Lost in memories.

Кица поднялся с кровати почти сразу же после того, как Крис вышел из палаты. Руфо — единственный, кто смотрел на него с пониманием. Конечно, он тоже видел это. Крис на грани, но, в отличие от Руфо, он делает это тихо: тихо идёт ко дну и никогда не просит помощи. Вполне вероятно, что он не решится повторить судьбу Ру только по той причине, что тоже может проснуться. Обычно люди не хотят после стольких страданий увидеть белый потолок и оказаться прикованными в кровати. Конечно, бывают исключения. — Можете рассказать, что с ним? — ему так ничего и не рассказали, кроме самого диагноза, что убивало. Кица мог спросить по звонку, но так намного сложнее определить ложь. Люди, с которыми он хотел провести лучшие годы, сильно отдалились друг от друга за последние семь месяцев, насколько много они смогут сказать о Крисе? Кица бы хотел, чтобы именно он мог рассказать наибольшее количество информации, но уверенность в этом вопросе его покинула. — Мы немного знаем, — первым заговорил Дэм, пряча своё лицо в плече Тэнэ, всё ещё держа его за руку. — Или, как минимум, я знаю очень мало. Крис не в порядке, думаю, это всем понятно. Дэмон окинул всех взглядом, немного отлипнув от плеча любимого. Тэнэ сжал его ладонь немного сильнее, держась менее уверенно, чем его парень. Кица был честно рад за них, только прекрасно понимал, что они свои проблемы решить успели и вполне быстро, а вот Крициан привык решать всё, когда уже невыносимо терпеть. Крис был похож на него — никогда не попросит помощи, пока не станет совсем невыносимо. И Кица знал, что сам он в порядке и мог бы быть таким же ещё несколько месяцев, но почему-то у него не было уверенности в том, что Крис не наложит на себя руки. На этот раз он снова опоздал, но пока что поправимо, поэтому ждать он не станет. — Сильно сомневаюсь, что мы знаем столько, сколько ты хочешь знать, — Росен отхлебнул из банки. — Он точно не в порядке, — шёпотом сказал Руфо, уже не улыбаясь, даже если Росен всё ещё обнимал его. Оказалось, что его голосовые связки повреждены, но не настолько, чтобы это было непоправимым, так что здоровье можно было восстановить почти что до прошлого уровня, если не считать того, что ноги Руфо будет вернуть сложнее всего. — Не говори пока что, — Росен побольше расслабился и немного повис на Руфо, недовольно сощурив глаза и надув губы. — Тебе же хуже будет. Все, кроме Ру, только немного устало выдохнули, всё ещё не привыкнув к мягкости, радости и заботе Росена. Обычно она у него не настолько открытая, а немного специфическая, которую они научились замечать в самых разных ситуациях: таблетка и еда к кровати после пьянки, вмешательство и остановка чужих споров, сам заваривал чай после дождя и в холодные вечера. Он всё ещё никогда не говорил о любви, Руфо слышал это в каждом движении. Руфо отстучал пальцами по железному каркасу кровати: «Если не буду, меня не выпишут к концу каникул.» — это заняло около двух минут, все молчали, вслушиваясь в каждый щелчок и паузу между ними, Тэнэ же пытался их все сопоставить, потом лишь устало выдохнул и сказал: — Рос, он прав. — Знаю, — Росен немного отпускает Руфо и перестает висеть на нём. — У тебя ещё долгая реабилитация впереди. Руфо резко поворачивается и смотрит на Росена неверующими глазами, ища в них ответ, пока что следуя чужому совету не разговаривать. Кица смотрит на них и резко чувствует себя одиноко без Криса, наблюдающего за их действиями и слушающего каждое слово. Иногда он почти слышал, как кто-то на ухо ему шептал, что Крис единственный, кто продолжил бы его искать, если бы он исчез, как Дэм. Но в этих двоих, в Тэнэ и Дэмоне, Кица не видел себя ни в одной из ролей. Сможет ли Крис так же доверчиво прижиматься к его плечу и искать в нём спасение? Даже сейчас ничего не приходило