После смерти

*** Мастер Линь опробовал много средств: заклинания, бумажные амулеты, благовония, но все это лишь ненадолго отпугивало духа. Неизменно он возвращался и продолжал тянуть силы. Потом мастер Линь заметил ещё одну особенность: дух всегда стоял за оградой, но ни разу не попытался войти в дом. Пока Цзинъянь спал, Линь Чэнь обследовал дом, затем сад и задний двор, но не обнаружил ничего необычного. Тем не менее, это место казалось ему очень странным. Лес полон дичи, почва способна давать урожай, чистая вода в источнике и только одна маленькая хижина с одним единственным обитателем. Словно какая-то зловещая дымка нависла над этим местом, заставляя души обходить его стороной. Будто когда-то давно здесь случилось что-то плохое. Цзинъянь вынужден был с этим согласиться. Когда его только забросило сюда, он не знал ничего о загробном мире. Но теперь, пожив здесь и побывав в других местах, он и сам видел эту странность. - Людям не свойственно жить в одиночестве, - медленно проговорил он. - Точно не на тех землях, что щедры и обильны. Эти края должны были кому-нибудь приглянуться. Стало быть, - он поднял взгляд на мастера Линя, - их отпугивает призрак? - Похоже на правду, - кивнул тот. - Отпугивает, сжирает… - Но до меня здесь жил человек! - возразил Цзинъянь. - Если призрак был здесь изначально, как тот старик смог прожить так долго? - Знаете… - мастер Линь в задумчивости помешал палкой угли. - Столкнувшись с голодным духом, человек станет добычей. Но, случается так, что один на один человеку и духу проще договориться. - Стало быть, этот дух разумный? - заключил Цзинъянь. - Значит, его можно просто спросить? Мастер Линь с усмешкой покачал головой. - Значит, этот дух очень старый и сильный, и способен уклониться от моих расспросов. - Вы пробовали, - констатировал Цзинъянь, неодобрительно глядя на него. - Да, конечно, когда понял, с чем имею дело, - тот не думал отпираться. Цзинъянь махнул рукой: никакие увещевания не имели смысла. Стоило изгнать этого духа, чтобы хотя бы от него мастер Линь не пострадал. - В таком случае чем я смогу помочь? - спросил он. - Вы - гуй. Может, с вами он будет откровеннее, - мастер Линь поставил воду на огонь. - Когда я был человеком, он не пытался ничего сказать, - покачал головой Цзинъянь. По-правде говоря, он понятия не имел, как голодные духи общаются между собой. - Думаю, он не мог, - ответил мастер Линь. - Защита Вашего величества была слишком велика, да и потом сила вашего рода не дала вам сдаться так быстро. Сила рода… Цзинъянь вспомнил шествие духов из сна. Может, это был и не сон вовсе? Может, именно они спасли его тогда от гибели? Ведь после он пошёл на поправку. Что ж… но голодный дух давно был к тому времени в одиночестве. Стало быть, питаться ему было не от кого и силы истощились, а, значит, и разум мог утратиться. Вот только… - А кем питался этот дух до меня, раз не съел того старика? - спросил он вслух. - А вы как думаете? - Линь Чэнь одарил его красноречивым взглядом. Озноб пробрал Цзинъяня до костей. Тихий, грубый, нелюдимый охотник, да? - Сколько же людей он скормил этому призраку? - прошептал Цзинъянь в ужасе. - Хотя бы по одному в луну. Помножьте лет на тридцать-сорок, и узнаете число. Мастер Линь принялся заваривать травы, а Цзинъянь все сидел и не мог осознать. - И все ради собственного выживания? - наконец, пробормотал он. - Не верю. - Ваше величество - муж возвышенный и благородный, - равнодушно ответил Линь Чэнь и сунул Цзинъяню в руку горячую чашу. - Пейте. Цзинъянь принял чашу и сделал пару глотков, не чувствуя вкуса. - Всё равно не верю, - упрямо пробормотал он. Линь Чэнь лишь усмехнулся. *** Хоть Цзинъяня действительно можно было причислить к благородным мужам, возвышенным он точно не был. Тяжёлая казарменная жизнь на задворках империи выбивала всякую возвышенность на раз, взамен вынуждая ознакомиться со всевозможными людскими пороками. Так что вовсе не наивность и не излишнее благородство заставили Цзинъяня усомниться в словах мастера Линя, а нечто, что можно было назвать звериный чутьем. Это чутье было у Цзинъяня с детства. Жизнь отточила его, позволяя приближать достойных людей и отстранять гнилые натуры. Без такого дара седьмом принцу, не имевшему ни связей, ни милостей, было попросту не выжить. Теперь дар подсказывал, что в этой истории все совсем не так просто. Может, старик и кормил гуя, но отчего не трогал на протяжении стольких лет того крестьянина? Чего проще заманить в дом ласковыми речами да угощением, а потом отдать добычу на растерзание голодному духу? Но старик, как его, кстати, звали? этого не сделал, что не проходило на поведение человека бессердечного. Убеждать в своих доводах циничного Линь Чэня Цзинъянь не собирался. Легче было выяснить все самому без посторонних глаз и, уж тем более, без длинного языка и уязвимой человеческой плоти. Потому, когда мастер Линь начал устраиваться на ночь, Цзинъянь остался сидеть у очага. - Ваше величество, давайте спать. Завтра нам предстоит трудный день, - вид у Линь Чэня и вправду был утомленный. Это заставило Цзинъяня укрепиться в своем решении. - Я пока не хочу. Пожалуйста, отдыхайте, - ответил он. - И все же вам лучше лечь, - не унимался тот. - Будет некстати, если завтра вы утратите силы. - Благодарю мастера за заботу, моих нынешних сил вполне достаточно, - Цзинъянь тоже продолжал упорствовать. - Это вам надлежит отдохнуть и не расходовать себя. - Глупости! - запротестовал Линь Чэнь. - Если уж мне суждено завтра встретиться с двумя гуями, пусть по крайней мере один из них будет сытый. - Если мастер Линь не прекратит этот бессмысленный