он ненавидит химию

всё-таки Лёша не успел. он вбегает по школьной лестнице, мимолетно смотрит на часы и ускоряется. опоздал на тринадцать минут. первый этаж сменяется вторым, стены меняются с приятного синего на старый жёлтый. коридор будто удлиняется с каждым новым шагом, но вот, наконец, перед парнем — белая дверь его кабинета, которая уже стала родной. месяц работы в школе заставляет считать, что твой класс — это личное пристанище, некий криптонит буйной рабочей жизни. хотя так оно и есть. слышно, как в классе разговаривают. с поворотом ручки голоса, которые Губанов слышал уже в коридоре, медленно затихают. двадцать шесть разных глаз смотрят на него. ученики застыли в одном положении; многие сидели не на своих местах, расслабившись. каждый подросток устало вздыхает, когда видит в дверном проёме учителя. в кабинете было темно. никто из ребят не включил свет — лишь бы поспать без надоедливого фона. из окна дул холодный осенний ветер, поднимая белые занавески вверх. люди, сидящие у оконной рамы, убирали их со своих плеч. в воздухе царила атмосфера то-ли напряжённости от внезапного гостя, то-ли обиды на этого же самого человека. ученики расселись по местам. взглядом Лёша искал своего знакомого. обычно Семенюк сидел на предпоследней парте первого ряда, постоянно отвлекаясь от урока беседами. он то и дело болтал с другом, просил у кого-то ручку или просто смотрел в одну точку. всем своим видом он показывал, что химия ему не интересна. но так ли это? сейчас этот «трудный подросток» спал, умиротворённо сложив голову на руки. его чёрная кофта поднималась вверх-вниз от каждого вдоха и выдоха. на голове такое же гнездо, как и всегда. мило. учитель нажал на выключатель. с характерным звуком замигали лампы. подростки, будто вампиры, ненавидящие ультрафиолет, что-то недовольно буркнули. Лёша кинул вещи на свой стол и, шурша пакетом, достал зелёные тетрадки. настроение из-за их вида сразу становилось отличным. обычный человек подумал бы, что Губанов — злобный тиран, радующийся двойкам своих учеников, но это далеко не так. просто хотелось порадовать кое-кого. — во-первых, здравствуйте, — начал Лёша, — во-вторых, извините за ожидание. не успел на автобус. ну и самое главное, — он указал на большую стопку, — я проверил ваши тетради. одиннадцатиклассники переглянулись. последние парты зашептались. — не так уж и плохо. вы молодцы. все выдохнули. ученики заговорили вполголоса, обсуждая, кто какие оценки получил. Володя от этого шума поднял голову, и серые глаза, наполненные усталостью, поймали знакомый образ. Семенюк выпрямился. он облокотился щекой об руку и сосредоточенно наблюдал, как учитель называет отметки. –…Головчук — три. — васильковые глаза смотрели на выведенную красной ручкой оценку, — Максим — четыре, — Стинт (как называл его Вова) радостно улыбнулся. он что-то прошептал соседке на ухо, и они оба захихикали. любовнички, — Семенюк… Лёша взглянул на предпоследнюю парту. Вова нахмурил брови. он внимательно слушал то, что ему говорят, и пауза, сделанная специально, его явно не радовала. люди в классе замолчали. каждый хотел зрелища. — Семенюк, у тебя тоже четыре, — Губанов улыбнулся, — после урока подойди ко мне. видно, как ошарашенный оценкой Володя удивлённо моргает. он переводит взгляд то на тонкую тетрадь, то на довольного учителя. в каждом его движении читается необъяснимое удивление. он, будто маленький котёнок, не понимает где он находится и что он тут забыл. на его плечо падает рука соседа по парте, и он, вопросительно посмотрев на знакомого, отдёргивает её. весь оставшийся урок Лёша вёл как обычно: презентация, разговоры и опрос. подростки, довольные своими отметками, не мешали проводить занятие. одиннадцатиклассники тихо сидели, сосредоточившись на своих делах, изредка отвечая на вопросы. только несколько человек, сдающие химию, работали. Вова опять спал. видимо, вчерашняя ночь у него не задалась. из-за внутренней жалости, а, может быть, душевного понимания, Губанов не стал его будить. пускай.

