Танец продолжается

Король Дейрон Таргариен Если смотреть на замок Виль с неба, он казался таким маленьким, таким невзрачным… Таким легким для завоевания. Конечно, если смотреть с неба, со спины, маленьким и невзрачным кажется абсолютно все — кроме, может быть, таких твердынь, как Утес Кастерли, Штормовой Предел, Орлиное Гнездо или, скажем, Харренхолл. Как бы ему ни хотелось это отрицать — хоть перед своими лордами и военачальниками, хоть перед самим собой — Дейрон понимал, что главной причиной успехов его налетов были сами дорнийцы и их дурость. Отправив своих братьев и сыновей на войну, они почему-то решили, что война так и останется «где-то там», в той стороне, куда ушли остальные. А они могут и дальше жить спокойной мирной жизнью. И все они очень удивились, когда угодили под воздушный налет — угодили со спущенными штанами и незаточенными мечами. Для них сюрприз получился крайне неприятным. Для него — с точностью до наоборот. Но какую бы глупость они не проявили в начале войны, Дейрон понимал, что долго это не продлится. Первое их наступление, безусловно, было неумелым, спонтанным, неподготовленным — потому что они все карты поставили на эффект внезапности и неготовности противника, которой не было… Но даже такие самонадеянные глупцы никак не могли не усвоить урока от столь крепкой затрещины. Дейрон понимал — умом и сердцем — что пару лун назад он мог сжечь Виль дотла. Но не решился, несмотря на то, что тогда победа казалась ему почти неизбежной. А сейчас он уже вряд ли справился бы. Юный король невольно думал о том, что королева Рейнис в свое время думала так же, отправляясь в налет на Пекло… Но между ним и его праматерью была одна большая разница. Рейнис шла в бой, зная, что за ней стоят брат-муж и сестра-жена. Которые, в случае чего, отомстят за нее. Так оно и вышло. У Дейрона же не осталось никого. Нет, конечно, у него есть сыновья — уже двое. И ему есть кому передать престол… Но смогут ли они его удержать, если после гибели Зеленого дракона Черные опять поднимут голову и начнут новую войну? Не смогут. И это станет гибелью всего их дела. И он не полетел в атаку на Виль. И это привело к последствиям, которые он, к сожалению, не предвидел. Ему докладывали, что некоторые командиры стали называть своего короля, когда его не было рядом, Дейроном Благоразумным. Прощайте прошлые прозвища — Дейрон Отважный, Дейрон Дерзкий и Дейрон Храбрый, здравствуй Дейрон Благоразумный, за которым читаются куда более грубые и откровенные слова — и иногда даже проскальзывают в открытой речи, когда рядом нет никого из по-настоящему верных ему людей. Порой ему становилось не по себе от самого слова «благоразумие». «Боги, неужели война с Черными ничему их не научила?» Да, в той войне он проявил храбрость и решительность — даже когда Зеленые терпели поражение. Но тогда он был лишь третьим из братьев, воевал вместе с ними, чувствовал их крепкое плечо рядом. Сейчас он остался один — против целого замка. И какая уже теперь разница, что он мог сделать две луны назад? Что это теперь изменит? Тогда атака на Виль сопровождалась риском, но не таким, как сейчас. Теперь начинать боевой заход на забитые лучниками и военными машинами стены было лучшим способом убить Тессарион и себя самого. — Я смотрю, наш добрый друг, лорд Виль, подготовил для нас достойный прием, — обратился он к лорду Карону. Мастер над законами прибыл сюда сутки назад, вместе с ним, и уже принял командование всеми вооруженными силами Марок. Ночная Песнь располагалась достаточно далеко от Костяного пути, а дороги здесь были… не очень, мягко говоря. — Да, Ваша милость. Как будто он… провоцирует вас попробовать напасть на замок на вашем драконе. Дейрон фыркнул, когда встречный ветер надул ему длинные серебристые волосы на лицо. — Думаю, нет смысла отрицать, что он именно этого и желает, надеясь на то, что если он убьет дракона, все его неудачи и потери будут моментально забыты, как только он пошлет ворона с такой новостью своему сюзерену. Желание дорнийцев подкрепляли три тяжелые баллисты и четыре скорпиона, которые король мог видеть со своего наблюдательного пункта. И они были хорошо прикрыты, их нельзя было подавить с внешней стороны стен. Не требовалось обладать знаниями архимейстера, чтобы понять, что это далеко не вся артиллерия, имеющаяся в распоряжении Виля. И стоит Синей Королеве оказаться в их зоне поражения… — Согласен, Ваша милость. Лучшим решением… Я считаю, лучшим решением будет как следует поморить их голодом, — лорд Ночной Песни смотрел в сторону вражеского замка с нескрываемым злорадством. — И это будет не так уж и сложно, — улыбнулся король. Несколько сопровождавших их рыцарей и оруженосцев одобрительно засмеялись. Он полагал, что Белиал Виль, вне зависимости от того, переживет он эту войну или нет, останется в истории как творец одного из самых позорных поражений