Homecoming

Девять дней подготовки к путешествию прошли без особых происшествий. Говард велел Джону никому не говорить, что он уезжает, но обязательно довести все дела с жителями города до конца. У него остался лишь небольшой долг одному из портных за починку комбинезона, который Уинфилд порвал в десятый раз (и теперь уже никогда не порвёт), а в то воскресенье в церкви он похвалил преподобного Готорна после проповеди, даже похлопал его по спине. Джон никому не сказал «до свидания» и не намекнул, что с ним будет дальше. Он просто прогуливался по городу, счастливый как никогда, и благодарил всех за их (запоздалые) соболезнования. Готорну показалось удивительным, что Стейнбек выглядит таким бодрым после смерти всей его семьи. Возможно, предположил он, это был его способ справиться с ситуацией. Возможно, в трудную минуту свет Божий наконец-то нашёл его. Что-то в Джоне всегда было… не так. Конечно, он был таким же ответственным и дружелюбным, как и все остальные в деревне, стремился к успеху как её, так и своей семьи. Он был прекрасным опекуном, но иногда Готорн видел, как эти голубые глаза блуждают где-то в другом месте, возможно, в тёмных глубинах его сознания, которые проповеди так и не смогли заглушить. Что происходило под этой жизнерадостной маской? Иногда он отклонялся от других на скамьях и смотрел на океан или на лес, ведущий вглубь острова. Будто он представлял себе какое-то величественное существо, танцующее на переднем плане или прячущееся на заднем плане такого пейзажа. И это поведение не было новым. Оно появилось с тех пор, как он приехал в город. Он также был единственным, кто не вздрагивал, когда этот… Лавкрафт входил в комнату. На самом деле, его взгляд только сильнее приковывался к нему, когда это происходило. Дружелюбно или нет, но Джона как-то тянуло к этому парню. И хотя преподобный знал, что лучше не лезть на рожон, не зная фактов, он сделал заметку помолиться за Джона, чтобы тот обрел счастье, безопасность и защиту. О, и он был на этом пути. Только благодаря иному Богу, нежели думал Натаниэль. Дни шли медленно, и каждый закат под покровом темноты Джон навещал Говарда. Каждую ночь он оставался, и иногда они спали в кровати Говарда (которая была хорошо попользована, очевидно, он много спал). Иногда Говард заваривал чай или кофе, а иногда рассказывал Джону старые истории о своём роде, пока перед ними потрескивал древний камин. Многие из этих ночей проходили в объятиях друг друга, их тела прижимались друг к другу в темноте, не двигаясь, только губы говорили. Часть Джона хотела бы, чтобы его брат и сёстры были рядом, чтобы увидеть, как расцветают и развиваются их отношения. Но он знал, что в этом случае его ждали бы бесконечные насмешки со стороны Уинфилда, и он всё ещё был бы привязан к этому городу своими младшими. Говард велел ему собрать только самый необходимый минимум. Поэтому Джон собрал еду, немного воды из колодца и тёплое пальто. Он никогда не любил море, но по настоянию брата и сестёр хотя бы раз за лето выезжал с ними на рыбалку. Говард настаивал, что Джону не нужны деньги для того места, куда они едут, но Джон всё равно взял небольшой мешочек с мелочью. Джон был упрям, а старые привычки трудно сломать. На девятую ночь Джон вытащил всё необходимое, накинув на плечи тёмный плащ. Он спустился по крутой тропинке, ведущей к тонкому галечному берегу, который был виден только во время отлива. Говард стоял там, не имея ничего, кроме книги под мышкой и маленькой сумки с вещами. Вероятно, вещи вроде защитного камня, который он дал Джону. — Не взял еды? — спросил Джон, его обычная улыбка снова засияла. Его игривость начала возвращаться, несмотря на всю серьёзность ситуации. — Я могу поймать рыбу, — ответил Говард. Хотя удочки не было видно. Собирался ли он… нет, Джон знал, что сейчас лучше ни о чём не спрашивать. Джон просто кивнул и погрузил вещи в лодку. Это была небольшая деревянная лодка с двумя перекладинами посередине, на которых они могли сидеть, и весь их багаж в целом весил меньше, чем каждый из них. Честно говоря, это был подвиг для Джона, который редко выезжал даже в соседний город. Джон смотрел на огромное, всеобъемлющее море, которое чернело под верхним, прикрывающим его лишь частично. У них было не так много времени, чтобы уйти. Через час снова начнётся прилив, так что им нужно было уходить отсюда как можно скорее. Блондин оглянулся на город, затем в сторону Говарда. — Ты всё сделал? — спросил Говард. — Всё, что мог, — сказал Джон. В этот момент они оказались в каком-то тупике, словно застыли во времени. Они стояли прямо друг перед другом, и их глаза снова встретились. Вместе их общая радужка стала цвета океана. Рука Джона коснулась руки Говарда, и, словно по инстинкту, пальцы Говарда обвились вокруг его пальцев. Легко, но мягко, давая понять, что он хочет этого. Они уже много раз обнимались и телами, и руками, но это было нечто иное. Особенное. Как и в предыдущую ночь, их лбы соприкоснулись, оба закрыли глаза и мягко дышали рядом с лицом другого. Это был момент их единения, когда они навсегда расстались со всем остальным, чтобы сбежать куда-то, о чём Джон узнал только за последнюю неделю или около того. Не говоря уже о том, что только по рассказам и из уст в уста. Джон снова открыл глаза, и через секунду после этого открылись глаза Говарда. Оба с минуту изучали друг друга, словно заново созданные под сиянием убывающей двурогой луны. Затем Джон наклонился вверх, Говард — вниз, и их губы встретились в первом нежном поцелуе. Их энергия, словно летящие угли, разделилась в этом первом поцелуе. Губы Говарда были странно влажными и успокаивали потрескавшиеся губы Джона, словно исцеляя их. Джон вцепился в плечи Говарда, а Говард — в голову Джона. Ни один из них не хотел покидать этот идеальный момент, чтобы он был вечным. Но в конце концов им всё же пришлось закончить, и они отстранились друг от друга только для того, чтобы ещё раз посмотреть друг другу в глаза. Этот поцелуй стал печатью на их маленьком договоре. Джон шёл с ним и не оглядывался назад. — Готов? — спросил Говард. — Конечно, — пробормотал Джон. Оба шагнули в лодку, и Джон не оглянулся, схватившись за заднюю стенку судна и подтолкнув его. Он вскочил на борт за долю секунды, и Говард позволил движению вывести лодку в море, а затем молча начал грести. Ему не нужны были никакие инструменты, чтобы определить, куда они плывут, компас был у него в крови. На следующее утро соседи Джона постучали в его дверь, но обнаружили, что дом пуст. Прошло больше недели, прежде чем они проверили дом Говарда.