойнее, но с прежним нажимом. – Вы помирились, наступила какая-то гармония. И не надо её рушить. Оставь эту историю в прошлом, я прошу тебя.       Тэён сжал челюсти ещё крепче. Ему стало противно слышать назидания от Доёна. Ведь, в конце концов, Доён не имел ни малейшего представления о том, что происходило все эти годы. Доён никогда не спал с мужчинами, и потому он не понимал, насколько это опасный наркотик, заставляющий возвращаться снова и снова. И к тому же, Доён теперь почти что встречался с Хинатой – Тэён, видимо, опустился в его понимании на ступень ниже. Ну конечно же, Доён доказал самому себе, что с ним всё в порядке; Доён делал то, что общество одобряло и поощряло. А Тэён был не такой. Он был бракованным, второсортным. И ему было мерзко слушать нравоучения от того, кто стоял выше него, кто уже обеспечил себе безопасное, приемлемое во всех смыслах настоящее или даже будущее.       Злость начинала закипать. Но Тэён разжал челюсти и сказал:       – Ты прав, да.       Третьим и последним пунктом шёл недавний разговор Джонни и Джэхёна. Тэёну очень не понравилось, что Джонни выставил его манипулятором. Хоть он сказал это совершенно неагрессивно, как будто само собой разумеющееся, Тэёну всё равно было неприятно, что про себя Джонни повесил на него этот оскорбительный ярлык. Особенно если учитывать тот факт, что Джонни не общался с Тэёном настолько близко, чтобы иметь право говорить о нём подобные вещи.       Устав ворочаться с боку на бок, Тэён встал с кровати и пошёл на кухню. Он не стал зажигать свет. Он просто сел на стул, поставив перед собой стакан воды, и уставился в одну точку. Ему очень хотелось, чтобы мысли хотя бы иногда если не останавливались, то хотя бы замедлялись. Но он знал, что надеется зря и такого не будет. Возможно, не будет никогда…       Послышался какой-то отдалённый звук. Тэён резко распрямился, пытаясь понять, что только что услышал. Звук начал проясняться и нарастать – это были чьи-то шаги. Тэён посмотрел в тёмный коридор, пытаясь различить в черноте хоть что-то. Вдруг в дверном проёме замерла фигура.       – Тэён? – спросил голос Джэхёна очень удивлённо.       – Это я, – отозвался Тэён негромко. Сердце снова забилось быстро, ещё быстрее, чем до этого. Тэён не помнил, когда в последний раз видел Джэхёна в течение дня, ведь они с Доёном уехали вскоре после двенадцати часов. И он не представлял, каким было личное расписание Джэхёна. Однако, поскольку глаза привыкли к темноте, Тэён увидел, что Джэхён одет не в пижаму, а в рубашку и брюки. Так он одевался только тогда, когда ему нужно было съездить по делам. Тэён уже открыл было рот, чтобы спросить, откуда это Джэхён вернулся так поздно, как Джэхён прошёл мимо, и нос Тэёна уловил совершенно тонкий незнакомый запах, отдалённо напоминающий женские духи.       Теперь сердце упало в желудок, отяжелело. Тэён подпер кулаком висок, следя за Джэхёном взглядом, как Джэхён подошёл к холодильнику и начал что-то искать. Тэён не мог видеть его лица, только спину, но ему было достаточно и этого, чтобы почувствовать, как внутри начал закручиваться самый настоящий вихрь.       Знать, что Джэхён ходит на свидания с женщиной и возвращается за полночь – это одно. А видеть собственными глазами, как Джэхён приходит в общежитие, только что проведя в постели с женщиной несколько часов – это, оказывается, совсем, совсем другое. И Тэён был совершенно не готов к этой разнице, буквально бьющей наповал.       Пока Джэхён ел то, что нашёл в холодильнике, Тэёну вдруг вспомнилось, что они уже оказывались в очень похожей ситуации. Только тогда всё было наоборот: это Тэён переспал с женщиной и возвращался поздно ночью, а Джэхён, по всей видимости, не мог уснуть, не удостоверившись, что Тэён вернётся. И теперь Тэён начал понимать, почему тогда Джэхён был в ярости. Потому что сейчас внутри него поднималась очень похожая злоба. Он не мог дать ей имя, как-то её определить. Но она уже сжигала его, как сухое полено. Он смотрел на Джэхёна, почти не дыша и не двигаясь, а изнутри его скручивало, сжимало, ломало. В горле застрял влажный ком, словно он проглотил огромный кусок пожёванной бумаги.       