***
— Эзоп? Бальзамировщик вздрогнул и дернул рукой, оставив кляксу в конце предложения. Вот ведь… В который раз уже. Он торопливо закрывает свой дневник и убирает в чемодан, чувствуя на себе взгляд пронзительных голубых глаз Фотографа. Всю последнюю неделю он не выходил из его комнаты, отлучаться получалось максимум только на час или два, чтобы осмотреть остальных в темнице или недолго побыть в оранжерее с цветами. Хотя казалось бы, после того вечера, когда Фотограф наказал его, прошло много времени, ревность все еще не отпустила его. — Да…? — Карл спрашивает не поворачиваясь к Джозефу. — Что-то не так? Фотограф молчит пару минут, после чего встает и подходит к нему. Нежно проводит рукой по щеке и наклоняется ниже, чтобы едва коснуться губами виска. Бинты на шее Эзопа уже были сняты и только пара синяков напоминала о том вечере, когда Граф Дезольнье сорвался и едва собственноручно не убил своего же возлюбленного. — Ты какой-то тихий сегодня, mon amour. Что случилось? — Н-ничего, — Карл старается быть спокойным. Это просто вопрос, ничего более. — Просто спал плохо. — Pourquoi? — Джозеф чуть приподнял бровь. — У тебя был кошмар? — Нет. Джозеф, не надо… Это не важно. Столь настырная заинтересованность напрягала Эзопа. Осторожно отстранившись от рук Графа, он встал, некоторое время успокаивая дыхание. Он никогда не признается Джозефу в том, что его беспокоит, даже если об этом действительно захочется поговорить. Парень собирался пройти в свой угол комнаты и там спокойно закончить записи, однако Фотограф ловко поймал его за руку, нежно переплетая его пальцы со своими. — Стой, — скорее просьба, чем приказ с его стороны. Непривычно мягкий голос. — Присядь. Обреченно вздохнув, Эзоп снова послушно опускается на стул, пока Граф перемещается за его спину. Уже ожидая очередную внезапную выходку, парень оказывается абсолютно не готов, когда с волос снимают резинку и они медленно рассыпаются по плечам. Растерянно моргнув, Эзоп попытался повернуться к Фотографу, но тот мягко придержал его голову, призывая не двигаться. — Что ты делаешь? — с подозрением спросил Карл. — А на что это похоже? — со смешком переадресовал вопрос Джозеф. — Ты так забегался за последние дни, что забываешь ухаживать за собой. Вон, даже волосы растрепались. По волосам начинает медленно скользить расческа. Джозеф с особой осторожностью прочесывал каждую прядь пепельных волос, ритмичные движения оказали воистину гипнотический эффект, успокаивая расшалившиеся нервы. Карл даже поймал себя на мысли, что не против, если он заплетет его, но тут же вспоминает, что его волосы не настолько длинные. Фотограф же управился с работой безупречно и без проблем собрал пряди в аккуратный хвостик, только закрепил его на этот раз голубой ленточкой. — J'ai terminé, — с улыбкой сказал он, протягивая Эзопу резинку. — Гораздо лучше, правда? — Спасибо… — смущенно поблагодарил его Бальзамировщик и взял в руки свою вещь. — А почему лента? — Просто решил добавить немного цвета в твой бесцветный стиль, — усмехнулся Дезольнье. — Считай это моей маленькой безобидной прихотью. Фотограф откладывает расческу в сторону и уже собирался пройти к фотокамере, однако внезапно остановился, когда почувствовал, что прохладная ладонь, облаченная в белую перчатку держит его руку. Эзоп не смотрел на него, предпочитая рассматривать узор на полу, однако по той части лица, что не была закрыта маской, было видно, что он краснеет. — М-м? Qu'est-ce? — заинтригованный внезапным действием Джозеф чуть улыбнулся уголками губ. — Присядь пожалуйста. Становилось все интереснее. От любопытства даже начало слегка покалывать пальцы, однако Джозеф только кивнул и сел на тот же самый стул, где только что сидел Эзоп. Несколько секунд ожидания, и Граф чувствует, как ослабевает лента, сдерживающая его золотистые локоны, а спустя еще пару мгновений он готов был мурлыкать как кот, когда Бальзамировщик начал медленно его расчесывать. Эзоп не торопился, стараясь сделать момент максимально наполненный благодарностью за заботу (пусть и странную), и теплым чувством, что периодически вспыхивало у него в груди. Даже