***
— Мне нужна услуга от вас двоих. Италия, виноградник. Запах влажной земли, нервозность. Свежий Круциатус. Края размыты, словно это воспоминания из Омута памяти. Драко разговаривает с Тео и Блейзом. Вся сцена словно полузабытый сон. Гермиона не знает, что было до, а что после. Где она находится и что здесь делает… — Ты уже завербовал нас для своего благородного дела. Что, отдать тебе еще и нашего первенца? — Мне нужен обет. — Пауза. Тяжелое молчание. — Мне нужно доверить вам кое-кого очень важного, если со мной что-нибудь случится.***
Паника смешивается со смятением. Вихрь воспоминаний снова перемещает их. Эпизоды проявляются и воссоздаются без предупреждения. Гермиона только сейчас понимает, что Драко испытывает ту же магию… Новая сцена: маленькая квартира в Манчестере. Гораздо более молодая версия Гермионы только что аппарировала сюда и кашляет кровью на ковер. Металлический привкус обжигает язык. Она наблюдает за собой, вспоминая, как стояла на четвереньках, как проклятие сковывало ее дыхание. Как медленно темнело в глазах… Она поднимает голову. В другом конце комнаты Драко тоже наблюдает за этим моментом ее прошлого. Его глаза наполнены ужасом, он смотрит на скорчившуюся на полу девушку. Ее остриженные кудри слиплись от грязи и пота, рубашка и джинсы перепачканы до неузнаваемости. В комнате пахнет темной магией, используемой на фронте. Молодая Гермиона продолжает кашлять, ползая по ковру в ожидании смерти, красные струйки стекают по грязным рукам. Она и не знала, что это выглядело именно так. Гермиона из прошлого заходится в очередном приступе кашля. Она переворачивается, и вот оно — проклятие медленно расползается по ее груди, разъедая рубашку, кожу и мышцы под ней. Вся ее пропитанная боем одежда покрывается красным — заклинание попало куда-то выше живота. Гермиона из настоящего может только смотреть, застыв в сюрреалистическом моменте. Ее пальцы непроизвольно поднимаются, чтобы нащупать паутину шрамов в центре груди… Всплеск чего-то внезапного, словно молния, пробивает их общее сознание. Она поднимает взгляд и видит, как Драко бросается к лежащей на полу девушке и…***
Вихрь переносит их в новую локацию. Все происходит слишком быстро, воспоминания настолько разрозненны, а магия так непоследовательна, что невозможно что-либо контролировать. Голова раскалывается… — Драко! Гермиона поворачивается. Мимо нее в фойе поместья проносится Нарцисса, направляясь к молодому Драко — бледному подростку-Пожирателю смерти — как раз в тот момент, когда он аппарирует туда. Его хорошо отработанная, необходимая стойкость начинает разрушаться, когда мать берет его лицо в дрожащие руки. Дрожащие, окровавленные руки. — Слушай меня, хорошо? Слушай очень внимательно, — Нарцисса говорит тихо, торопливо, отчаянно. — Мы с твоим отцом… Мы не переживем эту ночь… Глаза юного Драко расширяются. Но Гермиона переводит взгляд на своего Драко, стоящего в другом конце фойе. Он смотрит так, как будто заново переживает этот момент. Она чувствует, внезапно и пронзительно, острый осколок разбитого сердца, разливающийся печалью за ребрами. Она не знает, ее сердца или его. Молодой Драко качает головой. Стены его окклюменции начинают разрушаться, когда горе пытается прорваться наружу. — Не надо, сынок, — голос Нарциссы остается твердым, даже когда Драко обхватывает ее окровавленные ладони на своем лице. — Послушай меня. Твой отец… Твой отец скоро будет здесь. Он уже почувствовал мою… Нарцисса и Гермиона поворачивают головы на звук аппарации. Шаги гулко отдаются по полу над ними, слышны мужские голоса, приближающийся шум. — М-мама? Гермиона возвращает внимание к версии Драко из прошлого. Его лоб нахмурен, уголки рта опущены вниз, губы дрожат. Он снова молод, так молод. Слишком молод. Сердце Гермионы разрывается на части. Нарцисса дрожит, охваченная горем и осознанным страхом, берет руку сына, целует ее на прощание, затем быстро снимает со своего пальца большое кольцо и надевает на его. Этот жест повергает юного Драко в мрачную панику. — Нет. Нет, мама, нет, нет, ты не можешь… — Тише! Посмотри на меня… Голос Нарциссы затихает, когда что-то наполняет грудь Гермионы. Эмоции, не принадлежащие ей. Старая скорбь. Содранная корочка с не успевшей зажить раны. Гермиона поднимает глаза на Драко, стоящего в фойе. Он уже смотрит на нее. Но ее снова дергает и уносит прочь, прежде чем она успевает понять, что все это значит…***
