Pourquoi je me méfie?

Now it's been long enough to talk about it I've started not to doubt it, just wrap my head around it I remember when you told me it's an every day decision But with my tunnel vision, how was I supposed to see the way? Вид собственной комнаты вызывал тихую панику. Фэн Синь чувствовал удушение каждый раз, когда заходил сюда. Из-за того, что Пэй Мин ночевал у друзей, морой был один практически постоянно. У него не было достаточно сил, чтобы прибраться или проветрить комнату, поэтому он пытался просто избегать ее и приходить сюда только для того, чтобы забыться во сне. Дверь за ним захлопнулась, как крышка гроба. Только теперь он был не один. Се Лянь не сказал ему ни слова: просто прошел вперед, сел на его кровать и кивнул на место рядом с собой. Фэн Синь ощущал себя щенком, которого собираются отругать: и было в этом что-то, чему хотелось дать отпор. — Я видел несколько моментов, — проговорил Се Лянь, захватывая внимание Фэн Синя и смотря ему прямо в глаза. Он не любил долгий зрительный контакт и применял его только в тех случаях, когда был очень зол. — И меня не интересует ваша с Му Цином деятельность. Мне все равно на Ши Уду. Мне важен ты. Напряжение в комнате сгустилось, скомкалось и сжалось, как будто оно тоже было живым существом. Фэн Синь понимал, что оно готовилось нападать, что крохи его терпения были готовы взорваться, но также он осознавал, что терпение Се Ляня уже сломалось. Его голос звучал чисто и ясно, а не через толщу воды, он говорил четко и выверено. Как долго он об этом думал? Не спал ли он ночами, подбирая слова и борясь с собой? Сколько времени ему понадобилось, чтобы перестать снисходительно относиться к Фэн Синю? Как быстро он сдался? В душе поднялись эгоистичные мотивы и мысли, расплываясь по поблекшему сердцу. — Я хочу, чтобы ты снова начал принимать лекарства. Предложение можно было сузить, скомкать до простых восьми слов, все мысли скомкались до восьми слов, прозвучавших плоско и прямо. Се Лянь не хотел доказывать что-то или убеждать его, как и не хотел читать нотации. На его лице не проступило ни одной эмоции: он действовал аккуратно, стараясь не вызвать бурную ярость или агрессию другого человека. Тошнота подкатила к горлу, но Фэн Синь выдохнул ее со всеми другими ненужными чувствами и произнес: — Если ты все видел, то ты знаешь, что я не могу это сделать. Я и так стараюсь меньше использовать дух. Се Лянь не хотел ничего ему доказывать, а Фэн Синь в первый раз в жизни не захотел ему подчиняться или оправдывать себя. Что-то клокотало внутри, глухо и мерно, готовясь к прыжку, будто все восемь слов — вся комната — оказалась внутри Фэн Синя, а он — внутри нее, продолжая круг. Он провел так много ночей, рассматривая эти четыре стены, что нельзя было сосчитать все моменты, когда ему хотелось вывернуть это место наизнанку. — Я видел, — ещё раз повторил Се Лянь, и нажим в его голосе стал ярче. — Я видел всё, и мне это не понравилось. Они молчали какое-то время, смотря друг на друга бессмысленно и пусто. — Хочешь скажу правду? — Голос Се Ляня надломился, и на его губах появилась легкая улыбка. Фэн Синю показалось, что его начало морозить, потому что у него задрожали руки и плечи. В улыбке Се Ляня отражался другой человек, и страшно было взглянуть правде в лицо и увидеть в этом человеке себя. — Мне все равно на Ши Уду. И на положение Му Цина. И на твое состояние, на самом деле, тоже. Мне все равно на тебя, Фэн Синь. Мне плевать на тебя. Я ненавижу тебя каждой клеточкой своего тела, каждым днем своего существования. — Се Лянь прижался