странно, что это чувство у него есть по отношению к Фотографу, если вспомнить все, что он с ним делает. Разве это может считаться нормальным? Потребовалось чуть больше времени, чтобы расчесать все золотые кудри Джозефа, все-таки у него они длиннее и гуще, но Эзоп, как ни странно, получил удовольствие от своей маленькой затеи. Собирая волосы Графа снова в хвост и повязывая ленту, он слышал его спокойное размеренное дыхание и понимал, что тот тоже очень доволен. — Ох, mon cher… Не припоминаю, чтобы ты меня так раньше баловал, — блаженно пробормотал он, поворачиваясь к Эзопу лицом, и тот не стал в этот раз отводить взгляд. — Просто захотелось сделать приятно. Разве это плохо? Фотограф мягко берет его за руку и притягивает к себе, усаживая на колени. С нежностью смотрит в его серые глаза, однако не торопится, боясь спугнуть этот момент взаимного спокойствия. — Я ничего не говорил против. Сейчас Карл ловил себя на мысли, что даже вечный французский акцент Дезольнье, который всегда его раздражал, сейчас не так уж и плохо звучит. Эта легкая картавость и придыхание, с которым он произносит его имя… манящий взгляд бездонных голубых глаз, сияющих в неярком освещении комнаты… вечно молодое лицо, не тронутое тлением, словно на него только нанесли макияж. У Эзопа было свое понимание красоты, и то, что он, сейчас видел в Джозефе его по-настоящему восхищало. Они оба не заметили, когда кончилась тонкая грань, разделяющая их, Карл просто был рад что Фотограф чуть подался вперед. Бальзамировщик не думал о том, мертвый перед ним человек, или нет, он просто спокойно позволил ему спустить маску с его лица и ответил на поцелуй, отпустив остальные мысли. Прикосновения губ были нежные, подобно взмаху крыльев бабочки, от пиджака Фотографа шел легкий аромат чайной розы, удивительно переплетающийся с тянувшимся от него ароматом ладана. Как единое целое. Пальцы Джозефа мягко касаются его головы, стараясь удержать кратковременный миг взаимности, однако всему приходит конец, и поцелуй заканчивается так же неожиданно, как и начинается. Однако удовлетворен на этот раз не только Граф, и какое-то время они просто сидели вдвоем, держась за руки. — Мне надо осмотреть остальных сегодня, если позволишь, — первым нарушил тишину Эзоп. — Кого именно? — уточнил Джозеф, томно глядя на него. Улыбка не сходила с лица Фотографа. — Дай подумать… — Карл задумался. — У Счастливчика еще болит рука. Надо проверить состояние раны. Нортон опять плохо спит по ночам. Да и Наиба не мешало бы осмотреть… — Сколько времени тебе потребуется? — все так же спокойно продолжил спрашивать Джозеф. — Часа два думаю. Не больше. — Ça va, — Фотограф снова ласково коснулся губами его виска и отпустил. — Подготовь свою сумку. Я тебя отведу. Эзоп улыбнулся. Ну что ж, по крайней мере у них обоих более-менее хорошее расположение духа. Если повезет, то возможно, Джозеф-таки успокоится и наконец-то разрешит переночевать в своей комнате. Или и вовсе сменит гнев на милость и перестанет его терроризировать. Но не успел Карл подумать о всех хороших исходах, которые могут случиться сегодня, как послышался стук в дверь. Это было неожиданно, учитывая, что Граф абсолютно не ждал гостей. Однако он спокойно прошел к дверям и открыл, а после, не менее удивленно, отвесил легкий поклон пришедшему. — Не ожидал тебя здесь увидеть, Хастур! — Прошу прощения за вторжение, Джозеф, — Божество тоже слегка кивнул хозяину комнаты и зашел следом за ним. По спине Эзопа прошелся град неприятных мурашек, однако он велел себе успокоиться и продолжил собирать сумку. — Donc, чем обязан таким неожиданным визитом? — поинтересовался Джозеф, снова присаживаясь на стул, где не так давно сидел вместе с Бальзамировщиком. — Пришел исполнять часть своего договора, — Хастур медленно осматривал многочисленные фотографии на стенах комнаты Дезольнье. — Надеюсь ты не сильно занят? — Договор? Улыбка на лице Фотографа заметно угасла с этим словом. Эзоп понял, что разговор будет больше приватным, чем общим, а потому быстро сложил последние вещи в чемодан, закрыл его и аккуратно прошел к задней части комнаты, чтобы