Pourquoi je me méfie?

«Я очень горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить. Какого дьявола люди вроде меня толкутся меж небом и землею? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас. Ступай добром в монастырь.» — Не могу поверить, что мы видим это, — прошептал Му Цин дампиру, сидящему рядом. Ши Цинсюань кивнул и улыбнулся, во все глаза смотря на сцену. Зал для официальных мероприятий был довольно большим, и много студентов пришли сюда, чтобы посмотреть «Гамлета». Так как Пэй Мин был их другом, всей компании достались хорошие места, и Му Цин мог рассмотреть каждую мелочь в декорациях и костюмах. Театральный клуб и правда проделал хорошую работу, потому что нотки профессионализма виделись в каждой детали выступления. Алхимик боялся, что не сможет соврать Пэй Мину о том, что ему понравилось, но врать не пришлось. Му Цин читал «Гамлета» несколько раз, чередуя эту книгу с работами и статьями других писателей. Видение Тургенева на него сильно повлияло, поэтому Му Цин держал тонкую книжку в руках и сверялся с текстом, следя за тем, какие строки были изменены или пропущены. Как он и ожидал, Пэй Мин придал Гамлету особенное звучание, и это не могло быть выражено в словах. Что-то неуловимое было в том, как он говорил и играл, как он вел себя, с какой манерой ходил или воспроизводил жесты. На знакомых строках Му Цин не смог сдержаться и прослезился, совсем забыв о том, кто такой Пэй Мин и почему ему нельзя оскорблять одним своим присутствием здесь человеческое искусство. Очень тяжело он произнёс последние слова монолога, и Му Цин невольно запомнил этот момент, сохранил у себя в памяти. «…Так погибают замыслы с размахом, В начале обещавшие успех, От долгих отлагательств. Но довольно! Офелия! О радость! Помяни Мои грехи в своих молитвах, нимфа.» Он не увидел чужих эмоций, просто потому что не смог найти в себе силы посмотреть на кого-то, кроме актеров. Театр был слабостью Му Цина, он ценил любую минуту, проведенную в размышлениях во время спектакля. Зал аплодировал стоя. — Не могу терпеть этот момент, когда включается свет, актеры выходят на поклон, все вокруг хлопают и шумят, а ты сидишь среди них — внезапно очень маленький и слабый — и стираешь слезы со щек, пытаешься улыбнуться, посмотреть на сцену еще раз, но не выходит, — сказал Му Цин соседу по комнате уже вечером, лежа на кровати. — Это так глупо и непонятно, что тебе нужна пауза, когда все вокруг просто впитывают в себя искусство, не задумываясь об этом слишком сильно. — Это вовсе не глупо, — ответил Се Лянь спустя время, дав ему минуту, чтобы перевести дыхание. Все засыпали Пэй Мина похвалой, как только он вышел из кулис. Фэн Синь принес цветы — Му Цин долго не мог понять, когда тот успел их купить — и вручил дампиру, который улыбался широко и счастливо. Ши Цинсюань задушил его в объятьях, одновременно с этим говоря что, когда и как ему понравилось. Конечно, всех растрогал монолог и любая речь Гамлета — отчасти потому, что его играл именно Пэй Мин. Му Цин смотрел на них со стороны, неловко скрестив руки на груди, потому что он не знал, куда их деть. Сейчас все они выглядели нормально, они были похожи на людей, ведущих простую жизнь, радующихся мелочам и занимающихся любимым делом. То, с какой теплотой Пэй Мин смотрел на них всех, заставило в груди у Му Цина что-то зажечься против его воли. Он не мог контролировать такие проявления чувств, спонтанные и нежные. — Я видел, как ты заплакал, — произнес Пэй Мин тихо, подойдя к Му Цину. — Я правда заплакал, — признал он, не видя ничего плохого в этих словах. — Тебе понравилось? — Очень. — Тогда для меня это высшая похвала. Пэй Мин похлопал его по плечу, понимая, что не стоит вторгаться в личное пространство и обнимать его, и Му Цин снова замешкался. Мало кто вообще думал о том, чего хотел алхимик и что ему комфортно. Фэн Синь и Пэй Мин были из тех людей, кто привык заботиться о других практически неосознанно. Даже понимая это, Му Цин все равно смог разобрать незнакомое чувство в груди: ему было приятно находиться с ними. Скажи он это кому-то из алхимиков, его тут же отправили бы в отставку. Ложась спать, Му Цин молился на то, чтобы ему ничего не снилось, но его надежды не сбылись. Через несколько часов глубокого сна он провалился в незнакомое место, в квартиру, странно обставленную, с вычурными бордовыми стенами и серебряными подсвечниками. Фэн Синь нашелся здесь же, сидящий