лбом к его лбу, хватая Фэн Синя за голову обеими руками. — Ты думал, что если дашь мне жизнь, то я буду вечно терпеть это мучение? Пустота заполнила сырое сознание затхлостью воздуха, и Фэн Синь на секунду вспомнил осенний лес, запах гниющих листьев и дождя, вид грязного неба и бесконечную темноту вокруг. Он любил уходить от всех в детстве и плутать по лесу недалеко от дома, чтобы в итоге заблудиться и замерзнуть, утыкаясь носом в холодные листья. Фэн Синь не выдерживал такого давления тогда — и не мог выдержать его сейчас. Се Лянь впивался пальцами в его голову, немного отодвинувшись, но показывая свое присутствие, будто всем своим существом крича: «Я здесь. Я все это время был здесь. У тебя в голове, в реальном мире, везде, где ты хотел, чтобы я был». — Ты видишь себя полезными и жертвенным, тем, кто помогает людям, и я долго не мог понять, что же беспокоит меня во всем этом, — Се Лянь шептал, иногда срываясь на скрежет, но слезы не появились в его глазах. — Я убеждал себя в том, что я должен быть тебе благодарен и что я делаю все во благо. Что я помогаю людям, существуя рядом с тобой, что моя жизнь не так уж и бессмысленна. Я любил тебя, как святого. Как ангела, снизошедшего для меня. После воскрешения я не мог смотреть на тебя по-другому. Ты был окружен божественным сиянием, ты был избранным, дарованным, чудесным. Ты был всем для меня. Выдох сорвался с губ Се Ляня, и он приоткрыл рот, вдыхая больше воздуха, ощущая не своим сознанием удушье и свой — чужой — контроль. — Но ответ был не таким уж и сложным, Фэн Синь. Я так долго говорил с тобой, старался наладить связь, понять, как оно работает, но все, что мне было нужно, — это осознать, что ты бесполезный. — Руки соскользнули в бессилии, опираясь на чужие ладони, и они не переставали дрожать ни на секунду. — Ты — самый слабый человек, которого я когда-либо видел. Ты не можешь отказать людям, не можешь не жертвовать собой ради людей, не можешь выбрать себя. Ты целовал ладони этого алхимика с тех пор, как мы приехали сюда, только потому что чувствовал необходимость в помощи другому. Ты подсел на помощь, ты заставляешь всех быть нуждающимися в тебе, ты лезешь ко всем с непрошенными словами, лечишь чужие травмы, потому что ты правда святой. — Самое главное здесь — не потерять связь с реальностью, — Се Лянь впился пальцами в чужие ладони, возвращая затуманенный взгляд Фэн Синя к себе. — Слышишь? Запомни это хорошо. Ты все время заставляешь людей чувствовать себя привязанными к тебе. Ты видишь меня сейчас, Фэн Синь? Чувствуешь мое присутствие у себя в голове? Я прожил счастливую жизнь. Я был счастлив умереть, потому что я понимал, что это достойная плата за все, что я сделал. Ты испортил мою жизнь тем, что появился в ней, благородный и сияющий. Тяжесть осела на веках Фэн Синя, и он больше не мог видеть Се Ляня — только образ, маячащий на кромке сознания. Отлив забрал его последние мысли с собой. Чем больше он слушал Се Ляня, тем больше понимал правильность его слов. Его разум был пластичен и хрупок в такие моменты — наверное, Се Лянь знал об этом, потому что он был искусным гончаром, держащим в руках поломанный кувшин. — Я никогда, никогда не хотел, чтобы ты меня воскрешал, Фэн Синь. Я ни разу не просил об этом. Се Лянь задыхался, смотря на лицо Фэн Синя, безупречное и чистое, прямо как в тот раз. У него не было слез — он беззвучно рыдал, сгорбившись и опершись головой в чужую грудь. Он не мог больше смотреть на чужое лицо, потому что в мыслях Фэн Синя была пустота, там было ничего, что мог найти для себя Се Лянь. Что он