День, когда все изменилось...

Когда воздух начал наэлектризовываться от повисшего напряжения, Джонхун пожелал всем спокойной ночи и, многозначительно посмотрев на Дже и Минани, направился к двери. - Желаю хорошего отдыха, - басист бросил на меня беглый взгляд и, схватив Мина под руку, вытащил вслед за собой из кухни. Внезапные перемены, ни с того ни с сего произошедшие в парнях, вызывали во мне недоумение и тревогу. Еле сдерживая кучу повисших на языке вопросов, я выжидательно смотрела на Хонки, надеясь хоть на какое-нибудь объяснение. Но он продолжал размеренно вытягивать из коробки какие-то снеки, отведя глаза в сторону. Неприятное волнение все больше впивалось когтистыми лапами в мои внутренности, постепенно перерастая в безотчетный страх. Залпом осушив бутылку с водой, Хонки поднял, наконец, взгляд на меня. - Ты совсем ничего не съела, - констатировал он, указав подбородком на лежащую передо мной кучку остывших спагетти. - Что-то не хочется, - отозвалась я, напряженно глядя на него. - Ну, если проголодаешься, то холодильник в твоем распоряжении, - улыбнулся он, поднимаясь из-за стола. – Пойдем, покажу тебе твою комнату, – жестом поманив меня за собой, Хонки вышел в коридор. Следуя за ним, я прошла через просторную гостиную, освещенную лишь светом от телевизора, перед которым сидел Джонхун, и шагнула в одну из дверей. Торопливо схватив одежду со стула и кровати, на которой уже лежала моя сумка, Хонки запихнул ее в шкаф и побросал оттуда что-то в рюкзак. - Это моя комната, - закинув его на плечо, он указал рукой в пространство, - прости за беспорядок, но обычно тут бывает еще хуже, - я бросила взгляд на стол, по самые края заваленный грудой всякой всячины. Но на лице Хонки начисто отсутствовал какой-либо признак угрызения совести по этому поводу. Однако порядок в его комнате интересовал сейчас меньше всего - мой взгляд был неотрывно прикован к Хонки. Тревожный колокольчик внутри меня звенел, не смолкая, потому что я отчетливо видела, как каждый его жест и слово что-то отягощало. Несмотря на то, что он абсолютно не желал ничего показывать, старательно пряча это глубоко внутрь себя, я заметила маленькую складочку, залегшую между его бровей, когда он хмурился, отворачиваясь от меня и слишком напряженный и задумчивый взгляд, то и дело застывающий в одной точке. Он говорил что-то, но его мысли были далеко за пределами этой комнаты, словно над ним железным молотом нависало что-то тяжелое и неизбежное, не давая забыть о себе ни на секунду. - Ванная сразу справа отсюда, если замерзнешь, то в шкафу есть еще одно одеяло, - просвещал он меня, в раздумьях оглядывая комнату, - если тебе что-то понадобиться, то я буду в комнате Дже, она рядом с гостиной… - Что произошло во время ужина? – не выдержав, выпалила я, обрывая Хонки на полуслове. С удивлением посмотрев на меня, он нервно усмехнулся, махнув рукой. - Мы просто дурачились. Парни иногда ведут себя, как полные придурки. Не обращай на них внимания… - Ты знаешь, что я говорю не об этом, - я продолжала испытующе смотреть на лицо Хонки. - Послушай, - вздохнул он, - сейчас у нас есть небольшие проблемы, поэтому парни немного нервные. Да и я тоже… Мы все очень устали - не помню, когда нам в последний раз давали нормально отдохнуть хотя бы несколько дней. Тебе не стоит серьезно к этому относиться и переживать за меня, скоро все наладится, – невероятно мягко убеждал он, проникновенно глядя в глаза. Мне действительно хотелось ему верить. Очень хотелось. Я попыталась. Но где-то на самом дне его глаз плескалась ложь. Она гасила их привычный ослепительный свет, убивала живые искорки, неизменно пляшущие в их бескрайней пропасти, словно маленькие чертенята, гипнотизирующие своим сумасшедшим танцем. Она изуродовала чистое стекло, за которым сияла его душа, занавесив его полотном пустого мрака. Она душила всю искренность его слов, и когда он дотронулся до моей руки, убила ледяным холодом теплоту его прикосновения. Эта ложь уничтожала Хонки, которого я любила. Мне хотелось, крича во весь голос, лупить его кулаками по груди, хлестать по щекам, трясти за плечи, вытрясая из него всю ложь до последней капли, чтобы снова увидеть его чистую душу, ощутить нежную теплоту… - Наладится… - эхом повторила я, отстранившись. - Обязательно. Все будет хорошо. Ты мне веришь? - улыбнулся Хонки и поцеловал меня в щеку. - Я… тебе верю, - слабо улыбнувшись, я впервые солгала ему, чувствуя, как расползается дрожащий пол, образуя между нами трещину. - Мне столько всего хочется от тебя услышать, но уже так поздно… Завтра мне никак не отвертеться от работы, поэтому пообещай, что будешь меня ждать и никуда не исчезнешь, - его лицо озарила радостная улыбка. - Если получится, я пришлю машину, и ты приедешь в нашу студию. А сейчас хорощо отдохни и ни о чем не думай. Просто знай - я рад, что ты здесь. Нежно чмокнув меня в губы, он скрылся за дверью. Часы показывали первый час ночи, и я, только сейчас ощутив зверскую усталость, рухнула в кровать. Этот день начался никак не раньше, чем позавчера. Слишком измотанная, слишком озябшая, слишком неловкая, слишком испуганная, слишком счастливая… Слишком много «слишком» для меня одной на сегодня – мое сознание не в состоянии справится с этим избытком. Потом… потом… а сейчас… можно я немножечко просто побуду счастлива… С наслаждением вытягиваюсь на кровати, завернувшись в одеяло. Ах, как приятно… тело начинает растворяться в простынях, сон на мягких лапах топчется где-то в изголовье… По привычке засовываю руку под подушку, натыкаюсь на что-то твердое… Мой пингвиненок… Ощущаю размытое сном изумление… Чья-то рука почти неощутимо гладит меня по щеке… Не могу открыть глаза… а надо ли? Как приятно… не хочу, чтоб это заканчивалось… слишком счастлива…