Контрперенос

      В день их знакомства Денис сказал что-то вроде: «Приятно встретить нормального человека». В переводе это означало, что внешность оценили и сделали вывод, что Стас всё равно не похож на капризных высокомерных сучек, набивающих себе цену. Денис слишком хотел понравиться и не знал, какой способ знакомства из своего арсенала выбрать. Поэтому брякнул первое, что пришло в голову.       Они съехались уже через несколько месяцев: то ли тупой подкат оказался не таким уж тупым, то ли Денис был неотразим в своей неуклюжести. Конечно, он тогда понятия не имел, какой Стас на самом деле, но вышло, что угадал: будучи не в настроении, тот не бил посуду, визжа, что его не понимают или понимают не так, как он заслуживает (был у Дениса такой опыт), не съезжал к маме, не объявлял бойкотов ни по надуманным поводам, ни по реальным. Если что-то было не так, Стас всегда разговаривал. Денис подозревал, что это, скорее, зачатки будущей профдеформации, нежели обычное поведение, но его всё устраивало. Более чем. Более чем когда бы то ни было до Стаса. Денис ценил умение уживаться, слышать друг друга больше других достоинств. Не то чтобы у Стаса других достоинств не имелось, как раз наоборот, и это иногда настораживало – их обилие.       И в этот раз всё было тихо-мирно – Стас не умел повышать голос. Денис первый начал разговор, сдался на милость – ему час назад позвонил Муром. Стас слушал молча, лишь уточнил, что Денис не хотел ни унизить его, ни поржать. В конце они условились, что такого больше не повторится. Денис пообещал, и Стас кивнул. Он всегда верил Денису и, как выяснилось, легко прощал. Верил, хотя поводы, скорее даже провокации, были. Денис каждый раз честно обещал себе, что это в последний раз, но ему слишком нравилось ходить по краю, проверяя границы доверия Стаса. Но границ не было. И это тоже было похоже на профдеформацию.       – Я больше не возьму геев, ну их. – Стас вынул из микроволновки свою лапшу. Денису показалось, что закрываясь, дверца печки хлопнула громче обычного. – У меня домашняя заготовка была для сессии, вроде фокуса с чтением мыслей, всегда срабатывала, а этот Андрий сразу фишку просёк. Неудобненько вышло. Не, нафиг.       Открыв коробку, Стас дёрнулся от облачка горячего пара, потёр палочки друг о друга, стирая с них несуществующие опилки и заусенцы. Он перенял эту привычку у модного ресторатора, частенько мелькавшего по телеку – кулинарный канал работал на кухне в режиме нон-стоп, хотя никто особенно не готовил.       – Лапочка, ты же понимаешь, как это звучит? Мало того, что это говорит психолог, так ещё и психолог-гей.       – Я не гей, сколько раз тебе повторять. Если захочу, то в принципе могу жениться, завести детей, буду…       – Да, да, будешь жить как все: воспитывать, содержать, учить… На родительские собрания ходить, грядки у тёщи на даче полоть. Кажется, я ещё что-то забыл… О, ты умеешь гвозди забивать, Лапочка? Знаешь, что в постели с женой делать?       – Лечи свой склероз, – обиделся Стас, – и тогда ничего не будет казаться. – Со своей, скорее всего, несуществующей всеядностью в сексе он носился как курица с яйцом – Денис подозревал, что из вредности, а не потому, что эта всеядность и впрямь имела место. И здесь Стас не проявлял хвалёную выдержку и шуток не терпел.       Встав из-за стола и почесав через футболку свой идеальный живот, Стас удалился в комнату. Любимую китайскую лапшу с морепродуктами он только ковырнул, оставив палочки в пакете: словно ритуальные кинжалы, они приглашали виновных заплатить жизнью за совершённые ошибки.       – Лапочка! – Прежде чем идти за Стасом, Денис прополоскал рот от соуса – свой удон с говядиной он успел съесть, не разогревая: – Я не буду больше, не сердись.       Стас сидел на подоконнике, подвернув ноги под себя и воткнувшись лбом в стекло – неудобно и опасно.       – Не свалишься? – Денис подул в макушку Стаса и прижался к его спине своим, тоже вполне симпатичным, животом.       С тем, что у Дениса тоже есть что показать и чем похвастаться, согласился бы каждый, только не Стас. Он считал идеальным только себя. В этом вопросе он упирался до последнего. Правда, только когда игрался в стервозного принца. Если Стас входил в образ, это был сигнал срочно нести его на диван, кутать в клетчатый плед с дредами – свалявшимися кончиками нитей, выпущенных по периметру: так обозвал их Стас сразу после покупки, – варить какао и, насыпав сверху пухлую горку маршмеллоу, как в американских фильмах, подать его высочеству в высоком стакане с ручкой. А после любить долго и нежно, вылизывая и выцеловывая всего с головы до пят. При этом требовалось называть каждое место, над которым Денис трудился, и не просто, а ласково, с обожанием. В первый раз, когда ему вполне открыто объяснили, чего хотят, Денис завис: на что он, собственно, подписался и где тот «нормальный человек». Но он уже летел в отношения, как «Сапсан» с неисправными тормозами: другие лица, лучшие возможности, перспективные варианты лишь мелькали и мгновенно терялись, в фокусе был только Стас. Разговаривая по телефону с клиентами, Денис частенько делал вид, что это нечто большее, чем обсуждение заказов. Он хотел, чтобы со стороны казалось, будто от него ждут перехода к личным отношениям, как минимум, а он словно бы размышляет, нужно это или нет. Он хотел всего лишь расшевелить Стаса, заставить быть ближе. Но всё равно, всегда предельно чётко знал – только Стас и больше никто.       Денис не слишком любил разговаривать во время секса, и такая слащавая вербализация чужой, пусть и классной, задницы, рук, ног, рта и далее по анатомическому атласу ему не особо нравилась. В первое время. Потом обнаружилась прямая зависимость: если накануне были плед с какао и ванильный трах, то на следующий день в постели Стас самозабвенно драл Дениса, драл молча и именно так, как тот любил. Денис был всегда за смену ролей, но к такому готов не был: не ожидал в сексе от рафинированного домашнего мальчика сумасшедшего напора. И тем более не представлял, что после будет валяться почти в отключке. Вскоре Денис уже скучал по принцу, который, надо сказать, включался в Стасе нечасто. В обычном же состоянии тот не терпел кудахтаний над собой: ни предусмотрительно открытых дверей в авто, ни встреч на машине у метро по вечерам, ни указаний одеться на улицу потеплее или взять зонт.       – Не свалишься, спрашиваю? – Денис, резко выдохнув воздух животом, боднул им Стаса.       – Ты же держишь. – Тот откинулся назад, давая спине отдых.       Они помолчали, глядя в окно. Почки на деревьях лопнули, и проклюнувшаяся листва почти загораживала дорожку к подъезду и сам двор – внизу ярко-зелёное море колыхалось от ветра. Справа, под пока голыми ветвями осины остывала синяя «Мазда» Дениса. На кухне в трубке Стаса запел «Подводный мир» Вангелиса.       – Я сегодня испугался до усрачки. Просто отупел от страха. А потом, даже странно, отпустило. Со мной же никогда не случалось ничего ужасного, я просто не знаю, как это. Отец... Там другое, там я был готов. И мамочка помогла. – Стас запрокинул голову назад, разглядывая Дениса.       – Ты у меня везунчик!       Хотел ли он ответа или просто смотрел, как бы то ни было, но Денис не собирался говорить о его матери, которой было слишком много и которая обеспечила сыну полное отсутствие того самого, что Стас назвал «ничего ужасного». Она когда-то легко приняла факт, что внуков ей не видать, но в качестве компенсации взялась удушить Стаса своей любовью. Сам Денис не мог похвастаться понимающей роднёй и именно поэтому по праву считал себя приспособленным к жизни, обязанным заботиться, оберегать. Но зачем об этом сейчас?       – И ещё, знаешь, что я понял? Это в кино люди сразу что-то делают, искусственное дыхание, например, или вызывают «скорую», хватают огнетушитель, бегут за помощью... Не знаю. Но как только он типа отъехал… тьфу ты! Прицепилось. Представляешь, он своё «типа» вставлял через слово. Не думал, что это может так бесить.       Денис не перебивал. Он больше, чем Стас хотел поговорить о сегодняшнем приёме, хотел подробностей. Выхолощенные эмоции всегда и всюду – дотошно отмеренные Стасом на аптекарских весах, обижали. Словно бы он до сих пор продолжал держать Дениса на расстоянии, хотя они вместе почти три года. И первый из них Денис провёл в интеллигентной, но всё же войне за Стаса. С его матерью. Стас не понимал, что она жадной паучихой вцепилась в него: впрыснув яд, держала на поводке, сделав вид, что отпустила. Потому-то и «отбить» его для себя Денису было невероятно сложно. Первые дни, когда они начали жить вместе, он, счастливый, не верил, что это случилось. Но потом сообразил, что даже если Стас теперь под боком, то сердцем, мозгом всё равно остался с матерью. Эта «мамочка»!.. Она была везде и всюду, с ней Стас обсуждал всё, а Денису оставались крохи: лишь то, что не заглотил этот вечно голодный стервятник. Поэтому сейчас он больше всего хотел услышать продолжение, тогда он будет первым, и, может быть, совсем скоро станет единственно нужным Стасу человеком.       – …я будто в киселе завис – мутно, непонятно, и что бы ни сделал, всё будет слишком медленным и бессмысленным. Представляешь, я вообще забыл, что у меня есть телефон. – Стас снова смотрел в окно на весну. – А если бы вспомнил, то не знал бы куда звонить.       – Но ты же выпутался. – Денис гладил Стаса по груди и радовался, что отопление отключили, иначе он бы не смог стоять, прижимаясь к горячей батарее, а значит, и разговора этого бы не случилось.       – Да уж. Если бы всё было по-настоящему, то... – Стас прижал подбородком руки Дениса, вынуждая того прекратить ласку. – Я, наверное, не готов.       – К чему, к тупым разводам? К этому невозможно быть готовым, Лапочка. Я бы тоже затупил.       – Тебе можно. А мне нет. Ты же не косячишь с материалами, расчётами? Так и мне нельзя.       Денис много чего мог сказать – что Стас умный и сильный, но боялся всё испортить. И он пока не знал, как правильно вести со Стасом такие беседы.       – Дениска, я испугался, понимаешь? Я никогда ничего так не боялся.       Денис прижимал его к себе до тех пор, пока под рукой что-то легонько не хрустнуло.       – Лапочка, ты там не сломался?       Стас поморщился, повёл плечами, высвобождаясь, и слез с подоконника.       – В первый раз редко у кого всё получается. Все боятся лохануться. Надо перетерпеть. Я знаю, сам чуть дров не наломал, когда начинал – запорол первый настоящий заказ. Потом думал, что так и буду всю жизнь потолки в детских облаками раскрашивать.       – Ты Мурома попросил, потому что не верил, что я смогу?       Это был тот самый вопрос, на который нужно было дать только правильный ответ. Или ошибиться навсегда.       – Я хотел поддержать, а вера или не вера здесь ни при чём. Я просил его сыграть простого клиента, без заскоков. Но он сказал, что попросит адекватного чела, кто не заржёт и ничего не испортит. – Денис смотрел Стасу в глаза. – Но «адекватный чел» оказался придурком: его Андрюша решил поиграться. Это лично его тупорылая инициатива. Муром потом звонил, извинялся. Стас!..       – Ла-а-адно, я тоже хорош. – Стас перестал вглядываться Денису в лицо и улыбнулся: – Увлёкся, перебдел. Кстати, надо бы походить на курс кризисной помощи, чтобы если что…       – Я всегда поддержу тебя. Если что.       – Не поверишь, я сегодня мечтал прийти домой и убить тебя. А потом вдруг понял, что просто хочу домой. Потому что ты здесь.       – Я всегда буду держать тебя, Лапочка.