Ты бы знал, как мне было больно прощаться с этим миром в твой день рождения. Прости, что всё случилось именно так. Я не хотела, чтобы моя смерть стала подарком на твой день рождения. Всё должно было быть совсем иначе, моя причина номер один. Да, я хочу, чтобы ты был причиной номер один, по которой я оставалась живой. Прости, что этого оказалось очень мало для того, чтобы я справилась с этим всем дерьмом.
Мне даже больно смотреть на тебя и осознавать, как ты сильно теперь меня ненавидишь. Ты же не станешь этого отрицать, да? Ты возненавидел меня в то самое утро, когда подхватил моё тело на руки и вынес из ванной комнаты старост. На тебя тогда смотрела вся школа. Ну или они впервые видели труп молодой девушки в окровавленном платье. Ты до сих пор рассматриваешь свои руки в попытках развидеть на них мою кровь. Всё должно было быть совсем не так, наша история должна была быть светлой и счастливой, но тебе не повезло с выбором. Я всегда говорила о том, что человек должен быть верен своему выбору, но сейчас я понимаю, что ты должен был отречься от него.
До сих пор я не понимаю, чем понравилась тебе. Я не выделялась чем-то из толпы других девушек, во мне не было ничего примечательного, но ты всё же обратил на меня свой взор. Твои бездонные серые глаза, аккуратные прикосновения и бархатистый голос… Мне всегда было тебя мало, Драко. Ты стал моим секретом, моей зависимостью, моим желанием. Будь я жива, а Гарри не разбил бы зеркало, то я бы непременно увидела бы в нём твой силуэт. Мне хотелось, чтобы то пятое июня стало началом чего-то нового для нас, но всё пошло не по плану. Теперь кажется, что у нас просто не могло быть другого конца.
У меня не могло быть другого конца. Нас бы обязательно что-то разлучило, как в очень плохом маггловском фильме, который сняли по халтурному сценарию.
Ты — моя причина номер шесть. Только потому что я не могла жить с осознанием того, что ты смотришь на меня с отвращением. Да, сейчас я понимаю, что мы могли бы поговорить с тобой, разобраться в сложившейся ситуации, но уже слишком поздно. Тогда я не могла поверить и представить себе, что ты настолько любишь меня, что всегда будешь на моей стороне — ты не сказал мне, что твои чувства настолько сильны. Это сегодня я знаю, что ты тогда не поверил колдографиям Поттера, что даже не допустил мысли, что я могла быть с ним. Ты с такой верностью и болью в глазах ждёшь, что однажды я появлюсь в дверях Большого зала… Прости, Драко, но этому не суждено сбыться.
Я знаю, что ты всё ещё влюблён в меня. Это знают, похоже, все вокруг. И Пэнси, которую это злит и заставляет ещё сильнее меня ненавидеть. И Блейз, который знает, что ты никогда не предложишь Паркинсон быть вместе. И Тео это знал, который оставил частицу своей души на полу Астрономической башни. Ты не готов был потерять и его, верно? Ты ещё не знаешь о том, что очередное школьное утро начнётся с известия о смерти небезразличного тебе человека. Мы с ним причинили так много боли тебе. Прости нас.
Я заставила тебя полюбить и возненавидеть вишню. Тебе неприятно смотреть на гриффиндорскую форму, но ты продолжаешь искать меня в толпе студентов с красно-золотыми галстуками на шее. Я вижу, как ты начинаешь ненавидеть стены этой школы, как часто смотришь на пустующее место за гриффиндорским столом в Большом зале… Я виновата перед тобой, Драко.
А ещё я видела, как ты выносил меня из ванной старост. Я тогда бежала вслед за тобой, умоляя услышать меня, но чуда не случилось. Ты нёс моё мокрое и бездыханное тело, сдерживая в себе ярость тысячи солнц. Ты впервые увидел смерть в самом худшем её проявлении — ты коснулся её оголёнными руками и запомнил холод этого прикосновения. Он поселился внутри тебя, оставил на сердце ледяной отпечаток. Теперь во всём мире нет тепла, которое способно изгнать из тебя этот мороз и опустошённость. Тебе не согреться в чужих объятиях, не утонуть в других глазах — я неосознанно прокляла тебя, когда решилась ответить улыбкой на улыбку. Прости меня за это, Драко.
Любовь редко бывает справедливой, а особенно, если оказалась взаимной. Это только в сказках существуют принцы, которые спасают своих принцесс и у них в конце всё хорошо. У нас с тобой совсем другой случай. Не в тот день, так в другой бы… Обязательно что-то случилось бы, нас бы разлучили и больно ранили бы. Возможно, что я просто пессимистка, а возможно, что отпетая реалистка.