своего народа. Дорнийские головорезы совершенно наплевали на защиту своих караванов и баз снабжения — и в первые же дни кровопролития он сам и его вассалы сожгли не одну сотню дорнийских повозок, полных припасов, оружия и прочего нужного скарба. Опомнились они только после того, как отошли от Черного Приюта на свои земли. Лишь тогда до них дошло, что война может аукнуться и их владениям тоже. И то, как враг поступил потом… Что ж, этого следовало ожидать от не знающего жалости любителя змей и пыток. Все, что Тессарион не успела или не захотела жечь, сравнял с землей сам лорд Белиал, захватив все ценное, что могло пригодиться в его замке. В первую очередь запасы пищи и воды. Но и это было еще не все. Поскольку отступление через Костяной путь казалось им слишком долгим (и не факт, что основная дорнийская армия под Айронвудом встретила бы их с распростертыми объятьями), безумец из Виля перед тем, как запереться в своей крепости, собрал всех своих подданных — вообще всех — и бросил их на наступающих марочников, вооружив чем попало, вплоть до палок и мотыг. Надеялся ли он таким образом задержать их и выиграть немного времени? Возможно. И, в каком-то смысле, ему это удалось. Сейчас они должны были решить, что делать с таким количеством пленных, которые в большинстве своем уверяли, что готовы служить Зеленому королю, а не Солнечному Копью или, тем более, Вилю. — Предлагаю переселить их в северные владения Простора и южную часть Западных земель, — сказал Дейрон своему пожилому знаменосцу. — Танец Драконов и Железная лихорадка обезлюдели эти земли, и их нужно срочно кем-то заселить… А бывшие дорнийцы, оказавшись так далеко от своей родины, быстрее привыкнут к новой жизни. «Хоть что-то хорошее удалось вынести из этой проклятой войны…». — Принцесса Алиандра и ее лорды не обрадуются, узнав, что мы вот так… — Если вы считаете, что меня волнует их радость и одобрение, лорд Карон… Вы сильно заблуждаетесь, — отрезал он. Пусть Черные и другие потенциальные враги, желающие оспорить его право на трон, в этот раз остались в стороне, но одного Дорна могло хватить на развязывание второй полномасштабной войны за последнее десятилетие. А если еще вспомнить, сколько стоит сбор и снабжение войск в течение всей военной кампании… О каком вообще сопереживании Солнечному Копью может идти речь? И ради чего, спрашивается, они все это начали? Ради нескольких замков в горах, которые никогда им не принадлежали? Он не находил ни одного разумного ответа. И для Виля настало время сполна расплатиться за свое безумие. — Оставляю вам шесть тысяч человек. Этого должно хватить, чтобы пресекать их попытки вылазок и подходов к ним подкрепления из-за гор. Дорнийское море будут патрулировать два десятка кораблей, перехватывать контрабандистов и конвои с припасами. Все осадные машины, которые мы можем перевезти сюда, не оставляя Ночную Песнь и Черную Гавань баз защиты, уже в пути. — Виль падет, — твердо заявил Ройс Карон. — Клянусь честью моего дома, Ваша милость. — Надеюсь, вы чтите свои клятвы. Белиал Виль все еще продолжает осквернять этот мир своим нечестивым дыханием. Это нужно прекратить как можно скорее. *** Принцесса Алиандра Мартелл Две луны и шестнадцать дней прошло с того момента, как лорд Виль и его верные союзники перешли границу Марок и впервые окунули мечи в тела таргариенских патрульных. Алиандре хотелось верить, что если бы сейчас все разжигатели войны внезапно оказались здесь, в ее покоях, они сказали бы совсем не то, что говорили тогда, перед войной. А что-то вроде: мы не хотели войны, но нас вынудили, враги понесли огромные потери, а мы достигли части своих целей, и все идет по заранее продуманному плану, так что давайте поскорее заключим мир, пока не поздно. Возможно, даже найдут кого-то, кто во всем виноват — конечно, без него бы все пошло куда лучше… — Мне не нравится предложение Таргариенов, дядя… И еще меньше нравится их тон, — сказала принцесса, брезгливо отбросив листок пергамента, который ее слуги вынуждены были везти через всю страну, из Солнечного Копья в Айронвуд. — Твоя страна напала на его страну, племянница, — не без издевки в голосе напомнил лорд Манфри Гаргален. — Или ты ожидала от него корзину цветов и предложение брачного союза? Разумеется, Алиандра все помнила и понимала, что у врагов нет причины сохранять к ним любезность, но… Ее все равно трясло от тех формулировок, которыми Дейрон Таргариен изложил свои условия перемирия. Нет, обычные для переписки двух монархов вежливости и формальности, конечно же, присутствовали. Это закон. Но даже они какими-то мелкими, неощутимыми со стороны штрихами были выполнены так, что она, прочитав это, не могла избавиться от ощущения недавней пощечины на лице. Вчитавшись повнимательнее, Алиандра чувствовала, как у нее мурашки бегут по коже — и она не может отделаться от ощущения, что она