***
Резко включённый свет помог телу, которое лежало в камере, очнуться. — Хозяин! Простите! Хозяин… Я хотел, чтобы вы уделяли мне больше внимания, — запричитал Глэм. — Замолчи, — приказ отразился от стен подвала. Слуга послушно затих. — Ты лепечешь, что хочешь быть только моим, а сам напросился на драку в баре, переспал, причём не раз, с каким-то наркоманом, — с задумчивым видом брюнет начал перечислять всё, что нашёл на слугу. Он остановился у двери камеры, словно вспоминая ещё что-то. — Ах да, и ещё самое важное. Использовал, ломал и потерял мою любимую игрушку, — с безумной улыбкой на губах он открыл дверь камеры. Но не зашёл в неё сам, а отошёл, вновь заговорив: — Ты хотел, чтобы я был твоим. Я перед тобой, чего же ты ждёшь. Глэм с опаской вышел из камеры и кинулся в ноги брюнета. — Простите меня, хозяин. Можете сделать со мной всё, что захотите. Я ведь намного лучше него. Мужчина скривился, отодвигаясь от слуги. — Ты считаешь, что я к тебе прикоснусь? — неприкрытое отвращение исказило красивое лицо. — Хозяин… Он вас даже не вспомнит…— удар в живот заставил его скрючиться от боли. Брюнет начал ходить вокруг мучающегося от боли слуги, словно акула, почуявшая запах крови. Вдруг остановившись рядом, он носком ботинка поднял лицо Глэма и заговорил: — Знаешь, я начал убивать ещё с восьми лет. Сначала это были соседские индюки, которые пугали меня, когда я был ещё малышом. Я помню до сих пор, как ржала соседка, когда маленький я бежал в слезах и соплях к маме от этих страшных тварей. В восемь я убил всех этих уродцев, но эта сука погоревала и завела новых. Эта старая карга стала моим первым человеком. Глэм затих, впитывая это неожиданное откровение. — Потом был почтальон, который приходил к нам, когда отца не было дома. Он всегда приносил мне в подарок просроченные сладости, от которых я чуть не умер. Этот ублюдок с мерзкой улыбкой трепал мои волосы и просил погулять во дворе. А когда я не соглашался, пинком выкидывал на улицу, добавляя вслед оскорбления. Я рос, время шло. Список тех, кто мне мешал жить, уменьшался с каждым днем. Мужчина склонился к слуге и продолжил: — Эти твари бесили меня, а тогда, как, в прочем, и сейчас, для меня это равняется с тем, что они не заслуживают жизни. Брюнет вновь поднялся, подойдя к незаметному для тех, кто не знает о его существовании, столу, он что-то взял с него и вернулся. В его руке был шприц. Глэм хотел подняться, но новый удар в этот раз в рёбра заставил вновь рухнуть на пол. — Как же много от тебя проблем, — устало протянул мужчина. — От них тоже было много проблем. Они воспитывали, учили, ругали, наказывали… Хотя не имели на это никакого права! А потом родили себе своего ребёнка, и на меня все забили… — на мгновение лицо мужчины исказилось от душевной боли. Но это длилось лишь пару секунд. Если не присматриваться, то можно было и не заметить, так как на смену вновь пришла безумная улыбка. — А я забил их. Собственными руками проломил их жалкие черепушки молотком. А эту мелкую тварь задушил, представляешь, она походила на те игрушки, у которых когда их сжимаешь, выкатываются глаза, — он захохотал. У слуги всё тело покрылось мурашками от этого каркающего смеха. Отсмеявшись, он вспомнил про шприц, наклонился и быстрым движением вколол иглу в шею слуги. — А этому меня научил мой новый мертвый отец. Который так любил своего ублюдка мужа, что отказал мне. Блять. Мне было четырнадцать!!! Я душил сестру руками, которые были по локоть в крови приёмных родителей. А он, ни слова ни сказав, забрал меня с собой. Отмыл, накормил и соврал, что с моей семьёй расправился кто-то из мафии. Он стал моим идеалом. Умный, красивый да ещё и хирург. Правда его муж почему-то относился ко мне всегда настороженно, словно его чёртово полицейское чутьё чувствовало то, что было скрыто под маской убитого горем подростка. Слуга завыл от боли, когда яд начал медленно убивать его организм. Выдернутый из своих воспоминаний мужчина оскалился. — О… Работает! Моя новинка: яд проникает в кровь и вместе с ней течёт по всему организму. Только в отличие от живительной субстанции убивает всё на своём пути, — с гордостью произнёс брюнет. — Ты меня прервал, — мгновенно меняя эмоции, мужчина ударил ногой скрюченное тело. — Когда он отказал мне вновь, мне было шестнадцать. Он так орал на меня, тыкая в меня фактом того, что он мой приёмный отец, и это ужасно. К тому же у него есть муж, и подростки его не интересуют. Я был в ярости, но молча ушёл из кабинета. А потом была перестрелка. Его убили. Я так растроился, что это был не я… На похоронах я допустил ошибку и поплатился, теперь хожу с этим ублюдским шрамом. Мужчина дотронулся до своей щеки, где был ненавистный шрам. Глэм начал тише скулить, яд заканчивал свою работу. — Я решил умереть. Нашёл парнишку, похожего на меня, убил и подкинул ему документы. Дазай Осаму исчез, появился Сюдзи Цусима, а с ним и Кровавый художник, — гордо произнёс мужчина своё прозвище, искренне гордясь, что люди дрожат, произнося его. — Представляешь, моими настоящими родителями были известная художница, которая ненавидела детей из-за того, что они портят внешность, и её очередной женатый любовник. Кажется, он был юристом, никак не могу вспомнить. Зато я прекрасно помню страх в их глазах, когда под дулом пистолета они подписали документы о передаче всего мне. И какое-то детское удивление, когда я выстрелил сначала в неё, а потом в него. Яд сделал свою работу, Глэм был мёртв. Дазай Осаму закончил свой рассказ и недовольно сжал губы. Слишком долго, нужно усовершенствовать формулу.***
« — В 04: 00 утра произошёл пожар в двухэтажном коттедже раньше принадлежащему известной художнице «Макир». Как известно в настоящее время, погиб один человек. Предварительной версией следствия считается халатность. Рядом с погибшим нашлась пачка сигарет», — голос ведущей бодро сообщил ту новость, которую был рад слышать Осаму. Уж он точно уверен, что это будет единственной версией полицейских и пожарных. Всё же деньги помогают людям закрыть глаза на многое.