Фантом

Все очень плохо. Настолько плохо, что Скарамучча пытается удушить себя подушкой — просто валится в нее лицом и глухо стонет от отчаяния. Кадзуха ему нравится. Н р а в и т с я. А все остальное не нравится. Не нравится, что он прозрачный. От этого всегда кажется, что он вот-вот рассеется в воздухе — в легких воздух спирает. У Скара нет никакого лекарства, пилюли спасительной, да чего угодно, что сделало бы Кадзуху чуть более материальным. Чуть менее прозрачным. Не нравится его взгляд. Он холоднее морозных вихрей Снежной, острый, и по коже ползут мурашки. Кровавый даже, рубиновый — будь он жив сейчас, похитители сокровищ да пустынники точно позарились бы на такую драгоценность. Клан Курута принял бы Кадзуху за своего. Ювелиры бы не смогли оценить по достоинству это сокровище — цены ему нет. Скарамучче кажется, что он нашел клад. Но это тот клад, которым лишь любуешься, разглядывая витрину в музее — для Кадзухи построили бы отдельный — но никогда не владеешь. Иногда метеорологу казалось, что это самурай владеет им. Крутит и вертит его, как катану свою. Бросает то в холод, то в жар, потому что взгляды его холодные, но теплые. Не горячие, обжигающие, плавящие — Скарамучча иногда думает, что такими были бы его касания — а согревающие. Он будто сглаживает все шероховатости и неровности. Хочется ластиться и не язвить. Хочется записать его голос на диктофон и слушать его вместо колыбельных. Кадзуха был холодный, и Скара всегда бросало в дрожь рядом с ним. Речи были мягкие и успокаивающие — хотелось просто уснуть у его ног и никогда не просыпаться. Может, во сне он смог бы почувствовать фантомное прикосновение его рук? Смог бы ощутить, как осторожно пальцы ведут по щеке, боясь потревожить? Может тогда перестал бы нещадно замерзать? Смог бы схватить за руку и просто утянуть за собой туда, где даже холодный Кадзуха казался бы теплым, потому что морозы Снежной ни с чем не сравнятся? Сейчас Скарамучча может лишь напряженно оглядываться, проверяя следует ли за ним призрак, да морщиться и дрожать — снова от холода. Снова из-за погоды. — Не оглядывайся, — шепчет-улыбается, — я иду. Вкладывает свою ладонь в чужую. Скарамучча сжимает руки в кулаки — по коже мороз от пустоты — и стучит костяшками пальцев в дверь. Песок под ногами подсвечивается ярким сиреневым цветом. Трещит и искрится из-за дождя. Кадзуха бросается вперед, тянет руки, пытаясь оттолкнуть, но- Скарамучча отходит сам. В землю оглушительно бьет молния. У метеоролога в глазах электрическая змейка скользит по радужке да теряется в бесконечных сколах и пробоинах аметистов. Если Кадзухе необходимо было бы дышать, он тотчас же задохнулся бы от восторга. Поперхнулся бы воздухом и свалился бы замертво. Сяо, вовремя открывший дверь, только лишь моргает удивленно да руку к уху подносит, оглушенный. — Все живы? — Заходите быстрее, а то убьет! — Венти мельтешит за его спиной и взволнованно дергает свои косички. В комнате пахнет чем-то сладким, цветочным — на столе пышно цветет сесилия в горшке. Скарамучча морщит нос, вдыхая душный и спертый запах, да удивляется. Когда успела зацвести? Приглушенный свет. Старый ночник на тумбе моргает и потрескивает, неприятными желтыми бликами ложится на уставшее и вымотанное лицо Сяо. Кровать в полном беспорядке, и не будь Венти призраком, Скарамучча решил бы, что эти двое устроили нешуточную такую битву подушками — одна из них валяется на песке, разорванная, и перья разлетаются в стороны при малейшем движении. Кадзуха за спиной многозначительно молчит, оглядываясь с интересом и настороженностью. — Мы