***

прозвенел звонок. ученики собрали вещи и ушли, оставив в кабинете только двух: довольного Губанова и сонного Вову. первый стучал по столу ручкой, а второй с притуплённым нетерпением ожидал следующих слов: — ты молодец. Вову передёрнуло. как давно он не слышал, чтобы его хвалили. кроме того, эти слова он получил от человека, от которого ожидал в последнюю очередь. от учителя, которого на дух не переносил, но до сих пор ходил на его занятия. хотелось улыбнуться, но нужно держать себя в руках; в конце концов, у них двоих натянутые отношения. — я не ожидал, что ты так хорошо напишешь эту работу, — Лёша ухмыльнулся. он не скрывал свою внутреннюю радость за ученика, — ты не думал о том, чтобы выбрать химию на ЕГЭ? — что? Семенюк вновь нахмурился. его бровки домиком поднялись даже выше, чем при озвучивании оценок за контрольную. он непонимающе уставился на молодого учителя. — ты быстро учишься, и у тебя хорошо получается. конечно, есть недочеты, — он указал на красные помарки, — но мы это исправим. — не мы, а я. — да, — Лёша замялся. сам не заметил, как сказал бред, — не суть. я могу быть твоим репетитором бесплатно. бесплатно? казалось, что от удивления у Вовы брови полезли на лоб. — ты ведь всё равно не выбрал предметы для сдачи, так почему бы не попробовать? — химик продолжал, — если не понравится, то я тебя не держу. мы занимаемся вместе уже месяц, а у тебя такие успехи и, знаешь, … помочь я тебе хочу. вот это заявление... Вова не любил принимать чужую помощь, а уж полагаться на кого-то стало для него настоящей слабостью. «не можешь сделать сам? значит ты слаб.» — такое суждение появилось в голове ребёнка ещё в одиннадцать лет. оно обросло корнями, поросло травмами и обидами, сделав из этого крепкую установку. устранить подобное из головы восемнадцатилетнего подростка сродни великому испытанию, которое проходил в свое время Геракл. — в чем, например? — спросил Вова, недоверчиво оглядывая учителя. тот то и дело крутил в руках ручку. — я слышал про ситуацию в твоей семье. я понимаю, что у тебя нет времени на учебу и хорошие отметки, так что предлагаю… — себе предложи, мне от тебя ничего не надо. разговоры про семью всегда выводили Вову из себя. он сразу становился вспыльчивым, агрессивным и начинал огрызаться. он ненавидел эту тему. для него она была его ахиллесовой пятой, которую ни за что никому нельзя показывать. тогда как этот человек узнал о всей ситуации? хотя он же учитель, им всё рассказывают. Семенюк надел на плечо рюкзак, до этого лежащий на столе. он уже собирался уходить, как за спиной послышалось: — если передумаешь, то приходи сегодня ко мне в кабинет после восьмого урока. там уже всё обсудим. — ага, конечно, — рявкнул Володя, выходя из кабинета, — конечно. вся эта ситуация напоминала прошлую неделю, когда Губанов поступил точно так же. однако сейчас Володя — тот, кто уходит из кабинета и спускается вниз, на первый этаж. в голове крутилось множество мыслей, не похожих друг на друга, но и одновременно связанных между собой: согласиться? отказаться? игнорировать? впереди ещё шесть уроков, а внутри всё кипит. настроение отвратительное. Вова хотел отметить хорошую оценку по химии, но, видимо, отмечать больше нечего. нужно прекращать ходить на эти дополнительные курсы. Лёша в это время корил себя за то, что сказал лишнее. он поступил как конченный придурок, когда упомянул семью подростка. «поздравляю, Лёшенька, ты — мудак» — крутилось у него в голове, — «нужно будет извиниться перед ним потом.» учитель готовился к следующему уроку, перебирая в голове возможные исходы. одно он знал точно: Вова больше не придёт. Губанов всё просрал. больше он не увидит горе-ученика у себя на занятиях, не заметит его секундное серьёзное выражение лица и не проверит глупые тесты. хотя чего жалеть, если он сам виноват. однако почему-то на душе скребли кошки, было неприятно осознавать свое положение. к тому же выражение лица Вовы, когда он уходил, душевно убивало Лёшу. его глаза были наполнены тоской, а губы поджаты. «почему я вообще об этом думаю?» — вздохнул учитель, включая очередную презентацию для восьмого класса. глупые мысли лезли в голову обоим.