Знакомый ехидный смешок из далекого прошлого. Что-то… Что-то важное здесь, в этом месте… Внезапное смутное осознание приходит к ней, вызывая лишь ужас. Черт. Гермиона пытается сопротивляться, воюет с нестабильной магией, не желая ни видеть, ни показывать эти тайные воспоминания, несмотря на то, что она не в том состоянии, чтобы привести свои мысли в порядок… — Грейнджер, прекрати… Она едва успевает проигнорировать предупреждение Драко, как безвольно приземляется в момент, который ей не хотелось бы пережить заново. Она чувствует, как Драко приземляется туда же. Восемнадцатилетняя Гермиона встает с кровати, откидывая в сторону одеяло, обнажая боль и неловкость, которые она испытывала тогда. Гермиона смотрит на свою наготу. Тело, едва вступившее в пучину долгой войны, уже несет первые из многих будущих шрамов. В воспоминании она направляется к сундуку с одеждой у изножья кровати. Дыхание перехватывает, когда Гермиона понимает, что Драко наблюдает за разворачивающимися событиями в этой комнате на площади Гриммо. В комнате, где у нее впервые был секс. С Роном. Который сидит на другой стороне кровати. Она замечает пристальный взгляд Драко. Удушающий страх заполняет грудь. Она отворачивается, пытается встряхнуть головой, выйти из этого воспоминания, в то время как ее сердце бьется все громче. — Ой, я тебя умоляю, — бормочет ее молодая версия, склоняясь над сундуком и роясь в поисках чего-нибудь, что можно надеть. — Из нас двоих, Рональд, уж точно не я склонна… обольщаться, — говорит она, резко натягивая через голову один из безразмерных джемперов Гарри. — Да ладно, Миона. Это… Это не то, что я… — начинает Рон, но его обрывает еще один смешок. Она очень хочет, чтобы это прозвучало раздраженно, но у нее отчаянно не получается. — Я точно знаю, что ты хотел сказать, и, уверяю тебя, это не то, о чем тебе следует беспокоиться, — говорит ее младшая версия, и Гермиона морщится оттого, насколько она очевидна. — Да ты посмотри на меня, — произносит она тише. Словно по секрету. Гермиона не помнит, что она тогда имела в виду. Возможно, речь шла о состоянии их нуждающихся, изможденных тел. Или же о ее растрепанных волосах. А может, дело в ее синяках под глазами или бледном цвете лица из-за того, что они на последнем издыхании тащили на себе весь волшебный мир. Возможно, дело в потере веса или в том, что у нее начали дрожать руки. Или в горстке шрамов, которые она накопила, будучи никудышным дуэлянтом. Или в осознании того, что ее первый раз значил для Рона столько же, сколько и для нее — то есть совсем ничего. Не тогда, когда нужно было вести проигрышную войну. Скорее всего, она имела в виду все это. И без всякого предупреждения Гермиона вдруг чувствует острый укол в груди. Она поднимает глаза и встречается взглядом с Драко. Он смотрит на впопыхах одевающуюся Гермиону. Хмурится, изучая ее с более чем просто удивлением и замешательством. Гермиона пытается прощупать, о чем он думает в этот момент, но это что-то слишком туманное, густое и тяжелое, как смола в ее груди… — Поверь мне, — говорит ее прошлое «я», трансформируя пуговицу в хлопковые трусики и тут же их надевая, — я не питаю никаких иллюзий, Рон. Не переживай. Гермиона почти закрывает глаза. Прежде всего, ей противна собственная ложь. Заново пережить неуверенность в себе и так нелегко, но когда свидетелем этого становится твой муж — почти невыносимо. Поэтому, когда Гермиона решается снова посмотреть на него, она видит нечто неожиданное — гнев. Кипящая беспомощность, когда он смотрит на изможденную войной девушку в чужой одежде. Гермиона хмурится…***
Притяжение, толчок. Магия погружает их обоих в свой бесконечный хаос. Все происходит слишком быстро и слишком медленно, их сознания отделяются от одного воспоминания только для того, чтобы вновь собраться в другом… Треск кости. Гермиона морщится от отголосков боли, отшатывается назад и падает, приземляясь на булыжники во дворе Хогвартса. Лунный свет озаряет серебром расплывчатую, словно из Омута памяти, картинку и суровое лицо юного Драко. — Повтори-ка, Маккиннон. Даже будучи самым молодым Пожирателем смерти, он не теряет самообладания. Гермиона наблюдает, как очень изможденная версия ее мужа угрожающе нависает над человеком, который выглядит более чем в два раза