спор, то будет сожран немедленно, - буркнул Цзинъянь в сердцах. - Сдается мне, - проницательно заметил тот, - Вашему величеству не терпится отделаться от ничтожного, раз он опустился до столь низменных угроз. Скажите, что вы задумали и, если это не какая-нибудь самоубийственная глупость, я не стану вам мешать. - Вы сами попросили меня помочь разговорить призрака, - неохотно ответил Цзинъянь. - Просил, - согласился Линь Чэнь. - Завтра днем и в моем присутствии. - При все уважении к знаниям этого мастера, если мы последуем его плану, то потерпим неудачу, - объяснил Цзинъянь очевидное им обоим. - Этот призрак, или кто он там, явно не хочет с вами общаться. Если вы будете поблизости, он не покажется. - Если с вами что-то случится, Чансу мне не простит, - покачал головой Линь Чэнь. Цзинъянь промолчал. Линь Чэнь молчал тоже, будто ждал чего-то. Когда пауза начала затягиваться, он вздохнул и сел на постели. Цзинъянь понял, что он сдался. - Что ж, вам нужно знать несколько вещей. Во-первых, вы связаны заклинанием, и оттого до сих пор не ведаете, что такое - быть гуем. Сейчас я буду потихоньку его ослаблять, а вы - описывать, что чувствуете. - Хорошо, - Цзинъянь бросил ветку в костер. - А во-вторых? - Во-вторых это заклинание дает нам связь, с помощью которой я могу общаться с вами на расстоянии, - Линь Чэнь стянул верхние одежды, чтобы не мешали широкие рукава. “Приказывать”, - перевел Цзинъянь. Для чего еще предусмотрительные заклинатели могли придумать подобную вещь? Впрочем, глупо обижаться, на их месте он поступил бы так же. - Я готов, - сказал он вслух. Линь Чэнь поднес пальцы к губам и зашептал. Сначала Цзинъянь не чувствовал ничего, а потом тихо охнул: ему почудилось, будто он был туго обвязан ремнями, а сейчас они наконец ослабли, давая вдохнуть полной грудью. И пока этого не случилось, он даже не подозревал, что они были. Изменилось и поплыло зрение, словно что-то сдвинулось в глазах. Он увидел, как вокруг Линь Чэня расползается яркое голубоватое свечение, один из лучей тянулся к нему самому, оплетал горло, плечи, руки, ноги, - стоило неловко дернуть - и он бы упал, как стреноженный конь. Но Линь Чэнь дергать не собирался. Наоборот потихоньку разматывал и ослаблял нить. В голове все начало мутиться и путаться. Свечение становилось невыносимым. Цзинъяня вдруг охватили голод и дикий животный страх. Он изо всех сил напрягся, чтобы обуздать эти чувства, взять их под контроль, но вдруг понял, что не в силах, потому что воля, которую он считал своей, на самом деле принадлежала Линь Чэню. Разум дробился и таял, уступая место примитивным звериным чувствам. Цзинъянь коротко взвыл, тяжело припал на руки, и прорычал, пока мог еще говорить: - Хватит! Линь Чэнь кивнул. - Немножко потуже, да? И осторожно потянул светящуюся нить. - Скажите, когда достигнете баланса между гуем и собой. Мне нужно, чтобы у вас оставались его способности, в противном случае вы будете бесполезны. - Между мною и вами, - прохрипел Цзинъянь, задетый его тоном. Разум постепенно прояснялся, но в том не было его заслуги. - Вы думаете не о том, о чем нужно, - упрекнул его Линь Чэнь, косвенно подтвердив неутешительное открытие. - Успокойтесь, возьмите себя в руки и найдите эту грань. Цзинъянь снова взрыкнул. Не хватало еще, чтобы этот человек начал его поучать. Но правда, правда, следовало сосредоточиться. Линь Чэнь имел полное право нервничать и сердиться, ведь от успеха предприятия зависела его жизнь. Цзинъянь глубоко вдохнул, выдохнул и прислушался к своим ощущениям. Мало. Жажда притихла, как зверь в засаде, но еще могла вернуться в самый неподходящий момент. Снова вдох, выдох. Еще и еще, до тех пор, пока Цзинъянь не почувствовал: вот оно! Он был полностью скован, но не подавлен, злой и затравленный, заполнял собой все тело, но не затмевал разум. Цзинъянь кивнул самому себе. - Стоп. - Вы уверены? - Линь Чэнь остановился, пристально вглядываясь во что-то, видное ему одному. - Да, я уверен, - Цзинъянь с трудом распрямился. - Что дальше? - Дальше привыкните к этому ощущению, - Лань Чэнь завязал на светящейся нити узелок. - Встаньте, походите, осмотритесь. Цзинъянь подчинился. Поначалу он качнулся и едва не свалился в очаг, но смог вовремя сделать в сторону несколько неуверенных шагов. Ноги его заплетались и дрожали, точно ими никогда не пользовались, само ощущение мира вокруг неуловимо изменилось. Цзинъянь закрыл глаза и снова начал дышать на счет, пытаясь прочувстововать, уловить течение энергий в своем теле, подчинить их и обрести контроль над собой. Постепенно он понял затруднение, породившее его беспомощность: тело переполняли силы, к которым разум оказался непривычен. Цзинъянь медленно опустился на колени и начал с малого - сжимать и разжимать кулаки до тех пор, пока пальцы не сделались покорными, как прежде, затем перешел к запястьям, и так понемногу проработал все тело. Под конец он выполнил канон и счел свое состояние удовлетворяющим возможной скорой схватке. Закончив, он повернулся к Линь Чэню и сообщил: - Я готов. Тот кивнул. Губы его тронула неожиданно теплая улыбка. “А я все забываю, что имею дело с сыном Цзин-гуйфэй. Ваша матушка действительно научила вас разбираться в основах человеческого тела”, - произнес он таким тоном, будто Цзинъянь только что его приятно удивил. Сам Цзинъянь удивился не меньше, заметив, что губы Линь Чэня на протяжении всей фразы оставались неподвижными. “Это и есть ваше “во-вторых”?” - спросил он, адресовав мысли своему хитроумному собеседнику, не уверенный, правда, что все делает верно. Да и потом, Линь Чэнь сказал, что это он сможет приказывать