День, когда все изменилось...

Когда я открыла глаза, первое, что я увидела – это улыбающееся лицо Хонки надо мной. Я лежала, свернувшись калачиком на диване, укрытая старым вязаным свитером, а моя голова покоилась у него на коленях. - Ну наконец-то ты проснулась, соня! – зевнул он. – А то у меня скоро спина отвалится так сидеть. И он сладко потянулся, напоминая ленивого кота. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы оценить обстановку и пулей подскочить с дивана, напугав Тишку, который тоже мирно спал на его коленях. - Эй, ты чего? – обиделся он. – Сама сделала из меня подушку, а теперь вскакивает, как будто на нее покушаются… Здесь жертва – я, - жаловался он с обиженной мордочкой показывая на свою спину. - Почему ты меня не разбудил? - надула я губы. – По крайней мере, мог бы встать, я бы не проснулась. - Во первых, тебя и танком не разбудишь, - Хонки загибал пальцы. – Во-вторых, твоя голова такая тяжелая, что я не смог ее поднять. – С самым серьезным видом продолжил он, за что в него тут же полетела подушка. Уклоняясь от снаряда, Хонки потерял равновесие и свалился на пол. Воодушевленная своей победой, я подскочила к нему, и с радостными криками принялась лупить его своим перьевым орудием. Спустя полминуты, я заметила, что он как-то странно неподвижно лежит на боку, тихонько постанывая. В испуге отбросив подушку в сторону, я присела рядом с ним, дотронувшись до его плеча. Пытаясь расслышать его бессвязное бормотание, я наклонилась к его лицу. Через секунду я оказалась плотно прижатой к полу тяжелой тушкой Хонки, который восседал на мне, издавая победный клич. Придя в себя от неожиданного нападения, я отчаянно забарахталась, пытаясь скинуть с себя офигевшее тело, но не тут то было. Отмахнувшись от меня, как от назойливого комара, Хонки стал щекотать мои бока, дьявольски при этом хохоча. Чего-чего, а щекотки я боюсь больше всего на свете, поэтому я завизжала, как резаная свинка, что на него, впрочем, не подействовало. С ужасающей маньячной улыбкой он продолжал свою экзекуцию. - Ай…ой..мамочки…Хонки…нет..Ха-хаха…х-х-хватит, пожалуйста… пожа…пожалуйста!! Я сейчас умру… - умоляла я, сквозь выступившие слезы, пытаясь поймать его руки. Живот скрутило от смеха и напряжения, казалось, я сейчас лопну, как воздушный шарик. Поиздевавшись надо мной вдоволь, Хонки откатился на пол, продолжая посмеиваться, в то время как я пыталась вернуть себя к жизни, глотая ртом воздух и унимая бешено бьющееся сердце. - Ты… ты.. настоящий садист, – злобно фыркнула я. Хонки повернулся на бок, подперев голову рукой, пристально глядя на меня. - Ты знаешь, идет снег, - посмотрев в зашторенное окно, я перевела недоуменный взгляд на Хонки. – я очень люблю зиму, она преображает мир… Здесь особенная зима, я впервые встречаю такую… - немного помолчав, он улыбнулся своим мыслям. – И ты тоже особенная. Как и зиму, я впервые встречаю такую девушку. Ты – моя русская зима. Хонки расплылся в улыбке то ли от моего ошарашенного вида, то ли, радуясь приведенному сравнению. Был уже почти полдень, и я с опасением ждала, что Хонки вот-вот засобирается по своим делам. Приготовив на скорую руку обед, я заглянула в комнату и обнаружила его, свисающим с дивана, с совершенно дикой физиономией ожесточенно сражающимся с щипящим, всклокоченным Тишкой за носок, судя по его голой ноге, болтающейся в воздухе, снятый с него. Борьба шла с переменным успехом. Когда Хонки уже было начал торжествовать, перетягивая добычу все ближе к себе, Тишка, издав невероятый свистяще-рычащий звук, остервенело рванул носок зубами, отчего Хонки потерял равновесие и свалился на пол, но при этом носок не отпустил. Следующие его действия заставили меня скрючиться на полу в приступе безумного хохота. Видимо, желая дезориентировать противника, он стал скакать на четвереньках вокруг ошеломленного Тишки, напоминая взбесившуюся мартышку. Кот с выпученными глазами выпустил носок из зубов и благоразумно решив, что в данном случае шкура важнее гордости, пулей вылетел в коридор, оставляя рыжие клочки шерсти кружиться в воздухе. Сквозь выступившие от смеха слезы я наблюдала, как Хонки с видом триумфатора, взявшего золото на мировом чемпионате по борьбе с котэ, победно