старше его, но чья долговязая фигура — просто прутик по сравнению с крупным телосложением Драко. Маккиннон злобно смотрит на него с земли, сплевывает в сторону, забрызгивая камень кровавой слюной. Правая рука Драко с покрасневшими, разбитыми костяшками сжата в кулак. Другой он держит свою палочку. Мантия Маккиннона задралась, обнажая Темную метку. В его руке палочки нет. — Я сказал, — начинает Маккиннон, наслаждаясь реакцией, — когда найдут эту поганую грязнокровку, я буду первым на очереди, понял? Всадим ей по самые гланды, — на его лице кровавая улыбка, а в глазах все меньше вменяемости, чем больше он их прищуривает. Гермиону сразу охватывает новое ощущение, восстановленное из крупиц воспоминаний. Жестокость такой силы, что заставляет ее содрогнуться. И даже если бы она не могла почувствовать его состояние, оно все равно прекрасно видно. Семнадцатилетний Драко меняется. В том, как он стоит и держится. Внезапно переполняющая его ярость сменяется глубоким вдохом. Его взгляд становится тяжелым, затем леденеет, и перед Гермионой предстает тот образ Драко, благодаря которому он восемь лет выживал в тылу врага. Он применяет окклюменцию, закрывая свое сознание. — Можешь так не переживать, Гас, — говорит Драко со спокойствием человека, который уверен в каждом своем слове. Он накладывает скрывающее заклинание вокруг них и убирает палочку в кобуру на боку. После чего расстегивает запонки и закатывает рукава. — До этого не дойдет. Маккиннон широко распахивает глаза. Инстинкт самосохранения наконец-то пробивается сквозь безумие. Только тогда он начинает пятиться назад, озираться по сторонам, возможно, в поисках оружия. Или выхода из ситуации, в которую сам себя втянул. — Обычно я использую палочку, — произносит Драко низким и опасным голосом. Теперь он за стенами окклюменции и готов вершить возмездие. — Но не люблю ненужный риск, понимаешь? Гермиона оглядывается в поисках своего Драко, но прежде, чем находит его…***
— Ты… Ты ополоумела? Это ненужный риск! Несмотря на то, что все эти эпизоды вывернуты наизнанку, перевернуты, скручены, сжаты и разобраны на части, как будто ее разум ей не принадлежит, этот она помнит. — Это Джинни, Малфой! — кричит она, не сводя пристального взгляда с более молодого Драко, пока собирает склянки, которые приготовила здесь, в подземельях Мэнора. — Если ты думаешь, что сможешь остановить меня… Он тормозит ее, когда она пытается уйти, рывком хватая за руку и поворачивая к себе. В глазах неистовая тревога. Гермиона ловит взгляд Драко, наблюдающего за сценой из другого конца комнаты. У нее перехватывает дыхание. Она понимает, что это ее воспоминания. Он ничего этого не помнит. Ему остается лишь смотреть, напряженно сжав челюсти и нахмурив брови. Боль разъедает ее изнутри. — Ты видела, что делает это проклятие, — говорит Драко из прошлого, распаляясь с каждым словом, пытаясь каждым слогом достучаться до Гермионы. — Ты видела Криви и всех остальных. Видела Тонкс и Римуса, Грейнджер, ты… Я умоляю тебя хоть раз в этой гребаной жизни перестать быть такой упрямой! Она вырывается из его рук, толкает в грудь, ее глаза горят яростью, сердце наливается чем-то тяжелым. Обидой, и гневом, и отчаянной беспомощностью. Гермиона чувствует все эти эмоции снова, прямо здесь. Но больше всего — ту самую отчаянную беспомощность. — Это Джинни, — шипит она, уже все для себя решив, и тянется за пристегнутой к бедру палочкой. — Может, ты этого не понимаешь, Малфой, но я не отказываюсь от тех, кого люблю. И с треском аппарирует. Молодой Драко проводит рукой по лицу и всклокоченным волосам, выкрикнув в пустые подземелья крепкое ругательство, а затем хватает свою палочку и тихо, едва разборчиво бормочет: — Не ты одна. Он исчезает прямо перед тем, как сцена вновь переворачивается…***
