Фантом

Нам и время текло — для обоих. Всё теперь одному. Только кажется мне, Это я не вернулся из боя. В. Высоцкий

Жизнь Сяо скучна и однообразна. Особенно последние три года. Не меняется почти ничего. Утром встаёт, умывается, завтракает, обходит приборы: что-то чистит от песка, где-то подкручивает гайки — читает книгу, обедает, проверяет непутёвых товарищей, если нужно, готовит что-нибудь от похмелья Нимроду, потом снова обходит приборы, укрывает их от песка, если надвигается буря, ужинает, читает, моется и идёт спать. Вот и вся жизнь Сяо в миниатюре. Ужасно скучно и совсем не весело. Было бы, если бы не одно «но», которое и делает эту ужасно скучную и совсем невесёлую жизнь красочнее. Это «но» имеет самые очаровательные в Тейвате косички и яркие глаза цвета неба, купающегося в морских волнах. У этого «но» бесконечный запас слов и энергии, и сам он самая яркая звезда на небе. У этого «но» звонкий смех и нежная улыбка. У этого «но» ямочки на щеках и маленькие ладошки, которые хочется спрятать в своих. Но дело в том, что у этого «но» есть ещё одно «но». Самое главное. Он прекрасен, но Сяо никогда не сможет его коснуться. — Ся-о-о, — шёпотом на ухо. Парень морщится, пряча лицо в складках подушки и не спешит открывать глаза, — я знаю, что ты уже не спишь! Просыпайся, ну же! Иногда Сяо думает, что если бы Венти был жив, то по утрам он обязательно бы забирался на него с ногами и руками, пытался бы щекотать, прекрасно зная, что Сяо не боится щекотки. Если бы Венти был жив, то шептал бы на ухо всякий вздор, перемешанный с нежностью, и осыпал бы быстрыми поцелуями лицо так невесомо, но ощутимо, чтобы проснуться. Если бы Венти был жив, то наваливался бы сверху, вдавливая своим телом в кровать, прятал бы замёрзший нос в изгибе шеи и выдыхал бы сонно, устало, желая подольше остаться в тёплой постели и объятиях Сяо. Если бы Венти был жив… — Ну Сяо! Так нечестно, давай вставай! Открывает глаза и упирается мутным взглядом в счастливое лицо призрака. В привычные ямочки на щеках, солнечную улыбку и яркие искры нежности в аквамариновых глазах. В груди ком и дышать трудно — Сяо садится на кровати и глядит перед собой тупо, бездумно и совсем немного тоскливо. — Сяо? — голос немного затихает, обеспокоенный. — Что случилось? Плохой сон? — Нет. — А, опять встал не с той ноги… — Ты говоришь это каждое утро. — Потому что ты всегда встаёшь не с той ноги, полагаю. — У меня их всего две. — Да? Вот удивил, а я думал три. Сяо просто проходит мимо, роняя тяжёлый вздох — плетётся к раковине. Упирается в неё руками, разглядывая себя в зеркало. Глаза мутные, сонные, золотятся усталостью и печалью, и губы, сухие и обветренные, сжаты в бледную полоску. Как же всё достало. И что Венти в нём нашёл? — Ну что? — призрак вьётся за спиной, заглядывая через плечо. — Скажи, красавец? Он себя не видит — Сяо знает. Но Сяо-то его видит. Видит как он прекрасен, как ярко сияют звёзды в его глазах, как нежно губы изгибаются в улыбке и косички разлетаются в стороны, будто в невесомости. Будто Венти космонавт, и ракета давно покинула орбиту. Оттого и выглядит таким нереальным, далёким, хотя до неба в пустыне всегда кажется, будто рукой подать. Молча достает щётку, машинально открывает тюбик с пастой, выдавливает. Паста падает в раковину, и Венти хихикает ему под руку, роняя пару беззлобных шуток по поводу неуклюжести