как будто в логово зверя попали, — Скарамучче, впрочем, нет дела до того, чем Сяо тут занимался — переступает через изорванную подушку и плюхается на кровать, блаженно выдыхая. — Ты недалеко ушел от правды. А Венти весело. Ему всегда весело, даже когда станция кишит фантомами, и деться от них буквально некуда. Гром будто даже воздух сотрясает. Трещит в ушах и будто ломается что-то — Скар надеется, что стальная ворона — с глухим треском валится на песок, и- Комната погружается в темноту. Повисает звенящая, напряженная тишина. Она заполняет до краев, выплёскивается наружу, будто даже грозу приглушая. Как оползень, сбивает с ног и вынуждается бояться. Тревожиться. Липкий страх трогает мокрыми ледяными ладонями спину, выводит узоры, дышит ледяным дыханием в шею. Каждый шорох воспринимается иначе — он разбивается на тысячи отголосков, бьется о стены и шумит в голове. Каждый удар стрелки в часах — молот по наковальне. И все медленнее, медленнее. Тик — сердце в груди стучит тише, испуганнее и вовсе замирает, проваливаясь в желудок — так. В ногах ползает ветер, совсем неслышно перегоняет песчинки и обдает холодом, морозит и совсем тормозит у губ. Скручивается в вихри и растворяется. Дышать трудно. Голова кружится. Скарамучча только лишь глаза устало прикрывает да елозит макушкой по простыне, устраиваясь поудобнее. — Тьма — сигнал к началу спектакля, — зевает в кулак, — Венти, твой выход. — Очень смешно, — возмущенно шепчет в ответ призрак подозрительно близко с макушкой Скара. Метнулся туда от испуга? Как жаль, что в темноте его теперь вообще не видно. Метеоролог с удовольствием посмотрел бы на его напуганное и бледнющее лицо. — Легче зажечь одну маленькую свечу, чем клясть темноту. Кадзуха останавливает начинающуюся перепалку одним своим спокойным и теплым тоном, отчего Скар даже на мгновение чувствует стыд перед невинным Венти. Но! Они все вместе разрядили обстановку. Ее, конечно, потом, наверное, зарядят фантомы — ходячие повербанки. Так еще и некачественные — портят аккумуляторы, у Скарамуччи уже, если честно, сил нет. Никакая духовная подпитка посредством Кадзухи не помогает. — Сейчас найду свечу. Какой-то грохот. Выдвигаются ящики. Шуршание. Хруст песка под ногами. Скарамучча только по звукам и может примерно прикинуть, чем занимается Сяо. А лицо его, кстати, представляется весьма детально. Такое уставшее, с матовым блеском золота в измученных глазах, и губы, бледные да сухие, сжаты в полоску, а зубы стиснуты почти до скрежета. Метеоролог сам от него, наверное, недалеко ушел. — Она была в кладовке на кухне. — Помолчи. Венти дуется, вероятно. Пыхтит недовольно где-то над макушкой Скара и послушно замолкает. Но, когда дверь приоткрывается, впуская в комнату ледяные вихри и дождя, подрывается с места. Это метеоролог понимает по резко удалившемуся от него голосу. — Куда ты собрался?! — За свечой. — Нам и без света нормально! Скарамучча с ним не согласен. В корне не согласен. А Кадзуха продолжает отмалчиваться. Он вообще тут…? — Кадзуха? — Я в порядке, — звучит почти над самым ухом, и метеоролог дергается. — Когда ты- — Мне показалось, что ты напуган. — И решил, что лучше будет притаиться за моей спиной? — Прости, я забыл, что не издаю шума. И Скар кусает губу, чувствуя нарастающую вину. Где-то впереди тихо переругиваются Сяо и Венти. Последний громче и недовольнее, явно не желая отпускать своего любимого и ненаглядного идти одному. — Давайте я схожу. Судя по многозначительному молчанию Венти, его и такой вариант не особо устраивает. Ну да, конечно, давайте будем сидеть в кромешной