Ты теперь ненавидишь свой день рождения. Зарекаешься каждый день, что не доживёшь до следующего, но мне не хочется верить в эти слова. Так случилось, что только сегодня я смогла увидеть тебя с той самой белой коробкой в руках — с твоим подарком, который готовила с таким трепетом и нежностью. Я очень волновалась тогда. Конечно, теперь он дополнен ещё одним атрибутом — магическим шаром с перламутровой дымкой внутри.
Я люблю тебя, Драко Малфой. Прости мне эту любовь.
Это от неё подарок. Не нужно было никаких лишних слов и записок, потому что Драко сразу узнает этот аромат. Он не исчез и не выветрился за четыре месяца. Или Малфой просто сошёл с ума. Сколько бы Пэнси не выливала на себя дорогущих духов, но всё было не то. Потому что Грейнджер не пользовалась духами — это был крем для рук. Она утром и перед сном втирала в тыльную сторону ладоней крем с экстрактом вишнёвых цветов — этот аромат буквально впитался в её кожу. Всё, к чему она касалась начинало пахнуть ею.
Его амортенция запахла вишней раньше, чем он узнал об этой особенности Гермионы. Так было предрешено.
Стрелки настенных часов давно перевалили за полночь, а Драко всё ещё не лёг спать. Он сидит на полу в пустующей гостиной Слизерина, придерживая левой рукой белую коробку. У него не хватает сил и духа, чтобы потянуть за алую ленточку и заглянуть во внутрь — это выше него. Ему и без этого напоминания больно — невыносимо больно каждую секунду, а после станет только хуже. Грейнджер причинила ему адскую боль, вырвала сердце из груди, но приказала жить дальше, не разрешила умирать. И всё, что теперь двигало Малфоем — это пустота и кровоточащая зияющая рана под рёбрами. Это не жизнь, а тупое существование. Он не понимает, почему всё ещё встаёт по утрам, приходит на занятия и трахается с Пэнс. Это всё — механические действия, которые должны отдалённо напоминать ему о том, что жизнь не остановилась.
И он бы рад усвоить это, но вот это не так работает. Его жизнь остановилась утром пятого июня, когда пальцы Драко почувствовали холод её тела. Он просто проходил мимо, искал Снейпа, чтобы передать записку отцу, но нашёл её. Дверь была открыта, а под ногами слишком много воды… Воды с кровью. Если бы Малфой только знал, что увидит там, то никогда бы не зашёл туда. Лучше бы он узнал об этом от кого-то или с газет — как угодно, но только не стал первым человеком, который увидел её труп в том самом нежно-розовом платье. Он купил его специально для Гермионы. Хотел, чтобы она вечером появилась в нём в Малфой-Мэноре.
У Нарциссы безупречный вкус. Она знала, для кого и зачем помогает подбирать это платье. И уж точно не ожидала, что «платьице для юной мисс Грейнджер» вскоре изменит свой оттенок.
— Ты бросила меня… — он смотрит на коробку из-под ресниц. — Ты, блять, просто ушла, Гермиона… А теперь я получаю твой подарок. Зачем он мне? Зачем ты это сделала? Тебе доставляет это какое-то удовольствие?
Словно она ответит? Конечно же нет. Её давно нет. Она умерла.
И он это повторяет себе каждый блядский раз, когда неосознанно начинает снова с ней говорить, но будто бы через мгновенье забывает. Это не укладывается в голове, в это не хочется верить. Малфой продолжает любить и ненавидеть её за то, что она была вот такой — необычной и глупой. Почему она решила, что не может чего-то пережить, но решила, что он легко переживёт эту смерть? Неужели Грейнджер настолько сильно верила в его силу воли, в его желание жить?
Почему он не сказал ей, что без неё так не будет? Он должен был ей это сказать.
— Спасла бы тебя моя любовь, Гермиона? Эти несколько слов, которые все считают волшебными? — обречённо выдавливает Малфой. — Как мне жить теперь с этими мыслями? А что, если бы я мог всё исправить?
Это только пустые размышления. Уже ничего не поможет.
Он подрался с Поттером не один раз, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть, но не полегчало. Ни на грамм. Стало только хуже, потому что Драко видел, как Поттер упивается этой физической болью. Интересно, он тоже чувствовал свою вину? Или Малфою только так казалось? Грейнджер ушла и оставила после себя так много вопросов, на которые теперь никто не даст ответы. Она была такой простой и лёгкой, а вот без неё всё стало очень и очень сложно.