Сяо. Сяо глядит внимательно, а мыслями далеко-далеко. Если бы Венти был жив, то сейчас он бы пихал Сяо бедром и рассказывал бы про свои сны со щёткой во рту. От этого рассказ был бы совсем мятым и непонятным, но всё равно слишком интересным, чтобы не вслушиваться. Если бы Венти был жив, то брызгался бы водой, а потом со смехом бы удирал и молил о пощаде. Если бы Венти был жив, то поцелуи обязательно были бы мятными и прохладными, как раннее утро, когда на траве ещё блестят капли росы, и птицы только-только знаменуют новый день своим нежным чириканьем. Если бы Венти был жив… — Серьёзно, Сяо. Что случилось? Сяо замирает и не хочет оборачиваться. Знает, что Венти за его спиной смотрит грустно, взволнованно. Этот взгляд — самая большая слабость. Сяо — самый главный дурак в Тейвате. — Встал не с той ноги, — пожимает плечами. Венти облетает его по кругу, чтобы заглянуть в глаза. Увидеть то, о чём так сильно не хочется говорить Сяо. — Ты мне врёшь. — Просто не выспался. Качает головой и тихо прикрывает за собой дверь, выходя на улицу. Холодный ветер бьёт резкими порывами по щекам и остужает голову. Холодит мысли. Венти, наверное, расстроился. Сяо расстроен уже шесть лет. И никакой камертон не поможет наладить звук. — Хей, — вылетает. Ну конечно же, он за ним вылетает. Всегда так делает. Что ещё делать призраку, у которого есть только один лишь Сяо? — Расскажи, что случилось. У Сяо есть один лишь Венти. — Я же сказал, что в порядке. Морщится, усаживаясь прямо на песок. В последние дни привычный распорядок дня не просто сбился, а разбился, умер. Наверное, поэтому Сяо кажется, что его, не умеющего плавать, кинули в океан. Теперь он захлёбывается и тонет в тех чувствах, которые спокойно забывались и стирались в веретенце бесконечно-одинаковых дней. Глядит на Скарамуччу, сонно хмурящегося на тёмные тучи. Тёплая толстовка спасает от ветра, но он всё равно ёжится. От холода? Или от Кадзухи рядом? Был бы он как метеоролог, смог бы прогнать Венти так же спокойно? Выкинуть из своей жизни? — Скоро приедет машина с провиантом, — выдыхает. — Давай уедем? — спрашивает Венти. И Сяо прекрасно знает, что это значит. Это: «Давай ты уедешь, а я пойду за тобой. Мне просто некуда пойти, ты сам это прекрасно знаешь». А что изменится? Люди станут смотреть на Сяо чаще. Будут считать местным чудиком, что морщится в воздух и саркастично фыркает без причины. Дни будут чуть разнообразнее, но надо ли ему это? Нужно ли ему такое разнообразие, если в него не будет вписываться Венти? — Зачем? Действительно, зачем? К чему ему пытаться влиться в общество, если его абсолютно и полностью устраивает общество Венти? Зачем? — Как это зачем? — но это Венти, у него на любой вопрос найдётся тысяча и один ответ. — Сяо, тебе нужно заводить друзей- — Они, что, собаки, чтобы я их заводил? Фыркает раздражённо и отворачивается, досадно прикусив губу. Знал, что Венти так скажет. — Хорошо, не заводить друзей, а знакомиться с людьми. Ты не можешь всю жизнь провести в пустыне рядом со мной. — Могу. — Нет, не можешь. Ты просто представь: у тебя будет семья, дети, работа. Счастливая и полноценная жизнь с маленькой оговоркой на фантомов. Но всё равно звучит неплохо, так ведь? — Ты несёшь бред. — Ты просто не хочешь признать, что я прав. — Ты не понимаешь… — Сяо выдыхает, — какая семь- — Да даже если не будет семьи, — Венти