маленькая девочка, которая совершила какой-то очень страшный проступок и сейчас ее за это ругают взрослые. Да, виновниками этой войны был Дорн и лично она, не сумевшая обуздать агрессию своих знаменосцев. Ей самой было нелегко это осознавать. Но то, как к ней обращался драконий король… Это еще сильнее раздражало ее душевные раны. — Знаешь, мне очень трудно побороть желание порвать эту… вещь, — призналась Алиандра. — Я сама рада была бы увидеть лорда Виля в виде гниющего трупа, который жрут черные змеи, которых так обожало его семейство… Я готова даже смириться с утратой его владений… От них все равно казна почти ничего не получала… А уж теперь, когда там порезвился дракон и две воюющие армии… да и сам лорд Виль тоже хорош… От этих земель точно не будет никакого проку… — Если ты хочешь выдвинуть какие-то встречные условия, они должны на что-то опираться, — напомнил ей лорд Соленого Берега. — Если у тебя есть еще какой-нибудь наемный отряд или лазутчики, готовые нанести удар по Маркам в тылу врага… Но я понятия не имею, существуют ли еще эти самые отряды. Враг уже почти занял Костяной путь и Принцев перевал. Чтобы их отбить, нам придется положить тысячи человек в кровопролитных штурмах их укрепленных позиций. И не факт, что это нам удастся. Даже если предположить, что их дракон на время нашего контрнаступления впадет в спячку… А он не впадет, сама понимаешь. Поэтому ни о каком наступлении и речи быть не может. Мы не в состоянии даже послать Вилю подкрепление сушей или морем. Потому что у них дракон. Если бы в этом мире была хоть какая-то справедливость, лорд Белиал Виль оказался бы здесь — и ответил за все свои поступки. В этом случае Алиандра приказала бы своим воинам вспороть ему живот и бросить в яму, полную голодных змей, чтобы те медленно пожирали его внутренности. Нет, естественно, лорды Марок тоже не дали бы ему отделаться легкой смертью, попади он им в руки живым… Но тогда Виль из Виля не получил бы наказания от рук дорнийцев и избежал бы кары, которую дом Мартеллов всегда приносил тем, кто обманывал их доверие. — Виль обречен. Это даже обсуждать нечего. И не только потому, что против его защитников вышел минимум трехкратно превосходящий численностью враг… И не потому, что он не удосужился даже подготовить достаточно припасов к началу войны. Таргариены больше не будут терпеть этот кинжал, нацеленный им в спину. После всех его бесчинств, его набегов, его… его этой так называемой «мобилизации»… После всего этого наши собственные подданные будут на нас косо смотреть, зная о том, что мы с ними в одной связке. И кто-то подумает, что если один дорнийский лорд может обращаться со своими людьми как с пылью под ногами и оставаться безнаказанным… То и другие тоже могут… Слава Семерым, что «великий стратег» так и не сумел прорваться через передовые крепости Марок и вторгнуться в беззащитные равнины Простора. Если бы он это сделал, просторцы, штормовики и западники прямо сейчас наступали бы на Дорн со всех сторон, убивая всех и разрушая все на своем пути. — Но то, что они предлагают… Это уже, прости, за гранью. Я готова смириться с изменением границы, с уступками земель — в первую очередь, тех, что принадлежали Вилю… Отец Всевышний мне свидетель, я сама рада снизить напряженность в наших отношениях и не дать этим поджигателям войны разжечь новый пожар через несколько лет… Но королю Дейрону этого мало. Он требует от нас официальных извинений и признания своей вины в развязывании войны… И когда я говорю «нас», я имею в виду Мартеллов. — Да, это будет… сложновато… с политической точки зрения… — если это нельзя было назвать эталоном деликатной формулировки, то что вообще можно было говорить о деликатности? — Я еще не закончила. От нас требуют разрушить сторожевые башни во владениях Фаулеров… — речь шла о тех башнях, где размещались сильные гарнизоны дорнийских солдат, контролирующих южную часть Принцева перевала. — Затем наша казна выплачивает двести тысяч драконов в качестве возмещения урона, понесенного лордами Штормовых земель. Несколько наших гаваней в Дорнийском море обязуются принимать и обслуживать военные корабли Таргариенов, занятых борьбой с пиратством. Наши торговцы солью… Нет, не так: ТВОИ торговцы солью, дорогой мой дядюшка, должны будут поставлять в Королевскую Гавань пять доверху загруженных судов ежегодно и продавать ее, как они выразились, «по справедливой цене». Фактически — за те гроши, что согласится нам платить королевский мастер над монетой. Вот тут лорд Гаргален уже не пытался отшутиться. Его глаза угрожающе прищурились. — И последнее… но не менее важное. В случае новой войны между Черными и Зелеными Дорн должен сохранять нейтралитет… Это официально. При этом мы должны выставить не менее пяти тысяч «добровольцев» и «наемников» против «самозванки из Стоунхеджа». Алиандра знала, что любой торг обычно