Магия неумолима. Гермиона полностью в ее власти. И, судя по отголоскам его беспокойства, Драко тоже. Они прыгают… Серые глаза, которые она давно не видела, пристально смотрят на нее, и она вздыхает с облегчением — живой. Из воспоминания… Его ладонь вокруг ее пальцев, сжимающих стеклянную мешалку; тепло его груди позади. Дыхание, щекочущее волосы у виска. Бурление зелья и запах новой магии. Желание, такое навязчивое, что тяготит, как чувство вины. В воспоминание… Крик. Синие волосы светлеют и светлеют, пока не становятся такими же бледными, как плачущая женщина, обнимающая своего мертвого мужа. Из сознания… Он смеется, уткнувшись лицом ей в шею. Сильная рука обхватывает ее за талию. Пальцы перебирают пряди волос. Падение, полет. Невесомость свежей надежды. В сознание… Она сидит на полу возле своей кровати, заливаясь слезами, цепляясь окровавленными руками в простыни, вспоминая глаза Джинни прямо перед тем, как Драко убил ее. Гибридная магия выворачивает их внутренности, выматывает… Гермиона снова появляется в очередном воспоминании… или в нескольких, или в наполовину восстановленных, очертания которых нечеткие, а цвета утеряны. А может быть, она просто выбилась из сил, пытаясь сопротивляться. Она начинает ощущать глухую, отдаленную пульсацию своего истощающегося магического ядра. — Это нестабильная инстинктивная магия, Грейнджер. Гермиона почти задыхается, когда чувствует, как что-то обвивает ее магию. Словно твердые руки накрывают ее дрожащие. Костыль, плечо, на которое можно опереться. Укрытие. — Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее она затягивает тебя. В этом есть смысл. Но ее слегка одурманенный зельем и алкоголем разум не может смириться со своей недееспособностью, и Гермиона продолжает мысленно брыкаться. — У нас нет выбора, просто расслабься. Дай этому пройти. Дыши. Дыши для меня, давай же. Она цепляется за его голос в своей голове… Это работает. Ураган сменяется тишиной. Снова какое-то подобие ясности. А потом… Библиотека Мэнора. Мягкий дневной свет из застекленных окон падает диагональными столбами, озаряя пыльное, пустое помещение. Совершенная неподвижность стеллажей и фолиантов почти идеально воссоздана… Но Гермиона замирает, узнав тихие, слабые звуки, раздающиеся примерно в пяти проходах от нее. Ее охватывает безудержная паника, и, как результат, она погружается глубже в воспоминание. Смутно ощущает прошлые удовольствие, боль, облегчение, потребность, исступление… Черт. В порыве ярости она разворачивается и пытается бежать… Но Драко ловит ее в свои объятия прежде, чем она успевает сделать три неуверенных шага. — Эй, эй, ты в порядке? — спрашивает он, когда Гермиона застывает в его руках. Она чувствует, как его беспокойство заглушает ее тревогу. Он смотрит в нее, он вокруг нее и в ней, и волнение теперь исходит из их общего подсознания… Но магия сильна, и он отвлекается, когда в одном из проходов раздается глухой стук. — Малфой, подожди… Слишком поздно. Любопытство вынуждает его отпустить ее и пойти на звуки. Возможно, его ведут простые инстинкты. Паника превращается в опустошающую беспомощность, и Гермиона безвольно следует за ним. — Малфой… Но он прав: чем больше она пытается бороться с этим, тем ярче становится воспоминание. Как будто магия реагирует на все то, что они хотели скрыть. И именно с этой отрезвляющей мыслью и ощущением, что она стоит у пропасти и ждет падения, Гермиона подходит к злополучному проходу. Где закатные лучи освещают место, где они последний раз занимались любовью. То самое воспоминание, которое она пережила ранее: неимоверное блаженство, тяжелое дыхание и плавные движения двух влюбленных, потерянных друг в друге. Гермиона ахает. То, как свет отражается от пота на их разгоряченной коже, как Драко держит ее в своих объятиях, как меняются выражения лиц, когда их бедра встречаются… Она парализована, глядя на эту такую далекую близость. Его волосы мокрые от пота, падают на глаза. Он прижимается ртом к ее виску во время толчка, и она стонет, вцепившись в его плечи. Дрожь отдается в ее памяти слабым тактильным эхом. А Драко смотрит. Смотрит, как трахает ту самую магглорожденную, которую практически ненавидел в детстве. — Не хочешь похвалиться своими панталонами, когда тебя подвесят в воздухе? Потому что если ты не против, то подожди, не уходи, они как раз идут сюда… и мы все дружно повеселимся… Будь у нее минутка на размышления, она бы хорошенько подумала. Но нет. Животный ужас накрывает ее с головой, как штормовая волна. Сцена содрогается и, наконец, растворяется, когда Гермиона всем своим разумом пытается разорвать ее на куски, движимая отчаянным желанием сбежать… Но магия отвечает жестокостью. Как и предупреждал Драко. Воспоминание растворяется вместе со скрежещущей болью…***