Наевшись, Джэхён закрыл холодильник и припал спиной к дверце. С трудом соображая, чего он пытается добиться, Тэён поднялся на ноги. Медленно, как во сне, он подошёл к Джэхёну. Джэхён следил за ним с лёгким прищуром, словно пытаясь рассмотреть его в темноте внимательнее. Тэён заглянул ему в лицо, и его ударило под дых. Дыхание перехватило; ком разросся ещё больше.       – В чём дело? – спросил Джэхён тихо. Голос был на удивление спокойный и адекватный, словно они не торчали на тёмной кухне, как два грёбанных идиота. Тэён открыл рот и выдохнул сиплое:       – Обними меня.       Ему не верилось, что он сказал это вслух. Но именно этого требовало его тело так отчаянно. Ему нужно было, – нет, ему было необходимо оказаться рядом с Джэхёном ещё раз. Было необходимо ощутить его тепло, его присутствие. Было необходимо вернуть его из абстрактной квартиры абстрактной женщины в конкретную реальность их общежития, где женщины были приходящим и уходящим явлением. Тэёну хотелось переписать действительность. Хотелось яростно вычеркнуть, миллионом резких движений, грозящих прорвать бумагу насквозь, эту неизвестную женщину. Хотелось сделать так, чтобы её вообще никогда не было. Чтобы Джэхёну было не с кем заниматься сексом. Чтобы они оба остались в равном положении, замерли в одной и той же точке. У Тэёна разрывалась голова от одной только мысли, что каких-нибудь минут сорок тому назад Джэхён кончал в абстрактное женское тело с низким стоном и улыбался своей невыносимо сексуальной, сытой улыбкой.       «Так просто не должно быть, не должно!!!»       – Я обнимал тебя недавно, – сказал Джэхён. Он действительно не пошевелился. Руки висели вдоль тела, а тело превратилось в подпорку для дверцы холодильника. Ярость захлестнула Тэёна с новой силой. Теперь, что, объятия только по выдаче?! Это что за правило такое?! И почему оно настолько унизительное? Почему кажется, что Джэхён им открыто пренебрегает?       Почти впечатавшись грудью в грудь Джэхёна, он сказал первое, что пришло в голову:       – Я тебя ударю.       – Пожалуйста, если тебе от этого станет легче, – ответил Джэхён спокойно. В его спокойствие даже закралось некое одобрение, словно Джэхён был согласен получить от Тэёна какой угодно удар, если такова была стоимость отказа обниматься. После всех травм за долгие годы практик и мелких несчастных случаев, они все не боялись боли. А Джэхён был известен тем, что очень хорошо терпел, в том числе и боль.       – Н-ненавижу тебя… – прошептал Тэён, заикаясь и сжимая в кулаке рубашку Джэхёна. – Всей душой ненавижу…       – Ты имеешь на это полное право, – и снова этот до жути спокойный тон. У Тэёна свело подбородок. Ком сдавил горло ещё сильнее, перекрывая доступ кислорода. Всё ещё не выпуская рубашку Джэхёна из подрагивающего кулака, Тэён медленно прижал нос к его плечу. Ему было необходимо спрятать лицо, чтобы Джэхён не увидел ничего. Он и без того был унижен – к чему уничтожать собственное достоинство окончательно?       – Ты спал со мной четыре года – неужели я не заслуживаю одного объятия? – прошептал Тэён. Ему всё ещё не верилось, что случайные, практически посторонние мысли срывались с губ, не пройдя критический фильтр сознания. На секунду ему стало страшно, что он может ещё сказать в этом удушающем состоянии, когда внутри ярость мешалась с беспомощностью.       – Это никак не связано, Тэён, – отозвался Джэхён, тоже шёпотом. От звуков собственного имени, произнесённого голосом Джэхёна, Тэён зажмурился. Кулак разжался, и его руки, насколько это было возможно, сами собой попытались обвиться вокруг плеч Джэхёна. Но и теперь Джэхён не шелохнулся. Тэён сжал его плечи крепче, видя перед собой, как буквально только что какая-то женщина трогала Джэхёна в тех местах, куда раньше имел доступ только он один, только Тэён, и больше никто. Она украла его привилегию самым наглым образом, не оставив ему вообще ничего.       – Ты делаешь мне очень больно…       Тэён открыл глаза и моргнул, но чернота всё равно расплывалась влажным пятном. Он по-прежнему не чувствовал на себе рук Джэхёна, отчего хотелось впиться зубами ему в плечо, чтобы хоть как-то выместить закипающие внутри злобу и горечь.       – Прости меня. Прости… Слышишь?       Тэён почувствовал мягкие, осторожные пальцы у себя на затылке. Они легко прихватили волосы, отняли лицо Тэёна от плеча Джэхёна и направили так, чтобы глаза могли смотреть в глаза.       – Прости меня, – повторил Джэхён шёпотом, беря лицо Тэёна в обе руки. Ладони были сухие и тёплые, мягкие и уверенные. Тэёна обмануло ощущение безопасности, и он начал злиться с новой силой.       – Тебе нужно двигаться дальше, Тэён, – заговорил Джэхён всё так же тихо и спокойно. – Это ради твоего же блага.       Выходит, Джэхён уже сдвинулся с места? Он хочет сказать, что он уже вылечился от их общей болезни, и Тэён остался в палате один? Он теперь будет страдать в одиночестве и с завистью смотреть на других парней, у которых не возникает никаких сложностей с ролью мужчины? Он один такой ненормальный, неправильный и отвратительный? Джэхён его оставил? А ведь тогда, в саду тюльпанов, они пришли к выводу, что они похожи, что только они могут понять друг друга и что делить одну проблему на двоих вроде как проще?..       – Ненавижу тебя, – прошипел Тэён сквозь зубы, слабо, уже лишь с отголосками злобы. У него не оставалось сил выдерживать внутреннюю бурю. Джэхён моргнул. Большой палец на его правой руке стёр влагу со щеки Тэёна.       – Держись, Тэён. Это нужно пройти. Ты справишься. Соберись, будь сильным, – говорил Джэхён убаюкивающим голосом. – У тебя всё получится. У тебя всё будет хорошо. Просто переломи себя, Тэён, хотя бы попробуй…       – Мы же с тобой одинаковые, – прошептал Тэён. Тон уже стал совсем другой: жалкий, умоляющий. Как будто Тэён пытался уговорить Джэхёна остаться с ним в одной палате для тяжелобольных.       – Мы совсем разные, – сказал Джэхён чуть слышно. – Мы совсем не одно и то же, Тэён.       Тэён поджал губы. Выходит, Джэхён говорил о том, что у него получилось бросить эту грязную жизнь, слезть с этой проклятой иглы и двигаться дальше, уже в правильном направлении. Он выиграл, а Тэён проиграл. Осознание дало настолько звонкую пощёчину, что уши на секунду заложило.       А потом объятия разжались. Руки опустились вдоль тела, повторяя прежнюю позу Джэхёна. Левая рука, однако, скользнула змеёй вперёд.       – Тэён, – сказал Джэхён; в голосе прозвучало предупреждение. Но Тэён руку не забрал. Только сжал пальцы чуть сильнее, чуть сильнее надавил ладонью. Он всматривался в лицо Джэхёна, пытаясь отыскать хотя бы что-то знакомое. Но Джэхён смотрел на него напряжённо, не менялся в лице, не двигался. Даже рук не забрал, продолжая держать лицо Тэёна в обеих ладонях.       – Тэён, перестань, – сказал Джэхён снова. Тэёну показалось, что в его голосе что-то дрогнуло на долю секунды. Он ухватился за это полупрозрачное доказательство и попытался помассировать ладонью. Тепла в ладони, кажется, стало чуть больше.       – Я не хочу, чтобы ты меня трогал. Слышишь или нет?       Джэхён отпустил лицо Тэёна, и его правая рука легла поверх руки Тэёна. У Тэёна перехватило дыхание, когда пальцы Джэхёна оказались между его пальцев, а ладонь легла на ладонь. Джэхён напрягся ещё больше, но натяжение внутри брюк явно росло.       – Я не хочу этого.       