Фантом

— Напомните мне, как мы снова здесь оказались? Перед глазами, тревожными, напряженными, мелькают тени. Не тени — фантомы, их так много, что кажется, будто вся пустыня погрузилась в бездну, солнце упало и зарылось, как страус головой в песок, а небо закрыло жалюзи. Темным-темно, и пахнет трупами. Скарамучча дышит быстро-быстро, короткими вдохами и выдохами, как будто это действительно поможет ему не чувствовать гниль. У Кадзухи, что совсем рядом, кажется, протяни руку и можно выбившуюся прядь за ухо заправить, такой умиротворенный вид, словно его не волнует, что они стоят в метрах десяти от, возможно, самого опасного места в пустыне. Или во всем Тейвате. Метеоролог даже не удивится, если узнает, что у самурая просто чувство страха погибло вместе с самим самураем еще в тот день, когда Томо так безжалостно накинулся на него. Или даже раньше: когда проснулся среди криков погибающих товарищей. — Все еще не понимаю, какого плесенника мы тут делаем? — бубнит под нос, опустив взгляд на землю, разглядывая носки кроссовок. Так не видно мелькающих перед лицом фантомов. Так их почти даже не слышно. Так почти даже не страшно. — Ты можешь отказаться, — у Венти взгляд взволнованный, переживающий, прям как Скар ненавидит. Не надо за него переживать, обычно чужие переживания заканчиваются для этих чужих очень плачевно. Не то чтобы метеоролог заботится о Венти, не подумайте. — Конечно, могу. Злобное фырканье срывается с губ против воли, сильно противореча тому, какой хмурый и тревожный кидает взгляд Скарамучча на Кадзуху. Самурай только губу кусает и трясущуюся ладонь крепче сжимает, пряча ее за спиной. Лишний раз напоминать о поползшим по призрачной коже гниющим венам совсем не хочется. Домик у Венти маленький, уютный, прячется в листве разросшихся вширь деревьев — Сяо раздвигает ее с опаской, тревожно заглядывая в темные окна. Венти за спиной как будто рябью идет от волнения, и так сильно хочется взять его за руку, чтобы успокоить, что ладони чешутся. Или просто хочется успокоить себя. Сяо делает глубокий вдох. Выдохнуть не успевает. — Венти? На девушке, выглянувшей со двора, платье легкое, воздушное, ситцевое. Розовыми волнами спускается по крохотной — такой же как у Венти — фигуре, легко колышется от ветра, единственного, кто прерывает шелестом листьев звенящую тишину. Венти открывает рот. Закрывает. Нервно теребит пальцами косички, беспомощно оглядываясь на Сяо. Последний только плечом неуютно дергает и хмурится, совсем даже не зная, что сказать. Он морально не готов. Он вообще никогда не смог бы морально подготовиться к встрече с родителями Венти. — Привет? Хриплый голос призрака тяжелым грузом ухает на плечи. А у девушки в глазах слезы. — О архонты… — А вы уверены, что там никого нет? — с опаской интересуется Скар, глядя на неумолимо приближающийся вход в пирамиду. Огромная, массивная арка, даже не огороженная привычной красно-белой лентой, мол, вход воспрещен и все такое. Как будто и правда все убегали в спешке. Или погибали. Не в спешке, конечно же. Вряд ли они вообще спешили умирать, тут скорее в ужасе, страхе, отчаянии. Скар даже не хочет представлять, как метались по бесконечным лабиринтам экскурсоводы, затыкая уши, чтобы не слышать ужасающее: «Ты меня видишь?» — Даже если кто-то и был, то давно уже погиб, — Сяо вот совсем даже не пытается быть позитивнее. Позитив это по части Венти, но Венти вообще весь закончился на встрече с семьей, странной семьей, но Сяо предпочитает не вспоминать, а просто смотреть перед собой и гневно щурить глаза на фантомов. Речевой аппарат дал сбой, язык окончательно растворился в воздухе, руки повисли вдоль тела, и лишь косички все еще живут своей жизнью, развеваясь в воздухе, как змеи знаменитой Горгоны из легенд. Сяо каменеет каждый раз, когда глядит ему в глаза. — Мы еще даже не зашли, а вы уже извелись. Еще бы не извелись, Скарамучча на добродушно фыркнувшего Кадзуху бросает полузлобный, полуобреченный взгляд и снова морщится. Фантомы, как мошкара летом, летят в лицо, мешаются. Только еще воняют ужасно, и рукой от них не отмахнуться — чревато последствиями. Поэтому Скарамучча руками цепляется в свою толстовку, чтобы, не дай архонт, не попытаться закрыть лицо ладонями, когда очередное чудо мистики с белыми глазами и разорванным на пол лица ртом не попытается заглянуть ему в душу и