начинается с «крайних» точек, чтобы постепенно, шаг за шагом, двигаясь навстречу друг к другу, найти какое-то среднее, удовлетворяющее обе стороны решение. Но это… С таких позиций им пришлось бы идти очень, очень долго. Тем более, что дорнийская армия все еще была цела и готова к бою, раны, нанесенные им весенним поражением, уже начали заживать, да и сами Зеленые — которые, кстати, до сих пор не взяли ни одного по-настоящему важного замка — пролили крови не меньше, чем дорнийцы… — Нужно как-то убедить Зеленого короля… пересмотреть свои… предложения. *** Сир Эндрю Селми Эта война была ужасна. С самого начала. Лично для него этот ужас выражался в том, что от его рыцарства проку было не больше, чем от седла на корове. Эндрю уже сбился со счета, сколько раз он был вынужден слезать с коня и ковылять по перевалам пешком, подолгу сидеть там в засадах… А если он слышал слова «козьи тропы» меньше одного раза в день, ему могло показаться, что он оглох. Вскоре он от злости уже готов был ломать тренировочные мечи обо все подворачивающиеся ему головы. А ведь поначалу он даже радовался такому шансу. Но вскоре молодому Селми стало понятно, что война — это не веселая череда героических подвигов. А потом все стало еще хуже. С другой стороны, массовые конные атаки, как правило, забирали сотни жизней помазанных рыцарей. И чем меньше их было, этих атак, тем лучше все было для него. Если бы только не проклятая погода… Чем дальше, тем жарче становилось. И, в среднем, каждые три дня жара сменялась проливными дождями, из-за которых их лагеря и все вокруг превращалось в болото — а дальше снова возвращались жара, сухость и удушающий ветер со стороны Красных гор, который, казалось, еще хранил в себе дух пустыни. Носить тяжелые доспехи в такую погоду было само по себе настоящей пыткой. Несмотря на усилия мейстеров и целителей, в лагерях воинов, осаждавших Виль, было полно больных. А еще марочники каждую ночь начинали новую войну, в которой у них не было шансов на победу. Войну против комаров, слепней и прочих обитающих здесь мелких кровососов. А когда их удавалось отогнать, оставались еще змеи и скорпионы, в дневную жару прячущиеся под камнями и бочками. Это была совсем не та война, какую они помнили по прошлому десятилетию. И он видел, как в рядах соратников растет недовольство. Просторцы, прибывшие к ним на подмогу уже после первой луны, когда основные сражения отгремели, открыто ворчали по поводу того, что «могли бы и дракона на них выпустить». Как будто это не дракон целый месяц разорял пути снабжения дорнийцев! Да и настроение самого Эндрю… Никакая жажда славы и почестей не могла пересилить его растущее желание поскорее вернуться домой. Доклады, которые он отправлял Ларису Стронгу, оставались безответными, будь то отчеты о текущих событиях или вопросы относительно дальнейшей работы. А слава и богатства… В этой войне ее почти не было. Даже пленники, за которых можно было получить выкуп… За эти месяцы обе стороны почти не брали людей в плен. А дорнийцы и вовсе заставляли живых, попавших в руки их выродка, позавидовать мертвым. Ничего, они тоже потом научились отвечать им тем же, выворачивая наизнанку каждого схваченного ройнара. — Я слышал, что война все, заканчивается скоро, — сказал рыцарь, прибывший из Королевских земель, но его сильный акцент говорил о том, что этот человек прожил много лет на той стороне Узкого моря. — Между Каменным Шлемом и Айронвудом летают целые стаи почтовых птиц… — Не знаю, — бросил в ответ воин с гербом дома Коннингтонов, глядя на то, как люди, ответственные за катапульты кладут на рычаг своей метательной машины огромный камень. И пожал плечами, когда рыцарь из Эссоса легонько ткнул его в бок. — Может, король и обменивается письмами с каким-то дорнийским лордом… Но то, что мы все еще здесь, уже говорит о том, что между условиями мира, предлагаемыми пустынными выродками, и теми, что желает видеть наш король, огромная пропасть. — ПЛИ! Четыре больших красных флага в руках командиров расчетов одновременно взмахнули — и пять требушетов вместе с тремя катапультами отправили снаряды в полет в сторону Виля. Один метательный снаряд лег с недолетом, лишь слегка задев основание внешней стены крепости — должно быть, артиллеристы неправильно рассчитали дистанцию. Зато остальные попали точно в цель — многие слышали, как внутри что-то рушится и ломается. И не только это. Любая армия всегда производит очень много шума, вне зависимости от того, сражается она или просто стоит. Но то, как резко усилились крики осажденных, тоже наглядно подтверждал факт: «подарки» дошли до получателей, но почему-то не очень им понравились. — Эти стены еще долго долбить придется, — добавил просторец, который, судя по его лицу, еще даже бриться не начал, но уже уговорил своего лорда отпустить его на войну, откуда он, как считал, должен был вернуться