Джэхён резко оттолкнул от себя чужую руку. По инерции Тэён сделал шаг назад. Джэхён по-прежнему смотрел на него с ничего не выражающим лицом из темноты. Однако рядом с ширинкой его брюк появилась недвусмысленная выпуклость. Тэёну хотелось спросить у него: «Но раз ты не хочешь, что же это тогда такое у тебя в штанах, а?!» Чтобы пристыдить за глупое, нахальное вранье. Чтобы показать, что они по-прежнему там же, где были всегда. Что ничего не меняется, даже если спишь с женщиной.       Ведь Тэён знал это всё на своём собственном опыте даже слишком хорошо.       Но вместо того, чтобы скандалить, выяснять, кто прав, и в итоге тыкать Джэхёну в нос собственной правотой, Тэён просто развернулся на месте и быстрым шагом пошёл обратно к себе в комнату. Только тогда он заметил, что буря внутри закончилась, оставив после себя лишь гнетущую пустоту.       Когда дверь щёлкнула электронным замком, на Тэёна начали наваливаться тяжёлые мысли. Они все были об одном и том же: что Джэхён его словно предал, хотя ни о каком предательстве и речи не шло. У них не было договорённости о том, что спать и встречаться с женщинами запрещается. Но почему тогда на душе так гадко, как будто Джэхён его бросил, зная, что бросать нельзя?       Где-то на периферии сознания гулко загудели старые, до боли знакомые мысли. Мысли о том, что он один такой неправильный. Что только он живёт низменными позывами. Что только он один свернул с верного пути в пользу сомнительного образа жизни. Что он просто скатился, а продолжает строить из себя уважаемого человека, нисколько не заслуживая это звание.       Он почти соскользнул в этот водоворот снова. Но что-то его остановило.       Тэён приподнял голову и увидел собственные картины. Некоторые из них были более удачны, какие-то менее удачны. Но в каждой из них он узнавал какую-то часть себя. Ему нравились эти картины – значит, эти осколки его собственной души ему тоже нравились. На компьютере лежали уже обработанные версии новых песен, которые нужно будет шлифовать ещё какое-то время Но и они ему тоже нравились, потому что только там был его истинный голос, тот самый, который хотелось бы сделать основным, но пока ещё было слишком рано. Одежда тоже отражала какие-то аспекты души и сердца – иногда даже те, которые было страшно высказывать напрямую, но транслировать что-то через наряды всегда было безопасно, ведь никто, кроме него самого, не понимал этих скрытых значений.       Вся комната выглядела как зеркальное отражение его жизни – со всеми плюсами и минусами. Оглядываясь по сторонам, он везде видел самого себя. И он всегда был разный: сильный и харизматичный, слабый и уязвимый, стремящийся творить и разбитый вдребезги. Это всё, все эти разномастные куски мозаики – это есть он, это есть Тэён. Тэён, которого знает только он сам.       Обняв себя за талию и направляясь в сторону кровати, Тэён вдруг почувствовал, что ему больше не хочется быть собственным врагом. Не хочется натравливать себя на самого себя, под каким бы то ни было предлогом. Он настоящий, оказывается, такой разный, похожий на огромный витраж. И где-то среди пёстрых стёкол затерялось одно, обозначавшее тягу к Джэхёну, чем бы она ни была. Тэён не испытывал подобной тяги ни к кому из мужчин, только к Джэхёну. Но он понял, что нельзя выбить один-единственный фрагмент из витража просто потому, что ему там якобы не место. Вся композиция уже завершена, а на месте выбитого стекла будет зиять дыра. Ему не хотелось видеть пустоту и пытаться заткнуть её чем-то, что станет уже искусственной заменой. Наверное, будет лучше, если всё останется таким, какое оно есть сейчас.       Себя тоже нужно оставить таким, какой есть сейчас. Не переламывать себя под чужие правила и ожидания, а дать себе вырасти. Пусть он будет кривым побегом – но зато он будет собой. Возможно, его судьба состоит именно в том, чтобы вырасти кривым, но крепким побегом? Пока ещё было не очень понятно. Но он почувствовал, что осознание придёт, обязательно.       Он лёг под одеяло, укутавшись по самые уши. Сразу же стало тепло, спокойно, уютно. Улыбаясь, он закрыл глаза и заснул без единой мысли в голове.