Цзинъяню. Об обратной связи речи не шло. Улыбка Линь Чэня сделалась шире, а на лице явственно отразилось довольство. “Ваше величество воистину кладезь многих талантов”, - он слегка склонил голову, пряча лукавый блеск в глазах. Цзинъянь понял, что над ним опять насмехаются, и счел за благо перевести тему. - Итак, - сказал он вслух, - что дальше? - А дальше Ваше величество попытается отыскать призрака, воспользовавшись открывшимися ему возможностями, - Линь Чэнь потянулся за верхними одеждами и накинул их на плечи. - Я же буду сопровождать вас. Мысленно, разумеется., - быстро добавил он. - Хорошо, - Цзинъянь решительно оправил пояс. - Тогда я удаляюсь. - Пожалуйста, будьте осторожны, - напутствовал Линь Чэнь. - Заметите угрозу - возвращайтесь. Если с вами что-то случится, я себя не прощу. Цзинъяня неожиданно чувствительно куснули эти легковесные слова. Зачем мастер Линь говорит такое? Неужто он и в самом деле настолько ветроголовый, что не знает цену словам, и ему совсем не важно, как они отзовутся в тех, кому предназначены? Цзинъянь развернулся и вышел. Еще будет время подумать об этом. Еще будет. *** Весна вступила в свои права и была готова переломиться в сторону лета. Цзинъянь впервые покинул стены дома после полнолуния. Стоило ему выйти на крыльцо, как его обдало еще по-зимнему пронзительным ветром, освежив и лицо, и мысли. Лишенный отныне счастья вкушать пищу и питье, Цзинъянь был рад вдохнуть ароматы воды и мокрой земли, древесных почек и юных трав, почувствовать, что не все краски жизни для него погасли, и красота тихой звездной ночи способна пьянить не только человека, но и гуя. Это открытие радовало. Цзинъянь позволил себе задержаться на пороге с десяток ударов сердца и насладиться этими старыми-новыми ощущениями, а затем решительно стряхнул с себя поэтическое очарование и отправился искать таинственного призрака. Цзинъянь не имел четко сформированного плана, но, как со всем прочим в этой дрянной, запутанной ситуации, счел за благо разобраться поступательно. Найти призрака, спасти Линь Чэня, а дальше… Дальше все застилала белая пелена. Время до ближайшего полнолуния он как-нибудь дотянет из уважения к стараниям Линь Чэня, но переступит ли он эту черту и в каком качестве, встретится ли снова с Мэй Чансу, и желает ли вообще этой встречи? На эти гнетущие, травящие сердце вопросы у Цзинъяня не было ответа, да и не время и не место было ими задаваться. Итак, Линь Чэнь видел призрака трижды, и всякий раз в разных местах. Сначала он заметил на опушке леса далекий силуэт женщины. Потом повстречал ее возле ручья, когда ходил набрать воды. В третий же раз женщина долго стояла возле самой калитки, и никакие усилия бывшего хозяина Архива Ланъя не сумели ее прогнать. Линь Чэнь опасался, что на загадочную гостью наложено ограничение, которое позволяло ей преодолевать лишь небольшое расстояние за день, а следовательно, не сегодня - завтра она сумеет войти в дом. Но сейчас призрака возле дома не было. Не обнаружилось его и возле ручья. Тогда Цзинъянь направился в лес. Ночь была светлая, и до леса он дошел без всяких приключений. Цзинъянь не взял с собой ни лампы, ни факелов. Ему этого больше не требовалось, в темноте он видел прекрасно, в чем убедился, ступив под сень деревьев. Как искать того, кто не оставляет следов? Должно же быть хоть что-то? Цзинъянь остановился и принюхался. Ему показалось, что он уловил странный, знакомый запах. Так пахла Весенняя охота: дымом, мокрым мехом, мускусом и кровью. “Здесь кто-то есть, - поделился он своими ощущениями. - Как должны пахнуть призраки?” “Не знаю. Ни одного не нюхал, - отозвался Линь Чэнь. - А что вы чувствуете?” “Зверем пахнет”. “Не удивительно. Это все-таки лес”. Цзинъянь поморщился и вдруг присел, заметив что-то среди опавшей листвы. Он быстро и аккуратно разгреб ее руками и обнаружил следы оленьих копыт. Они клубились черным дымом, и у Цзинъяня от них шерсть на загривке дыбилась. “Это не зверь, - подумал он со всей уверенностью. - Это гуй”. “Возвращайтесь!” - приказал Линь Чэнь. “Нет”, - Цзинъянь осторожно двинулся по следу. “Возвращайтесь сейчас же! Это может быть опасно!” - в голосе Линь Чэня явственно прозвучало беспокойство. Насчет последнего Цзинъянь с ним не спорил, это действительно было опасно. Но, разве тот ожидал чего-то другого? Вдобавок Цзинъянь испытывал какое-то слабое, неуловимое, кружащее голову ощущение при виде этих следов, которое не давало ему послушаться натянувшегося поводка и отступить. “Надо идти, - возразил он. - Тут что-то еще”. Цзинъянь, наконец, распознал в этом чувстве азарт. Раньше он не был азартным. Но раньше он и гуем не был, а теперь инстинкт подсказывал ему, что делать. “Выследить и съесть”, - от этой мысли горло пересохло и сжалось голодным спазмом. Да, так и стоит поступить. Если он сожрет этого гуя, тот перестанет угрожать Линь Чэню. “Будет вкусно”, - подумал он. Вот только как бы самому не превратиться в добычу. “Экий вы кровожадный. Так я вас и не прокормлю”, - засмеялся Линь Чэнь с неким напряжением, но поводок ослабил. “Помолчите”, - шикнул на него Цзинъянь. Когда охотник идет по следу, ничто не должно отвлекать его. Особенно ретивые заклинатели. “Невкусный”, - расшифровал он свои впечатления от Линь Чэня. Прав был когда-то малыш Фэйлю: невкусный и надоедливый, как гнус. Хоть заткнулся, на том спасибо. Вопрос, надолго ли. Раздражение на Линь Чэня совсем не мешало Цзинъяню делать свое дело. Крадучись, он все больше углублялся в лес навстречу своему противнику. Противнице. Следы принадлежали женщине, все, как Линь Чэнь и говорил. Цзинъянь не знал, откуда в нем уверенность, что