на полу и пристально смотрящий на карту для настольной игры. Как только Му Цин дал о себе знать, морой испуганно поднял голову. — Тебя не должно быть здесь, — сказал он, рассматривая алхимика. Только в этот момент Му Цин осознал, что он был одет в пижаму. — Или ты — мое воображение? Классные штаны. — Спасибо… — проговорил Му Цин, неосознанно проведя ладонями по клетчатым мягким штанам. — Я определенно уверен, что я — не воображение. Фэн Синь засмеялся, нервно перебирая пальцами колоду карточек. — Воображение могло бы так сказать. — Ты сделал этот сон? — С замешательством спросил Му Цин. — Но ты же начал принимать таблетки, откуда у тебя силы? — Это хороший вопрос. Они просидели так еще несколько минут в глубокой задумчивости. — На сны тратится мало магии, может быть, это остатки, — ответил Фэн Синь. — Я принимаю таблетки, — добавил он для убедительности. — Се Лянь может видеть твои сны? Фэн Синь отрицательно помотал головой. — А ты собираешься делать что-то незаконное или неприличное? Му Цин нахмурил брови и строго посмотрел на Фэн Синя, а после обратился к разложенной карте. — Это «Монополия»? — Я не могу вспомнить поля… — И часто у тебя такие странные сны? — Почти постоянно. Некоторое время они дополняли карту, вспоминая то, как играли вместе. В конце концов несколько полей остались пустые. Му Цин предложил придумать названия для них, и воображение Фэн Синя само дорисовало надписи и картинки. — Тебе разве не нужно идти спать? — Спросил Му Цин, лениво передвигая фигурку по карте. — Нужно, — согласился Фэн Синь, но ничего не предпринял. Му Цин осмотрел его, но не нашел ничего необычного. Скорее всего, Фэн Синь просто тосковал по магии и поэтому хотел остаться во сне подольше, оттянуть момент возвращения обратно. Му Цин мог понять его эмоции, но он уже чувствовал сильную усталость. Через несколько секунд Фэн Синь закрыл глаза и пропал. Алхимик долго сидел на одном и том же месте, пытаясь понять, правда ли Фэн Синь исчез. Как вообще работали эти сны? Пространство вокруг Му Цина осталось таким же, но это помещение создал Фэн Синь, не должно ли оно раствориться вместе с хозяином? Или это сон Му Цина? Время текло извилисто и вязко, но Му Цин не смог выбраться из этого сна. Только когда будильник прозвенел над ухом, он смог открыть глаза и увидеть что-то кроме одинаковых стен: свою комнату в общежитии. *** В этот раз местом встречи была выбрана Античная галерея Палм-Спрингса и по совместительству антикварный магазин. Маргери и Марк вжились в роль семейной пары и выбирали кресло, иногда отвлекаясь на присутствие Му Цина рядом. Так как вокруг было много людей, поговорить им не удалось, и только когда они вышли из здания, Му Цин устало протянул: — Я не думал, что когда-нибудь я окажусь тем самым третьим лишним в вашей парочке. Маргери улыбнулась, притянув к себе Марка за рукав. Они переглянулись, как будто разделяя одну и ту же мысль, и Марк сказал: — Ты еще не знаком с Алексом, он чувствует себя точно так же. — Он живет с вами? — Да, — кивнула Маргери, и Му Цин скривил лицо, выражая сочувствие неизвестному программисту-бывшему-алхимику, который был вынужден разделять одно помещение с этими людьми. Они отошли подальше от магазина и встали в тень, чтобы не попрощаться с жизнью прямо здесь, под лучами солнца. Му Цин кратко пересказал весь разговор с Инь Юем, не упуская никаких деталей. Лица Маргери и Марка менялись на протяжении рассказа от тревожных до очень напряженных, и к концу на них не осталось ничего хорошего. — Если наш убийца — не вампир, не алхимик, то кто может быть достаточно продуманным и осведомленным для этого? — Задумалась Маргери, нервно перебирая полы шляпы в руках. — Он не сказал, что убийца не вампир, — заметил Марк. Му Цин вопросительно посмотрел на него. — Он сказал, что это не морой и не дампир. — Но это может быть стригой, — осторожно предложил Марк. — Стригой, имеющий страсть к убийствам и расчленению, а также способный на организацию целого бизнеса. Стригой, у которого есть связи в обществе. —У стригоев нет организованных обществ, — произнесла Маргери, нахмурив брови. — И откуда тогда он знает все, что происходит у алхимиков? Осознание пришло не внезапно, оно подкрадывалось незаметно, открывая в разуме Му Цина те мысли, про которые он даже боялся подумать. Кусочки соединялись воедино, собираясь вместе и переплетаясь, говоря ему про что-то раньше упущенное. Слова Фэн