Гермиону отбрасывает обратно в поток их подсознания, пока кусочки их прошлого собираются вместе. Но на этот раз что-то обрывается. И с каждым мгновением, с которым зелья и алкоголь улетучиваются из ее крови, Гермиона все больше осознает глубину всего, что пошло не так в их сознании. Огневиски, окклюменция и коктейль из настоек, модифицированных Веритасерумом, — не самое лучшее сочетание. Она чувствует это. Какое-то странное кровотечение. Боль, которая ей не принадлежит. Она снова в водовороте — карусели, урагане, — но это не то место, где ей нужно быть. Она протягивает руку в поисках него… Что-то касается края ее сознания. Гермиона почти кричит. Мучительная боль довольно красноречива. — Малфой, что происходит?! Никакого ответа. Гермиона едва не сгибается пополам от охватившего ее нечестивого ужаса и паники. Она дышит. Как он и говорил ей. Это должно прекратиться. Должно прекратиться прямо сейчас. Она закрывает глаза, набирается храбрости и позволяет своему разуму вступить в схватку. Тени их прошлого поглощают ее целиком…***
— Как ты выпросил это у Грюма? — спрашивает Гермиона, проводя пальцем по комоду из дубового дерева. Это убежище несколько более изысканно, чем обычные помещения Ордена. — Что выторговал? — Я не торговался. Квартира не Ордена. Она наша. Драко сидит на кровати, расшнуровывая ботинки, и ухмыляется, как человек, который добился своего и будет добиваться снова. Гермиона улыбается ему в ответ. — Что все это значит? — она пытается казаться безразличной, но он слишком хорошо ее знает. Неизменный, дерзкий огонь в его глазах выбивает воздух из легких. Драко откидывается назад и пожимает широкими плечами, не сводя с нее горячего взгляда. Ей хочется отвернуться, но она гриффиндорка до мозга костей, так что придется смириться с покрасневшими щеками. — Ну так что? — настаивает она, чувствуя себя раздетой его взглядом и наслаждаясь этим. Раздетой, понятой, поверженной. По-настоящему обожаемой. Она ощущает себя центром вселенной, хотя именно он — та точка гравитации, вокруг которой она вращается. — Это, — он лениво обводит рукой вокруг, — одно из многих мест, где я планирую трахать свою новоиспеченную жену до потери сознания каждый раз, когда мы окажемся в маггловском Лондоне. — Ох. Она произносит это застенчиво, подхватывая его игру, и Драко отвечает ей широкой ухмылкой. — Как предусмотрительно, — поддразнивает она, сдерживая собственную улыбку. — Твоя жена, должно быть, в восторге. — Да, но, знаешь, мы оба очень заняты, — он, наконец, сбрасывает ботинки, встает и подходит к ней, засунув руки в карманы. — Война и все такое. — Понимаю, — бормочет она, цепляясь за край комода позади нее, когда Драко прижимается к ней, принося близость, которой никогда не бывает достаточно. — Однажды… — говорит он, касаясь ее бедер своими и обдавая жаром. Желание бурлит в венах, как единственный наркотик, который она сейчас допускает в свое тело. Драко наклоняется и едва касается губами кожи под ее ухом, его дыхание — горячее, нежное, многообещающее — вызывает мурашки по всему телу, когда он шепчет: — Однажды, если мне повезет… я куплю тебе нормальный дом. Гермиона вдыхает его запах и закрывает глаза от головокружительного удовольствия. Самодовольно улыбаясь, он оставляет влажные открытые поцелуи на ее шее и снова шепчет: — Когда все закончится, я… У тебя будет дом, далеко от… — Драко. Эта мольба пронизана безумным желанием. Гермиона — из прошлого и из настоящего, наблюдающая за происходящим с покорной смиренностью, — проживает этот момент, борясь со жгущими глаза слезами. — До тех пор, — продолжает Драко, кладя руки ей на бедра и вжимаясь в нее всем телом, накрывая своим бесконечным обожанием, — эта пыльная комнатка будет в самый раз, — его губы на ее шее, мочке уха, щеке…***
Тяжелый, раздраженный вздох. — Значит, придется обойтись этим. Чего еще ты хотел бы потребовать от Ордена? — Я руководствуюсь лишь интересами Ордена, частью которого являюсь. Ты знаешь это, Аластор. В туманном, как из Омута памяти, воспоминании единственный глаз Грюма источает двойную порцию презрения к человеку, сидящему перед ним. Драко же являет собой идеальный образ невозмутимости. И только ему может сойти с рук подобная наглость. Драко продолжает: — Думаю, я доказал, что не гнушаюсь запачкать руки. По крайней мере, так я могу быть уверен, что пролитая кровь не напрасна. Но мои условия остаются в силе. Грюм вздыхает, понимая, что проиграл эту битву в пользу войны. Он раздумывает какое-то мгновение и отвечает: — Дурацкая затея — жить так, как живешь ты, парень. То, как ты рискуешь, это… неразумно, — Грюм наклоняется вперед, декларируя свою мудрость. Словно старик обращается к юнцу. — И ты прав. Нравится мне это или нет, но ты теперь часть Ордена. Война есть война, я согласен, но нельзя так долго постоянно рисковать своей жизнью, приятель. Скоро ты не сможешь себе этого позволить, это я тебе точно говорю. Движение челюсти Драко едва уловимо, но его взгляд говорит о многом. Это больше, чем наглость, это оскорбленная убежденность. — Я, мать вашу, могу хотя бы попытаться.***
