Мы в ногу со временем (Но для тебя я найду время) / We’re Up Against The Clock (But For You I’ll Make Time)

2. Пятому хочется кричать. Он провел большую часть сорока пяти лет, пытаясь вернуться к своей семье, и когда он, наконец, разобрался с уравнением, чтобы вернуться домой, он всё испортил. Дурацкая, грёбаная ошибка в десятичной дроби, и он вернулся в период полового созревания. Всем его братьям и сестрам было около тридцати лет, а у него были узловатые колени, школьная стрижка и эта, Богом забытая, униформа. И возможно, все было бы в порядке, если бы единственная зацепка, которую он пытался отследить, обернулась в его пользу. Глаз был тупиком. Серийный номер еще даже не был напечатан. Он получил разбитую губу за свои проблемы и тот прискорбный факт, что Клаус играл его псевдо-отца. Никто не воспринимает его всерьез в таком виде. Он чувствовал себя на пределе, покидая Меретех. И тогда он сделал единственное, что пришло ему в голову: направился в “Gimble’s”. Давным-давно он нашёл там, среди обломков, единственный источник здравомыслия — Долорес. Они провели вместе, казалось бы, целую вечность. Ирония ее имени не ускользнула от него. Воплощение его печалей собралось и тащилось по огненному Аду, созданному им самим. Это казалось довольно уместным, когда он нашел ее. Он нашел ее в центре женской весенней коллекции. Она была прекрасна. С другой стороны, Пятый всегда находил ее такой, даже сломанной, какой она была, когда они только встретились. Однако в сегодняшний вечер, пожалуй, она выглядит целее, чем когда-либо он её видел. Полное тело, а не просто какой-то однорукий торс. У нее даже есть волосы, и она брюнетка, Пятый бы никогда не догадался. Она даже не знает его, и не узнает, если он все сделает правильно и спасет мир. Только он не мог передохнуть с тех пор, как он приземлился, в слишком большом костюме, и все такое, перед своими братьями и сестрами. Он надеялся на мгновение покоя, шанс перегруппироваться и взглянуть на этот апокалипсис с другой стороны. Учитывая его послужной список дел, он понимал, что все это было несбыточной мечтой. Почему он был настолько глуп, что поверил, что всё изменится сейчас, чтобы позволить себе минутную передышку? Ему никогда по-настоящему не везло. Удача вышла за дверь, ещё тогда, когда он начал это в 2002 году, и все, что было с тех пор, это безумная борьба за выживание. Поэтому он не очень удивился, когда увидел Хейзела и Ча-Чу, идущих с заряженными пистолетами. Он просто разочарован, он надеялся, что все будет по-другому. Долорес была сбита уже в первые несколько секунд. Она отрезана по пояс, потеряв при этом руку вместе с париком, и Пятый понимает, что на самом деле ничего из этого не имеет значения. Он забирает Долорес и убегает. Конец света наступит через семь дней, и он ничего не может с этим поделать. Он вернулся к исходной точке без единой зацепки, поэтому приходит к старой привычке. Долорес всегда ненавидела, когда он пил, но что еще можно сделать с надвигающейся смертью всего, нависшей над головой? Он думает о Диего. Когда-то давно он собирался забрать их отсюда. Теперь между ними разница в 17 лет, и Пятый оказывается не на той стороне времени, поэтому он делает то, что умеет лучше всего. Что он делал с тех пор, как нашел Диего погребенным под обломками какого-то разрушенного здания на краю света. Он прячется на верхнем этаже библиотеки с двумя бутылками водки в руках, к большому неудовольствию Долорес. Он слышит голос Реджинальда в своей голове. Насмешливое “Я же тебе говорил". Хотя он уже слишком стар, чтобы злиться на это, но он не меняется. И он знает, что глупо смешивать математику и алкоголь. Что он уже испытывает свою удачу (или ее отсутствие), сидя на корточках в библиотеке. Но голос Реджинальда все еще звучит, и алкоголь, который сгорел полностью, оседает, как теплая лужа, в его животе, заставляя его тянуться к этой метке, как к спасательному кругу. Он теряет счет времени. Его почерк нацарапан на стене во все более отчаянных попытках исправить уравнение, которое, как он теперь знает, бесполезно. Он попал в петлю, обреченную на провал. Ему нужно больше времени; кажется, у него никогда не бывает достаточно времени. В какой-то момент цифры начинают