Гермиона прошлась самой настоящей разрушающей войной по его душе, а у него выработался синдром выжившего, да ещё и разыгрался посттравматический синдром. Это нужно было лечить, но Малфой продолжал отмахиваться от всевозможных вариантов. Он не верит в то, что такое лечится.
— Я ненавижу свой день рождения, Гермиона, — Драко тянет конец ленточки и бант на коробке распадается. — Я помню, что ты свой тоже не любила. Твоя смерть нас сделала ещё больше похожими друг на друга.
На коробке загораются серебристые слова, выведенные её почерком:
С любовью
На глаза наворачиваются слёзы. Он не способен это контролировать.
— Нет, Гермиона… Это не любовь…
Внутри коробки лежит письмо, сложенное вдвое, серебряный кулон на цепочке и магический шар.
Его рука дрожит, но он всё же достаёт письмо. Малфой знает, что это будет чертовски больно, что это останется в его голове и будет добивать до тех пор, пока в груди бьётся сердце.
С днём рождения, Драко!
Я уже по-любому успела тебя поздравить, но знаю, что не принято открывать подарки сразу. Ты это читаешь уже после праздника, когда все гости разошлись и ты остался наедине. А мне хочется бесконечное количество раз поздравлять тебя с твоим днём! Это удивительный и по-особенному волшебный день, потому что именно он подарил миру такого человека, как ты.
Я не знаю, хватило ли мне смелости признаться тебе лично, но я это написала на случай, если всё же в последний момент прикусила язык… Ты мне очень нравишься, Драко. Я знаю, что это прозвучит слишком самонадеянно, но уверена, что это взаимно. Я не знаю, как чувствуется любовь, но, кажется, что это именно она. И я хочу тебе её подарить, Драко. Всю, без остатка, до дна. Прими её в качестве моего подарка в твой день рождения.
С бесконечной к тебе любовью, Гермиона Джин Грейнджер
P.S. Я не настаиваю на том, чтобы ты носил эту цепочку. Мне будет достаточно знать, что ты её увидел.
— Нет, Грейнджер… Ты не успела меня поздравить… — он складывает письмо и закрывает глаза, откидывая голову назад. — Нельзя делать такие подарки людям, Гермиона. Никто не заслуживает любви, какими бы хорошими не были.
Спустя пару минут Драко достаёт цепочку, на которой болтается кулон с двумя маленькими буквами.
D&H
— Дура, Грейнджер… Какая же ты дура! — Драко надевает цепочку, пряча её под рубашку. — Поздравляю, вместо любви ты преподнесла мне адскую дозу боли. А я, кажись, не против. Гулять, так гулять.
И последний дар Гермионы — шар. Его получили все, и Драко не исключение.
— Как же я давно тебя не видел, — приговаривает он и касается рукой магического артефакта.
Гостиная Малфой-Мэнора — такая, какой она запомнила её со своего первого визита, когда Драко пригласил её в гости. Тогда он специально попросил эльфов собрать лучшие букеты в теплицах, потому что знал, как Гермиона любит живые цветы. Она как-то обмолвилась, что эта весна выдалась не самой лучшей и ему хотелось подарить ей ещё одну — самую прекрасную.
— Привет, Драко, — она стоит в нежно-розовом платье. — Я рада тебя видеть.
— Я люблю тебя, Гермиона, — без лишних предисловий и раздумий выдает Малфой. — Я так сильно люблю тебя, Гермиона. Я должен был сказать тебе это раньше.
— Я тоже люблю тебя, Драко, — она смахивает слезу с щеки. — Я тоже должна была сказать тебе это раньше, но не смогла.
— Я буду носить твой кулон. Как ты могла себе подумать, что я не захочу его носить?
— Он немного нелепый и уж совсем не в твоём стиле… Это такая себе…
— Нелепо то, что я не могу тебе теперь подарить такой же, Грейнджер. Ходили бы с тобой на пару с нелепыми кулонами.
Она улыбается и протягивает ему руку.
— Тебе лучше забыть обо мне, Драко. Слава Мерлину, в волшебном мире это доступно. Так станет проще, ты же знаешь.
— Ты говоришь о том, о чём я много раз уже думал.
— Так работают эти шары, ты же знаешь.
— Тот, кто их придумал, правильно сделал, когда решил, что это должна быть одноразовая акция, — горько усмехается он. — Ты только представь, если бы я мог видеть и говорить с тобой всякий раз, когда захочу. Прикасаешься к шару и всё… Жизнь снова не кажется полным дерьмом.