это именно женщина. Он просто чувствовал. “Вкус, - дошло до него. - Вкус женский”. Более томный и пряный, что ли. Взрослая женщина, зрелая, опытная, не девица. Сильная. Наглая. Опасная. У Цзинъяня снова прошла дрожь по загривку и он слегка оскалился. Может, эта женщина и была старше и опытнее, может, она и пришла сюда первой, да только Цзинъянь никогда не отдавал своего добровольно и не отступал с завоеванных рубежей. Линь Чэнь был занозой, но он был его. Значит никто не смел на него покушаться. Так глубоко в лес Цзинъянь прежде не заходил. Он чувствовал покалывание чужой враждебной силы, словно продирался сквозь липкую паутину. Прежде она бы его отпугнула. Сейчас Цзинъянь угостился ею на славу, но лишь раздразнил аппетит. Наконец, оленья тропа вывела его на поляну, где обнаружилась небольшая хижина. Стояла гробовая тишина, несвойственная лесу. Ни птиц, ни животных. Ничего, кроме дымящихся тьмой следов и этого жалкого жилища. Сквозь грубые ставни пробивался свет. Цзинъянь решительно направился к дому. “Прошу вас, осторожнее” - попросил Линь Чэнь. Цзинъянь кивнул. Он был осторожен, но не желал показаться хозяйке этого дома слабой добычей. Он войдет учтиво, но с позиции силы. Так будет правильно. Цзинъянь постучал в рассохшуюся дверь. - Пожалуйста, войдите, - произнес нежный женский голос. Он вошел. Это была почти такая же убогая лачуга, как та, что он привык считать своей. Одна единственная комната, в центре очаг, у дальней стены - место для сна. Тем явственнее выделялась на фоне бедной обстановки обитательница этого дома. Ей, наверное, было чуть за тридцать, но это впечатление, конечно, мало соответствовало действительности. Редкой белизны кожа и изящные маленькие руки выдавали ее высокое происхождение, а наряд изумлял простой и чистой изысканностью, которую так ценила матушка Цзинъяня. Красота нефрита, вот что представляла собой эта женщина. Единственным ее отличием от столичной красавицы были коричневые пятнышки на высоком лбу и оленьи рога, которые венчали ее голову, подобно диковинному убору. Когда она встала, чтобы поприветствовать гостя, под расшитым белым по белому подолом обозначились звериные ноги, что оканчивались копытами. Цзинъянь с любопытством разглядывал эту даму. Ему еще никогда не приходилось видеть никого подобного. Тот гуй, что влез зимой в его сад, имел страшный звероподобный облик. Это же существо больше походило на человека и обладало несказанной прелестью. “Надо было уходить, - озабоченно пробормотал Линь Чэнь. - Это не гуй, а настоящий демон! Вам с ней не справиться, да и мне, пожалуй, тоже”. Цзинъянь ничего не ответил. - Имя этой просвещенной Вэй Лань, - учтиво поклонилась женщина. - Также меня именуют Матерью Оленей. Эта просвещенная приветствует молодого Дракона. - Мое имя Сяо Цзинъянь, - он вернул поклон. - Я бы спросил, откуда этой просвещенной известно, кто я, но ваш облик говорит красноречивее слов. Если вы не против, госпожа Вэй, я бы предпочел перейти сразу к делу. К сожалению, в отличие от нас с вами, у моего друга не так много времени. Женщина усмехнулась. В ее прекрасных, точно ивовый лист, глазах, промелькнуло нечто звериное. - Юные драконы отличны своей горячностью и нетерпением. Оленье племя иное. Раз молодой господин добровольно явился в сию скромную обитель, не уделит ли он немного внимания этой просвещенной? Цзинъянь кивнул. - Слова госпожи Вэй справедливы. Этот император готов внимать. - Император? - засмеялась госпожа Вэй. - Может, когда-то этот молодой господин и был императором, но здесь, в мире духов, лишь душа имеет истинную цену. Этой душе предстоит еще долгий путь, и заклинатель, что опутал ее своими чарами, станет для нее лишь помехой. Цзинъянь нахмурился. - Боюсь, этот человек глуп и не понимает сказанного. - Прошу господина присесть у очага, - госпожа Вэй изящно указала на скромную циновку напротив места, которое занимала сама. Цзинъянь сел, заработав одобрительную улыбку. - Этот господин больше не человек, - продолжила прекрасная демонесса. - Вошедший однажды в воды печали, не будет прежним. Чем раньше Сын Дракона примет свою судьбу, тем больше разочарований ему удастся избежать. Сердце Цзинъяня отозвалось на эти слова тупой болью, но он не позволил чувствам завладеть собой. Слова демона не имели веры. - О, я вижу сомнения на сем прекрасном челе, - заметила госпожа Вэй. - Пусть этот господин позволит Вэй Лань рассказать свою историю. Тогда он все поймет сам. Цзинъянь согласился. Прекрасная демонесса начала свой рассказ: - Эта Вэй Лань родилась и выросла в царстве, чье название уже давно забыто. С юных лет я вступила на путь самосовершенствования. Меня отдали в ученицы в один прославленный монастырь. Когда мне минуло восемнадцать весен, в монастырь пришел странствующий монах, который, как и я, исповедовал путь дао. Он звался Суй Цао. Мы полюбили друг друга, и с той поры не расставались. “Суй Цао! Так звали того охотника!” - вспомнил Цзинъянь. “Любопытно, - пробормотал Линь Чэнь. - Послушаем дальше”. - Мы счастливо прожили долгую жизнь и рука об руку отправились к перерождению, - продолжала меж тем Вэй Лань. - Мы с Суй Цао странствовали по миру духов и не знали горя. Однажды нам на пути повстречались гуи. Мы победили их с помощью наших сил, и с тех пор решили посвятить свое существование в мире духов защите простых людей от нечисти. Некоторое время спустя мы с Суй Цао оказались в этом месте. Здесь жили заклинатели, которые создали секту искаженного пути. Жестокими истязаниями они обращали адептов в гуев и скармливали им простых людей, заставляли сражаться между собой, чтобы сильные поглощали