выкинул руку с зажатым в ней носком вверх. Возвращая носок на свое законное место, он заметил меня, в позе эмбриона сидящую на полу. - Ты нанес удар по его самолюбию и психике, - немного отдышавшись, выдавила я. – Если он теперь из-за тебя начнет гадить по углам, ему придется переехать в Сеул. - Без проблем. Мы с ним уже поладили. Только чур кличку я ему сменю. – Широко улыбнулся Хонки. Пообедав бутербродами и остатками вчерашних макарон, которые Хонки, продемонстрировав свою непривиредливость и слоновий аппетит, стрескал в мгновение ока, я решилась задать вопрос, вертящийся в голове все утро. - Как у тебя с работой? Что на сегодня запланировано? – осторожно спросила я, стараясь придать небрежность голосу. Хонки оторвался от созерцания моей коллекции пингвинов-магнитиков на холодильнике. - Сегодня я весь день проведу с тобой, - беззаботно отозвался он, блаженно причмокивая ириской. Испытав одновременно облегчение и радость, я пробубнела с поддельным негодованием: - И, конечно же, его абсолютно не волнуют мои дела. С нахальной самодовольной улыбкой помотав головой, он потянулся к вазочке за очередной ириской. Решив было еще немного повредничать, я почему-то передумала и направилась к телефону выпрашивать очередной отгул, с тоской представляя как буду получать по шее от начальницы. Категорически отвергнув все мои предложения о прогулке/кино/осмотре достопримечательностей/музеях/театрах/выступлении какой-то популярной группы, проходящее вечером в ближайшем клубе, Хонки заявил, что желает весь день валяться на диване и слушать мои рассказы о России. И мы провожали уходящий день, валяясь на диване, болтая о всякой ерунде, часто возбужденно перебивая друг друга, разгорячено споря. И просто лежали, слушая тишину и свои мысли. Я рассказывала Хонки о русской культуре, традициях и обычаях, которые смогла пробудить в памяти, порой вызывая у него удивленные восклицания, попыталась описать менталитет, жизненные позиции и характер русских людей. Но больше я слушала Хонки, который с увлечением рассказывал о своей стране, словно открывая для меня дверцу в другой мир. О чем только мы не говорили в тот день. Да. Мы говорили о чем угодно, только не об его отъезде. С приближением ночи мысли, словно назойливые мухи, все громче жужжали у меня в мозгу, заставляя все чаще отстраняться, погружая в ступор. Что я хотела услышать от него? Я останусь с тобой здесь навсегда? Или – поехали со мной в Корею? Самой смешно. Я знала, что должно произойти дальше и что обязательно произойдет. Он улетит завтра рейсом Москва – Сеул. Без пересадок, без сожалений, без моих слез. Стараясь сохранить самообладание и прогнать подступающую панику, я твердила себе, что не позволю ему увидеть мои слезы, не позволю ему почувствовать жалость к себе. И он не услышит от меня ни единого слова о будущем. И я не попрошу его приехать снова. Не важно, насколько сильно я буду гореть внутри, на моем лице он увидит лишь улыбку. Я впервые убедила себя в чем-то настолько твердо. Напряженно погрузившись в эти мысли, я совершенно не слушала Хонки, который несколько минут пытался привлечь мое внимание. - О чем ты думаешь? Ты совсем меня не слушаешь! – воскликнул он насупившись. – А я, между прочим, с голоду скоро умру, пока ты будешь о чем-то там мечтать, – он обхватил руками живот и откинулся на спину, изображая предсмертные конвульсии. Хонки прогнал на время мои тоскливые размышления. Он отлично умел это делать. - Малыш проголодался! – просюсюкала я, потрепав его по щекам. – Сейчас мамочка тебя накормит. Подумав о том, что не следует так торопиться с обещаниями, я окинула взглядом холодильник, охранявший полупустую бутылку, наверняка прокисшего, молока и засохший кусочек сыра. Состроив виноватую физиономию, я просунула голову в дверь, встретив взгляд, полный нетерпеливого ожидания. - Тебе все-таки придется сегодня поморозить свой прекрасный зад – вместе с обедом ты слопал наш ужин. Захлопнув дверь, я услышала стук – об косяк ударилась игрушка. Ощутив невольное торжество, я злорадно ухмыльнулась. Возвращаясь из супермаркета под непрекращающееся ворчание Хонки, подпрыгивающего на ходу от холода, я невольно отметила про себя насколько мрачно и неуютно выглядел