сожрать ее. Мона, как представляется сестра Венти, ставит чайник на плиту, напряжённо поглядывая на кучку полуживых парней, где полу- — это Кадзуха и Венти, а живых — это Скар и Сяо. — Ты серьезно? — фыркает, недовольно складывая руки на груди, — я, конечно, безумно по тебе скучала, дорогой братец, ночами не спала, плакала в подушку и все такое, — болезненно морщится — врет только наполовину, — но как-то не ожидала, что спустя шесть, — цедит сквозь зубы последнее слово, — лет ты приведешь домой фантома. — Чисто теоретически, он пока не- — Пока не, — перебивает, передразнивая, — а что будете делать, когда будет уже? — Мы хотели бы это предотвратить. — Одного хотения недостаточно, — вид у девушки мрачный, грустный, и Сяо снова неловко отводит взгляд, не в силах выдержать тяжелый светло-лазурный взгляд. Отчего-то кажется, что раньше они были такими же, как у Венти, яркими, небесно-морскими, заворачивающими. Просто краски стерлись и поблекли. Просто солнце погасло. Просто Сяо немного виноват в том, что это солнце погасло. Солнце, кстати, недовольно закатывает глаза, весь подбираясь и хохлясь в воздухе. — Расскажи, что знаешь. Я уверен, что есть способ спасти Кадзуху, — умоляюще заламывает брови, — пожалуйста. — А себя спасти не хочешь? — А есть способ? — вырывается из груди, и Сяо тут же кусает губы под хмурым взглядом Моны. Девушка глядит на каждого по очереди, будто что-то решая для себя в уме. Кончиком указательного пальца постукивает по столешнице. Скарамучча единственный, кто глядит на нее чуть ли не враждебно, невольно закрывая собой расслабленного Кадзуху. Руки в кулаки сжимает, призывая себя сдерживаться. Хотя бы ради самурая. Мона сейчас — их единственный шанс. — Способ есть, — отзывается туманно, кивнув самой себе, — но не знаю, насколько рабочий. Я всегда думала, что это не больше, чем выдумки родителей. — Какие? — Не. Торопи. Меня. Венти вскидывает руки в примиряющем жесте. — Для начала разберемся с вашим другом, — тяжело вздыхает, отталкиваясь от столешницы, и шагает ближе к призраку, — покажи. Кадзуха протягивает ладонь, и Скар моментально хмурится, вглядываясь в чернеющие переплетения вен на запястьях, что с каждым часом ползут всё выше и выше. Сколько у них времени? Есть ли оно у них вообще? — Как давно? — Около недели. — Недели? — недовольно взвивается рядом Венти, — ты бы еще через месяц сказал! — Я просто собирался уйти- — Ты просто идиот, — пресекает любые оправдания Скар, отворачиваясь. Смотреть на ладонь Кадзухи нет сил. Думать о том, что он столько скрывал это, тоже. Думать о том, что он отказывался идти с ним поэтому, тоже. Думать о Кадзухе в принципе не хочется — в груди отчего-то тянет. — Хватит, — Мона устало вздыхает, отодвигая метеоролога в сторону, — если не хотите знакомиться с нашими родителями, — многозначительно смотрит на Венти, и последнего обязательно пробрало бы до мурашек, будь он человеком. Но он, в данный момент к счастью, призрак, оттого лишь боязливо съеживается, пока Мона болезненно морщится, — давайте перейдем к делам насущным, — бросает быстрый взгляд на Кадзуху, набирая в грудь побольше воздуха, — уверена Венти вам уже рассказывал, но я все же сделаю это снова. — Мона- — Не. Перебивай. Меня, — чеканит по слогам, — я расскажу в любом случае, потому что у тебя, — грозно хмурится, — видимо, мозги выветрились, раз забыл о том, что если хочешь жить, то фантомов нужно игнорировать. Сяо поджимает губы, пряча взгляд в кружке с чаем. — Душа человека может остаться в мире по двум причинам. Первая, — выставляет указательный палец, — неоконченные дела, например желание отомстить или нормально попрощаться с близкими. Вторая, — добавляет еще один палец, — вас поглотил фантом. Во втором случае вероятность стать фантомом больше, потому что у призрака нет… ммм цели. — Я называю это якорем. — Помолчи, — отмахивается, — однако, на примере моего братца, — кивает головой на насупленного Венти, — можно увидеть, что даже в таком случае можно «выжить», — нервно дергает плечом. — Если это вообще можно жизнью назвать… Венти недовольно шикает на бубнящего Сяо. — Главное найти свой, как выразился Венти, якорь, то, что держит… вас в сознании. Не позволяет сходить с ума. У тебя это… — щелкает пальцами в сторону Кадзухи, призывая ответить. — Я не хотел стать фантомом. — нежелание становиться фанто- чего? Блеклые