хотел? Перекрыли бы извинения все то, что он пережил? Хватило бы чужой жалости, чтобы излечить его душу? Смог бы Фэн Синь излечить его? Се Лянь слышал биение чужого сердца, и пытался вдохнуть больше воздуха. Единственное, что он мог сказать и что он повторял раз за разом, срываясь на каждом слове: «Разве этого не достаточно? Разве всего, что я пережил, было недостаточно?» — Ты продолжил мои мучения, мою борьбу с собой, и я даже не могу убить себя, — прошептал Се Лянь, вжавшись лбом в чужое плечо, бездумно ища ответа. — Я чувствую себя виноватыми перед всеми, хотя единственным, кто должен чувствовать вину, всегда был ты. Но я даже не могу обвинить тебя. Ты видишь, что ты со мной делаешь, Фэн Синь? — Ты можешь убить меня. Хриплый голос Фэн Синя прозвучал громко в голове Се Ляня, отражаясь от граней и накладываясь снова и снова. — Я не хочу твоей смерти, — Се Лянь поднял голову с невыносимым усилием, превозмогая себя и снова пытаясь контролировать дыхание. — Мне нужно, чтобы ты продолжил принимать таблетки, чтобы наши общие страдания закончились. Мне нужно, чтобы ты выбрал меня, а не дух. Глаза Се Ляня загорелись, и он достал сумку из-под кровати и стал выкидывать из нее вещи на пол, пока не наткнулся на баночку с таблетками. Он открыл ее и высыпал несколько на руку, стараясь натянуть на лицо улыбку. — Это не сложно, Фэн Синь. Я все сделал для тебя. Мы все ещё можем попытаться… — Или убей меня, или уходи. Вся собранная по крупицам выдержка Се Ляня раскрошилась, смывая его образ по отдельным частям. Он перестал улыбаться и нервно поджал губы, сжал таблетки в кулак и остановился. Он не двигался некоторое время, смотря на Фэн Синя, пытаясь запомнить его таким, каким он был в этот момент. — Ты не видишь, что ты делаешь со мной? — Спросил он тихо. — Ты забираешь у меня все положительные эмоции, ты — причина моей депрессии и всех этих мыслей. Ты воскресил меня, чтобы использовать как ресурс, — Се Лянь стал говорить громче, и ярость в его теле превратилась во что-то неосознанное. Он взял баночку с таблетками и кинул ее в стену, а сами таблетки посыпались в разные стороны. Фэн Синь смотрел на это нечитаемым, спокойным взглядом, следя за тем, как они падают и останавливаются. — Ты всегда использовал меня как ресурс, и я ничего не могу с этим сделать. Ты всегда отказывал мне, отдавая мои силы на помощь другому. Я никогда не мог остановить это, но ты поступаешь несправедливо со мной, ты разрушаешь меня, я не сплю по ночам и не чувствую ничего, кроме злости. Ты — причина, почему я снова хочу умереть. — Я понимаю тебя, — Фэн Синь смотрел в сторону, на одну точку, стараясь сфокусироваться на ней. — Но я ничего не могу с этим сделать. У меня нет сил противоречить тебе, но я могу согласиться: если бы я мог чувствовать это сейчас, то я сказал бы, что мне жаль, что я воскресил тебя. — Лучше бы я умер. — Я всегда был беспомощным дураком, и у меня нет ничего, чем я бы мог оправдаться. Я трачу силы на бесполезные вещи, чтобы угодить другим, чтобы это не чувствовалось так плохо, — Фэн Синь перевел дыхание и взглянул на Се Ляня, тихого и молчащего. Слезы катились по его щекам, но он ничего не мог с этим сделать. Это было лучше – наконец увидеть его слезы, понять реальность чужих эмоций. — Когда ты появился у меня, я не знал, почему мне стало легче. Я подумал, что могу сделать больше вещей. И я делал. Я вмешивался в чужие сны, чтобы людям не снились кошмары. Я лечил чужие раны, чтобы люди не страдали. Я помогал всем, кто просил у меня помощь. — Все это показалось Фэн Синю таким незначительным и противным