слабых и недостойных. Так до тех пор, пока адепты не становились демонами. Таким образом они обретали бессмертие и могущество ужасающей необходимостью поглощать чужие жизни, потерей души и возможности перерождения. Мы с Суй Цао рассудили, что вдвоем не сможем справиться с этой сектой, и обратились за помощью к другим заклинателям. С нами пришло сто двадцать четыре человека, но пережить схватку смогли только восемь. Среди них были Суй Цао и я. Загнанные в ловушку адепты искаженного пути скормили гуям сотни человек. Многие простые жители попали под наши заклятия и погибли. Когда все кончилось, это место напоминало ад. Это было настолько ужасно, что наши души не выдержали, и мы превратились в гуев. Все, кроме Суй Цао. Я, которая клялась приносить в мир лишь добро и справедливость, не помнила себя и не желала вспоминать. Вместе с другими заклинателями мы пожрали оставшихся людей. Потом мы начали пожирать друг друга. Когда Суй Цао нашел способ привязать меня к себе заклятием, из семи гуев нас осталось лишь трое. Мы уже стали понемногу осознавать себя из-за количества поглощенной ци, но мой разум был крепче, поскольку мне помогал Суй Цао. Он питал меня своей силой, жил со мной, как прежде, и всячески старался утишить мою боль. Мы видели, как другие гуи пожирают забредших с это место путников и старались спасать этих людей. Наконец, один из оставшихся гуев, Шень Гуань, поглотил последнего нашего собрата и окончательно обрел разум. Он построил этот дом и стал здесь жить, тогда как мы с Суй Цао занимали дом, в котором ныне изволит проживать этот молодой господин. Однажды в полнолунье Шень Гуань привел женщину. Он полюбил ее всем сердцем, и она ответила взаимностью, не испугавшись его. Они стали жить вместе, но, не прошло и четырех-пяти лун, как Мин Ли тоже превратилась в гуя! Меж тем я видела, как тяжко страдает Суй Цао. За все время я не услышала от него ни одного упрека, но лучше бы он прогнал меня прочь или убил вовсе! Мне было невыносимо смотреть, как мой любимый стареет и угасает из-за того, что я пью его ци. Тогда я стала уходить в лес. Во время одной из прогулок я встретила стадо оленей. Эти звери стали мне утешением. Я кормила их с рук, гладила их шерсть и защищала от хищников. Постепенно я сама стала превращаться в оленя. Пока Суй Цао возлегал со мной, мой облик был неотличим от человеческого, но с тех пор, как я стала его избегать, мои ноги превратились в звериные, а на голове стали пробиваться рога. Я осталась жить с милыми моему сердцу оленями. Суй Цао приходил в лес охотиться, и тогда я издали могла наблюдать за ним, но, стоило ему бросить на меня взор, как я убегала в чащу, подобно вспугнутому зверю. Он звал меня и молил вернуться, но я оставалась глуха к его словам, хоть сердце мое и разрывалось от боли. Однажды я увидела, что мои олени начали превращаться в гуев! Самки приносили ужасное потомство, которое клыками прогрызало себе путь из утробы матери. Я поняла, что все живое, к чему прикасается гуй, становится проклятым, и пришла к Суй Цао, чтобы тот прервал мое греховное существование и, наконец, освободился сам. Когда я вошла в его дом, то увидела, как сильно постарел мой возлюбленный. Жизнь почти покинула его тело, и я в страхе, что полностью поглощу его душу, решилась на немыслимое. Я вспомнила учение проклятого ордена и решила стать демоном самого высокого ранга, такого, над которым обычный заклинатель не властен. Я начала с того, что съела всех моих любимых оленей. Затем я поглотила Шень Гуаня и Мин Ли, они даже ничего не успели осознать. Но, когда я это совершила и стала высшим демоном, было уже поздно. В отчаянии я кинулась в дом моего дорогого Суй Цао и увидела, что он стал гуем! После стольких лет его любви и верности я отплатила ему такой черной неблагодарностью. Тогда я отвела моего возлюбленного мужа в этот дом и стала ждать, когда придет случайный путник, дабы напитать Суй Цао ци. И вот появился этот господин, молодой и прекрасный собой. Я задумала привести вас к Суй Цао, но не смогла даже приблизиться к дому, настолько мощная защита на вас стояла! Из-за этого мне приходилось, как прежде, каждую луну уходить в другое место и приводить жертв для моего мужа. Меж тем Суй Цао начал осознавать себя, и существование в демонической форме причиняло ему глубокое страдание. Я вынуждена была запирать его, но однажды в полнолунье снова отправилась на охоту, а он нашел способ вырваться и принял смерть от ваших рук. Сначала я хотела убить вас, но потом мне в голову пришла другая мысль: если вы станете гуем, это будет для вас худшим проклятьем. Сделать так было непросто, амулет из небесного нефрита делал вас недосягаемым. Наконец, однажды демоны вознаградили меня за терпение. Этот господин ушел и вернулся без небесного нефрита. Мне доставляло большое удовольствие питаться вашей ци и видеть, как вы боретесь, но все же слабеете с каждым днем. И вот, четыре дня назад вы исчезли, а потом вернулись уже гуем, да еще и привели с собой молодого заклинателя. Я наблюдала за ним издали и видела, как он о вас печалится. Тогда я снова и снова вспоминала моего дорогого Суй Цао. Я приняла решение выпить этого молодого господина до дна, чтобы избавить его от грядущих страданий и сделать ваши муки невыносимыми! Тогда моя месть будет исполнена и я смогу покинуть это место. Надеюсь, теперь вы понимаете, отчего этот молодой господин не станет сопровождать вас на вашем темном пути, и за что вы будете страдать до конца времен. Женщина умолкла. Цзинъянь внимательно выслушал ее рассказ. Несколько раз сердце его сжималось от ужаса и жалости, но ответил он холодно: - Не