уже рыцарем. — Нельзя просто сидеть и ждать все это время. В том, чтобы закидать врага камнями нет ни славы, ни чести. Эндрю не сдержал открытой усмешки. — Ты прав, смелый юноша. Так иди же и скажи лорду Карону, что приказ короля бесчестен и глуп… Юнец тут же покраснел и отвел взгляд. — Но у нас в три раза больше людей, чем у Виля! — сказал еще кто-то. — Может, вы решили, что выродков на той стороне волнует чья-то честь, даже их собственная? — Селми в сердцах сплюнул под ноги. — Вы видели тела ваших товарищей, выпотрошенных заживо? Я видел. А перед этим видел, как они выходили навстречу врагу с радужными флагами мира… И если мы полезем на замок сегодня, прямо сейчас, гадюки будут драться насмерть… И потом заставят нас пожалеть о том, что мы вообще родились. Молодой просторец возмущенно набрал в грудь воздуха, чтобы возразить… Но потом неловко выдохнул, развернулся и ушел. Наверное, в свою палатку. — Зря ты так, Эндрю. Сейчас еще отцу жаловаться пойдет… — Если он покинет лагерь до того, как осада закончится, это будет считаться дезертирством — вне зависимости от того, кем являются его родители и сколько они заплатят бардам и мейстерам, которые пишут родословные книги… Он сказал это не просто так. Именно дезертирство принесло больше всего потерь в этой осаде — особенно среди молодых воинов и рыцарей, никогда прежде не видевших собственными глазами ни осады замка, ни поля битвы. Эндрю Селми еще раз тяжело вздохнул, чувствуя, как пот заливает лицо под шлемом. Это была совсем не та война, какой хотел ее видеть Железный Трон. И они не были готовы воевать вот так. И он знал, что войну эту следует закончить как можно быстрее, пока к ним не пришла летняя жара и они не испеклись заживо в своей железной броне. *** Лорд Белиал Виль — В каком смысле — у нас нет больше мяса? Ты сам вчера сказал, что у нас в кладовых три свиные туши, дюжина кур и одна коза! Если бы у Белиала в руке был хлыст, он бы, не раздумывая, ударил им замкового квартирмейстера прямо по лицу, чтобы ему впредь неповадно было вводить людей в заблуждение. Хлыста не было, но это не помешало ему схватить слугу за рукав, подтащить к себе поближе и прожечь насквозь взглядом карих глаз. — Куда ты дел наши припасы? — Потолок… милорд… потолок… рухнул… — Это бред! — Но спустя всего несколько ударов сердца, достаточных для того, чтобы сбежать вниз по лестнице Восточной башни, он понял, что квартирмейстер не врет и не ошибается. Потолок и в самом деле рухнул, похоронив под собой все в облаке пыли и груде камней. Ну, по крайней мере, Белиал так считал. Дойти до конца коридора он уже не мог, а глаза плохо видели сквозь забитый пылью воздух. — Я хочу получить полную опись всего, что у нас осталось! — крикнул он квартирмейстеру. Виль понимал, что не должен вот так орать, но у него была на то причина — впервые с начала осады ему стало действительно страшно. Его башня была самой высокой точкой в этой части Марок, откуда открывался самый обширный вид, но стоящие на крыше дозорные не видели ни единого признака приближавшегося с моря или суши подкрепления. А без подкрепления соотношение сил с каждым днем склонялось все сильнее на сторону врага. Разумеется, его люди могли раскопать обломки и вернуть все, что уцелело в разрушенной кладовой… Но что там уцелело? И позволят ли марочники им это сделать, любезно прекратив свою нечеловечески точную стрельбу из камнеметов? — Милорд… Сир Зор послал меня… Он видел, как их лучники занимают господствующие высоты… Белиал почувствовал, что готов вспыхнуть от ярости и омерзения. Да сколько же можно, почему на их головы валится одна беда за другой? — Передай сиру Зору, что я вернусь на стены сразу, как только разберусь с нанесенным здесь ущербом, — бросил Виль гонцу. — Я уверен, он и сам сможет подавить вражеских стрелков своими — и приданными ему в усиление двумя скорпионами. Он знал, что длинные луки штормовиков бьют дальше и точнее изогнутых луков его стрелков. Но у них были отличные площадки и укрытия в виде стен — и это сводило на нет все преимущества врагов. Конечно, так его люди не имели возможности собирать использованные стрелы — но и солдаты Таргариенов тоже не могли это делать. А еще его воины, в отличие от них, хорошо умели использовать яды, будь то обычная жидкость, выделяемая клыками змей, или замысловатая смесь из нескольких растительных и животных отрав. — Придется сократить рационы… — он не стал уточнять, кому и насколько. Естественно, экономить будут за счет слуг и присяжных мечей. Он же был Вилем из Виля — и залогом сохранения дорнийской власти над этими землями. Двое его кузенов погибли во время марша на Виль, еще многих его родичей казнил покойный принц Кворен… Нет, Солнечное Копье, Дар Богов и прочие твердыни Дорна не допустят, чтобы он пал от рук драконьих подстилок… Да и должен же он был как-то вернуть себе верность