***
Вся история с выкрадыванием мента началась с того, что Вадим понял: если ничего не делать, Разумовский рано или поздно окажется у них в постели. У Волкова тут никаких гештальтов не было, это Вадим быстро разглядел, зато они были у Разумовского. Тот своих предпочтений не скрывал особо, на Волкова смотрел правильно – Волков, как обычно, не замечал ничего – и Вадиму тоже пару раз комплименты отвешивал. Такие, что становилось понятно, что никакой дружбой тут и не пахнет. Разумовский изумительно умел изображать невинную заю, хлопал рыжими ресницами и нервно дёргал плечом. Вадим на всякий посмотрел открытые данные на тему, сколько трупов на Разумовском висело, чтобы в следующий раз, когда тот начнёт хрустально смеяться или мило улыбаться за завтраком, напомнить себе, что доверять ему не стоит, сколько бы он там таблеток ни жрал. С Волковым они спали вместе – первые три дня реально просто спали: Вадим изучал обстановку: меньше всего хотелось заточку под рёбра получить. Целибат сняли в примерочной в Милане. Волков тогда как с цепи сорвался от своей ревности – хотя так и не признался ни в чём. Пометил, публично показал: моё. Вадим хоть и поймал кайф от такого признания – и не только от него: Волков охуенно трахался – стал реально опасаться за целостность своей шкуры. Разумовский на них смотрел плотоядно, всё правильно понял. Когда начал про мента рассказывать, Вадим выдохнул: во-первых, можно было из Венеции на время свалить и не дёргаться от каждого шороха за спиной, а во-вторых, притащить Разумовскому того, кого ему хочется. После поездки в Милан Волков нормально так с катушек полетел – ночью до Вадима снова доебался, в губы шептал какую-то чушь, блестел глазами и трахал лицом к лицу, сцеловывая стоны. Вадиму хотелось сказать, что итальяшки, когда свою виллу строили, о шумоизоляции и не думали и что им бы надо быть потише – но мог только дышать, пока Волков вжимал Вадима в матрас немаленьким телом и вдалбливался ему в задницу. Утром опять свалил бегать, как ни в чём не бывало. Вадим пришёл на кухню водички попить, нашёл там Разумовского, как обычно в трусах и футболке, тот руки на груди сложил и смотрел на Вадима с любопытством. Сказал: – Я всё пытаюсь понять: почему у тебя получилось? Вадим водичкой поперхнулся. – Чё? В смысле? Разумовский отлепился от кухонного островка, на который опирался, и подошёл к Вадиму вплотную, заглянул в глаза. Разумовский высокий был, но ниже Вадима, куда более хрупкий. Но Вадима он откровенно пугал – таблетки там или нет, но иногда во взгляде у Разумовского проскальзывало натуральное безумие – Волкову и не снилось. К тому же, Вадим, поработав на Дагбаевых, вообще ни разу не обольщался на тему, как работает взрослый бизнес. И тощему детдомовскому пацану точно бы не помешали железные яйца, чтобы строить свою IT-империю. И они тут были в наличии. – Ты же всё понимаешь, да, Вадик? Или привозите мне мента, или... – он провёл длинным указательным пальцем Вадиму по ключице, – один из вас будет со мной спать. И поверь, я умею быть убедительным. И тебе придётся: договаривайся с Олегом. Волков ввалился после своей пробежки через минуту в сырой насквозь футболке, когда Вадим уже взял себя в руки и мыл вчерашнюю посуду, оставленную ещё с завтрака. Разумовский к тому моменту убрался куда-то в недра виллы. Волков подошёл, нахмурился: – Чё случилось? Вадим покосился на него, улыбаясь беззаботно: – Да всё заебись. Только за ментом ехать всё-таки придётся. – Чё? Почему? Вадим оглянулся на дверь, сказал негромко: – Потому что иначе нам пизда, Олег. Волков нахмурился ещё сильнее, решительно развернулся и пошёл искать Разумовского. – Серы-ы-ый, ничего мне рассказать не хочешь, а? Вадим с размаху приложился лбом о дверцу шкафчика над мойкой – Волков, даже умерший и воскресший, с инфой по-прежнему обращаться не умел. После завтрака, прошедшего в гробовом молчании, курили с Волковым на веранде вместе – Разумовский умотал куда-то по делам в город. – Ты же говорил, что Серый – красивый парень. Вадим дымом поперхнулся – хер его знал, чего ему там Разумовский наговорил. – Олег, ты ёбнулся? Я сюда с тобой ехал. Волков развернулся на него: – Это, типа, признание? Ты же трахался с кем-то, пока меня не было. – Ну. А ты, типа, не трахался. – Нет. Вадим охуел. Нормальное признание. – И чё? Я тебе не обещал ничего. Ты мне – тем более. – Да. И в чём тогда проблема сейчас? У Вадима неприятный липкий ужас поселился в затылке. – Блядь, да хочешь – трахайся с ним сколько угодно. Только без меня. Волков рассмеялся. Руку на предплечье положил: – Да не психуй. Я просто мента не хочу выкрадывать. Это уже совсем какая-то запредельная уголовщина. Ищу варианты. Вадиму хочется Волкову напомнить, как Разумовский вообще тут оказался. И что тогда он чё-то варианты не больно-то искал. – На хуй иди с таким шутками. – Вад. Вадим реально в этот момент готов был уйти – выбесило. Рука на предплечье сжалась – хер вырвешься. – Вад. Волков его на себя дёрнул, посмотрел в глаза. Улыбался, сука, довольный собой. – Готов выкрадывать мента. Чё угодно. Ради тебя он не сказал. Вадиму показалось, что ему что-то подарили на день рождения. Вырвался и ушёл он только потому, что иначе было бы совсем по-пидорски. Бросил, не оборачиваясь: – Парные татухи щас пойдём бить на жопе. Волков заржал.***
Питер встретил, как обычно, отвратительной погодой – стало даже как-то приятнее на душе. Вадим Питер искренне любил, считал родным, хотя сам вырос в Подольске. В конце концов, Питер породил Волкова, и Волкову шёл. Вадиму нравилось за ним наблюдать, когда тот курил на фоне города в очередной безликой конспиративной хате. Вадим решил сначала разобраться с планом на мента, а потом уже ехать к пацану. Волков переключился в рабочий режим, радостно блестел глазами – ну скучно ему было на гражданке. Ему бы людей красть, диверсии устраивать, бегать и стрелять. «Прада» и Венеция его определённо притормозили, но Волкову было уже неинтересно. А теперь, сколько бы он там ни упирался и ни взывал к совести, стало, наконец, весело. Конспиративную хату тот опять выпросил у своей ведьмы – наплёл ей там что-то, получил ключи. Когда Вадим спросил, нахуя, услышал в ответ: «А почему нет? Она мне должна». Вадим тогда почти искренне ведьме посочувствовал – та явно так не считала. И вся лояльность могла внезапно закончиться. За ментом следили осторожно и без спешки – во-первых, не было никакого смысла, а во-вторых, это было само по себе нормальное развлечение. Волков всё фиксировал по привычке, планы рисовал. Вывозить хотел через Беларусь по суше. Говорил, что у него там остались связи – сам так же заезжал, самолёты ему на момент возвращения из Сирии были противопоказаны, легализовался он уже после того, как вернулся. Вадиму идея путешествия с ментом в багажнике не очень нравилась – одно дело заезжать с мрачной рожей и мутными документами самому, другое – попасть на план «перехват» и нормальную такую уголовку. В том, что никто их вытаскивать не станет, Вадим не сомневался. Про пацана с его частными самолётами решил Волкову до последнего не говорить. Чтобы не расслаблялся. В свободное от слежки времени опять получился нормальный такой «медовый месяц». Только теперь без бесконечного ощущения, что скоро всё закончится, и ожидания заточки под рёбра. Волков готовил, как привык – он даже в рестики ходить не хотел – напросился съездить в «Икею», просто посмотреть, рассказывал, как в Стамбуле – в том самом – охуел от того, сколько всего красивого можно было купить в посудном магазе. Вадим косился на Волкова, который ходил и вздыхал на всё подряд. Спросил, типа, а нахуя вообще. – Квартиру хочу купить. Вадим напрягся. – Чё? В смысле? В Венеции? – Здесь. – А Серый твой? Волков улыбнулся. – А про себя почему не спрашиваешь? Вадиму остро захотелось почесать в башке – вопрос не формулировался. – Серый разберётся – ну, типа, будем летать к нему. Может, потом поутихнет все, тоже сюда переберётся. – Будем? – Мне казалось, у тебя с самиками проблем нет. – Опять не спрашиваешь меня ни о чём. – Не спрашиваю. Чё ты там хотел? Приют для собак? Купим. Вадим вместо ответа вытащил телефон, загуглил самый лучший тату-салон, договорился на сеанс.***