уважаемая госпожа Вэй обрекла меня на страдания, а я сам. И уж конечно не обо мне печалился тот молодой заклинатель, с которым меня волей случая свела луна, и с коим Мать Оленей решилась обойтись столь жестоко. “О вас, о вас, - проворчал Линь Чэнь. - С тех пор как вы появились в моей жизни, я только и делаю, что печалюсь”. “Лучше молчите”, - мрачно подумал Цзинъянь. “Потом уже может не довести многое вам сказать”, - внезапно произнес Линь Чэнь неожиданно серьезно и печально. - Сказанное ничего не изменит, - равнодушно ответила госпожа Вэй. - Этот юноша умрет с вашей помощью. Я лишь немного ускорю процесс, а потом заточу вас здесь в одиночестве, без памяти, без имени, без лица. Останется лишь боль, нескончаемая, словно вечность. “Вы что, умирать собрались?!” - вскинулся Цзинъянь. Угроза Вэй Лань не сильно его впечатлила. “Я бы и рад еще пожить, тем более в столь приятной компании, но мы заперты тут с высшим демоном, которому вы так неосторожно наступили на хвост, - огрызнулся Линь Чэнь. - Чтобы победить ее силой требуется артефакт небесного происхождения, который вы столь неблагоразумно продали, божество или другой высший демон. Что из этого есть в нашем распоряжении, Ваше величество?” “В вашем распоряжении есть я, - отрезал Цзинъянь. - А я намерен вернуть вас Мэй Чансу в целости и сохранности, дабы вы больше не печалились”. “Намеренье у вас отличное, только, жаль, неосуществимое”, - съязвил Линь Чэнь. “Помолчите, - оборвал его Цзинъянь. - Я что-нибудь придумаю”. “Вы?!” Цзинъянь его проигнорировал. Он сорок лет правил империей, и это привило ему отсутствие страха перед любыми трудностями. Сейчас его разум быстро и четко просчитывал варианты, в то время, как язык продолжал плести кружева: - Уважаемой госпоже нет смысла мстить невиновному. Я сам привык за себя отвечать. Отпустите его, и я окажусь в полной вашей власти. - Вы и так в моей власти. Мне безразлично, виновен этот заклинатель или нет. Главное, что его смерть ляжет клеймом на вашу совесть, - произнесла госпожа Вэй с холодной усмешкой. - Я долгое время был императором и отвык от голоса совести, - произнес Цзинъянь. - Мною движет лишь здравый смысл, и он мне подсказывает, что смерть заклинателя бесполезна для нас обоих. - Раз так - выбросьте его из головы и ступайте ожидать своего конца, - госпожа Вэй небрежно махнула рукой в сторону двери, и Цзинъянь действительно поднялся. Наконец, он ясно увидел единственное возможное решение и принял его без колебаний. Сердце на миг тронула печаль, но Цзинъянь безжалостно с ней расправился. - Что ж, в таком случае здравый смысл подсказывает мне, что негоже оставлять в беде человека, который столь щедро протянул тебе руку помощи, - заключил он, медленно собирая все силы. Раз в их распоряжении не было могущественного демона, значит следовало его создать. "Вы с ума сошли?! - рявкнул Линь Чэнь. - Это окончательно вас погубит! Последствия могут быть необратимы!" "Мне до демона ближе, чем вам - до небожителя", - бросил Цзинъянь, концентрируясь. "Это не выход!" - упёрся Линь Чэнь. "Предложите другой. Быстро! - потребовал Цзинъянь, как, бывало, требовал от своих малодушных министров и генералов. - Не можете - молчите!" "Нет!!!" "Да!" Цзинъянь ударил. Госпожа Вэй ответила. Вокруг них обоих заклубилась жадная, непроглядная тьма. Ощущение было сродни столкновению с осадным тараном, но Цзинъянь выстоял, хоть это потребовало от него огромного напряжения. Он поддал еще немного и почувствовал, как путы заклятия Линь Чэня впиваются в тело, прорезая своим светом его тьму. “Отпусти!” - приказал он. Линь Чэнь продолжал упорствовать. Вэй Лань торжествующе скалилась и давила на щит, не используя и четверти своей истинной мощи, но и того было достаточно, чтобы руки Цзинъяня дрожали. - Давай, давай, - приговаривала она. - Выпей его до дна! Цзинъянь взрыкнул и повёл плечами. Он чувствовал, как сдерживают его путы заклятия, и Линь Чэнь, этот непроходимый упрямец, продолжает бестолку растрачивать свою ци, когда навстречу из груди Цзинъяня рвется нечто иное, страшное, темное, мощное, и самое главное, его. "Отпусти!" - приказал он, рывком пытаясь избавиться от заклятия. "Нет! Вместе!" - Линь Чэнь усилил напор ци. "Отпусти!" - он рванулся сильнее, высвобождаясь ещё немного. Путы неохотно поддавались, но сражаться одновременно с Линь Чэнем и с Матерью Оленей было немыслимо. "Отпусти!!!" - в ярости Цзинъянь отшвырнул обратно энергию, которую Линь Чэнь все пытался ему передать, лишь бы тот уже угомонился. Оковы пали. Цзинъянь победно заревел. Черный цветок, что расцвел в его груди, раскрыл свои лепестки и затопил его своим ядом, пустил корни, оплел члены, вонзился в мозг, сжег без остатка осколки его души. Он родился из боли, что копилась в нем годами, невыплаканная и невысказанная, из беспросветного одиночества, из леденящей тоски, из всех потерь и поражений, сожалений и чувства вины. Из его несчастной любви и разбитого сердца. Перед глазами Цзинъяня промелькнуло строгое лицо Мэй Чансу. “Ты не потеряешь его”, - поклялся он старому другу, теряя остатки разума. После осталась лишь ярость и клубящийся ком бушующих чувств, которые Цзинъянь безжалостно выталкивал из себя, чтобы превратить из слабости в силу. Он бил, бил и бил, неумолимо наседал на противницу, не давая ни себе, ни ей опомниться и перевести дух. Все в нем рвалось и менялось, срасталось и перекраивалось, росло и ширилось. С каждым ударом он чувствовал все больше силы и все меньше сопротивления, но не останавливался ни на миг. Вэй Лань в схватке утратила свою нефритовую прелесть. Волосы ее растрепались, рот полнился клыками, рога