Еще одно размытое воспоминание. Взволнованные шаги. Дрожащие пальцы сжимают скомканный пергамент. Сердце бьется слишком быстро. Пустая церковь в Глазго. На алтаре разложены основные принадлежности брачного ритуала. Даже несмотря на затуманенное сознание, Гермиона прекрасно знает это воспоминание. Ее сердце учащенно бьется — так же, как и в этот момент в прошлом. Она инстинктивно ищет глазами своего Драко. И находит его на другом конце церкви, у переднего ряда, наблюдающего за тем, как его молодая версия прожигает дыру в полу. Но Драко из настоящего хмурится, и даже издалека видно его страдальческое лицо. В принципе, это справедливо, ведь он вынужден смотреть свадьбу, которую не помнит, с женщиной, которую едва знает. Гермиона борется с желанием убежать — вырваться, бороться с магией, — когда этот интимный момент предстает перед ним. Она только дышит. Спокойно. Расслабься. Дай этому пройти… Двери открываются. К алтарю по проходу идет она сама. Одета в простое белое платье и вуаль, трансформированные из одежды, которая была на ней. Волосы уложены в прическу. В руках белые розы, сорванные в садах Мэнора еще до того, как был активирован портключ. Гермиона замирает, наблюдая за версией себя, которую любил мужчина, вышагивающий у алтаря. Спокойно, спокойно. Дыши. Дай этому пройти, пусть это пройдет… Драко — моложе и гораздо более испуганный, чем она когда-либо видела — резко останавливается, увидев ее, и неловко застывает на полушаге, словно пораженный громом. Тихий вздох. Учащенное сердцебиение. Взгляд между двумя изможденными, удрученными, отчаявшимися любовниками, борющимися за шанс существовать вне боевых действий. Гермиона закрывает глаза, подавляя желание посмотреть на Драко, который наблюдает за разворачивающейся сценой с другой стороны огромной пустой церкви. Она качает головой, хочет крикнуть: «Хватит! Хватит, пожалуйста. Только не это. Только не это…» Но магии все равно. Чье-то сердце разбивается. Молодая Гермиона идет к алтарю. Молодой Драко не сводит с нее взгляда. Нереальным кажется видеть себя и мужчину, который когда-то любил ее. Оба слегка дрожат. Оба испытывают одновременно тревогу и восторг. Оба стоят у обрыва, ожидая прыжка. Надеясь на крылья. Не боясь свободного падения. Пусть это пройдет. Просто дай этому пройти… Она доходит до конца прохода. Ее губы подрагивают в легкой улыбке, глаза светятся. Он еще какое-то время смотрит на нее. А потом отрывает взгляд и опускает его на грязный, испачканный чернилами, хорошо потрепанный пергамент в своих руках. Его пальцы теребят несчастную бумажку, челюсть напряжена. Гермиона чувствует что-то неистовое и несдержанное, что-то слишком близкое к панике, рвущее нити его самообладания. Гул в голове… Улыбка юной Гермионы слегка угасает. — Драко? Он смотрит на нее. Ничто не скрывает эмоций в его глазах. Он сглатывает. У нее шумит в ушах и бешено колотится сердце. Она помнит этот момент: его неуверенность, ее страх. Но здесь и сейчас, каким-то образом ощущая его состояние, Гермиона чувствует, что рушится не его решимость. А что-то другое. — Я не могу… Мне нужна… минутка… Драко проводит ладонью по лицу и отворачивается, глубоко и судорожно дыша. Но потом поспешно оглядывается, и Гермиона вновь переживает моменты, предшествовавшие их клятве. Стремительно и нежно Драко обнимает ее. Обхватывает руками за талию и плечи, наклоняется и утыкается лицом ей в шею. И учащенно дышит, как утопающий, только что вынырнувший на поверхность воды. Она кладет ладони ему на спину, прижимаясь ближе. Женщина и ее спасательный плот. Гермиона помнит все: его дрожь, тепло его тела. Временное прибежище в его объятиях, то, за что можно зацепиться в океане забот и тревог… И ей невероятно больно видеть