Волков смотрел на Вадима, как на дебила – но Вадиму надо было что-то сделать. От Волкова крыша ехала. – А можно хотя бы не на заднице? Ну серьёзно. – Не можно. Снимай штаны. – Ты ёбнулся. А если посрёмся завтра? Вадим только оскалился.***
– Ну привет, золотце. Чё, как учёба? Так и не жалеешь, что в Лондон не улетел? Пацан выглядит охуенно – с косами своими, в модном шмотье – ему идёт – глаза прячет за чёрными линзами. С водилами в особняке Вадим договорился, что сам пацана заберёт. На Вадима пацан смотрит, типа, независимо – только губу всё равно закусывает, глазами стреляет – у Вадима губы сами собой в оскале расплываются. Да кайфовый пацан – ещё немного и вырастет настоящей акулой – и Баатару пизда. Вадим в нём не сомневается ни на секунду. – Нет. – Ну и заебись. Чё, собаку покажешь?***
Меньше всего Вадим ожидает, что Волков будет ревновать – хотя про последние поцелуи, когда Волков тогда укатил своего Серого спасать, Вадим ему рассказывать не стал – чутье подсказывало, что это лишнее. На пацана тот смотрит цепко, оценивающе – Вадим понимает, что его ещё ждёт разговор на тему совращения малолетних. Но Дракон – взрослый почти, охуенный – ожидаемо отнимает всё его внимание. Ну ещё бы. Вадим смотрит, как Волков доёбывается до Дракона и понимает, что нужно будет обязательно купить Волкову собаку. Закрыть гештальт. Пацан Волкову в рожу, вроде, не вцепляется, и на том спасибо. Решительный – готов красть хоть по десять ментов в день. Ничего не боится. Вадим с удовольствием посмотрит, как через пару лет эта фарфоровая куколка будет откусывать конкурентам головы. И даже готов в этом поучаствовать – скучно же будет всё время дома сидеть. Пацан вертит головой по сторонам с любопытством – несмотря на все свои возможности, реальности-то не видит совсем. Вадим думает его как-нибудь в метро прокатить, профилактически. Волков курит опять, чай заваривает. Режет свой манник – Вадим говорил ему, что с одними пробежками и без нормальных тренировок они так скоро станут жирными и отвратительными, если будут жрать столько сладкого. Волков ничего на это не ответил, Вадима развернул рожей в стол и выебал. Потом спросил: считается за тренировку? Жри и не выёбывайся. Волков выдаёт собаке кусок своей стряпни, собака – разумеется – сметает всё. – Да ёб твою мать, Олег. – Чё? Я ж только попробовать. Ему же интересно. – Это собака. Ему нельзя сладкое. Чё, какая-то невероятно сложная мысль для тебя? Волков стреляет в него глазами зло. – А моя собака... Пацан пьёт чай, жрёт Волковский манник, не стесняясь, прячет улыбку в кружке, разве что ногами не болтает. Вадим понимает, что разговор на тему совращения малолетних может устроить себе и сам.***
Операцию назначают на вечер четверга – у мента дежурства нет, погода для прогулок отвратительная. На встречах с друзьями или бабами мент замечен за всё время не был. Волков хотел доебаться до своей ведьмы, чтобы телефон на прослушку взять, но решили не палиться лишний раз. Оружие Вадим добыл по своим каналам – чистое. Правда, стрелять они и не собирались – так, для устрашения. Транквилизаторы Волков притащил сам. Скалясь, рассказал, что из больнички тогда забрал, когда Серого своего вызволял. И спрятал. На всякий. Вылет планировали в пятницу утром – джет из Гонконга пригнали накануне. Насколько Вадим понял, Баатара о резком интересе пацана к Северо-Итальянской культуре так и не уведомили. Волков в своём рабочем выглядит так, что только вздыхать и остаётся. Когда подтягивает на себе ремни кобуры, Вадим обещает себе, что обязательно потом Волкова трахнет. Прямо с кобурой. Пацану Вадим объяснил, что с косами тот слишком приметный – на следующий же день все свои косы пацан расплёл. Теперь закалывает волосы в шишечку, чтобы прятать потом под балаклавой. Волков скалится на азарте, рвётся с поводка. Вадиму нравится за ним наблюдать. Пацан нервничает, но подбородок решительно задирает. Поскольку мента должны будут хватиться довольно быстро, за змею Вадим особо не волнуется. Пистолет пацану Вадим, конечно, не выдаёт – ещё шмальнёт куда-нибудь случайно, потом всю жизнь будет жалеть об этом. Доверяет стоять на стрёме. – Ну чё, не передумал? – Нет. – Заебись, золотце. А потом кто-то начинает открывать входную дверь.***