перебивает взмахом руки, — ты растёшь, меняешься, а я остаюсь прежним. Согласись, странно будет, когда ты станешь совсем уже стареньким, а я всё ещё буду в самом расцвете сил. Сяо молчит. Ему всего лишь двадцать три, но кажется, будто он стар, как Моракс. Лишь душой, не телом. А Венти… а он и в сто лет будет молод как в семнадцать. — Так что давай уедем. Пока ещё можно начать с начала. — Давай, — срывается с губ так быстро и легко, что призрак изумлённо распахивает глаза. — Ты меня не на шутку пугаешь, — нервно посмеивается, склоняясь ближе. Если бы Венти был жив, то он бы цеплялся пальцами за плечи Сяо, заглядывая в его янтарные глаза взволнованно и грустно. Если бы Венти был жив, то он бы крепко-крепко сжимал его в объятиях, нежно перебирал спутанные волосы и шептал бы слова успокоения. Если бы Венти был жив, то сцеловывал бы горькие слёзы с ресниц Сяо, улыбаясь слабо, понимающе. Если бы Венти был жив… — Фантомы не пугают, а я пугаю, — хмыкает безрадостно, поворачивая голову к призраку. Его глаза большие. В них целая вселенная, где каждая эмоция — тысяча планет, и все крутятся по своим орбитам. Каждый человек разбивается в его взгляде на сотню отражений, и Сяо, видя себя в его взгляде, ощущает себя особенно отвратно. — Я волнуюсь за тебя, это другое, — хмурится. Это так ужасно. Сяо чувствует себя самым гнусным в мире человеком. Венти умер. Умер! А Сяо продолжает, вновь и вновь заставляет его беспокоиться о себе. О семеро, почему он не может просто оставить все глупые мысли? Тянет руку к щеке, замирая в нескольких миллиметрах. Если бы Венти был жив, он бы прильнул к ней — ладони — и обжёг бы своей очаровательной ямочкой кожу. Венти не двигается. Только взгляд прячет за ресницами, да кусает губы. Сяо не против даже сгореть, только позвольте ему хотя бы раз коснуться этих губ. — Хочешь, я уйду? Нет-нет-нет-нет. ТольконеуходиВенти. Иначе Сяо окончательно лишится рассудка. — Да. Венти смеётся. Он всегда веселится, когда слышит в ответ на его нежную заботу — грубость. Это свойственная только Венти и никому больше манера — видеть за словами гораздо большее. — Тогда останусь. — Зачем каждый раз спрашивать, чтобы сделать по-своему? Складывает руки на груди, вопросительно выгибая бровь. Когда Венти не молчит, становится лучше. По ночам Сяо пожирают кошмары и вина. — Когда ты ответишь: «Нет», — призрак глядит вперёд, туда, где Кадзуха о чём-то увлечённо рассказывает Скарамучче, и улыбается болезненно, но понимающе. Кажется, они поладили. Хорошо это или плохо? — тогда я пойму, что мне стоит уйти. Сяо смотрит ему вслед хмуро и тоскливо. В таком случае он всегда будет ему лгать. Только бы Венти остался. Хоть всю жизнь проведёт в этой пустыне, только бы он не уходил. Только бы смеялся как обычно, весело и звонко. Улыбался ярко и солнечно. И звал так, по-особенному, как никто больше, тихо-тихо, и имя ветром вьётся нежно, ласково. Даже если ему не суждено его коснуться хотя бы раз в жизни, всё равно. Только бы был рядом. — Ты в порядке? — поднимает голову выше. В тёмных завихрениях туч на небе Скарамучча выглядит почти зловеще. Как тёмное предзнаменование грядущих беспорядков. А может, он таковым и является. С его прихода в жизни Сяо сплошной бардак. — Сегодня день «Спроси у Сяо в порядке ли он?»