разрослись, одежды смялись. Она с рычанием кидалась на Цзинъяня, а он - на нее. В этой битве не было ничего благородного, грызня двух псов выглядела пристойнее сражения чудовищ, где когти норовили вынуть глаза, зубы - вонзиться в горло, а ненависть - сжечь дотла. Они хлестали друг друга своей искаженной ци, испытывали, чья боль окажется бездоннее, чья ярость - неистовее, и с каждым вдохом Цзинъянь все черпал и не мог вычерпать до дна этот зловонный колодец. Тот полнился и полнился всем тем, что было подавлено столько лет, и, наконец, перелился через край. Цзинъянь ослеп и оглох, он весь превратился в один сплошной бешеный поток, который обрушился на Вэй Лань. Визг, грохот, вспышки огня и метание теней. Мир несколько раз перевернулся, заставив плотно зажмуриться, и, наконец, затих. Цзинъянь понял, что победил. Он стоял на выжженной поляне среди обломков убогой лачуги. У его ног скорчилась, подвывая, жалкая, страшная, оборванная, беззубая старуха, в которой невозможно было признать красавицу Вэй Лань. Тем не менее, это было она, вернее, то, что от нее осталось. Выглядела она совершенно безумной и бормотала, раскачиваясь в такт своим словам: - Великий Дракон пришел и поглотил небо. Великий Дракон пришел и поглотил горы. Великий Дракон пришел и поглотил море. Великий Дракон пришел и поглотил все живое и неживое. Солнце, луну, звезды - все поглотил он. Поглотил он и время, и тогда ничего не осталось. Но Великий Дракон не мог перестать поглощать, - старуха подняла на Цзинъяня полоумный взгляд, глаза ее сверкнули злым торжеством, - и тогда поглотил он самого себя. Цзинъянь вздрогнул. Ему стало жутко, будто в тот момент Вэй Лань говорила о нем самом. Он поднял руку и высушил ее одним ударом. Лишь ветер развеял пепел над мертвой поляной. Затем Цзинъянь бегом кинулся к дому. *** Он ворвался в хижину и сразу увидел Линь Чэня, распростертого на ложе. Все его лицо было залито кровью, которая натекла изо рта и носа. Цзинъянь кинулся к нему и схватил за руку. Не нашел пульса, рывком распахнул щегольские халаты и принялся массировать активные точки. Снова сжал пальцами запястье, мельком увидел свои почерневшие, длинные ногти и тут же забыл о них, уловив слабое биение жизни. “Во время передачи энергии человек открыт и уязвим, - слышал он будто наяву голос матери. - Ни в коем случае не следует противиться и отвергать чужую ци, это может привести к тяжелым ментальным повреждениям, вплоть до смерти”. Цзинъянь бросился к почти погасшему очагу, наскоро раздул угли и поставил воду на огонь, а сам вернулся и продолжил разгонять по телу Линь Чэня ци. Когда вода закипела, он прервался, чтобы заварить укрепляющий настой, досадуя, что нет игл. Так продолжалось, должно быть, полторы стражи: массаж, настой, снова массаж и опять настой, до тех пор, пока Линь Чэнь не задышал сам. Цзинъянь боялся далеко от него отходить, но и слишком приближаться опасался из страха сорваться, навредить, убить. Он снова заварил настой, а потом забился в самый дальний угол. Что-то, шедшее из его головы, задело стену с глухим стуком. Цзинъянь, цепенея, медленно поднял руки и нащупал рога. *** Он не понял, сколько провел вот так. Время от времени Цзинъянь вставал, чтобы дать Линь Чэню лекарство, а потом снова возвращался в свой угол. Его трясло от тревоги и усталости, но он все равно боялся лишний раз закрыть глаза, чтобы нечаянно не заснуть. Порой он проваливался в тяжелое оцепенение, из которого пробуждался рывком, вскидывался, шел проверять Линь Чэня, поил его настоем и снова забивался в угол. На улице рассвело, солнце совершило по небу свой путь и снова скрылось за горизонтом, но Цзинъянь замечал это едва ли. Он то прислушивался к дыханию спящего, то к самому себе, опасаясь вновь озвереть, утратить над собой контроль. Так прошло много времени. Наконец, в глубокий час ночи, ком на ложе зашевелился. Цзинъянь, что успел впасть в очередное оцепенение, мгновенно вскинулся и впился в него настороженным взглядом. Линь Чэнь заерзал и вдруг со вкусом, от души зевнул и потянулся, словно и не умирал вовсе, а пробудился от долгого, сладкого сна. Цзинъяня охватили одновременно облегчение, восхищение и досада. “Вот ведь гуй!” - подумал он и поглубже забился в свой темный угол. Теперь, когда Линь Чэнь пришел в себя и опасность миновала, сердце потянуло тоскливым желанием сбежать подальше, забиться в какую-нибудь нору и позволить себе, наконец, смежить тяжелые веки. Меж тем несостоявшийся покойник сел, с силой потер лицо ладонями, а затем заметил свои распахнутые халаты и хмыкнул. - Ваше величество, - позвал он негромко. Цзинъянь не двинулся с места, напряженный, точно струна. А ну как он превратился в такое непотребство, что ослабшему Линь Чэню останется то ли кинуться на него голыми руками, то ли бежать подальше? - Ваше величество, - Линь Чэнь меж тем обнаружил тень в углу, и голос его, хриплый со сна, сделался вкрадчивее, а губы тронула улыбка. - В чашке у изголовья укрепляющий настой. Выпейте его, пожалуйста, - неохотно отозвался Цзинъянь. Линь Чэнь бросил взгляд в изголовье, и его улыбка стала шире. - Ваше величество, что же вы там прячетесь? - спросил он, уже откровенно посмеиваясь. - Подойдите поближе, дайте я на вас посмотрю. Цзинъянь прянул назад и крепче вжался спиной в стену. - Выпейте настой, мастер Линь, - велел он недружелюбно. Линь Чэнь склонил голову на бок и прищурился. - Выпью, если подойдете. Цзинъянь нахмурился. Что еще стоило ждать от этого человека? Уж явно не осторожности. - Не думаю, что это безопасно, - заметил он в надежде, что это вразумит его беспокойного собеседника. Тот с неподдельным