перед собой, заново переживать то, что потеряла. Пусть это пройдет. Просто дай этому пройти… Они стоят неподвижно очень долгое время. Гермиона хочет закрыть глаза, но в момент слабости переводит взгляд на Драко из настоящего. Тот смотрит в пол, не в силах наблюдать за происходящим. Резкий удар под дых вынуждает ее отвернуться. А затем слышится голос — тоненький, дрожащий, так не похожий на ее: — Мы не… Драко, все в порядке, мы не… Слова молодой Гермионы обрываются, когда Драко крепче обнимает ее и едва слышно шепчет на ухо: — Мне просто нужна минутка, — произносит он тихо, спокойно и подчеркнуто уверенно. Успокоенный ощущением того, что она в его объятиях. Гермиона делает глубокий вдох, опустошенная воспоминанием о его губах на своих плечах, ключице и шее. Стараясь не дать Драко почувствовать, что она тонет, пока магия издевается над ее эмоциями… Картинка содрогается, исчезает, а Гермиона борется с собственной надвигающейся дрожью…***
Тишина. Гермиону накрывает внезапный и неотвратимый ужас, когда ненасытный шквал воспоминаний, кажется, затихает здесь, в этом месте. Большой зал. Хогвартс. Святочный бал. Гермиона оглядывается вокруг, пытаясь понять значение этого момента, но ее Драко нигде не видно. Зато она видит его в толпе: четырнадцатилетний Драко таращится на вход в зал, где под руку с Виктором Крамом идет гораздо более юная версия ее самой… Воспоминание вновь содрогается, магия нестабильна и опрометчива… И несмотря на то, что Гермиона не помнит, чтобы видела его тогда, ее внимание привлекают серые глаза молодого Драко… — Грейнджер… …который наблюдает за ней на протяжении всего вечера. Впивается взглядом в каждый участок ее тела, куда падает свет, — губы, волосы, платье, руку на чьем-то запястье. Следит за всеми ее шагами и жестами… — Грейнджер, подожди… …в то время как слабые нити тоски вплетаются в каждое движение его глаз. Магия рвется.***
Снова размытый туман. Все затянуто дымкой, и чувствуется тошнотворно сладкий запах… — О да… Воспоминание обрывочно. Это тяжелые вздохи, жар и пот; это движения, прикосновения, это ритм и тишина. Слабые образы языка на коже, блуждающих пальцев… Гермиона дрожит, сбитая с толку, потому что она не помнит этого, и все же… Это должно быть ее воспоминание, ведь тоска ощущается в каждом сдавленном вздохе. Она напрягается, понимая, что он может быть здесь, в этом полупространстве, возможно, уже чувствует желание, которое пронизывает все ее существо всегда, когда он рядом… — Вот так. Вот… Да, любимая. Черт, дорогая… Голос Драко достаточно четкий. Сам Драко — не очень. Запах соли и страсти, а на сердце что-то тяжелое. Это горечь и уязвленное чувство вины. Это желание, но и отчаяние… Гермиона в замешательстве. Она пытается вспомнить этот эпизод, но получает лишь смутные обрывки, ряд ощущений и неясное чувство… чего-то…***
— Грязнокровка! Грязнокровка! Грязнокровка! Она бежит по коридорам Хогвартса, а насмешки назойливым эхом звучат в ее ушах. Спотыкается на лестнице из-за затуманенных глаз, с трудом сдерживая рыдания, с ощущением того, что она не такая, как все, что она неправильная, нежеланная. Это воспоминание просачивается со вкусом слез и одиночества и с гнетущей, тайной болью, которая в конце концов превратится в решимость, за которую Гермиона была так известна…***
Жестокая, режущая, жгучая мучительная боль. Он сидит на полу без одежды, свесив голову между своими коленями. Запах мочи и грязи. Боль от вывихнутого запястья и свежевыжженной на коже Темной метки. Пот стекает по бровям. Вкус крови, когда он зажимает рот. Им запрещено кричать…***
Убежище. Звук наполняемой ванны. Запотевшее зеркало. Открытая дверь. Ее нога на его талии, руки цепляются за плечи. Дорожка открытых, горячих поцелуев на шее. Кудри падают на лицо, пока Драко трахает ее у грязной стены ванной комнаты. Отчаяние сквозит в каждом прикосновении…***
— Я не понимаю и половины того, что ты говоришь, Драко, дай мне поспать. Мягкий кашемир щекочет ей нос. Она засыпает под невесомую ласку его пальцев на своем лице. Ее передвигают, прижимают ближе к телу. Теплые руки на ее талии, дыхание у затылка. Поцелуй на изгибе шеи…***