темноте и слушать дыхание друг друга. Точнее слушать будут только дыхание Скара и Сяо, но это не важно. Все равно безумно романтично. И никакие вопросы Артура Арона не нужны, просто посидите немного в темной комнате, потряситесь за свои жизни, понервничайте из-за фантомов и, когда выйдете на улицу, то встанете сразу на дорожку из лепестков сумерских роз, в конце которой вас будет поджидать алтарь. Но, вероятно, не свадебный, а жертвенный. А в качестве свидетелей и гостей в воздухе будут колебаться фантомы, потирать ладошки и пришептывать: «Согласен ли ты стать моей жертвой?». — Ты не знаешь, где искать. Резонно. Слишком резонно, даже чтобы Скарамучча возражал, оттого последний лишь вздыхает и вымученно прячет лицо в ладонях. — Он все равно не может посадить тебя на поводок. Иди. — Это опасно. — Не опаснее, чем сидеть в темноте. Если появится фантом, то мы даже можем не заметить. — Мы с Кадзухой нормально видим в темноте. — О, я вас поздравляю. Так и скажете: «Ребята, вы только не пугайтесь, у нас гость в комнате»? — Можно придумать кодовую фразу. — Венти, я просто схожу за свечой… Скарамучча готов поставить памятник терпению Сяо. Сяо — человек из стали. Человек никакой-Венти-не-выведет-меня-из-себя. Вероятно, его надо занести в книгу рекордов Аратаки — тейватский рекорд по количеству сдерживанию гнева в день. В минуту. Потому что даже сейчас он совсем не раздражается. Не злится (Скарамучча уже давно бы отомстил Венти, пойдя по стопам дражайшей Эолы). Лишь вздыхает устало, и — Скар только догадывается — вымученно трет ладонью лицо. — Тогда я с тобой. Можно? — Как будто ты останешься, если я запрещу. И да, дело в том, что не останется. Венти и на край Тейвата бы за Сяо пошел — Скарамучча считает, что пустыня вполне себе подходит под это определение — если бы Сяо, конечно, ринулся бы туда, но нет. Тот предпочитает прятаться в безлюдно-опасной пустыне. И рисковать собой ради какой-то бестолковой свечи. Серьезно? — Ты все еще злишься? Спрашивает взволнованно, облетая Сяо по кругу. Последний прячет лицо под капюшоном и старается не смотреть на Венти — это физически больно. В груди ноет, когда он рядом. — Я не злился. — Ты порвал подушку. — Ты прекрасно знаешь, что она порвалась, потому что зацепилась за пружину в матрасе, а его вообще давно надо поменять. — Если бы ты не решил швырнуть ее в меня, она бы и не порвалась. — Если бы ты не нес бред, я бы ее не швырнул. — Да не нес я бред! — и призрак замирает в воздухе прямо перед лицом Сяо. Последний даже не останавливается. Угрюмо проходит насквозь, пряча замёрзшие ладони в карманах толстовки. Упрямо глядит под ноги, и, кажется, мысленно призывает все грозы и молнии. Небо над головой разверзается гневом и рушит его на землю. Воздух наэлектризованный, пахнет опасностью и гнилью. Венти доводит напряжение до предела. Опять. — Сяо... — грустно хмурит брови, глядя вслед. И робко застывает в воздухе. Только лишь руку протягивает, но осекается — снова — и прижимает ладонь к губам будто обжегся. Парень оборачивается и глядит отчаянно. Венти хочет исчезнуть лишь из-за одного этого взгляда. Мокрые пряди волос липнут к лицу, влага заливает глаза, и это так странно. Так ужасно, что Венти перед ним сухой совсем. Потому что, ну, какой дождь? Это только для людей, чтобы они мокли, простужались и умирали, в худшем случае. А призраки дважды не умирают. Лишь исчезают безвозвратно. — Просто не уходи, — выдыхает, — я больше не буду кидаться в тебя подушками. — Как будто она бы меня задела. Венти дует щеки и летит ближе, улыбается вымученно. Тоже