удивлением спросил: - Почему? - Что значит “почему”? - Цзинъянь недоуменно моргнул. Линь Чэнь все продолжал на него смотреть и улыбаться. - Почему вы не хотите подойти? Не бойтесь, Ваше величество, я и отсюда вижу ваши замечательные рога! - Я не за себя боюсь, - буркнул Цзинъянь, невольно опуская голову, увенчанную этими самыми рогами. - Уверяю, за меня вам бояться не стоит! - Линь Чэнь взял, наконец, чашку и осушил ее одним глотком. - Видите? Все уже хорошо. Цзинъянь покачал головой. Следовало уйти, а не вести праздные беседы. Но слабенький голосок подсказывал позволить мастеру Линю себя осмотреть и вынести приговор, и Цзинъянь медлил. - Ну же, решайтесь! - тот поставил чашку на пол и сам подался вперед. - Будь вы опасны, я бы не проснулся. Он встал на колени и медленно протянул навстречу руку. Цзинъянь настороженно наблюдал за её приближением и все прислушивался, не пробудится ли голод и бездумное желание убивать? Но, когда прохладная ладонь накрыла его собственную, ничего так и не произошло. Пару ударов сердца они оставались недвижимы, а затем Цзинъянь, наконец, позволил Линь Чэню измерить свой пульс. На лице лучшего лекаря Поднебесной, точно времена года, переменились замешательство, тревога, печаль, удивление, любопытство, восхищение. - Потрясающе! - воскликнул он и настойчиво потянул Цзинъяня под окно. - Идите же сюда, дайте мне на вас взглянуть. Тот неохотно повиновался. Сердце его глухо и часто билось. Что там такое жаждал увидеть Линь Чэнь? Подъеденная луна осветила его целиком. Цзинъянь не сомневался, что виден, как на ладони, и от этого ему делалось неуютно, желание укрыться и сбежать крепло и росло до тех пор, пока он не нашел в себе силы посмотреть Линь Чэню в глаза, встревоженный затянувшимся молчанием. Цзинъянь ожидал чего угодно: брезгливости, отвращения, унизительной жалости, но уж точно не того глубокого очарования, с которым его разглядывал мастер Линь. Словно завороженный, он протянул руку и осторожно убрал с лица Цзинъяня завесу спутанных волос. Скользнул ладонью по щеке, к виску, ощупал рог и ухо, спустился вниз по шее к вороту и вновь вернулся к лицу легкими щекотными прикосновениями, будто плел сеть заклинания. Цзинъянь замер, влипший в этот взгляд, точно в смолу. Его, словно дикого зверя, раздирали два противоречивых желания - отпрянуть или податься навстречу. Вместо этого Цзинъянь выбрал не делать ничего и позволил еще некоторое время изучать себя. - Что? - наконец, спросил он подсевшим голосом, стряхивая с себя наваждение. Линь Чэнь моргнул и снова жадно потянулся дотронуться до его лица, заставив Цзинъяня отстраниться. Выдохнул еле слышно: - Ваше величество так прекрасны! - Пальцы его невесомо очертили скулу. Цзинъянь смешался и вовсе отпрянул. Он не знал, что видел сейчас перед собой Линь Чэнь, но глубоко сомневался в том, что это действительно достойно восхищения. Он же чудовище! В нем не может быть ничего прекрасного! Хотя, если вдуматься, Мать Оленей отличалась несказанной прелестью до тех пор, пока Цзинъянь не вынудил ее показать свой истинный безобразный облик. Он помрачнел и отступил в тень. - Не заблуждайтесь, - сказал он угрюмо. - Это всего лишь морок. Линь Чэнь хмыкнул. - Я так не думаю. Вы же не хули-цзин, в конце концов, и не молодящаяся столетняя заклинательница. - А кто я? - спросил Цзинъянь с горечью. - Дракон, - пробормотал Линь Чэнь и вновь подсел ближе, явно не в силах побороть притяжение. - Синий водяной дракон. Потрясающе… Цзинъянь резко отпрянул. В его ушах раздалось глухое бормотание старухи: “Пришел Великий Дракон и поглотил все живое и неживое...” - Что с вами? - удивился Линь Чэнь. В его затуманенном взгляде промелькнула тревога и нечто похожее на огорчение. - Я вас поглощу, - бездумно ответил Цзинъянь, все еще во власти зловещего предзнаменования. - А вам этого хочется? - поинтересовался Линь Чэнь с неподельным любопытством. - Нет, - подумав, признался Цзинъянь. - Но… - А чего хочется? - Линь Чэнь опять сократил между ними расстояние. - Спать, - честно ответил Цзинъянь. Теперь, когда Линь Чень пришел в себя, усталость наваливалась тяжелым ватным комом. - Хорошо. Тогда пойдемте. Его потянули за руку в сторону ложа. - Но… - попытался он возразить, и был одарен взглядом, полным бесконечного терпения. - Ваше величество, вы теперь демон самого высокого ранга. Ваши энергии полностью перестроились, находятся в гармонии и больше не станут докучать вам навязчивыми желаниями. Да, в будущем вам предстоит питаться исключительно чьей-то ци. С этим ничего не поделаешь, не расстраивайтесь, каждый кого-нибудь, да ест. Но тянуть бесконтрольно чужие силы вы уже не будете. Раз в луну поохотитесь на гуев, а коли их не найдется, так поймаем какого-нибудь нечестивца, и совесть Вашего величества будет чиста. Говоря это, он все тянул и тянул Цзинъяня на ложе. Тот и не понял, как оказался во власти меховых одеял. Подняться ему сил уже не достало, но в сердце все не утихал недоверчивый огонек: а вдруг мастер Линь ошибся? Между тем к его губам была поднесена чашка с остатками укрепляющего снадобья. - Давайте, пейте. Не повредит, - Цзинъянь и опомниться не успел, как в него влили все до капли. - Теперь спать, - Линь Чэнь решительно отставил чашку, вытянулся рядом и натянул на них обоих одеяло. Цзинъянь повернулся на бок и в смятении отодвинулся как можно дальше. Он уже начал задремывать, когда его сгребли в сокрушительные объятия. Цзинъянь вскинулся было, но Линь Чэнь лишь крепче вжался в него всем телом с каким-то чуждым ему, неунывающему насмешнику, отчаянием, зарылся лицом в изгиб плеча и горячо прошептал: - Спасибо.