подождать за дверью, однако резкий оклик Хастура заставил его застыть на месте: — Эзоп Карл, останься. — Х-хорошо… Чувствуя на себе взгляд всех четырех демонических глаз, Бальзамировщик снова прошел к Графу, вставая за его спиной. Атмосфера в комнате снова начала сгущаться, и не нравилась она им обоим одинаково. Джозеф чувствовал, что его mon cheri неприятно, и чтобы хоть как-то успокоить его, он мягко взял его за руку, успокаивая. — Что-то мне не нравится настрой с которым ты пришел… — осмелился высказать свое сомнение Джозеф. — Что ты там успел пообещать, Хастур? Какое-то время Король в желтом хранил молчание, видимо тщательно подбирал слова. Но потом тихо вздохнул и сел на еще один свободный в комнате стул. — Ты уже слышал, что Джокер вернулся? — Да, — Фотограф поморщился, как от зубной боли. — Мари заходила ко мне. Сказала, что он с треском провалился. Эзоп резко поднял голову, стараясь скрыть волнение. Мари действительно заходила к Джозефу примерно часа три назад, и они о чем-то тихо беседовали. Он не слышал этого разговора с зеркальной королевой, однако помнил, что Фотограф выглядел весьма раздраженно после него. «Так вот о чем они говорили… Значит Кевин и Лука… сбежали?» Новость была очень неожиданная и приятная. Почти все в темнице хотели сбежать, да и к тому же были напуганы последним жутким пророчеством Илая, поэтому хотели выбраться ЛЮБЫМ способом. Ну а насчет Луки отдельный пункт — никто не забыл покачивающийся под потолком черный гроб, обвешанный цепями… Что ж, теперь у них есть еще больше времени на побег. — Мы так старались поймать этого Бегуна, а он снова вырвался! — раздраженно фыркнул Джозеф, не замечая реакции Эзопа. — Ну зато мы узнали кое-что о таинственном писателе, и теперь будем готовы, — резонно заметил Хастур, складывая руки домиком. Эзоп встряхнул головой. Похоже, что он прослушал значительную часть разговора. Однако быстро стало понятно, что сути он не упустил, потому что Граф внезапно фыркнул и с подозрением посмотрел на пришедшего гостя. — Ладно, ты явно не про Игру пришел разговаривать. Чего ты от меня хочешь? Я все еще расстроен, что ты не отпустил меня на эту Игру, знаешь ли… — Это была воля Чистилища. Ненадолго в комнате наступила тишина. Эзоп тоже притих, чуть опустив голову. Воля Чистилища — очень серьезный аргумент для Охотников. Вот и сейчас Джозеф тоже притих и уже более спокойно продолжил диалог: — Voici comment… Так вот почему Джокер вышел? — Да. Если бы Я выбирал, пошли бы либо ты, либо Мария, либо Мичико. — Но погоди… — Фотограф снова остановил Хастура, подозрительно прищурившись. — Идра ведь отсутствует, она ушла с Галатеей. И Третье Божество тоже не было в Поместье, а Изнанка обычно говорит через них. Как ты это понял? В который раз Эзоп отметил удивительную наблюдательность Джозефа. В этой странной реальности, на которой они находились, действовало несколько законов, причем некоторым из них безропотно подчинялись и Охотники в том числе. Со временем они все привыкли, что так называемая «Изнанка» обладает собственным независимым разумом, а также к некоторым тонкостям ее влияния на живых и мертвых. Но вот что было известно далеко не всем: говорить с ней могли всего несколько избранных. Одними из таких была Идра, принимавшая участие в ее создании и посланник третьего Божества, что бродил сейчас в многочисленных петлях Чистилища и держался от остальных Охотников особняком. Хастур говорить с ней напрямую не мог, хотя также как и двое других помог создать ее, скорее всего потому что он держал связь с Бароном поместья, что направлял письма потенциальным Выжившим, а соответственно придерживался более реальной стороны. Но раз сейчас Король в Желтом сказал, что получил ответ от Изнанки… значит есть еще один человек? Ответ на безмолвный вопрос Эзопа прозвучал спустя пару секунд напряженного молчания, и поразил всех присутствующих в комнате: — Я спросил Пророка. — Илая? Эзоп и сам не понял, как у него сорвалось имя друга с губ. Джозеф вздрогнул при упоминании этого имени и недовольно посмотрел на Бальзамировщика, отчего у него мгновенно заболели синяки на шее, а лоб