устало, тоже сломленно. — Тебя задело, что я ее кинул в тебя. — Нет. — Не ври. — Я не вру. — Врешь, я вижу тебя насквозь. И Венти глухо смеется, всплескивая руками. — Ну конечно, Сяо! Я же буквально прозрачный! Сяо не смешно. Он лишь смотрит тяжело и больно. И заходит в дом. Роется в ящиках наощупь. Венти под боком подсказывает то или не то — хоть какой-то плюс. Почти как прибор ночного видения. Иногда Сяо даже кажется, что Венти и правда просто видение. Бред больного человека. Шизофреника. Что он выйдет из состояния умопомешательства и окажется в психбольнице. И сразу же умрет от горя. — Сяо, она тут. Да. Чуть левее. Нет, слишком сильно. Еще правее, да. Это она. И зажигалка тут. Ага. Свеча в руках и зажигалка в кармане. Обратно они идут в тишине. Только лишь гром да молнии, противные друзья, сопровождают их почти до самой двери. Сяо замирает перед входом и оборачивается на Венти. — М? Ты чего? Смотрит долго, внимательно. Венти тоже устал, и это видно вовсе не по синякам под глазами или бледной коже — призраки не меняются — а лишь по взгляду. Грустный такой, словно потрескавшийся аквамарин, лишь слезы не льются — даже такой роскоши нет у призраков. Тусклый совсем, и звезды все упали — Сяо не успел поймать. Но желание все равно загадывает. — Пожалуйста, Венти, — срывается на шепот, — не уходи. Ответа не дожидается — заходит. Едва ли ему становится теплее, только дождь не заливает глаза. Так темно, хоть глаз выколи — Сяо вынимает свечу и чиркает зажигалкой. Она загорается слабым, слегка колеблющимся огоньком. Тени дрожат на уставшем лице, и в радужке мерцают всколыхи огня. Скарамучча все еще валяется на кровати, глядит на Сяо ровно, равнодушно. Пламя гаснет под напором расползающейся в глазах аметистовой тьмы. В таком огненном полумраке метеоролог выглядит пугающе. Этакая бездушная безразличность. Ну умрем и умрем, что бубнить-то? Он вроде не делает ничего плохого, даже не бесится особо, не раздражается. А если и раздражается, то не выплескивает свой гнев на других — Венти не считается. Даже беспокоится иногда. Но не дай архонт, кто-то это поймет, серьезно. Тогда Скарамучча точно выбесится. И все же… все же… было в нем что-то пугающее. Это жуткое равнодушие, непонятное смирение — Сяо шел к нему несколько лет, а Скар пришел всего за пару дней. В Снежной все такие отбитые или как? Капает воском на блюдце, придавливает к нему свечу. Ставит на стол. И замирает. А что делать-то? — Кстати, во всей этой суматохе я даже спросить не успел, — Венти задумчиво смотрит в окно, следит взглядом за стекающими по стеклу каплями. На нем тени не отражаются, огонь не пляшет в его глазах. Все как обычно, ничего не поменялось. Лишь Сяо все хуже и хуже. Медленно сходит с ума. Руки сводит от желания схватить его за запястье и утащить подальше от всех этих ужасов. Нет, просто утащить с собой. — Ну так? И призрак вздрагивает. Глядит на Кадзуху растерянно, будто даже загнанно. Скарамучча непонимающе выгибает бровь. — Венти? — с долей беспокойства в голосе. — Почему вы прибежали сюда, как ужаленные? — «Я думал, ты не горишь желанием пересекаться со мной» —чешется и жжется на языке. — Соскучились. — Так я тебе и поверил. Кадзуха за спиной метеоролога лишь уголки губ поднимает да взглядом стреляет в Венти, но молчит, пока Скар плюется сарказмом. Водит кончиком пальца по рукояти своей катаны и изредка тихо посмеивается, прикрывая глаза. Такой волшебный и умиротворенный. И не скажешь, что каких-то минут двадцать назад чуть не погиб. Раз пять. — По неизвестной нам причине, в дом Скарамуччи явилось сразу около четырех