Синя внезапно резко зазвучали в ушах. — Подноготную алхимиков знают только алхимики или бывшие алхимики, — сказал Му Цин напряженным голосом. — До этого у меня была мысль, что это мог быть кто-то из бывших алхимиков, сбежавший и основавший преступную сеть. Что, если это не просто бывший алхимик? Что, если это бывший алхимик, добровольно выбравший стать стригоем и умный достаточно, чтобы организовать все это? — Единственный хороший источник заработка, который он мог себе позволить, — кивнул Марк. — Может, психоз и навязчивая идея были еще на этапе становления алхимиком, а может, проявление расстройства личности началось после становления стригоем. Это не отменяет того факта, что наш убийца имеет гениальный ум, что так характерно для всех алхимиков. Он продумал все, даже твое участие в этом, и наверняка сейчас следит за происходящим. — Но никто из алхимиков, даже сбежавших, никогда не захочет стать стригоем, — сказала Маргери с сомнением. — Это не только предательство организации, но и предательство церкви и человечества. Мы же все еще любим людей. Какое-то время они молчали, осознавая масштаб всего, через что должен был пройти бывший алхимик, захотевший стать стригоем. Для обращения был всего один способ: у человека нужно было выпить всю кровь, а потом влить в него стригойскую кровь. Никто в своем уме не пошел бы на это. — Получается, он безумный гений? — С грустной усмешкой спросил Му Цин. — Возможно, не безумный, — предложил Марк. — Может, он понял что-то, что не понимаем мы, или слишком сильно разочаровался в идеологии и религии. Только самые ужасные страдания могут заставить человека перейти на другую сторону. Он захотел себе долгую жизнь и силы, и у него было достаточно мозгов для того, чтобы возглавить местную мафию. — Скорее всего, Ши Уду уже отправляется в какой-то особый центр трансплантации за большие деньги и по кусочкам, — удрученно сказала Маргери. Му Цин смог только кивнуть, не зная, что еще следует сказать. Они столкнулись с чем-то большим. Если мысль о черном рынке, организованном людьми, просто пугала, то мысль о рынке стригоев повергала его в ужас. Здесь не могло помочь практически ничего: полиция не способна прикрыть стригоев, которые запросто могли позавтракать людьми, а морои не станут отправлять дампиров на верную гибель. Если это правда хорошо организованный штат, то они опаснее всего, что есть в этом мире. На фоне этого морои и дампиры показались Му Цину довольно приятными созданиями, хоть он и тут же подумал, что все это — помешательство. — Ты подумал о нашем предложении? — Голос Марка вывел его из мыслей, заставляя вернуться в яркий солнечный день. Сейчас Му Цин не мог вспомнить ни о каком предложении, поэтому он просто посмотрел непонимающе, стараясь скрыть раздражение. Он не хотел думать об этом в такой момент. Все дела бывших алхимиков казались мелкими и незначительными в сравнении с черным рынком стригоев. — Мы говорили тебе о том, что уезжаем, — повторила Маргери. — Можем махнуть в Мексику, а можем и в Италию. Сделаем тебе новую татуировку, документы, уедешь с нами и забудешь про все происходящее тут, как про плохой сон. Я хочу быть честной, и правда состоит в том, что это — не твоя работа. Ты не должен решать проблемы вампиров, когда ты можешь просто уехать. Она знала, что Италия была слабостью Му Цина. Алхимик почувствовал себя противно. Он мог понять, почему Маргери было важно услышать ответ, но он также понимал, что не бросит никого в этой ситуации. Уехать сейчас означало оставить всех, за кого он был ответственен. Се Лянь и Фэн Синь могли оказаться следующими жертвами убийцы, и Му Цин не хотел оставлять их одних. Тем более, он не мог оставить Ши Цинсюаня в одиночестве, вместе с останками брата, которого будут собирать по кусочкам по всему земному шару. Привязанность и забота отвратительно впились в его кожу, вросли в легкие, отпечатались, как цепи или что-то другое, что-то важное для него. Му Цин пообещал себе, что никогда не скажет об этом вслух, но ему хотелось остаться с вампирами и защитить их, потому что это было всем, что он мог сделать в этой непростой ситуации. — Мне нужно подумать об этом, — ответил Му Цин, понимая, что он не подумает. — Хорошо, — снисходительно кивнула Маргери. — Мы не будем давить на тебя, но мы уезжаем перед новым годом. У тебя есть несколько недель. Они попрощались, и Му Цин решил, что ему больше нет нужды обращаться к ним