на ум; Крис никогда не просил помощи, всегда пытаясь решить свои проблемы сам. Кица был того же поля ягодой почти всегда; единственным, кому он смог открыться полностью, был Крисси, с седьмого класса усердно пытающийся добиться внимания своего любовного интереса. — Нет, я ещё не выучил, но я пытаюсь, — Росен выставил свою ухмылку. — Пока что я просто угадал. Руфо немного нахмурился, лишь чуть-чуть сомкнув брови и взяв тяжелую больничную подушку в свои слабые ручки, со всех сил ударил Росена, вызвав у него только дружелюбный смех. Без Криса мало что изменилось для Росена и Руфо — это всегда была единственная причина, по которой Кица ненавидел эту троицу: Тэнэ, Руфо и Росена — с самой первой встречи. Найдя своего человека, другие окружающие их не особо волновали только мнение этого самого человека. Тэнэ так же был глух и глуп, никто, кроме Дэмона его не волнует. — Я пойду, пожалуй, поищу его, — Кица тоже повесил на своё лицо улыбку, прежде чем выйти и спокойно выдохнуть. Непроизвольно в голове появлялось множество воспоминаний, связанных с его собственной неоправданной жестокостью в сторону чужих чувств. Честно сказать, они никогда не волновали холодное сердце Крициана, с детства наблюдающего, как отец, мать или старшая сестра водили по несколько любовников в неделю и отдавались каждому из них с головой, говорили слова о любви, а потом громко ругались с людьми, которых любили по-настоящему. К тому же Кица никогда не был моногамен, так же выбирая несколько человек, а немного позже легко их забывая. С Крисом легко никогда бы не вышло. Сложно было сказать, что Кица привязался к Крису с первой встречи или что это произошло после того, как они вместе ходили в кино, и точно ни тогда, когда они впервые переспали. Ничего из этого не пробудило этой связи, как минимум, Кица не замечал её, продолжая грязный флирт и секс по выходным, а иногда и в будние дни. Кица сразу же заметил, когда Крис смирился, что было очевидно всем. Это произошло за пару месяцев до того, как родители решили отправить своего сына подальше в закрытую школу. Крис перестал писать, звонить, ревновать, искать поводы для встреч, казалось, что и любить, но он всё ещё приходил стоило только позвать. Его перестало быть много, и всё стало скучать по нему, даже комната опустела. — Он на втором этаже, — чужой голос прорезался сквозь мысли. Кица всегда был наблюдательным, так что уборщика он узнал сразу же. Он ни капли не изменился за семь месяцев. Он сидел почти что напротив двери на скамейке и что-то листал в телефоне, словно незаметно охранял их дверь вместо Криса. — Спасибо? — Кица растерялся всего на секунду. Да, он мог бы остановиться на подольше и спросить больше, почему-то даже их уборщик понимает сразу же, кого стоит найти, и знает, где искать Криса, а они лишь то, что он не в порядке. Не больше, не меньше. — Наверное. Друзья называется. Кица нервничал, но шаг его был ровным и непринуждённым, будто это была просто прогулка. Он чувствовал, как что-то трепещет от каждого шага, больница была огромной, даже если информация о нужном этаже не делала жизнь проще, не оповещая ни о нужном из всех четырех коридоров, ни о нужной палате. Не сказать, что всё это место вызывало хоть что-то, кроме тревожности, каждый поворот напоминал ему об одинаковых коридорах его тюрьмы с высокими стенами, охранниками почти на каждом этаже, злостными учителями и их громко стучащими каблуками. Медсестры и врачи, снующие по этажу, всё время что-то ищущие и снова куда-то направляющиеся, раздражали своим равнодушием и спокойствием. Снова ни одного намёка на Криса. Кица решился ему позвонить, когда полностью обошёл два коридора и вернулся обратно в основное помещение с лестницей, лифтом и другими проходами. Он знал, что Крис ответит, но ощущение