? Метеоролог щурится, бросая быстрый взгляд на Венти. Стоило ему подлететь к Кадзухе и ненавязчиво вклиниться в разговор, стало немного неуютно. Как будто волшебную атмосферу, что они вместе усердно ткали со вчерашнего вечера, просто взяли и искромсали в клочья. Венти не виноват. Просто Скарамучча такой, ничего не поделаешь. А Сяо выглядит как отличный собеседник, с которым можно молчать обо всём. — Выглядишь так, будто кто-то умер. Ну, не считая Нимрода и Годвина, но вряд ли Сяо по ним так горюет. Венти. Почти срывается с губ — Сяо их сжимает, кусает. Пусть сидит глубоко внутри, это точно не проблемы Скарамуччи. — Встал не с той ноги. — Повторяешь слова Венти? — Он считает, что всегда прав. — И ты молча с ним соглашаешься? — Предпочитаю не спорить. Метеоролог хмыкает. Усаживается рядом, упираясь локтями в колени, и устраивает подбородок на ладошке, повернувшись лицом к Сяо. Все на этой станции странные. Покалеченные, со сколами и порезами. Просто находка для психиатра. Скарамучча не чувствует себя лишним. Рядом с Сяо становится тяжело дышать, как будто помимо Венти за ним плетётся ещё и вагон печалей и переживаний. — Не сближайся с Кадзухой, — метеоролог недоумённо моргает, глядя на спокойное, почти умиротворённое лицо Сяо, — тяжело будет. — Предупреждение на основе личного опыта? — Ага. Метеоролог запускает пальцы в песок — по коже идёт разрядами тепло, и становится чуть легче. От ветра закладывает уши. — Песок тёплый. — Это странно? — На улице холодно. — …не зацикливайся. Всё равно уедешь. — Как у тебя всё просто. — Зачем усложнять? Скарамучча усмехается, окидывая Сяо взглядом, в котором последний не хочет разбираться. Сочувствие? Насмешка? Жалость? Ирония? — Но ты же усложняешь. Что? Их отношения с Венти? — Это другое. — Вы были знакомы до того, как он умер? Сяо сжимает губы. Смех Венти звучит далеко и почти неслышно. Кадзуха улыбается ему в ответ. Почему он не призрак? С животной завистью глядит, как самурай берёт косичку кончиками пальцев и разглядывает ярко-бирюзовую кисточку. Почему он может, а Сяо нет? — Да. Учились вместе. — В школе? — Одноклассники. — Вот почему он выглядит так… — Молодо? — Сяо хмыкает. Скарамучча молча кивает. Молодые могут умереть, старые — должны. Венти смог, а Сяо должен. Но почему это «должен» длится так медленно и мучительно? — Значит, вы были друзьями? — Нет. Он умер и мы начали общаться. Только отчего-то Сяо кажется, что в тот день умер вовсе не Венти. — Он не выглядит расстроенным. Не будь он… прозрачным, я бы никогда не принял его за призрака. — Чего не скажешь про меня, да? — … — Бывает, и живой человек становится призраком. Действительно, из них двоих должен был умереть Сяо. Почему судьба столь несправедлива? Почему Венти столь безрассуден? — Надеешься стать призраком? — Это так очевидно? — У тебя это почти на лбу написано. — Да? Венти говорил, что там только желание всех убить. — И себя в первую очередь. Оба улыбаются. Один горько, другой как будто даже понимающе. — Почему не оставишь? — Он станет фантомом. — Переживаешь? Сяо молчит. Переживает ли? Конечно. Венти был как якорь, что зацепился за риф на морском дне и никак не хотел подниматься на поверхность. Сяо так и застрял посреди моря. Бросить якорь, значит, идти по воде дальше без остановок, не оглядываясь на прошлое. Оставить, значит, прилипнуть к океану, пока смерть не сожжёт раскалённым солнцем обветренную кожу дотла. А якорь порастёт кораллами и планктоном, только