фантомов. Через пару минут после их ухода еще раз. И еще. Мы решили, что лучше будет просто уйти. Заодно и вас проведать. У него было какое-то невероятное умение зачаровывать. Он начинал говорить и замолкал весь мир, и даже свеча горела тише, не шипела, не потрескивала. Дождь за окном, буйный, затихал наконец-то, ветер не свистел, гром не рокотал где-то высоко в небесах. Сердце не стучало. Даже Скарамучча, равнодушный или раздраженный — там по настроению — будто смягчался весь и слушал внимательно, с залегшей морщинкой между сдвинутых к переносице бровей. Но это не та хмурость, которая трактуется как недовольство. Это внимательность. Стремление ловить каждый звук, смаковать каждое слово. Сяо лишь поджимает губы удрученно. Ну да, отлично, у них тут клуб страдающих по призракам или что? Надо было при встрече дать ему анкету: 1. Пол 2. Возраст 3. Имя 4. Фамилия 5. Отчество (при наличии) 6. Место жительства 7. Отношения к сверхъестественному (подчеркните нужное) а) у меня получилось призвать пиковую даму б) иногда смотрю битву экстрасенсов в) это кошка на кухне шумит 8. Уровень стрессоустойчивости (подчеркните нужное) а) что такое стресс? б) накапливаю стресс и превращаю его в силу в) сижу на таблетках для стресса 9. Смогли бы влюбиться в призрака? (подчеркните нужное) а) призраков не существует б) любви не существует в) оба варианта истинны 10. Боитесь смерти? а) да. б) вы не понимаете, это оздоровительное самоповешение И, если по результатам ответов выяснилось бы, что Скар полностью пригоден для работы в пустыне, точно отправил бы его обратно. Хотя, Сяо, наверное, в любом случае отправил бы его обратно, так как нашел бы к чему прикопаться. Все ради спасения психики и жизни метеоролога, вы не понимаете. — Ого, — Венти удивленно свистит, — настолько много в одном месте никогда их не видел. А на улице ни одного, кстати. — Ну конечно, у них же внеплановое совещание в моем доме. Ага, сидят там, как крысы в подвале, гнилые и отсыревшие, и галдят, плюясь шипящими и шепелявившими звуками друг в друга. — Эй, Лупа, чем мы будем заниматься сегодняшним вечером? — Тем же, чем и всегда, Пупа. Попробуем сожрать все души мира. — Может ты просто им приглянулся? — Скорее Кадзуха тогда. — То есть ты признаешь, что Кадзуха красивый? — То есть я найду способ выбить нематериальному тебе зубы, если ты не замолчишь. Сяо давится смешком, глядя на беззаботно развалившегося на кровати Скара со слабой ухмылкой на лице. Венти обиженно бормочет под нос ругательства и, кажется, планирует разразиться, если не проклятиями, то точно обиженными причитаниями, приговаривая в перерывах: «Сяо, он меня обижает!». Хорошо, что за ногу зацепиться не сможет. — Но прицепились-то они к тебе. И да, Кадзуха хитро щурится. И улыбка ползет по лицу тоже хитрая, ехидная — метеоролог лишь глаза закатывает. Потому что тут не поспоришь. Фантомы и правда прицепились к Скару, как мухи к навозной куче. Серьезно, он никогда еще не ощущал себя таким популярным. Правда, эти фанаты просили, к сожалению, не автограф, а сразу душу, нахалы ненасытные. Кадзуха сначала встревоженно хмурился, а после лишь улыбался и почти смеялся, глядя в уже даже не напряженное, а просто лицо СКАРАбеев-на-вас-нет-уроды Скара. Поэтому они ринулись к Венти и Сяо. В грозу. Аномальную. Такую, что молния может свалить замертво даже дракона вечных бедствий. Тут и в слабые места целиться не нужно. Метеоролог ни за что не признается, что в ту минуту больше всего боялся не найти Венти. И найти Сяо. Призрака Сяо. — Завтра должен приехать провиант, — Сяо усаживается