снова. Ему следовало отыскать бывшего алхимика, который стал стригоем и упоминания которого стерли во всех библиотеках и записях. Задача была трудной, но выполнимой. Му Цин знал только одно место, где можно было узнать хоть что-то об этом, и для этого ему требовалось заполучить карту кого-то из влиятельных алхимиков. Му Цин никогда не думал, что ему придется воровать что-то у своих же людей, но он был готов сделать это, чтобы кошмар закончился. *** — Нам надо поговорить. Фэн Синь появился перед Се Лянем, как видение, как что-то нереальное и волшебное. Он знал, что Му Цин уехал на половину дня, поэтому выбрал именно это время для разговора. Несколько дней он собирался с силами, продумывал фразы, было даже пару раз, когда Фэн Синь хотел оставить всю эту затею, но в итоге он не смог сделать это. Мысли все еще путались, но ему правда стало немного лучше, и Фэн Синь знал, что именно сейчас стоит поговорить. Тем более, Се Лянь наверняка видел все, что происходило в последнюю неделю. — Хорошо, — он пропустил Фэн Синя вперед, тихо открывая дверь. Се Лянь чувствовал себя некомфортно. Он не жалел ни о едином слове, что сказал, но это ощущалось неправильно. Не то время, не то место, и не то состояние привели его к Фэн Синю, что стало причиной их ссоры. Было непривычно не говорить с ним, потому что они были лучшими друзьями со школы. Не видеть его улыбки, не чувствовать чужое присутствие рядом. Се Лянь мучился, хоть и понимал, что это нужно было сделать, чтобы добиться хотя бв какого-нибудь результата. — Я хотел извиниться, — сказал Фэн Синь в тишине знакомой комнаты. — Ты был прав, я продолжил принимать таблетки. Му Цин может справиться без меня. — Тебе было проще поговорить с ним, чем со мной? — Спросил Се Лянь, склонив голову на бок. — В какой-то степени, — признался морой. — Мы с ним не так хорошо знакомы. Незнакомцам всегда открыться проще, потому что ты не боишься их ранить. Се Лянь кивнул, и они смотрели друг на друга, пытаясь разглядеть какие-то особые эмоции на чужом, таком знакомом и родном лице. — Я никогда не прислушивался к тебе достаточно, — сказал Фэн Синь. — Я хотел, но я был слепым вместе с духом и другими людьми, что мне правда было сложно позаботиться о тебе — или о себе. — Я понимаю это, — согласился Се Лянь, осторожно беря чужие ладони в свои. Он часто делал так, когда беспокоился о чем-то. — Но и я соврал. Ты принес в мою жизнь что-то большее, чем дискуссии в королевском совете или светская жизнь. Я вижу новые пути благодаря тебе. Фэн Синь закрыл глаза и прижался лбом к чужому плечу, пытаясь сдержать глупую улыбку. — Я вижу новые пути благодаря тебе тоже. — Ты не должен бросать все ради меня, но я думаю, что тебе стоит уменьшить количество использования магии хотя бы ради себя, — прошептал Се Лянь. — Я все равно на таблетках, они блокируют почти всё, — хмыкнул Фэн Синь, смотря в чужие глаза. — И как мы до этого докатились? Теперь ты навсегда будешь со мной. — На самом деле, я хотел бы не видеть некоторые детали твоей личной жизни, — недовольно протянул Се Лянь, шутливо нахмурив брови. — Все эти романтичные посиделки у бассейна, романтичное поедание мороженого, романтичное раскрытие серии преступлений… — Просто тебе тоже хочется романтично раскрывать преступления, — Фэн Синь засмеялся, и Се Лянь засмеялся вместе с ним. — Нет, мне хватает и того, что у меня все в жизни более спокойно. Они просидели так еще некоторое время, говоря о мелочах и глупых вещах, и Фэн Синь чувствовал счастье от того, что все вернулось на свои места. Се Лянь был дорог ему, как старший брат, которого у него никогда не было, и он не хотел терять эту связь. — Я рад, что ты прислушался хотя бы к нему, — сказал Се Лянь, перебирая чужие волосы. — Я прислушался в первую очередь не к нему, а к тебе, — ответил Фэн Синь. — Ты важен мне. Я готов сделать всё, что угодно, чтобы заслужить твое прощение. Ты не должен был переживать все это в одиночку. — Тебе не надо заслуживать моего прощения, я не умею ненавидеть кого-то. — Я рад, что это так. Впервые за несколько месяцев Фэн Синь почувствовал умиротворение. Какая-то мысль все это время виднелась на краю сознания, но он не мог понять, что это было, ровно до этого момента. Он ощутил, что спокойствие легло на его плечи, обняло их и укрепилось в мыслях, и вокруг чувствовалось тепло: руки Се Ляня обнимали его так крепко и хорошо, что он был рад навсегда раствориться в них.