собственных подданных, у которых марочники похитили кучу близких, призванных на войну? Они ведь тоже были подданными малолетней суки из Солнечного Копья! Нет, она просто не может не прийти ему на помощь… Если же она этого не сделает… Тогда против нее повернутся свои же знаменосцы. И не успокоятся, пока она не испустит дух. Представив себе Алиандру, стоящую на коленях перед своими вассалами, он устало улыбнулся… И продолжал улыбаться, пока слуги не раскопали засыпанный коридор достаточно для того, чтобы добраться до двери кладовой. И не вернулись с неутешительной новостью. — Двери больше нет, милорд. Дверной проем завален камнями и щебнем… Нужно минимум человек двадцать, чтобы там все… — Я дам вам их… — да, вражеские стрелки были проблемой, но куда более серьезной проблемой сейчас было сохранение оставшихся припасов. И когда он, наконец, вышел на открытый воздух… Он увидел, что двор объят пламенем. — МИЛОРД! Вражеские катапульты и лучники… Они обстреливают нас зажигательными снарядами! И Виль все-таки не удержался от того, чтобы врезать слабоумному гонцу в нос, отправив его на пыльную землю. — Чем тратить мое время, взял бы лучше таз, наполнил его водой и потушил огонь! Ты человек или блеющая овца? Ш-Ш-Ш-Ш-ША-А-АР-Р-Р-Р-Р-РА-А-А-АХ!!! Очередной валун врезался в нижнюю часть его личной башни и застрял в ней, а лорд Виля с замиранием сердца смотрел на то, как от места удара во все стороны расползаются широкие трещины. — Не может быть… Этот замок был построен с таким расчетом, чтобы его и дракон не взял… Нет, это невозможно, они не могут просто вот так… Следующее попадание из требушета превратило башню в окутанный пылью водопад из камней и мелких обломков. Белиал проклинал всеми известными ему словами и небеса, и пекло. Он кричал в безоблачное небо последние богохульства в адрес марочников, Таргариенов, их драконов, суки Алиандры, всего Вестероса… Этого не могло случиться. Он — Виль из Виля, законный властелин Дорнийских марок, в его жилах текла кровь Первых… И он не мог позволить, чтобы его замок рухнул уже на пятый день из-за обстрела из катапульт. Он не мог этого позволить! *** Сир Лукас Вуд С трудом успев доковылять до фальшборта, Лукас тут же вывалил в залив Железных людей содержимое своего желудка. В третий раз за сегодня. Он не впервые выходил в море на корабле. Два раза он пересекал Узкое море. Но каждый раз Отец и Старица благословляли их путешествие, ветер был ровным и попутным, без порывов и сильных волн, не говоря уже о бурях и штормах. Зато здесь… здесь природа отыгралась на нем сполна. Цвет неба можно было назвать таким, какой барды и художники называли либо темно-серым, либо светло-черным. Ветер был таким сильным и убийственным, что сохранять паруса целыми, по его мнению, позволяло одно лишь божественное благословение. Ветер, насыщенный морскими брызгами, пробирал до костей. И еще Лукас слышал, как некоторые моряки шутили между собой, что если кто-нибудь упадет за борт, он заледенеет на этом ветру быстрее, чем коснется волн. И он не был до конца уверен в том, что они действительно шутили. Прекрасное время, чтобы выйти в море, ничего не скажешь. Если бы кто-то сейчас сказал ему, что на дворе весна, Вуд назвал бы его лжецом. Залив Железных людей в этот сезон выглядел как место, о котором забыли сами Боги и не послали сюда лето, как послали в другие земли и моря. Теперь, когда его желудок остался совершенно пуст, рыцарь смог вернуться к капитану, в очередной раз задавая самому себе вопрос, о чем он вообще думал, согласившись на это дело, которое могло стать величайшей ошибкой всей его жизни. Даже в разгар зимы, которую он пережил в Долине, погода не была такой ужасной. И даже медленно растущий впереди остров казался ему поднимающимся из морской бездны жутким чудовищем. Память — и почти пустой кошель на поясе — услужливо напомнили ему, зачем он в это ввязался. Лукасу очень нужны были деньги. И земли тоже. Если бы мир был немного справедливее, все это у него уже было бы — после того, как его отец лишился ноги и не мог ни ездить на войну, ни объезжать их владения. Хотя, по большому счету, винить отца было не в чем. Лукас получил доспехи, щит и коня еще тогда, когда служил оруженосцем — и вскоре был помазан в рыцари сиром Джейсоном Рэдлэнсом. Это, а также десяток серебряных монет стало для него достойной наградой за победу над шайкой разбойников. Но теперь, когда старик слабел день ото дня, он надеялся, что рано или поздно тот назначит его своим преемником во владениях Вудов… — Так и не дождался… — пробурчал вслух уроженец Речных земель. В свое время Лукас внимательно прислушивался к разговорам сира Джейсона, а сам старался казаться незаметным — поэтому рыцари и лорды не слишком сдерживали слова в присутствии молодого оруженосца. И суть их разговоров в основном сводилась к одной фразе: времена уже не те. Семь