Размытый, туманный образ полуоткрытой двери. Свет падает на темные волосы стоящей на коленях женщины. Драко прислоняется к стене, откидывая с блаженным стоном голову, когда незнакомка берет его в рот. Он хватает в кулак темные прямые волосы, выражение лица откровенно развратное. Сердце Гермионы бешено колотится, пока она наблюдает за тем, как покачивается голова женщины, а Драко тяжело дышит. Его взгляд останавливается на ней в дверном проеме. Он подмигивает ей, в то время как ему сосет другая. — Хочешь присоединиться, Грейнджер?***
Снова воспоминание из Омута. За окнами тускло освещенной гостиной серо, а все цвета внутри смешиваются с темнотой. Двое мужчин потягивают огневиски перед камином. Оба совершенно трезвы и слишком серьезны. — Значит, вот оно что? Перейти на другую сторону, жениться, выиграть войну? Это и есть твой план? Яркий и сосредоточенный взгляд серых глаз фиксируется на очаге, где огонь светится теплым и янтарным светом. На мгновение кажется, что Драко даже не услышал вопроса. А затем: — Я женюсь на ней не потому, что хочу, Блейз… Слова обрываются, но она достаточно ясно его расслышала…***
Гермиона резко вздыхает, оглушенная внезапной ясностью. Реальность обрушивается на нее в один миг. Только что она плыла по их магическому подсознанию, с головой погружаясь в прошлое, а через мгновение — уже выныривает в настоящее. Ее сильно трясет, горло сжимается, дыхание поверхностное и затрудненное. Только что ее разум дрейфовал в замутненной зельями окклюменции. А сейчас адреналин обостряет все то, что раньше было тусклым, внося тревожное смятение в каждое ощущение… Она вся в поту, тело горит и дрожит, нервы словно наполовину сожжены… Она вдыхает и чувствует вкус амбры, мускуса. Что-то древесное и чистое, но теперь еще и запах пота. Знакомая кожа… Ее голова покоится на плече Драко, их тела сотрясаются от тяжелого дыхания. Но как только она замечает, в какой позе они сидят, Драко отталкивается от нее, отпуская ее руки, встает с кровати и отходит на несколько шагов, поворачиваясь спиной. Темные потные пятна проступают на его рубашке вдоль позвоночника и вокруг воротника. Его виски блестят в свете огня. Он проводит ладонью по лицу и опирается обеими руками на камин. Тяжело, громко и неуверенно дышит в тишине. Со своего места на кровати она видит, как дрожат его конечности, она потрясена и дышит так же громко, как и он. На Гермиону обрушивается все сразу. Занятие по окклюменции стало опасным из-за ее зелий и алкоголя. Они оба увидели то, что не должны. То, что он не должен помнить… У нее едва хватает сил поднести дрожащую руку ко рту. — Что… Малфой, как ты можешь помнить? — Мне пора. Его голос звучит грубо. И в нем появляется та резкость, которую Гермиона никогда не слышала в свой адрес. И тут же перед глазами без предупреждения начинают мелькать картинки: Библиотека, убежище. Ссора в подземельях. Их свадьба… Все, что он не должен был видеть. Она не находит в себе сил остановить его, когда он отталкивается от камина и направляется к выходу, задержавшись лишь на секунду у порога, прежде чем стремительно выйти. Он закрывает за собой дверь. Не удосужив ее взглядом. Ни разу не показав своих эмоций после того, как они вынырнули из окклюменции. Каким-то образом война затянула Гермиону на еще большие глубины. Все только что произошедшее порождает целую бездну неотвеченных вопросов, еще больше кусочков головоломки, которую она вряд ли сможет собрать воедино. До этого она думала, что мужчина, за которого она вышла замуж, теперь понятия не имеет, кто она такая. Но сейчас ее поражает мысль, что она тоже не знает, кто он такой. И возможно, даже раньше она не знала его так хорошо, как ей казалось. «Я женюсь на ней не потому, что хочу…» Но при всей растерянности и отсутствии ответов на вопросы в ее груди поселяется какая-то особая тяжесть. Драко, которого она теперь знает, не может даже смотреть на них вместе. На этот раз она не воет. Слезы приходят сами собой, тихо и неизбежно. Безудержные надрывные всхлипы вырываются из груди, заставляя легкие сжиматься. Гермиона встречает тоску как старого друга и забирается под одеяло, оплакивая отвержение, которое она и так ожидала. Она не удивлена. Трудно выразить словами, что она вообще чувствует. Возможно, потому что нет подходящего слова, чтобы описать то, что ощущается как чистейшая форма печали, которую только можно испытывать. Гермиона лежит так до утра, пока слезы затекают в уши, и старается не забывать дышать, пытаясь облегчить тоску, похожую на медленную, тихую смерть.