прямо на песок, складывая ноги по турецки, — ты уедешь? — Ты еще спрашиваешь? — Уточняю на всякий случай. — Ну да, а то вдруг ты передумал и решил провести всю жизнь с Кадзухой! — Венти, — Скарамучча сползает с кровати, опасно приближаясь к призраку. Тот, к слову, опасливо пятится в воздухе. Вы понимаете? Он напугал призрака. Не наоборот. Ломает каноны, бездна его поглоти, — что я там говорил про твою материальность? — Тоже швырнешь в меня подушку? — хихикает из-за плеча Сяо. Сяо хочет швырнуть в него фантома. Или его в фантома. — Ты швырнул в Венти подушку? — тут в разговор вклинивается Кадзуха. И становится неловко. В плане, Скар… он бы понял. Сяо уверен, что рано или поздно метеоролог не выдержал бы и сам кинул бы что-то в Венти, потому что у нематериальных вещей есть свойство бесить иногда. Холодные порывы ветра же раздражают, да? Но вы ничего не можете с этим сделать, лишь спрятаться дома в четырех стенах. А вот от Венти не спрячешься. Этот ветер был вездесущим, раздражающим. И любимым до умопомрачения. Только вот Кадзухе больше двухсот лет, и он смотрит на вещи… немного иначе. И за катану не хватается при любой возможности. — Да, представляешь? Подушку! В любимого меня! — И как? — самурай фыркает в кулак, пряча улыбку. — Помогло? — Мимо, — и призрак машет ладонью, мол, ничего такого. С Венти нельзя играть в морской бой. Что он, что его корабли — все призрачные, невидимые и несуществующие в реальном мире. Тут как ни старайся, убить не сможешь. Оттого и Сяо швыряется в него хоть чем-нибудь уже от безысходности. Все равно мимо будет. — Сяо, ты тоже уедешь? — Конечно, уедет. — Пока не знаю. — В смысле не знаю!? Сяо смотрит под ноги и выводит пальцем узоры на песке — избегает любопытные взгляды. Они сейчас — будто соль на рану. Особенно один аквамариновый — его хочется либо выколоть, либо забрать уже себе, как драгоценность. Венти неприкосновенный во всех смыслах этого слова. Эта неприкосновенность сводит Сяо с ума. — Что-то странное происходит. — А, и поэтому ты решил остаться и понаблюдать все своими глазами? Жить надоело? — Просто- И Сяо осекается. Не говорить же ему, что он все еще питает глупые надежды на счастливое воскрешение Венти? Нет, конечно, головой, особенно холодной, не затуманенной, как сейчас, он понимает, что, сидя на станции, вряд ли он сможет что-то изменить. Очевидно, вряд ли он проснется одним счастливым днем от того, что Венти, довольный и радостный, нырнул к нему в объятия. Но все же… вдруг все эти погодные аномалии… куча фантомов… все это связано с чем-то глобальным? Вдруг сможет что-то сделать? — Кстати, Венти, — Скарамучча кладет щеку на ладонь, упираясь локтем в колено, — откуда ты знаешь про фантомов? Призрак поджимает губы и смотрит загнанно, испуганно — метеоролог на это только лишь глаза опасно и недоверчиво щурит. — При такой романтичной обстановке, — Кадзуха подлетает ближе и улыбается успокаивающе. Уговаривающе, — легче всего делиться секретами. — Если это поможет, то выкладывай, — добивающе фыркает метеоролог, складывая руки на груди. Венти и Сяо беспокойно переглядываются. — Я не думаю, что это хоть как-то поможет. Бормочет устало, понуро свесив голову. — Сейчас любая информация на вес моры. — Ты все равно завтра уедешь. — Но способность видеть фантомов-то никогда не исчезнет. — Ладно-ладно. Прикрывает глаза, снова хватаясь пальцами за кончики косичек — все двигаются ближе, глядя заинтересованно и напряженно. Венти смеется, обреченно качая головой. И открывает глаза — там расколотые звезды горят и мерцают, истекая болью. — Дело в том, что…