расплываться. Он слышит усталый голос Долорес, читающей ему нотации сквозь туман, а затем темноту. Это ему гораздо более знакомо, чем он хотел бы признать. — Он...? — Пьян в стельку. Пятый стонет, несмотря на стук в голове. Во рту мерзко, и ему так чертовски хочется пить, что отдал бы правую руку за воду. Он слышит, как Диего с кем-то разговаривает, но это не может быть правдой. Этот Диего его больше не любит. Он не может винить его за это; в конце концов, это он оставил его здесь на мели. Он очень сомневается, что этот Диего потрудился бы отправиться на его поиски. Он скучает по своему Диего. Грубые руки поднимают его, и Пятому едва хватает координации, чтобы схватить Долорес, свободной рукой. — Мы должны идти, они вызовут полицию, если мы сейчас же не уйдем. Раздается грохот и вздох, и Пятый чувствует, что снова дергается, когда его поднимают. — Хватай его сумку и пошли. Лютер? Может быть, он мертв. В конце концов, он напился до смерти, как и говорила Долорес. Металлическая дверь, с которой его голова соприкасается при входе в лифт, убеждает его в том, что он на самом деле не мертв. Однако он действительно чертовски пьян. — Ты, обезьяна-переросток, следи за его головой! У него может быть сотрясение мозга! На мгновение он думает, что предпочел бы умереть, но эта мысль вылетает в окно, когда он чувствует, как проворные пальцы быстро осматривают его голову. — Пятый, тебе нужно оставаться в сознании… Мы должны дать тебе немного воды.” Диего всегда был заботливым. Даже если он продолжает прятаться за этой умничающей внешностью, он никогда не сможет полностью отключить свою эмпатию. На краткий миг он видит своего Диего, и то, как переворачивается его желудок, не имеет ничего общего с выпивкой, а имеет отношение к чувствам, которые, как он думал, давно прошли. Этого достаточно, чтобы согреть его до глубины души так, как никогда не могла водка. Они в переулке. Пятый не уверен, как они туда попали, где вообще находится это место и куда они направляются. Он теряет время между лифтом и тем местом, где, черт возьми, они сейчас находится. Прошли десятилетия с тех пор, как он позволял себе так напиваться, годы с тех пор, как он выработал терпимость, которой просто не хватало этому новому телу. Ему не следовало опустошать ту бутылку, не то чтобы он признался в этом Долорес. Она не нуждалась в оправданиях. — Мы не можем вернуться в Академию, там небезопасно. Эти два психопата могут вернуться в любой момент. Лютер заполняет его мозг, отмечая знакомый тембр. О, внезапное чувство парения приобретает больше смысла; его все еще несут. — Мое место ближе. Им и в голову не придет искать его там. Диего... он все еще там… все еще заботится… Пятый не успевает долго размышлять о том, значит то, что Диего все еще здесь, и работает с Лютером из всех людей, потому что последняя выпитая бутылка, угрожает вернуться наружу, и у него едва хватает сдержанности, чтобы подавить желчь, поднимающуюся к горлу. Это все еще звучит как прерванная шутка, из-за которой Лютер морщится.. — Если тебя вырвет на меня... Как будто Пятый собирался сделать это специально. Его бы, наверное, давно стошнило на Лютера, если бы он мог контролировать это по сам. Разве это не было бы бессмысленным дополнением к суперспособности? Может быть, у его блевотины были бы магические свойства, как какое-то оружие. Он сам себя слышит? Было бы ужасно иметь дело с блевотиной в сочетании с его способностями, примерно такими же полезными, как свинцовый дирижабль. — Знаете, что самое смешное? — Он не ждет ответа, мозг все еще слишком вялый, чтобы заботиться о светских тонкостях. — Я переживаю половое созревание... дважды, — лениво усмехается он, мысленно возвращаясь к пустоши, в которой он провел первый раунд выживания. Подумать только, у него есть второй шанс, чтобы выдохнуться, пойманным в неловком стояке, и ломающимся голосом. Просто ему чертовски повезло. — Я выпил всю бутылку, не так ли? Вот что ты делаешь, когда мир, который ты любишь, говорит тебе пока-пока... Пуф!” Он делает жест, показывающий взрыв. Тишина между ними оглушает, но Пятому все равно, он знает, что ждет его в будущем. В конце света нет места стыду. — О чем вы двое говорите? — пытается он поговорить, когда