внешней формой напоминая о своём былом величии. Если Сяо откажется от Венти, то… да никогда он от него не откажется. Обрекать его на превращение в монстра, что питается душами людей? Да если бы он и не любил Венти, всё равно бы не смог. — Не уедешь из пустыни? — Уеду. — С Венти? — Он в любом случае пойдёт за мной. У него больше никого нет. — А у тебя? Сяо хмурится. Семья? Она была когда-то. Отец, который даже не отец, а скорее просто опекун. Чжун Ли был… хорошим. Добрым, заботливым. Но — забавно, что в жизни Сяо всего есть какое-то роковое «но» — слишком расточительным. Поэтому после его смерти выяснилось, что долгов у него было так много, что бедному, только окончившему школу Сяо, который ещё и в придачу видит призраков, никак не получилось поступить в вуз. Оставалось найти работу. Пустыня была идеальным вариантом. Провиант привозят, дом дают, так что вся зарплата уходит на погашение долга. А ему больше ничего и не нужно. У него есть крыша над головой, еда и- — Только Венти. Был отец, но он умер. Давно. Забавно, что Венти тоже и даже раньше. Скарамучча отводит взгляд. Он никогда не понимал эти семейные узы. Семья у него была до тех пор, пока отец однажды не ушёл за хлебом. С того дня его мать не ест хлеб. Скарамучча от этого даже ничего и не почувствовал, в плане. Отец? Ну, они не особо общались, даже до его ухода. Мать любила только отца. Может, она винила Скара в его уходе? Метеоролог не знал, но и не сказала бы, что парился. Просто всё равно. У него нет семьи, да и не нуждается он ни в ком. Разве что Тарталья, но и его семьёй не назовешь. Он друг. Правда друг, придурок детства. Но вряд ли Скарамучча смог бы жить с ним под одной крышей. А у Сяо был Венти, и он нуждался в нём так сильно, что даже не верилось. Интересно, понимал ли это сам Венти? — Тебе не холодно? — Скарамучча удивлённо поднимает брови. Сяо только сейчас замечает, что его бьёт мелкой дрожью. От холода ли? — Было бы странно, если бы при такой погоде мне было жарко. — Тебе рассказать, что такое тёплая одежда? — Когда приезжал в пустыню, как-то не подумал, что температура может упасть ниже тридцати градусов. — Формально, она и не упала. — Без разницы. — Так у тебя нет тёплой одежды? — Рад, что ты понял. Скарамучча тяжело вздыхает. Не то чтобы он сочувствовал Сяо. Хотя, глядя на его серое и безжизненное лицо, невозможно невольно не проникнуться жалостью, пусть даже метеоролог и не в курсе, что там случилось, когда они были ещё школьниками. Не его это дело. Он вообще скоро уедет отсюда. Уедет и никогда не вспомнит, а Сяо с Венти не вспомнят о нём. Всё взаимно, так почему он сейчас так колеблется, разрываясь между сочувствием и равнодушием? — Пойдём, — встаёт с песка и отряхивается. Холодный ветер забирается под толстовку и пускает мурашки по коже. — М? — Сяо удивлённо поднимает брови, вставая следом. — Куда? Метеоролог ему не отвечает. Топает по песку молча, только ёжится и вздрагивает да бросает гневные взгляды на грозовое небо над головой. Заводит в свою и́глу, копается в вещах. Сяо недоумённо моргает. — На, держи, — протягивает… толстовку? — Зачем? Тебе же- — У меня тёплой одежды две сумки, думаешь, я не найду, что надеть? Эта вроде должна быть по размеру. Сяо молча кивает. Пролезает через рукава, и кожа покрывается мурашками. Становится тепло. Приятно. Если бы Венти был жив, Сяо мог бы точно так