двор моего дома. Выпавший утром снег, растаял и теперь под ногами темнела подмерзшая земля, через тонкий лед в лужах просвечивала грязная вода, черные силуэты деревьев на фоне угольно-серого неба казались угрюмыми призраками. Окружающий холод и пустоту, словно указывая на нее, слепящими белыми лучами освещал фонарь. Содрогнувшись всем телом, я заскочила в подъезд, желая поскорее ощутить тепло и выкинуть из памяти мрачную картину. Раздевшись, я попросила Хонки включить телевизор, а сама пошлепала на кухню ставить чайник. Бросив взгляд в не зашторенное окно, я застыла в изумлении – все было белым. Разинув рот, я наблюдала первое произошедшее со мной чудо. Пушистый белый пух засыпал землю, на детской площадке из сугроба виднелась макушка карусели, машины на стоянке превратились в припорошенные холмики… Не веря своим глазам, я настежь распахнула окно, меня тут же обдало приятной прохладой. Хотя, скорее это была упоительная свежесть, словно я впервые за долгое время вдохнула чистый воздух, который легко проникал в мои легкие, полностью заполняя их, и с каждым новым вздохом все больше опьянял, наполняя тело силой и легкостью. Легкое головокружение заставило меня опереться на подоконник. Я высунулась из окна, разглядывая раскинувшуюся передо мной сказочную картину. Деревья напоминали засахаренные статуи, снег облепил каждую их веточку. Нигде не виднелось ни одного темного пятна – мягкое снежное одеяло заботливо укрыло всю землю. Фонарь теперь почему-то светил мягким желтым светом, в его лучах медленно кружились крупные пушистые хлопья, не спеша, будто нехотя, опускаясь вниз. Было необыкновенно тихо. Словно это они приносили с неба тишину. Казалось, что я слышу, как каждая снежинка мягко приземляется в ворох других. Мне хотелось разглядеть их все – настольно прекрасными они были, похожие на пушистые искрящиеся комочки, сотканные из невесомой паутины. Мои мысли и чувства были сейчас легки как эти снежинки. Они пролетали мимо, оставляя в душе чистоту и свет. Я вытянула руку, и на ладонь опустилось несколько чудесных небесных посланниц. Теплое дыхание коснулось шеи. - Они необыкновенно прекрасны, - Хонки из-за спины разглядывал, стремительно тающие в руке снежинки. Он легонько коснулся пальцем моей ладони, где теперь осталось лишь небольшое мокрое пятно, - но их жизнь слишком коротка. Почему что-то столь прекрасное должно так быстро погибнуть… - он рисовал пальцем круги, задумчиво глядя в окно. - Может, так и должно быть - они проживают короткую, но яркую жизнь. Они рождаются красивыми и сияют всю жизнь, но их путь труден. В жизни все устроено так – что горит ярче, быстрее угасает. – Я смотрела на Хонки, который стоял сейчас невероятно близко, довольно сильно осложняя мою речевую и дыхательную способность. Он вдруг сжал мою руку, с чувством посмотрев в глаза. - Я хочу гореть! Не смотря ни на что. Гореть так ярко, насколько это возможно. Я хочу гореть и сиять вместе с тобой, как все солнца и все звезды! – Его глаза лихорадочно блестели, а рот был возбужденно приоткрыт. Может быть, я и поняла бы смысл его слов, если бы он не стоял так… близко и не смотрел так пристально. Сердце затрепетало как бабочка в банке, когда, после этих слов он ласково провел рукой по моему лицу, пронзительно глядя в глаза, а затем стал покрывать его поцелуями. Обхватив голову руками, он нежно целовал мой лоб, нос, щеки, глаза, губы… Решив задержаться на губах, Хонки начал осторожно их исследовать, целуя почти безобидно, затем все более горячо. Когда поцелуй уже никак нельзя было назвать невинным, я начала терять рассудок, голова пошла кругом, а щеки раскраснелись и запылали. Несмотря на распахнутое окно, внутри меня все горело. Когда он начал целовать мою шею, я тихо застонала и запустила руки в его волосы. На мгновение отстранившись, Хонки порывисто подхватил меня на руки, продолжая жадно впиваться в губы, и оторвался только когда я начала задыхаться. Приподнявшись, я обхватила его шею, и, оказавшись немного выше, завладела его ртом, напористо целуя и покусывая губы, чем сорвала, на это раз с его губ, хриплый стон. Все вмиг исчезло. Постепенно растворяясь, исчезли стены, пол, вместо потолка над нами оказалось ночное