изменчивости его не покидало. Спустя пару гудков, единственное, что он услышал — это женский монотонный электронный голос: «Абонент разговаривает по другой линии.» — ждать, что Крис сейчас выберет его и прервёт разговор со своим собеседником, Кица не стал, поэтому сбросил звонок и сразу же зашёл в сообщения. Долго думать о содержании он не собирался, но и нагнетать сильно ему не хотелось: «можем мы поговорить котёнок?» Поверил бы Крис, если бы сейчас узнал, что у Крициана в голове? Честно, маловероятно, и вполне объяснимо почему. Долго ждать ответа не пришлось, раз перезванивать он не собирался, то сообщения являются достойной заменой. Подобные рассуждения Крис взял от Кицы, когда тот хотел немного тишины, но в то же время чьей-то компании, это было их общим компромиссом: «Может потом? Я немного занят.» — Кица никогда не обращал внимания на придуманный в его голове тон к сообщениям, но краткий ответ заставил немного раздосадоваться. Холодок пробежался по коже, в горле словно пересохло. Крициан не боялся Криса, он знал его дольше всех остальных, общался с ним чаще, чем остальные, и, возможно, тоже смог бы стать его якорем, как Тэнэ и Дэмон держали друг друга, как Руфо и Росен держались, боясь, что их может что-то расцепить. Проблема была только в том, что Кицу всё ещё пугала ответственность за чужие чувства. Обычно он держался за позицию: «Мы не в ответе за тех, кого приручили» — поэтому его часто не принимали в обществе. Крис въелся под кожу, став огромным паразитом в его голове. «прошу тебя, Крис» — Кица долго смотрел на это сообщение, ощущая, как мало этих слов. — «Ты — всё, ты мне нужен.» Ощущение привязанности душило его. Что же заставляет его чувствовать это, кроме всех химических реакций, происходящих в его организме? Бабочки в животе были тревогой, а любовь — лишь название, за ним нет никакой ценности, как у химической формулы на бумаге — только чернила и испорченный листок. Но других вариантов не было, только она может вызвать такой диссонанс чувств. «26 палата» — отправил Крис только через минут семь, прочитав сразу же после отправки. Кица сел на холодную плитку и облокотился об холодные стены, остужая бурлящую от тревог и мыслей голову. Чувствуют ли себя так влюблённые подростки? Если да, то Кица ещё больше не понимал, почему большинство людей гонится за этим двуликим чувством. Кица не верил в любовь, да и сейчас с трудом верил. Раньше ничего такого не было, а первые стихи Криса были неловкими, но такими честными, как ни один слащавый фильм не был. Каждый из них был выброшен избалованным ребёнком в мусорный бак перед влюблёнными карими, блестящими то ли от солнца, то ли от слёз глазами. Сейчас бы Кица этого ни за что не сделал, и на слабых от множества синяков и прошлых переломов ногах он был готов взять ответственность за все свои действия и слова. Крис не заслужил этого. Кица понимал, что и сам не заслужил Криса, но пока тот не вернётся в норму, уехать он не сможет. Ни за что. Пусть он останется без аттестата и образования, зато он не допустит ещё одну глобальную ошибку, о которой точно пожалеет. «скоро буду» Кица достаточно быстро сориентировался и, пойдя по крайнему коридору, несколько раз натыкаясь на женщин, мужчин и детей, выходящих из одинаково белых грязных дверей, дошёл до нужной. Позолоченная табличка с чёрным числом посередине. В коридоре не было сильно громко, только какие-то две медсестры громче нужного разглагольствовали о чём-то. Ничего интересного. Кица робко постучался костяшкой пальцев, всё ещё всматриваясь в деревянную дверь, пытаясь увидеть через крашеное дерево, что же там. Дверь открыл Крис, но словно его никто не собирался впускать, он остановился на проходе, не улыбаясь, своими тающими шоколадными глазами пытаясь что-то высмотреть в белоснежном лице