же делиться с ним тёплой одеждой или просто греть его замёрзшие ладошки в своих. — Спасибо, — бесцветно. — Не за что, — отмахивается. Скарамучча не то чтобы стремится помочь каждому. Он вообще редко помогает, даже если может. Его девиз: «Не делай добра — не получишь зла». Почему-то глядя на съёжившегося от холода Сяо, мелькает мысль, что он-то ему точно никакого зла не причинит. Да и не жалко ему эту толстовку. А Сяо будет теплее. Метеоролог закатывает глаза на собственные мысли и раздражённо плюхается на песок. Его вечное раздражение вообще превратилось в нечто иное, гораздо большее по масштабам. Такое сосущее напряжение, подкармливаемое холодом и просто страх, что с минуты на минуту из ниоткуда выскочит фантом. Как эти дурацкие детские игрушки-коробки, из которых выскакивает клоун на пружине и пугает до усрачки. Метеоролог никогда не понимал в чём их прикол. Когда госпожа Яэ, видимо, решив довести ребёнка до нервного тика, подарила ему сей экземпляр, он не прожил и дня, потому что Скарамучча разбил его вдребезги после второго такого неожиданного выпрыгивания. — Скарамучча, — Сяо зовёт его неожиданно — метеоролог только тогда и понимает, что всё это время был не один. Поднимает голову, щурится. Сяо смотрит куда-то сквозь, думает, возможно, о своём. О Венти, о пустыне, о фантомах. Не важно. Протягивает кружку. Чай, наверное, это он, ещё горячий, пар поднимается вверх, и тут же раздувается по пустыне ветром. — Спасибо, — метеоролог греет руки об кружку и почти даже блаженно улыбается. Тепло. Ещё теплее. Пока кожу не обжигает кипятком. Венти и Кадзуха нашли друг в друге родственные души, видимо. Когда затихает вой ветра на жалкие несколько секунд, можно услышать, как самурай зачитывает строки, вероятно, стихотворений его эпохи. Или, может, новые, которые услышал, когда скитался по Тейвату. Венти слушает его с упоением, и глаза горят, мерцают от удовольствия. Сяо жаль, что он не может читать стихи так же прекрасно, как это делает Кадзуха. — Призраки могут мёрзнуть? — Нет. Метеоролог поворачивается к Сяо и недоверчиво выгибает бровь. — Тогда почему Венти холодно? Чт- А призрак действительно обхватывает себя руками и подрагивает, морщась на особых порывах ветра. Сяо непонимающе хмурится, вглядываясь, и недоумевает. Неужели, он всё это время врал, что погода ему нипочём, просто чтобы заставить завидовать? Венти ловит его взгляд. Изучает, будто примеряясь к загадке, а потом улыбается. Тоже глупая привычка, а у Сяо износилось сердце. Что-то говорит Кадзухе и — о архонты, не подходи, не сейчас — подлетает ближе. — Всё в порядке? — Опять? — Мне же нужно удостовериться, что ты всё ещё такой же недовольный. — Ты замёрз. — Я? Что? Не- И удивлённо распахивает глаза. — И правда, — растерянно лепечет, — холодно. — Подставляет руку ветру. Сяо не хочет, но надеется, что он просто внезапно стал материальным. — И ветер чувствую, — хмурится. — Так непривычно. — Сейчас не дует ветер. — Что? — Ветер, — Скарамучча кивает на флюгер, — не дует. Но это не значит, что он его не чувствует. — Может, он заржавел. — Вчера крутился. — Значит, сегодня заржавел. — Я смазывал его каждый день. — Сяо, мог бы и не говорить. Скарамучча тяжело вздыхает, пряча лицо в ладонях. Смотрит на Сяо сквозь пальцы. — Говоришь, не усложнять? — …ага. — Вот и не буду. В бездну её, эту вашу погоду. И пустыню. И фантомов.

