Белая полоса, уходящая в тень

Зверь

      — Мне кажется, после овладения способностью я начал проявлять непривычные животные повадки, — внезапно выдал Ацуши, крутя в руках чашку с чаем, будто не чувствовал жара.       — Просвети, — пробормотал Чуя, возившийся с туркой неподалёку.       Ацуши задумчиво прикусил щёку изнутри, подбирая слова.       — В основном это мелочи вроде обострившихся рефлексов. Но недавно я заметил, что некоторые из моих мыслей касаются Вас, — сказал он, будто его мысли не всегда касались Чуи, особенно когда тот находился прямо перед глазами, одетый в помятую футболку, на прошлой неделе лежавшую в шкафу Ацуши. Он старался не спускаться к ногам, потому что тогда остатки цивильной мысли покинут голову без следа, а для такого было слишком рано. Причём Чуя накануне работал почти сутки без остановки, после чего спал примерно столько же, восстанавливая энергию.       — И каким же образом?       — Я хочу укусить Вас, — заявил Ацуши, поразившись собственной прямоте. Пусть Чуя поощрял его смелость и дерзость, Ацуши старался быть джентльменом в отношениях, компенсируя недостаток опыта внимательностью. Хорошо компенсируя, с энтузиазмом, на который Чуя никогда не жаловался, отвечая в равной мере.       — Скажи мне что-то, чего я не знаю, — непринуждённо фыркнул он, не останавливаясь. Пусть сны Чуе не снились, но это не обделяло его воображением. Достаточно было закрыть глаза, чтобы в красках вспомнить ощущение зубов, всегда чуть граничащих с опасной остротой, отчего пульс всегда ускорялся, и всё казалось в разы ярче.       — Я не об этом, — возразил Ацуши, хотя частично говорил и об этом тоже. Сложно было отмахнуться от навязчивых мыслей, когда их причина голыми ногами маячила прямо перед глазами на расстоянии пары шагов.       — А есть какой-то особенный способ? — со смешком спросил Чуя, явно подшучивая над ним и будто бы бросая вызов.       Взгляд Ацуши сосредоточился на его беззащитно открытой шее, белеющей под яркими прядями ниспадавших по ней волос. И физически невозможно было отвести взгляд, как только он сосредоточился на ней. Ацуши сглотнул и поставил чашку на стол, поднявшись на ноги и двигаясь медленно, словно под гипнозом.       Чуя услышал скрип стула, однако не стал оборачиваться. То, как Ацуши мог передвигаться совершенно бесшумно, всегда завораживало его, и Чуя затылком мог ощутить его взгляд. Ещё до того, как это случилось, он ждал, что на столешницу лягут чужие руки, едва касаясь его собственных. Ладони Ацуши были чуть шире, и вены выпирали немного отчётливее, из-за чего рука казалась несколько массивнее. Сердцебиение сбилось с ритма, стоило всплыть воспоминаниям о том, как эта ладонь накрывает его собственную, неторопливо раздвигая пальцы, чтобы переплести их. Тепло тела Ацуши ощущалось через ткань, а дыхание слегка шевелило волосы. Чуя отставил турку и отодвинул от греха подальше чашку, двигаясь спокойно, словно кровь не начала медленно закипать от предвкушения подкравшейся опасности.       На коже выступили мурашки, когда Ацуши отвёл волосы в сторону, обнажая шею полностью и медленно огладив её подушечками пальцев в безмолвном изучении, будто тоже бросал свой вызов. Неосознанно Чуя наклонил голову ниже, полностью открываясь, пусть это противоречило его инстинктам. Он знал, что Ацуши никогда не причинит ему вреда — порой тот был даже излишне осторожен в стремлении это доказать. Чуя поддался, когда вторая рука уверенно легла ему на живот, заставив прижаться к чужому телу, и он спиной мог почувствовать сердцебиение Ацуши, медленное, но сильное.       Глаза Чуи округлились, а тело мгновенно напряглось и расслабилось в ту же секунду, когда в его затылок медленно впились острые зубы. Ацуши открыл рот так широко, будто хотел поглотить его полностью в один присест. И это было…       — Дурак, мне ещё на людях появляться, — пробормотал Чуя, шлёпнув Ацуши по широко раскрытой ладони, властно прижатой к нему. Вопреки ожиданиям, пальцы принялись легко поглаживать, двигаясь небольшими кругами. Когда они скользнули под футболку, обдав кожу жаром прикосновения, внизу живота приятно потянуло, несмотря на недавнее возмущение.       Ацуши отстранился, созерцая своё творение, после чего медленно подул на него, и волосы на руках Чуи встали дыбом от этого ощущения.       — Я несильно, скоро снова не будет заметно, — сказал он необычно тихо и низко, после чего кончиком носа провёл по шее Чуи. С тех пор, как барьер между ним и тигром стёрся окончательно, Ацуши чувствовал нечто вроде отголосков своего подсознания. И сейчас в груди зарождался тихий вибрирующий рык. Моё. — Ваше сердце бьётся так быстро, что мне даже не нужно напрягаться, чтобы его слышать.       — Будто не ты в этом виноват, распустив руки, — пробормотал Чуя и показательно развернулся в чужих руках, прижавшись поясницей к столешнице и дав себе пару секунд просто чтобы посмотреть на Ацуши.       Зрачки парня были вытянуты, а глаза слегка светились жёлтым, впившись в Чую взглядом не хуже зубов. В Ацуши действительно проявились эти хищные черты, выражавшиеся в манере двигаться, умении улавливать тот же звук сердцебиения и… таких моментах. Эта затаённая опасность заставляла Чую поджимать пальцы на ногах, ведь он действительно чувствовал себя запертым в клетке с тигром время от времени. Только вместо страха он испытывал возбуждение, зная, что этот зверь подчиняется ему во всех смыслах.       Без единого слова он запустил пальцы в волосы Ацуши, слегка сжав перед тем, как заставил его наклонить голову для удобного поцелуя. Чуя тут же почувствовал, как чужие пальцы впились в его бёдра, вновь нырнув под футболку уже без прелюдий. Раз за разом Ацуши касался его так, будто желал вжать в себя, пометить каждый миллиметр тела и заставить прочувствовать это изнутри и снаружи. И Чуя наслаждался этим, готовый отдаться на чужую милость и позволить избавить себя от любых сложных мыслей. И Ацуши преуспевал в этом даже лучше, чем Чуя ожидал поначалу, принимая во внимание то, что для парня всё было в новинку. Он действительно всё хватал на лету — человек многих талантов.       Отстранившись, Чуя потянул Ацуши за волосы, заставив отклонить голову назад. Была своя прелесть в том, что в каком-то смысле опасный хищник открывает тебе своё горло, видимо напрягаясь, чтобы воспротивиться инстинктам, велящим делать совершенно обратное. Только в свою очередь Чуя не стал сдерживаться, вцепившись в шею Ацуши зубами так, будто мечтал отхватить кусок. Они оба знали, что регенерация сделает своё дело, и вскоре след пропадёт, что порой расстраивало Ацуши, ведь пока Чуя ходил заклеймённый днями, пряча это под рубашками и штанами у всех на виду, сам Ацуши спустя полчаса выглядел так, словно с ним ничего и не делали вовсе. Чуя находил его разочарование и надутые губы забавными, однако стремился вложить в каждое прикосновение столько, чтобы Ацуши не забыл даже после того, как исчезнут малейшие следы. И судя по сдавленному стону, вставшему у парня поперёк горла, и едва заметному, но резкому движению его бёдер, всё устраивало их обоих.       — Тебе повезло, что у меня дела ночью, — пробормотал Чуя низко, зная, что Ацуши сходит с ума (ещё больше), когда чувствует вибрацию в его голосе. У острого слуха тоже были свои плюсы.       Как только Чуя оттолкнул их от столешницы, Ацуши знал, что он собирается сделать, и легко подхватил чужие бёдра, когда его талию обвили ноги. Чуя заставил его запрокинуть голову, чтобы возобновить поцелуй, и Ацуши не возражал. Редко им удавалось выкроить полноценное время для того, чтобы уделить его друг другу без надобности следить за телефонами и почтой. Даже сейчас Чуя подхватил свой телефон со стола, памятуя о том, как однажды звонок Мори застал их в кровати несмотря на позднее время. Ацуши старался даже не дышать, будто босс мог услышать это на другом конце, а Чуя говорил спокойно и собранно, будто сидел у себя за столом, а не висел на изголовье кровати, держась только одной рукой. Опыт был весьма занимателен, и если Мори что-то понял, то он не показал этого, однако Чуя предпочитал трюк не повторять, ведь ему и без того хватало экстрима в жизни.       Не считая подобных эксцессов, в остальном их личная жизнь с работой совмещалась прекрасно — насколько это было возможно. Привычная траектория от кухни до спальни, тихий хлопок двери и слегка шершавый, но ещё не кошачий язык на коже, за которым следовали клеймящие зубы. В этот раз Чуя не сопротивлялся и не возмущался — лишь пальцами зарылся в волосах, чтобы направить Ацуши туда, куда ему хотелось, и удовлетворённо хмыкнуть, когда тот сразу же подчинился. Ощутив на себе вес тела, закрывавшего его от остального мира, когда под ними прогнулся матрас, Чуя чувствовал себя умиротворённым, как никогда.