Кицы. Уверенно протянув свою руку, Крис ждал, ответят ли ему взаимностью хотя бы на это. Он не желал говорить с ним, хотел немного тишины, будто они с Кицей поменялись местами. Кица не собирался больше прятаться от него, может быть, Крису было бы лучше, если бы даже ночью был кто-нибудь рядом. Может быть, у них обоих всё это время были бессонные ночи, с мыслями о мимолётном спокойствии, мечты не только о внешней, но и внутренней тишине. Раньше Крициан говорил за двоих, и сейчас это звучало похоже, но больше он не станет делать выводы сам. Говорил так, потому что считал себя всезнающим обо всех и всём, но Крис никогда и не был открытой книгой. Наоборот, он был самой интересной из них, но, влюбившись, словно попытался закрыть все свои плохие стороны за замки, когда Кица смог прочесть первую страницу. Крис спрятал нервность, свою живность и искреннее презрение, всю лживость и правду, сделав себя скучной оболочкой с красивыми глазками, а также чистыми детскими чувствами. Сжав чужую ладонь, Крис медленно потянул Кицу в палату, почти сразу же отпустив и отходя к открытому окну. В комнате было холодно, как на улице, можно было стоять и в куртке, было бы хоть немного теплее, но Крис казался удовлетворенным подобной температурой, его выдавали только посиневшие губы. — Сможешь ли ты теперь мне рассказать? — Кица специально лишний раз потянул за только что закрытую дверь, чтобы убедиться в её сохранности. Хотя, даже если попытаться вслушаться, услышать ничего не выйдет, Кица уже это проверил. На удивление, в больнице на втором этаже была хорошая звукоизоляция, на третьем был слышен каждый шаг за дверью. — Чтобы ты мне не сказал, я поверю. Крис начинает больше хмуриться, из-за чего появляются морщинки между бровями и даже на лбу, делает один шаг ближе от окна. Прежде чем что-то сказать, сжимает кулаки и будто случайно опускает голову достаточно низко, чтобы волосы упали на глаза и скрыли их. — Я тебя ненавижу, — полушёпотом говорит Крис, но Кица слышит каждое слово чересчур громко, будто это было последнее, что он услышал после секундной тяжёлой тишины. Он дышит, слышит, понимает и видит все свои оплошности перед глазами. Не стоило им вообще связываться, Кица не моногамен, Крис должен найти кого-то получше, а не наступать на одни и те же грабли. Одно только остаётся неизменным — удушение от привязанности и страха. Совесть ли, а она тоже может быть. Всё — лишь бы не любовь. Крис сделал вдох и выдох, его почти ощутимо трясёт, потому что он наконец-то осознает, что Кица понимает. Может быть, и не до конца, но знает, что смог вогнать нож глубже, чем семья, ещё и прокрутить его, чтобы уж наверняка остался след. Крис чувствует себя так, как никогда. Его чувства односторонни, и это ужасно, разве нет? Неужели даже это всё он смог сам придумать, накрутил сам себя и любовь свою тоже. — За всё, что ты сделал, — Крис запасся дыханием перед следующими словами. — За то, что был таким живым. С губ сорвался нервный смешок от боли и отвращения, как же он ошибся по всем пунктам: — За то что ты, — кривая улыбка не сходила с лица. Крис был бы готов рассмеяться, если бы не слезливый ком в глотке, мешающий дышать и говорить. — Такой... «Прекрасный и хрустальный». «Ты кажешься мне идеальным, Таким прекрасным и хрустальным...» — строчки безжалостно крутились в голове, вспомнились и деревянные, ужасно низкие парты, и белый рюкзак, испачканный в краске и крови, середина сентября, 7 класс, розовый аккуратный самолётик, позже найденный Крисом в мусорном ведре. — «...