– Пиздец. Волков курит на крошечном балконе, злой. – Чё, может, по-быстрому всё сделаем, пока она там твоего пацана на машине катает? – Олег. А паспорт, когда ты вернулся, она тебе делала? – Блядь. – Вот тебе и блядь. – И чё делать? – На жопе ровно сидеть, Олег. Не надо было хату у неё брать. – А может, похуй? Она всё равно быстро это не сделает – часов двадцать будет. – Ты тела через нашу границу возил хоть раз? – Нет. – Ну и всё. Откуда ты знаешь, как будет? Ладно, щас придумаем чё-нибудь. Она возвращается минут через сорок – на улице снова не то поливает, не то пытается засыпать снегом. На светлых волосах блестят капли воды. Волков стоит в кухонном проёме, сложив руки на груди и смотрит на неё удивительно равнодушно. Она приносит пакет из супермаркета. Волков пакет молча забирает, уносит на кухню буднично – сигареты, спагетти, стейки, овощи, бутылка вина. До Вадима только теперь доходит, что несмотря на все разговоры о том, что они не жили почти вместе, она Волкову жена гораздо больше, чем они оба думают. – А чё, попроще вина не было? – Не было. Волков зевает – а ещё час назад скалился и готов был полночи в тачке в засаде сидеть. – Ты чё пришла-то? Отчитывать меня будешь? – Вам заняться нечем? Что тебе Разумовский наговорил? Вадима она игнорирует. Вадим для интереса встаёт у неё за спиной, достаточно близко, чтобы это уже было некомфортно. Она делает вид, что не замечает. Волков вздыхает, но отвечает: – Никакого криминала – просто поговорить хотел. – Никакого криминала? Серьёзно? Волков не сдаётся: – Какая тебе разница вообще? – Потому что я тут живу, Волчонок. И мне не нравится, когда всякие отморозки, вроде вас... – Тебе напомнить, кто нас этими отморозками сделал? – Как будто это имеет значение – вон, можешь у Вадика спросить, как он к нам попал. Ну пиздец. Вадим об этом не трепался никогда особо – ни с Волковым, ни вообще. Формально кадровые его выгнали за неуставные. Правда, был ещё инцидент. Волков стреляет в Вадима глазами. Ну нет. – У нас чё, вечер воспоминаний? Она оглядывается на Вадима, шипит зло: – А хочется? Могу устроить. Я о твоей биографии знаю больше него. Хочешь? Вадим улыбается – она нарывается. Вадим знает, что Волкову его биография не понравится. Не переставая улыбаться, кладёт ей ладонь на шею, сжимает. Привычно находит пальцами позвоночник – одно движение и всё. Она тоже это понимает. – Что, настолько не хочешь рассказать ему, как... Вадим сжимает пальцы сильнее, но не пытается сломать шею, затыкает более простым способом – впивается в накрашенные губы. Волков вздыхает. Вадим скалится. Она же за этим пришла? – Я не буду в этом участвовать. Вадим отрывается от красных губ – помада размазалась, зрачки у неё во всю радужку. Нормально потащило. Руку с горла не убирает – на всякий. Понимает: у него сейчас из-за этой помады вид тоже должен быть клоунский. – Но ты же не против. Волков складывает руки на груди. – Да пожалуйста. Вадим, до последнего глядя Волкову в глаза, наклоняется и кусает белую кожу, оставляет засос. Она судорожно вздыхает. Вадиму хочется, чтобы Волков смотрел – можно было бы, конечно, просто увести её в комнату и по-быстрому трахнуть – но Вадиму хочется, чтобы Волков это видел. Вадим берёт её за подбородок, облизывает губы со вкусом помады – отвык, оказывается – давит на ключицу, заставляя опуститься на колени. Расстёгивает штаны – они так из своего тактического и не переоделись – в волосы пальцами зарывается, заставляет задрать голову. – Давай лучше покажем Олегу, как я у вас оказался. И тянет