небо. Подхваченная сильными руками, я кружилась в снежном вихре. Его прикосновения были подобны нежному касанию снежных хлопьев, бесшумно падавших на землю в желтом свете фонаря. Сердце, до краев переполненное счастьем, торопливо стучало, словно не выдерживая и стремясь поскорее расплескать его по телу. Казалось, еще немного и оно взорвется, и мощный поток фейерверком взмоет вверх, миллионами ярких разноцветных искр освещая небо. Если я умру через минуту, то, где бы я оказалась потом, слезы счастья на моем лице не высохнут до самого скончания веков. Эти мгновения… я бы отдала за них все. Вся моя прожитая жизнь, мое будущее не стоили бы без них ничего. Я знала, что теперь, что бы не произошло, я с улыбкой приму все, что приготовила мне судьба, потому что эти волшебные воспоминания будут согревать каждую секунду каждого нового дня моей жизни. Я лежала на кровати, но все еще продолжала подниматься все ближе к небу. Хонки, ни на минуту не прекращая поцелуи, ласкал мое тело. Его рука, проскользнув под майку, нежно поглаживала живот. Это сводило меня с ума, мне хотелось поскорее освободиться от одежды, чтобы всей своей кожей ощутить тепло его тела. Я ухватилась за край его футболки и потянула вверх. Хонки приподнялся, помогая стянуть ее с себя. Горловина была слишком узкой и мои дрожащие руки никак не могли с этим справиться. За скрывавшей его лицо тканью раздался смешок, я обессилено опустила руки, оставив ненавистную футболку болтаться на шее. С улыбкой посмотрев на мое беспомощное лицо, он, наконец, избавился от нее, приведя свои темные, слегка волнистые волосы в ужасно притягательный беспорядок. Я застыла, заворожено глядя на его губы, приоткрытые в очаровательно невинной улыбке, слегка прищуренные блестящие глаза, самые удивительные, бесконечно прекрасные, как всегда немного насмешливые, пронзающие до дрожи… Скользнув взглядом по красивому крепкому телу, я коснулась плеча и провела пальцами вниз по руке. Стоя на коленях, я приблизилась к его лицу, кончиками пальцев погладила щеки, очертила губы, глаза, стараясь сохранить в памяти каждую черточку, каждую деталь, и осторожно поцеловала его, словно боясь, что этот волшебный сон закончится, и он, будто призрак, растворится вместе с ним. - Моя очередь, – прошептал он мне в губы, медленно поднимая руки вместе с майкой по спине. Он сводил меня с ума, медленно покрывая каждый сантиметр тела поцелуями, от которых кожа мучительно пылала. Он не намеревался прекращать свою блаженную пытку, и, стянув джинсы, снова и снова прикасался губами к бедрам, коленям, икрам, ступням, заставляя меня дрожать всем телом. Когда это стало совершенно невыносимо, я притянула его к себе, и, крепко обняв, нетерпеливо и настойчиво прижалась к губам, побуждая к дальнейшим действиям… Мы были одним целым, чем-то, что уже не может существовать само по себе, и, разделившись, немедленно погибнет... Это чувство… ощущение полного единения, когда нет моего тела, но есть наше, когда наши мысли и чувства сливаются в одно, абсолютно неподвластное пониманию и бесконечно прекрасное нечто, существующее само по себе и только сейчас… Мы кружились где-то под небом, там, где рождается снег… Я чувствовала только его, его тело, его руки, его губы… Я слышала только его… В моих мыслях, в моем теле был только он… Я нуждалась лишь в нем…. Нуждалась больше, чем в воздухе, потому что без него я бы задохнулась гораздо быстрее. Наши сердца бились в такт нашей жизни, они отстукивали сумасшедший ритм счастья, огромного, как сама Вселенная. Что это было? Крик? Возможно. Я не знаю, потому что это не я. Я, разумная, рациональная, приземленная девушка, умерла. А та, что живет сейчас, не в силах ничего осознать. Ну а мне не дано почувствовать, поэтому я не могу объяснить, только наблюдаю за ней где-то на границе души и пытаюсь представить… Проснулась от переполнявшего меня счастья. Да, да. Впервые в жизни. Всем бы таких пробуждений. Яркий свет говорит о прекрасном морозном дне. Поворачиваю голову – Хонки сладко посапывает, лежа на боку. Мой прелестный, милый ангел так красив во сне. Залюбовалась им. Прикладываю ладонь к его груди. Спокойный, размеренный стук. - Ты теперь осторожнее с этим. Оно бьется в такт моей жизни.