Пожалуйста. Заметь меня?» — Лучше бы ты меня послал тогда с самого начала, — Крис готов убежать, но ноги будто приросли к месту. Никто не двигался с места, разворачивая каждое слово по-своему. Кица не скажет, что он прав. С Крисом не бывает так же, как и со всеми — легко и быстро, с ним всё всегда идет по другой, длинной дороге, на которой самому стыдно кого-то оставить. В голову даже прийти не могло, что привязанность достигнет подобных размеров. — А если я скажу, что не хочу уходить? — Кица немного приподнял уголки губ, почти незаметно. Глаза бегали по комнате, избегая зрительного контакта, Крис не мог больше отвести взгляда, надеясь, что человек сгорит. — Позволишь ли ты мне остаться? Поднимая глаза, Кица видит, как по бледным, немного красным от мороза щекам катится еле заметная слеза — это стало причиной подойти немного ближе. Ноги оказались легче, чем он предполагал, но спокойнее от этого не стало. Крис — это тепло, но сейчас в его глазах всё замерзало, как в ноябре при первых низких градусах. Кица протянул руку, чтобы убрать мокрую дорожку, но Крис сам остановил его за несколько сантиметров от лица, не смея отвлечься от острых скул, пустых глаз, маленькой морщинки между бровей, намертво сжатых губ и жалостливого выражения лица. — А останешься ли ты? — раньше Крис никогда бы не решился кинуть ему вызов. Раньше он бы повелся на любое его слово, любой наполовину нежный жест, сообщение, звонок, хотя бы что-нибудь. Но сейчас ему бы просто хотелось обо всём забыть, будто ничего и никогда не было. Может, в какой-нибудь счастливой другой вселенной у них есть будущее и нет прошлого. Существует их квартира, их посуда, их заботы, их счёта, их налоги на двоих, их что-нибудь. Что угодно, что-нибудь, кроме чаще всего бессмысленных диалогов и обсуждений всех и иногда друг друга. Крису мало Кицы, обидно за себя. Кица не хочет уходить, боится, что это может быть их последняя встреча, должно быть, любит. Но если это так, то это худшее, что может быть, обидно, насколько от этого сложно отказаться. — Да, если ты хочешь. Крис чувствует, как сердце всё ещё стучит под рёбрами и пытается заставить своего хозяина оглохнуть, чувствовать себя человеком. На этот раз, когда Кица пытается поднести ту же руку к мягким щекам, его никто не останавливает. Кончиками пальцев, а затем, уже полностью положив ладонь, он проводит большим пальцам по скулам, дотрагиваясь до губ, разглаживая мешки под глазами. Крис совсем по-другому чувствует прикосновения, будто совсем другой человек сейчас, еле касаясь, проводит ладонью по уставшим чертам лица. — Я хочу остаться, — Кица редко сопротивлялся прикосновениям, чаще тянувшись к ним, нежели избегая, поэтому, когда Крис положил ему руку на шею и немного робко, как и раньше, потянул к себе, отказаться было бы наравне с преступлением и обманом. В первую очередь Кица солгал бы себе. Когда их губы соединились, Кица забыл обо всём: и о несвойственных переживаниях, и о коротких волосах, и о том, что они в больнице и далеко не одни. Но Крису было на это всё равно, Кица был сладким, с привкусом дешёвого пива, от него исходил мужской аромат морского бриза, а другая чужая рука мягко обняла его за талию. Воспоминания об этом начинали покидать их обоих, единственное, за что они могли зацепится — это друг за друга, впервые чувствуя, что да — они ещё могут положиться на кого-то. Крис был уверен, что ещё пожалеет, что никогда не сможет полностью простить, уже сегодня ночью накрутит себя и снова будет винить себя в своей беспомощности перед чёрной дырой под названием — Крициан Лавэнэ, окунувший весь мир Криса в себя самого, оставляя только поверхностные знания, как существовать. Целоваться в больнице для тяжело больных и крайних случаев не было их мечтой. Они знали, что им стоит многое ещё обсудить и многое принять, если отношения хоть один из них всё-таки решится предложить, а также многое простить, особенно Крису. Но, может быть, у них есть второй шанс? «Ты намного больше, чем ничто» «Ты — всё». Должен быть, иначе зачем всё это было?