***

— Что читаешь? О том, что наступает вечер, понять можно только по часам. Ну, и ночью становится уж слишком темно, но первое время даже незаметно, как сгущается небо и садится солнце. Сяо кидает взгляд на часы, отрываясь от книги. Ясно. Вот почему он хочет спать. — «Десять способов как избавиться от надоедливого призрака». — Ого, я тоже хочу почитать. — Садись рядом и читай. — А ты не можешь? — Я тебе, что, аудиокнига? — У тебя красивый голос, Сяо, — улыбается, и Сяо чертыхается. Это гнусно. Нечестно. Почему он никогда не может ему отказать? Это страшно. А вдруг Венти попросит отпустить его? Вдруг Сяо и тогда не сможет отказать. — Сяо, ты снова делаешь такое лицо, будто случилось что-то ужасное! — Ты. — Я настолько ужасен? — … Венти тяжело вздыхает, подлетая ближе. — Сяо. Нет. Ему не нравится эта интонация. Не нравится то, что скажет дальше призрак. — Что? — Я подумал… и решил, что останусь с Кадзухой. А ты уезжай отсюда. Книга почти падает из рук на пол — пальцы цепляются за страницы до побеления. Сердце громко стучит в ушах. — Что? — хрипло, с неверием. Сегодня же сказал, что останется. Почему же сейчас…? — Это неправильно. Ты… я был неправ, мне нельзя было оставаться с тобой так долго. Видишь, что из этого вышло? Я не хочу, чтобы ты цеплялся за меня всю жизнь. И ты прекрасно знаешь, что я тебя ни в чём не виню. — Какая разница вообще? Меня всё устраивает. — Сяо. Просто… я тебе обещаю, я… буду приходить иногда. Мы с тобой обязательно встретимся! — улыбается ободряюще. — Не на этом свете, так на том! — Я почитаю тебе книгу. — Эй, не надо игнорировать мои слова! — «С тобой одним хочу я говорить, впервые сказать тебе всё; ты узнаешь всю мою жизнь- — Сяо- — …всегда принадлежавшею тебе, хотя ты никогда о ней не знал- — Послу- — Но ты узнаешь мою тайну, только если я умру, — чтобы тебе не пришлось отвечать мне…». Венти устало выдыхает и зарывается пальцами в чёлку, взъерошивая её. — Почему ты такой упрямый? — выдыхает досадно, замирая над кроватью. Совсем-совсем рядом. Веет холодом. — «Ты был для меня — как объяснить тебе? Любое сравнение, взятое в отдельности, слишком узко- — Ты всё равно не уйдёшь от этого разговора. — -ты был именно всем для меня, всей моей жизнью. Всё существовало лишь постольку, поскольку имело отношение к тебе- — Да послушай же, Сяо! — -всё в моей жизни лишь в том случае приобретало смысл, если было связано с тобой. — Что за драму ты так вообще читаешь, что это? — -Ты изменил всю мою жизнь», — Сяо отрывает взгляд от книги, саркастично выгнув бровь, — Стефан Цвейг «Письмо незнакомки». — Мм, может поговорим? — Ты попросил почитать, я читаю. — О, спасибо, ты такой великодушный. Давай поговорим. — «Только одного хочу я от тебя, чтобы ты поверил всему, что скажет тебе моя рвущаяся к тебе боль…». — Просто невыносим, — сокрушённо шепчет Венти на монотонное чтение. И сдаётся. Замирает в воздухе. Прислушивается. Ровный тихий голос Сяо успокаивает, и, наверное, нуждайся призраки во сне, Венти бы точно уснул. Время тянется медленно. За окном начинает накрапывать дождь. Лампа мигает, потрескивая, а Сяо гипнотизирует своим голосом, втягивая в бесконечные миры книг. Голос его всё тише, тише — призрак глядит, как он сонно моргает, но упрямо продолжает читать. Улыбается надрывно, нежно. Замолкает. Уснул. — Ну и грустную же ты сегодня книгу выбрал. Шёпот ударяется о стены, за окном воет ветер. Венти безумно жаль, что он не может выключить свет и забрать книгу из его рук. Он вообще ничего не может, только наблюдать. Как он хмурится во сне, и никогда не разглаживать сведённые к переносице брови кончиком пальца, прогоняя кошмары. Как вздрагивает от холода, и никогда не накрывать одеялом потеплее. Как тоскует и разрывается от чувства вины, и никогда не утешать поцелуями. Венти ничего не может. Безрадостно хмыкает. — Прости, — прикрывает глаза, судорожно вздыхая, — прости меня, Сяо. На улице льёт дождь — Венти бесшумно проходит сквозь дверь, совсем не опасаясь промокнуть. Какая разница? Призраки простудой не болеют. Сяо открывает глаза — пустые, потухшие, будто с уходом Венти жизнь покинула его — и стукается лбом о стену от бессильного отчаяния, крепко стискивая зубы, чтобы не закричать.