её на себя, надеясь, что кусаться она не будет – насилия не хочется от слова совсем. Но она послушно рот открывает. Вадим поднимает глаза на Волкова – тот проходится языком по губам, взглядом прожигает. Открывает сигареты, закуривает. Вадим смеётся. Произносит беззвучно – Волков прекрасно умеет по губам читать: – Нравится? Волков то ли ревнует, то ли нет – но бесится. Вадим оттаскивает её за волосы от члена, заставляет подняться на ноги, не говоря ничего, тащит за локоть в комнату, раздевает неосторожно, выдёргивая серьги из ушей – она шипит, как кошка, но не сопротивляется. Лифчик снимает – левый сосок неожиданно проколот – а с виду и не скажешь. Чулки с поясом оставляет – на трупы смотреть нет никакого желания, трусики просто разрывает, надеясь, что они стоят достаточно, чтобы ей не понравилось. В таком виде снова заставляет опуститься на пол и взять в рот. Когда надоедает – а она старается – тянет наверх снова, роняет на кровать, заставляя встать раком, руку заламывает и проходится языком по губам – с неё нормально течёт, солёное-терпкое, ей это всё нравится. Она неожиданно низко стонет, выгибается. Вадим целует мягко, но руку тянет так, чтобы было нормально – и без желания вырываться. Пальцами входит внутрь – жарко и мягко – вытаскивает и облизывает. Разворачивает её лицом к незапертой двери – он знает, что Волков придёт. Он хочет, чтобы Волков застал всё в лучшем виде. Входит без предупреждения и без резинки – она только ахает. Понимает же. Всё понимает. Вадим вообще в такие игры предпочитает не играть – дети от случайных любовниц ему всегда были нужны в последнюю очередь – но эта же не дура, вроде. Вадиму хочется знать, как Волков её в последний раз трахнул – говорил, что всё безопасно было. Как? В задницу? Волков это умеет. И любит. Волков всё-таки приходит: замирает в проёме снова. Но ненадолго. Подходит к Вадиму, опирается коленом на кровать и кусает за губу, забирается горячей ладонью под водолазку, спускается вниз, сжимает ягодицу. Второй рукой скребёт по затылку. Вадим отрывает Волкова от себя, шепчет: – Давай. Она хочет этого. Волков облизывается. Спускается с кровати, Вадим смотрит, как тот расстёгивает штаны – такие же тактические, как на нём – обходит и встаёт напротив, тянет её за волосы, заставляя поднять голову, смотрит сверху вниз, улыбается криво и натягивает её на член – Вадим от этого едва не кончает. Волков поднимает взгляд и смотрит ему в глаза, шепчет: – Ты красивый. Хочешь, поменяемся? И сам смеётся, запрокидывая голову. И тогда Вадима накрывает – достать он не успевает. Думает: похуй. Заломленную руку так и не отпускает, дышит тяжело. Смотрит, как Волков трахает её в рот. Нравится. Смеётся сам.***
Никаких провалов в памяти нет – целуются они потом с Волковым долго и сладко, пока она в ванной. Волков говорит: «Чё, как тогда? Продолжим?» И снова смеётся. Вадим готов продолжать с Волковым хоть всю жизнь. Она всё портит – выходит из ванной злая и одетая. Говорит: – Если я, сука, забеременею, ты мне всю свою зарплату будешь на алименты сливать. Вадиму смешно: – Да похуй. – Из страны по-прежнему должны убраться завтра до полуночи. С ментом я сама разберусь. Напишу. И да, Вадик, твой маленький воздыхатель с частными самолётами не выдержал и трёх минут молча. Так что на дело его брать не рекомендую. Вадим напрягается – пацан, когда отзванивался, сказал, что всё хорошо. И Вадим ему поверил. Она уходит, Волков смотрит на него из-под ресниц. – Это называется «щас придумаем»? Вадим разводит руками: – Ну получилось же. Действовал по обстоятельствам. Ну, я надеюсь, ты из меня выбивать подробности моей биографии не будешь? – А там есть, что выбивать? – Ну, башку прострелил одному... умнику. Надо было выходить из окружения, он не вывозил. Волков кивает: – Нормально. А мне бы прострелил? – Ну так ты же вывозил. Волков тянется и целует его. Отрывается, брови сдвигает тревожно: – А прикинь, реально залетит. Чё делать будем? – Да ничё не будет. Ну какова вероятность-то?