покрылся холодным потом. — П-простите… — тихо извинился он, стараясь сделать максимально виноватое лицо. — Кхм… — Дезольнье попытался успокоиться. — Разве мальчишка может с ней говорить? — Как ни странно может, Джозеф, — кивнул Хастур, с интересом наблюдая за его реакцией. — И она с готовностью через него отвечает. — Неужели он просто так согласился это сделать? — с подозрением спросил Граф, медленно накручивая один из локонов на палец. — И тут я возвращаюсь к обещанию. Джозеф, мы заключили сделку с ним. — Oh non… Пару минут стояла гнетущая тишина, однако потом Эзоп с ужасом увидел, как с того самого локона, который Граф накручивал на палец медленно уходит золотой блеск. Да и сам Фотограф застыл почти как на своих снимках, и только губы продолжали двигаться. Едва слышным шепотом он что-то бормотал на французском, но потом пересилил себя и спросил: — Что он попросил? Не говори мне… Он попросил за это у тебя взамен…? — Нет, не свободу, — Хастур покачал головой. — Я сразу сказал ему, что это я ему не дам. — Ну тогда… Потяжелевший взгляд Дезольнье перемещается на Бальзамировщика, продолжавшего стоять за ним, а сам Карл, казалось, потерял дар речи. Это было слишком неожиданно даже для него. Он никогда не встречался с Илаем, его максимум видел Наиб и то пару раз, а после случая с гробом, ему и вовсе запретили приближаться к Пророку, боясь, что он поможет сбежать и ему. Именно поэтому они встречались тайно и редко, пытались разговаривать и хоть как-то друг друга поддерживать. Сейчас Эзоп был просто в восторге от блестящей идеи друга — так воспользоваться своим положением и связать нерушимым договором Охотников, причем без возможности отказа. — Да. Ты правильно понял. Хоть Карл и испытывал блаженный трепет от скорой встречи с другом, однако понимал, что Джозеф такого поступка совершенно точно не простит. У Фотографа уже сейчас стремительно портилось настроение, хоть он и не подавал никаких внешних признаков, однако золотые локоны заметно теряли цвет с каждым словом. — Надолго? — спрашивает скорее из уважения к Хастуру, чем потому что любопытно. — На сутки. Не более. — Что-то еще? — Нет. Я их запру там, они никуда не смогут выйти. Так что все честно. Эзоп тихо вздыхает и отставляет чемодан. Сегодня он ему не пригодится. И в последующие сутки, похоже, тоже. Он осторожно подходит к Фотографу со спины, обнимая его, и наклоняется ниже, чтобы только Джозеф мог слышать то, что он говорит. — Джозеф… Я зайду к остальным позднее, не буду брать ничего… — Qui? — Фотограф приподнял брови. — Ты пытаешься меня задобрить? — Нет, я… Я хочу сказать… Эзопу понадобилось несколько секунд и пара глубоких вдохов, чтобы собраться. Он буквально утыкается в его локоны и говорит так тихо, словно боится собственных слов: — Когда я вернусь, проведу вечер с тобой. Только ты и я. И никто нам не помешает. Джозеф вздрогнул и посмотрел на него. В удивленных глазах Фотографа было столько затаенного счастья, что Хастур сразу понял, что именно предложил ему Бальзамировщик и покачал головой. «Парень совсем умом тронулся», — рассеяно подумало Божество, однако не вмешивался в этот диалог и только молча ожидал исхода. — Mon amour… — Дезольнье ласково погладил его по щеке, — ты сейчас серьезно? — Д-да. Абсолютно, — Карл кивнул. — Ты кажется говорил, что хотел пофотографировать в саду? Там как раз расцвели некоторые кусты с розами… — Ne continue pas, chéri. Я тебя услышал. Голос Фотографа заметно потеплел при последней фразе, он заметно расслабился. Ничто так сильно не могло успокоить ревнивое эго Джозефа, как обещание приятного вечера. К тому же Карл сам предложил хорошее решение проблемы, а это стоило очень много для него. Ласково поцеловав предмет своего воздыхания в щеку, он снова повернулся к Божеству. — Ладно, Хастур. Обещания Изнанки надо выполнять. Пусть идет. — Я приведу его обратно, через сутки. Лично. — Хорошо. Буду ждать. Эзоп снова натянул маску на лицо, сдерживая эмоции как только возможно. Да, после возвращения придется платить. Но за встречу с Илаем он был готов отдать очень много. Даже собственную гордость.***
