Homecoming

Когда Джон очнулся, обнаружил себя на другой холодной поверхности. Чувства в его теле были первым, что вернулось, и это произошло внезапно, ознобом по всему телу. Хотя сон уже утратил для Джона свою привычность благодаря хронической бессоннице, он точно знал, что это не обычный способ пробуждения. Его сознание не колебалось, не металось между сном и бодрствованием, как маятник, — нет. Его бросили в ледяную воду и подвергли холодовому шоку. Он с шумным вздохом вернулся в своё тело и вскочил на ноги. На периферии его зрения дрожал тусклый свет. Свеча, сообразил Джон после нескольких мгновений, — это пламя так движется. Отчасти он был благодарен тому, кто украсил это место, за то, что не добавил ничего более яркого, потому что его глаза уже достаточно болели. Болело всё, даже в ушах жалобно звенело, как тогда, когда он упал. …когда он упал… Трагедия вернулась к нему одномоментно, словно ведром холодной воды. Его брат и сёстры исчезли в одно мгновение. Теперь ему больше не для кого было жить в этой проклятой черноводной дыре. Его воспоминания были прерваны медленным, тяжёлым стуком, доносящимся с этажа над ним. Сначала Джон успевал сделать полный вдох между каждым ударом, потом два, как только начинал паниковать. Если это действительно кто-то шёл, то с очень выраженной хромотой. Шум заставил его замереть на — кровати? столе? По ощущениям больше походило на последний: бёдра болели без матраса, однако на нём было одеяло — очень простое. Его одежда всё ещё была влажной. Значит, этот человек накрыл его одеялом, но не потрудился переодеть… …ох. Вообще-то, это было немного странно. Неважно. На тёмной лестнице показалась фигура. Джон едва ли мог что-то разглядеть в тусклом свете, но когда фигура приблизилась, сердце сжалось от страха. Лавкрафт. Джон застыл на месте. Он хотел встать и вылезти через окно, не обращая внимания на то, что за окном был обрыв, ведущий в океан. Но его тело не отвечало ни на один сигнал мозга. Оно просто сидело там, бездушное. — Тебе лучше? — спросил голос. Джон ничего не ответил. — Тебе лучше? — голос звучал ничуть не раздражённо, словно ожидал повторения. — Да, — сказал Джон. Может быть, неправду, но в данный момент он не был уверен, что именно это было. На это Лавкрафт только кивнул. Он замер на мгновение, словно подбирая слова. — Я сожалею… о том, что случилось. Джон теперь дрожал. — С-спасибо, но… — Я видел всё это отсюда, — Лавкрафт говорил странными гортанными слогами, которые не смог бы разобрать даже местный. — Я спустился… чтобы забрать тебя от дождя. Не «с дождя»? Всё, что говорил этот парень, звучало оторванно. Джон наконец-то смог пошевелиться. Он вцепился во влажные рукава рубашки. В кои-то веки его разум оказался полезен и вывел его на улицу, вместо того чтобы оставить его там, в этой травмирующей ситуации. Но когда он это сделал, он поморщился. Это привлекло внимание Лавкрафта. — Тебе больно? Джон почувствовал, как эти обжигающие и одновременно ледяные руки страха на этот раз схватили его за шею. Ничего не говори. Не говори ничего. Не говори… — Да, — это было едва слышно. Похоже, сейчас он был не способен произнести больше одного слова. — Вот, — сказал Лавкрафт и взял ложку, которая так удачно оказалась рядом с бутыльком. — Ч… что это… — Это обезболивающее… разве ты не видел его в аптеке? Ух ты. Только поглядите на паникующего придурка Джона. — О. Лавкрафт открутил крышку, и Джон почувствовал отвратительный аромат, который всегда исходил от этих смесей, на этот раз сильнее, чем когда-либо. Теперь он понимал, почему сёстры и брат ненавидели это пойло, и как ему приходилось практически насильно поить их им, даже если они кричали от боли. Темноволосый мужчина с запавшими глазами и впалыми щеками поднёс ложку к его рту. Если бы Джон был в хорошем расположении духа, он бы запротестовал против того, что с ним обращаются как с ребёнком. Но сейчас вместо этого он наклонился вперёд и слизнул тёмную лужицу на конце серебряной ложки. Он вздохнул, когда она оказалась у него в горле. Хорошо, что это было то же лекарство, что стояло у него дома в шкафу, а не какой-нибудь явный токсин. Хоть что-то знакомое в таком странном месте. Теперь, когда он немного пришёл в себя после лекарства, ему потребовалось время, чтобы осознать свое окружение. По обе стороны от него находились тёмные дубовые полки, каждая из которых была абсолютно одинакового размера и формы, но вмещала бесконечное количество бумаг, книг и сверкающих безделушек. — Стейнбек? — спросил голос, уже во второй раз. О. Похоже, он не настолько пришёл в себя, как думал. С этим странным произношением фамилия прозвучала как «Ст’нб’к». — Д-да? — Как думаешь, ты сможешь… дойти до дома? — Лавкрафт сделал слишком большую паузу. Что ж, хочется обвинить Лавкрафта в нерешительности. Себя тоже. — …Да, наверное. Чтобы подтвердить свои слова, он трясущимися руками сдвинул одеяло вперёд, а затем с себя. Затем повернул ноги в сторону и, упёршись руками в «кровать» как в опору, успешно встал на скрипучий пол. Один шаг, два шага… его всё ещё трясло, но он смог это сделать. Лавкрафт только кивнул. — Твои шляпа и обувь у двери. В мокрых носках Джон, почти хромая, подошёл к двери. Он надёл их — не обращая внимания на дождевую воду в ботинках — и на секунду придержал дверь открытой, лицо скрывала шляпа. — …Спасибо, — и затем ушёл. Дорога домой прошла как в тумане. Джон шёл с пустой головой, а потом вдруг оказался у собственной двери. Будто его туда занесло случайно. Неважно. Он открыл входную дверь, которая, чего он не заметил, была слегка приоткрыта, и вошёл внутрь. На крючке для пальто висело наспех нацарапанная на куске тетрадного листа записка. «Встретимся завтра вечером, как только стемнеет, у моего дома. Или оставь шляпу на подоконнике, если не сможешь дойти. Это важно, Лавкрафт»