становится очевидно, что они не собираются вникать в его болтовню. —Двое злоумышленников в масках напали на Академию прошлой ночью. — Они искали тебя. Поэтому мне нужно, чтобы ты сосредоточился, чего они хотят? Диего звучит сердито, на самом деле, это отчасти горячо. Этот Диего гораздо более авторитетен, чем 12-летний подросток, который заикается на своих же словах в классе. Это интересное изменение, и Пятый удивляется, когда это произошло. Он не может жаловаться, но все равно скучает по своему Диего. — Хейзел и Ча-Ча, — он произносит последний слог так, как будто это все объясняет. — Кто?! — Ты же знаешь, я ненавижу кодовые имена, — ворчит Лютер. О, какая ирония судьбы. — О, лучший из лучших. Не лучше меня, конечно, — он ухмыляется, глядя на Диего, его глаза мерцают. У него не так уж много общего с именем, черт возьми, у него даже его нет, на самом деле, но у него есть своя репутация, и она была чертовски хорошей в придачу. — Лучший в чём? — Ты знаешь, Долорес всегда говорила, что ненавидит, когда я пью. Она сказала, что я становлюсь угрюмым, — смеётся он, глядя вниз, где Долорес прижимается к его груди. — Эй! Мне нужно, чтобы ты сосредоточился. Чего хотят эти Хейзел и Ча-Ча? — Молчание, должно быть, затягивается слишком долго, потому что Диего вздыхает, прежде чем попробовать другой подход, смягчая тон. — Мы просто хотим защитить тебя. Диего всегда был защитником. Он жаждет помочь всем, кому может, и, честно говоря, это одна из вещей, которые Пятый любит в нем больше всего. Вселенная обошлась с ним дерьмово, и все же ему удалось сохранить ту невинность, которая позволяла ему верить человеку на слово, иметь желание помочь. Это только подчеркивает, каким поверхностным стал Пятый за эти годы. — Защитить меня? Мне не нужна твоя защита, Диего, — рычит он, только доказывая, какой он кусок дерьма по сравнению с ним. Он научился откусывать руку, которая кормит, прежде чем она успевает нанести удар. — Ты хоть представляешь, скольких людей я убил? — Нет... — брови Диего беспокойно хмурятся. Как Диего все еще может находить в себе силы заботиться о монстре, в которого превратился Пятый он никогда не узнает. Он этого не заслуживает. — Я четыре гребаных всадника. Приближается апокалипсис. Теперь его действительно тошнит. Теперь все становится немного туманным. Он помнит, как чуть не упал. Ощущение асфальта на руках и коленях, когда его снова тошнит; кислый привкус желчи на языке, когда желудок снова угрожает взбунтоваться. Эти пальцы снова в его волосах, и он чувствует прохладное прикосновение воды к своим губам. Он потерял Долорес. Ее больше нет в его объятиях, и он смутно вспоминает глухой удар, который раздался после того, как его вырвало. Мир вращается вокруг него, зрение размыто по краям, и ему кажется, что он видит Долорес, отброшенную в нескольких футах от него. Завтра она будет на него сердита. — Воу, хэй... Ты упадешь, если попытаешься идти сейчас. Пятому хочется закричать, что он уже достаточно взрослый, чтобы ходить без посторонней помощи. Он может справиться со своим похмельем, черт возьми. Но Диего положил руку ему на грудь, и это самая близкая встреча с той ночи, когда он ушел. Он жалеет, что тогда не сказал кое-что. Если бы он знал, что это будет последний раз, когда он увидит Диего за 45 лет, он нашел бы в себе решимость сделать это, преодолевая тот ужас неопределенности, от которого у него перехватывало горло. Он бы не стал притворяться спящим, как трус. Он бы точно рассказал Диего о своих чувствах, он бы взял его с собой. Или, может быть, еще лучше, он бы остался. — Пятый, ты пьян... — Голос Диего звучит так мягко, и только тогда Пятый понимает, что последнюю фразу он произнес вслух. Он хотел бы, чтобы земля поглотила его целиком в этот момент. Вместо этого его спасает благословенное облегчение потери сознания, когда он, наконец, снова впадает в состояние отключки. — Хватай манекен, я понесу его, — делает шаг вперед Лютер, чтобы вырвать Пятого из рук Диего. — Что за чушь он вообще нёс? — Ничего, что имело смысл, — бормочет Диего, направляясь за Долорес. — Должно быть, из-за спиртного, — добавляет он. Хотя это не отменяет боли, которую он испытывает, прокручивая слова Пятого. Может быть, он бы остался…