Хастур пришел за Эзопом ближе к вечеру, когда в поместье пробило восемь часов. До этого Бальзамировщик старательно заглушал ревнивое настроение Джозефа, и к моменту его ухода Фотограф был в прекрасном расположении духа. Он даже с радостью принял предложение Марии вместе разделить ужин, хотя ранее всегда вежливо отказывался. В момент посещения оранжереи, Карл сорвал одну из желтых роз и надежно спрятал. Он берег нежный цветок все это время, и когда Король в желтом привел его к запертым воротам испытывал странное волнение. Это было настолько сильное чувство, незнакомое и приятное одновременно, что Бальзамировщик даже немного страшился его. С Джозефом он никогда ничего подобного не испытывал. Каменные ворота отпираются быстро. Хастур пропустил Эзопа вперед, и он медленно вошел в помещение. — У тебя ровно сутки, — напомнил ему Божество. — Завтра в это же время я заберу тебя. — Я понял. Ворота снова замыкаются, обдав Карла порывом ветра, и слышится сухой поворот ключа. Выхода нет. Перетерпев волну мурашек, Эзоп медленно осмотрелся, отмечая, что каменный мешок действительно огромен. Возможно здесь тоже действовала какая-то потусторонняя сила, или иллюзия. Каменные колонны первым делом привлекали к себе внимание, однако Эзоп проигнорировал их и прошел вперед, там где на прикроватной тумбочке горел подсвечник и лежала на кровати одинокая фигура в синем одеянии. Осторожно присев на кровать Эзоп в первый раз осматривал Пророка, с которым до сегодняшнего дня общался только через закрытую дверь. Он оказался еще более хрупким, чем представлял себе Бальзамировщик, хотя не исключено, что это чувство сложилось из-за одежды. Капюшон его мантии упал с головы, короткие темно-каштановые волосы рассыпались по подушке и частично падали на темную повязку на глазах. Кожаный пояс, покрытый мелкими царапинами, лежал рядом с перчатками на соседней подушке. Пророк дышал ровно и спокойно, видимо устал от одиночества и бездействия в этом гигантском мешке и уснул. Эзоп лег рядом с ним, не отрывая взгляда от его лица, стараясь запомнить каждую мелкую деталь. Из-под повязки на лице слабо проступала татуировка, но в полумраке комнаты она выглядела как дорожки слез. Парень достал розу, которую до этого прятал под курткой и осторожно положил рядом на подушку. Тонкий аромат цветка медленно распространялся по комнате, заставив спящего чуть вздрогнуть и приподнять голову, непонимающе осматривая пространство. Рука Пророка, до этого покоившаяся на подушке, задевает стебель и он от неожиданности ойкнул, уколовшись об один из мелких шипов. — Что?.. — Добрый вечер, Илай. Услышав знакомый голос, парень замер и медленно повернул голову в сторону голоса. Илай до последнего сомневался в обещании Хастура и уже успел пожалеть о своем желании, столь эгоистичном и наглом, зная, как отреагирует Джозеф. Но ведь это не иллюзия, верно? Сейчас он был перед ним? Человек в серой одежде медленно садится, неловко теребя рукав куртки и чуть опуская вниз глаза. Его руки, облаченные в белые перчатки кажутся такими знакомыми, и коснувшись их, Илай почувствовал, как замерло сердце в груди. — Эзоп? Это ты…? Карл улыбается под маской, слыша его растерянный и полный счастья голос. Да. Он чувствует то же самое. Придвинувшись ближе к другу, он мягко касается его повязки на глазах. Не получив сопротивления или предупреждающего оклика, он мягко стягивает ее с его глаз и наслаждается встречным взглядом друга. «Он и сам чем-то похож на взъерошенную сову», — весело подумал Эзоп. Яркие голубые глаза Пророка отражали свет свечи и словно светились в темноте, но еще ярче казалась его счастливая улыбка, когда он понял, что человек перед ним — не иллюзия, и не сон. Илай больше не мог сдерживаться и подался вперед, обняв друга, с которым общался сквозь закрытую дверь, и уткнулся лицом в его плечо. Он не хотел показывать, что у него проступили слезы от счастья. — Ты не представляешь, как я рад тебя увидеть… — тихо проговорил Илай, не поднимая головы. Эзоп мягко касается его волос рукой и чуть ерошит. Он представляет, еще как. Потому что сейчас он чувствует абсолютно все то же самое. — Я тоже, друг…