сейчас. Все это отнимало силы Се Ляня, медленно убивало его. — Я пытался уничтожить нашу связь разными путями. Я напивался, чтобы ты ничего не чувствовал с моей стороны. Я не могу жить с этим тоже, я не могу думать о том, что помогаю всем, кроме тебя. И сейчас у меня снова наступила депрессивная фаза — и ты чувствуешь себя точно так же. Но я не могу бросить Му Цина, не сейчас, когда речь идет о стольких людях. Се Лянь кивнул, прожигая его взглядом. Что-то внутри него распрямилось, разгладилось, шторм утих, оставляя после себя отсутствие шторма — не пустоту, а сухое пространство, сотканное из тонких нитей. — Даже сейчас ты выбираешь кого-то, но не меня? — Спросил он, хотя это прозвучало как утверждение, как что-то невесомое и легкое. Сердце Фэн Синя заболело от этих восьми слов и снова сжалось в одну точку. — Да. Что-то старательно зашитое и построенное в душе Се Ляня треснуло, надорвалось, и он почти мог увидеть, как все его мысли разрушаются в потоке чужого сознания. — Я не могу ничего сделать против тебя. Он в последний раз посмотрел в глаза Фэн Синя, провел рукой по чужим волосам, стряхивая с них пыль, и встал, не оглядываясь. Фэн Синь слышал хруст под чужими ногами: некоторые таблетки были растоптаны, они рассыпались пылью по полу. Дверь хлопнула слишком громко. Фэн Синь поднял голову, чтобы посмотреть на потолок и сосчитать углы в комнате, чтобы увидеть стены и их цвет, положил руку на кровать, чтобы ощутить пальцами покрывало. Он не хотел ничего больше, чем смерти. *** Ближе к часу ночи дверь открылась снова. Фэн Синь никак не отреагировал на это, хоть и не спал: он был не в силах сомкнуть глаза после всего, что сказал ему Се Лянь. Сидя на полу, он собирал таблетки, одну за другой, рассматривая каждую по несколько минут и кладя в ладонь. Конечно, он не мог собрать все, и повсюду блестели маленькие белые кружочки. Пэй Мин не включил свет, но фонаря под окном хватило, чтобы увидеть комнату и вещи в ней. Дампир замер на пороге, закрыв дверь и смотря на Фэн Синя. Тот не ответил ему и продолжил собирать таблетки, шепча что-то невнятное. Окно открылось, впуская свежий теплый воздух в комнату, или Пэй Мин его открыл — морой не заметил. Пэй Мин бросил вещи на кровать, заваленную одеждой и книгами, и сел на колени рядом с Фэн Синем, мягко касаясь его пальцев своими. — Тебе нужна помощь? — Спросил он, и сознание мороя снова вернулось назад, слово «помощь» прозвучало дрожащим голосом Се Ляня. Все его тело хотело воспротивиться и оттолкнуть друга, но мысли запутались, и он выдал непонятное движение, поворот головы. Было неясно, считать это за кивок или нет, но Пэй Мин ничего не сказал и стал вкладывать таблетку за таблеткой в чужие ладони. Не медленно, но и не слишком быстро, чтобы не напугать. — Тебе не нужно это делать, — сказал Фэн Синь и его руки ослабли. Таблетки рассыпались между пальцев, укатились в разные углы, и Фэн Синь еще несколько минут смотрел на это, чтобы снова начать собирать. Раз за разом, его руки тряслись и таблетки падали, но они снова собирали небольшие горки, и Фэн Синь смотрел, как они рассыпаются. Через какое-то время Пэй Мин сам остановил его и поднял за руки, а потом уложил в кровать. Он сидел рядом, держа руку мороя и гладя его ладонь мягкими, размеренными движениями. Фэн Синь подумал о том, что это было похоже на то, как таблетки рассыпались и снова складывались. Пэй Мин смотрел на него непрерывно и внимательно. — Я не смогу уснуть, — прошептал Фэн Синь, прижимаясь головой к подушке. — Ничего, — ответил Пэй Мин, тихо и твердо. — Я буду охранять твой сон.