Королевств, созданные Эйгоном Завоевателем и скрепленные Железным Троном, перестали быть едиными. Теперь их было два. Особенно болезненно эта перекройка карты прошла для Речных земель, где многие свои владения потеряли, многие приобрели — и Вуды, одни из знаменосцев Баттервеллов, чьи земли находились на берегу Божьего Ока, внезапно попали в число ключевых держателей новой границы. Еще более внезапным стало то, что по новым законам женщин практически полностью уравняли с мужчинами в праве наследования. — Она слишком хорошо играла в свои игры… — признался Лукас ветрам и волнам, через которые пробирались три больших корабля, среди которых был и их «Морской орел». Если бы он только знал… Но он спокойно отправился в Долину со своими друзьями, не думая о том, что у него могут найтись конкуренты. И просидел там всю зиму. А когда вернулся, все было уже кончено. Были, конечно, и более приятные перемены. Вуды превратились из мелкого рыцарского дома, почти не имеющего земель, в полноценный знатный дом минимум второго ранга. Но как только он вернулся на родину, ему прямо заявили, что как воин он весьма хорош, но его навыки управления, мягко говоря, оставляют желать лучшего, поэтому его отец отрекается от своего титула и передает его Зои, старшей дочери — отныне леди Зои из дома Вудов, верной служительнице Семерых и Черной королевы. Ему выдали пятьдесят серебряных монет и отправили в Стоунхедж, в теплые руки лорда Кригана, десницы королевы, который, глядишь, и найдет, куда его пристроить. И он нашел. И когда ему пришлось отправиться по бушующему морю в самую ненавистную в глазах бывших Семи Королевств часть континента… Лукас не был уверен, что если бы ему дали выбор между этим и Ночным Дозором, он предпочел бы первое. — Шевелитесь, сухопутные крысы! Пора оправдать свои рыцарские титулы! — крикнул кто-то с кормы судна, которую моряки по какой-то непонятной ему причине прозвали «Красоткой Бертой». И Лукас вместе с остальными еще долго бегал туда-сюда и выполнял кучу вещей, которых в обычной жизни старался избегать и отправлял на эти задачи своего оруженосца. Но оруженосца с ним сейчас не было. А вот он еще в самом начале плавания внезапно осознал, что все его былые заслуги на борту не стоят ровным счётом ничего — и ему, чтобы перестать быть никем, нужно внимательно смотреть, что делают моряки, слушаться каждого их слова и набираться опыта… И он должен был сильно постараться, чтобы вернуться в Речные земли с полным кошельком и хорошей репутацией. А для начала — не слишком злить вышедших вместе с ним в море сигардцев и людей лорда Старка. Теперь, несмотря на то, что многим «сухопутным крысам» не терпелось поскорее сойти на берег, Лукас нутром чуял, о чем шептались матросы в кубрике. Может, этот остров был неплохим местом для постройки здесь гаваней, верфей и дальнейшего его заселения, но когда они все-таки причалили и приготовились к высадке, многим стало по-настоящему жутко. Потому что этот остров оказался совершенно необитаемым. Он представлял собой картину смерти. Вон те развалины лет десять назад, должно быть, были великолепным замком — «Как там его называли? Серый Сад?» — который контролировал всю северную оконечность острова. Сейчас от него не осталось ничего. И никого живого рядом не было. Во всяком случае, никого живого из людей. Никто из них не смог пережить ярости дракона и безжалостной эпидемии. Высадка, несмотря на все их усилия и полное отсутствие противодействия, оказалась делом тяжелым и долгим, хотя он участвовал не более чем в одной десятой из всех дел. Переправлять все в мелких шлюпках раз за разом, туда-сюда, туда-сюда… И когда он, наконец, сделал первый шаг по острову, который ныне вымершие его жители называли в честь правящего дома, тоже вымершего, он не испытывал ни облегчения, ни удовлетворения. Только бесконечную усталость. Но это не помешало ему собраться вместе с остальными у места высадки и послушать слова лорда Алина Велариона, мастера над кораблями. Слова, которые за последние сто тридцать с лишним лет произносили очень немногие. — Именем Ее милости королевы Бейлы из дома Таргариенов, именуемой Первой, королевы Долины, Речных земель и Севера, королевы Андалов и Первых людей, Защитницы Государства, покровительницы Веры, истинной правительницы Семи Королевств, всадницы Лунной Плясуньи и леди Стоунхеджа… Я, лорд Алин из дома Веларионов, объявляю этот остров, отныне именуемый Вестмарком, неотъемлемой частью нашего королевства. Пусть тот, кто желает возразить мне и оспорить мои слова, сделает это сейчас — или молчит вечно. Естественно, возражать и оспаривать его слова никто не стал. Единственным, что нарушило тишину на берегу в этот день, были тихие аплодисменты, раздавшиеся в тот момент, когда флаг с черным драконом развернулся и затрепетал на яростном ветру. *** Король Дейрон Таргариен «Ладно, — говорил Дейрон