— Это верный путь к безумию.
— А ты думаешь, что я не обезумел за эти четыре месяца? Я точно стал не самым здоровым и приятным человеком, Гермиона.
Её кожа такая холодная. Она мёртвая даже в его сознании.
— Прости, что наш последний разговор выглядит вот так.
— Потанцуешь со мной? Последний танец.
Она кивает и Драко притягивает её к себе. Даже после того, как Смерть забрала её, от неё всё равно пахнет вишней. Она такая же, какой он её запомнил, не считая температуры тела — всё та же Гермиона Грейнджер — его необычная и глупая гриффиндорка. Как бы Малфою не хотелось отпускать её, но это их последнее свидание.
— Я словно влюбился в саму Смерть, — шепчет он ей на ухо.
— Последний танец со Смертью, — обречённо констатирует Гермиона. — Это неправильно, Драко. Твоя история должна дальше продолжаться без меня.
— А как? Сейчас это воспоминания рассеется, а что дальше?
— Уйди сам, чтобы стало проще. Брось меня, Драко. Сделай так, чтобы это закончилось на том, что ты бросаешь меня…
***
— И вы ушли? — женский голос заставляет его вздрогнуть.
— Да, — кивает Малфой. — Это была её последняя просьба. Я не мог ей отказать.
— Вы же знаете, что говорили не с Гермионой?
— Знаю, доктор, — Драко закрывает глаза и потирает переносицу пальцами. — Но мне проще думать, что это была она… Точнее, я хочу верить в то, что это была она.
— Вы смирились с тем, что её нет?
Очень сложный вопрос. На него Малфой никогда не сможет ответить, потому что в нём всегда будут бороться раненное сердце и здравый рассудок. И никто не хочет уступать в этой борьбе.
— Я думал, что да. По крайней мере, когда я оставил её в гостиной Мэнора, в этом чёртовом шаре, то мне казалось, что я наконец, спустя долгих адских и мучительных четыре месяца смог её отпустить.
— Дальше следует «но», не так ли?
— А утром я узнал, что на Астрономической башне нашли тело моего друга — Теодора Нотта. И всё снова заиграло яркими оттенками мучительной боли от утраты близких мне людей.
— Да, я слышала об этом. Ужасная трагедия. Насколько мне известно, то у него был передоз?
— Да, он опять сорвался. Я уверен, что он сорвался сразу же, как узнал о том, что Гермионы не стало, — в горле образовался ком. — Он долго баловался наркотиками, а потом его Гермиона как раз таки и вытащила из этой пучины.
— А вы не пробовали с ним говорить об этом? — женщина в белом халате поправила очки и сделала пометку в блокноте. — Если вы знали о зависимости своего друга, то могли бы…
— Не мог бы! — резко оборвал её Драко. — Я нихера не мог бы сделать, мисс Лерой. Я пришёл к вам, как к опытному сердцеведцу, вовсе не для того, чтобы вы мне указывали на то, что я бы мог что-то изменить. Вы думаете, что я не чувствую на себе вину за смерть Грейнджер? Или за смерть Тео?
— Вы в последний раз ко мне приходили в октябре, мистер Малфой, — подмечает Эллен. — А сегодня уже пятое июня. Вас не было девять месяцев, и я должна понять, что у вас творится в голове!
— Там кромешная тьма… Я пришёл к вам не для того, чтобы вы лечили меня от этого, — он запинается, а потом протягивает ей белый конверт из кармана. — Министерство дало добро на процедуру Обливиэйта только в том случае, если вы согласитесь быть ведущим сердцеведцем. Вы уже работали со мной, и по их мнению, вы сможете помочь мне адаптироваться.
— Вот оно как… — мисс Лерой внимательно смотрит на печать Министерства на конверте. — Вы всё же решились на это?
— Да, мне сегодня исполнилось восемнадцать и мне не нужно разрешение кого-то из родителей. Я не поступлю со своими близкими так, как поступила Гермиона… — ему сложно твёрдо выговаривать её имя. — Я просто научусь жить заново, но уже без воспоминаний о тех, кого потерял.
— Хорошо, мистер Малфой.
Он касается указательным пальцем правой руки серебряных букв на цепочке, пока головная боль заставляет дышать чаще.
В новой жизни ты будешь просто Драко Малфоем, а не моей причиной номер шесть. Будь счастлив, пожалуйста. Ты заслуживаешь этого. Мы все заслуживаем счастья.
Проживи эту жизнь и за меня тоже, моя любовь. А мы с Тео присмотрим за тобой.