самому себе. — Я и не собирался делать из Виля главный опорный пункт Штормовых земель…». Едва солнце принесло побережью Дорнийского моря свет и тепло, их взору открылась картина полностью разрушенного замка. Внешние стены, обрушившиеся в нескольких местах. Обвалившиеся внутренние постройки — по большей части разрушенные полностью. Те, что рухнули совсем недавно, окутаны пылью. И везде трупы, трупы, трупы. И, естественно, где бы ни были стычки, теперь пировали вороны, не брезгуя даже теми, кто был истыкан стрелами сильнее, чем дикобраз колючками. — Когда мы пробили стену требушетами и пошли в первое наступление, они попытались контратаковать, — тихо сообщил Ройс Карон. — Но, поскольку у нас был десятикратный перевес в лучниках и доспехи лучшего качества… Надолго их не хватило. Раненых и пленных… не оказалось. Дейрон никак не отреагировал на его слова. Его глашатаи дважды обратились к Вилю с предложением сдаться. Дважды он отверг это предложение. А если вспомнить, сколько теплых чувств штормовики скопили по отношению к Вилю и его убийцам… Не стоило удивляться отсутствию пленных. Не стоило. Король не испытывал по этому поводу никаких чувств — кроме, может быть, страха за себя, вызванного этим самым отсутствием чувств. Виль был не первым замком, который был взят и уничтожен штурмом. И Дейрон молился, чтобы он стал последним — на много-много лет вперед. Он думал о том, что барды, мейстеры и придворные льстецы будут в один голос говорить о том, что Виль пожал то, что посеял. И… Они будут совершенно правы. Но, будучи прямым потомком и наследником Эйгона Завоевателя, восседавшим на Железном Троне, он не мог оставаться равнодушным к напрасной трате жизней, золота и сил. И гибель дома Вилей, которая, казалось бы, должна была обрадовать… Она вместо этого еще раз обожгла его осознанием того, что любой великий дом с самой долгой и славной историей может точно так же сгинуть, совершив череду смертельных ошибок и настроив против себя всю страну. — Виль не будет восстановлен, — сказал он мастеру над законами. — И я не стану об этом сожалеть, Ваша милость, — ответил Карон. — Но я полагаю, нам стоит воздвигнуть новые укрепления на новой границе. — Да. Как минимум по одной на каждый важный перевал, который мы заберем у Солнечного Копья. Вороны, радостно каркая, продолжали свое омерзительное пиршество в полулиге от них. — Но… Есть вероятность, что это ловушка, Ваша милость. Дейрон усмехнулся. — Вот и я об этом думал, на самом деле. Они начинают войну по причинам и мотивам, которых мы до сих пор не можем понять, а потом оказывается, что их разжигатели — полнейшие идиоты, не способные найти собственный меч, даже когда его засадят им в грудь… И теперь, пару лун спустя, они пишут, что готовы заключить мир… на очень щедрых условиях. И, несмотря на то, что он не получал ни важных заложников, ни золота, ни даже соли в тех количествах, какие запрашивал… Сама возможность выбраться из ямы, заполненной вонючим дерьмом и шипящими гадюками, которую люди называли «войной», была для него самым желанным исходом. — Если бы только я правил всеми землями от Стены до Марок… Тогда я мог получить бы от них намного больше. Сейчас же… Я не знаю, можно ли этого требовать. — Черные. — Черные, — мрачно повторил король. — Мы потеряли людей, золото и драгоценное время, которое можно было потратить на выращивание урожая. Я не думаю, что наш северный сосед начнет новую войну в этом году. Но и сказать, как долго продлится мир, тоже не могу. Могу сказать лишь то, что каждый день этого кровопролития… мы слабеем. А они становятся сильнее. Лорд Ночной Песни склонил голову в знак согласия. — Тем не менее… Теперь, когда Виля больше нет, это защитит нас от новых дорнийских вторжений. Да и полученный здесь опыт… Они дважды подумают, прежде чем рискнут еще раз… — Я бы не был столь в этом уверен, — сжал зубы король. — Я думаю, что они думали не дважды, а семижды, когда зима пошла на убыль. И никакие раздумья не помешали им вскочить на коней и понестись через горы сразу, как только сошел снег… Он прекрасно понимал, что война, может, и закончится, но отношения между Солнечным Копьем и Штормовым Пределом — и Королевской Гаванью тоже — уже никогда не будут прежними. Что все их связи окажутся отравленными на несколько поколений вперед. Что все уже заключенные договоры, соглашения, браки… теперь пользы от них было не больше, чем у черепа Вхагар в тронном зале. И что ему до конца своего правления придется держать в Марках сильный гарнизон. Потому что все прекрасно убедились: дорнийцам нельзя доверять. Да, они победили. Этого никто не отрицал. Он пытался себя в этом убедить, опустошая очередной кубок с вином, надеясь, что хоть этот сможет смыть ту противную горечь во рту. «Если бы мы проиграли, все было бы куда хуже…». Подобные мысли были единственным, что сейчас его успокаивало.