лазурные глаза глядят с большим недоумением и даже неверием. Самурай невесело усмехается, пожимая плечами. — Как видишь, помогало. — Я не понимаю, почему перестало, — Венти начинает кружить вокруг стола, активно размахивая руками и косичками, — он же до сих пор не хочет им становиться. — Значит, появилось что-то еще. — В смысле? — Что-то, чего Кадзуха хочет больше, чем не становиться фантомом, — снисходительно глядит на Венти, безразлично пожимая плечами, — если так, то он этот твой якорь сбросил. — Супер, — ворчливо отзывается Скар, — просто отлично. — Я права? Кадзуха давит виноватую улыбку, пряча ото всех взгляд. — Кажется, да. Метеоролог разочарованно стонет. — И что, мы просто зайдем? — Венти провожает взглядом промчавшегося мимо них внутрь пирамиды фантома и невольно ёжится, как от холода. — Нет, залетим на ковре-самолёте. — Я понял, спасибо, Скарамучча, можешь побыть чуть-чуть, — показывает пальцами примерное чуть-чуть, — менее саркастичным? — Да, мы просто зайдем туда на своих двух и постараемся не сдохнуть на месте. Так лучше? — вопросительно вскидывает бровь, — если у тебя есть предложения, как сделать это пооригинальнее, то я весь внимание. — Прекратите. У Сяо сердце в груди место не находит. Блуждает по всему телу, то рухая в пятки, то поднимаясь к самому горлу, и, кажется, вот-вот и его просто стошнит собственными внутренностями. Делать шаг внутрь страшно. Там внутри ни зги не видно. Во время экскурсий для поддержания антуража зажигали имитирующие факелы лампы. Но то было, пока гроза не лишила всю пустыню электричества, которое теперь никто не спешил возвращать. Конечно, ведь для этого нужно снова сунуться в пустыню. А тот факт, что из пустыни не возвращается… никто, ну, знаете, не хило так убавляет желание не то что в эту самую пустыню возвращаться, а даже просто близко подходить. И вот сейчас, вглядываясь в чернеющий впереди проход, Сяо может только молиться, чтобы чернеющим он был лишь из-за отсутствия света, а не из-за фантомов. Он не уверен, что сможет сохранить нейтральное выражение лица или не заверещать от ужаса, если вокруг него будут водить хороводы эти чудовища. — Просто пошли, — выдыхает и тянет Скара за край рукава толстовки, — чем больше трусим, тем меньше у нас времени. Метеоролог хмурится, вглядываясь в темноту впереди точно так же, как это делал Сяо несколько секунд назад. Роется руками по карманам, достаёт телефон, бегло проверяет процент зарядки: — Мы же не пойдем в темноте? — интересуется даже с опаской. Нет, ну а вдруг они решили шарахаться без фонаря, чтобы не привлекать внимание? Скар, конечно, все понимает, но его стальная психика вовсе не настолько стальная, чтобы разгуливать, прости архонт, по плесенник знает, как давно и кем построенной пирамиде в сопровождении фантомов на любой цвет и вкус. Вам какого: с пустыми глазницами или белесыми зрачками? Может среднего гниения или же почти целехонького, только шипящего да воняющего слегка? — Включай фонарик. Яркий белый луч освещает стены широкого коридора, и все, что успевает сделать Скар, так это набрать побольше в грудь воздуха. И не заорать. Потому что, фантомы, как черные чернушки, разбежались от света фонаря, но, к сожалению, не в разные стороны по все еще темным углам, а прямо к Скару. Нет, ему всегда было интересно каково это, когда кто-то ждет тебя с таким нетерпением, что при встрече аж бросается на грудь с объятиями. Вот, он даже не сомневается, что Тарталья так и поступит по возвращении метеоролога в Снежную, но не от радости, а из вредности, потому что сбивать своим я-шпала-под-два-метра ростом маленького Скара очень весело. Так вот, метеорологу всегда было интересно узнать, каково это, но на собственной шкуре проверять не хотелось. Особенно, когда на грудь бросается не Кадзуха, а фантомы. Фантомы! Он даже не видит Сяо, Кадзуху и Венти, глаза как будто завязали плотной черной лентой. И слышно лишь непрекращающийся шепот, шепот, шепот. Ноги прирастают к полу, рука с силой сжимает корпус мобильника, отчего последний жалобно трещит, но и это тонет и теряется среди шипящих вопросов фантомов. Желание идти дальше и пытаться спасти Кадзуху, Венти, весь мир как-то внезапно пропадает. — Ты в порядке? — даже не сразу понимает, что настолько темно было, потому что он просто зажмурился, — открой глаза, они ушли. Скар морщится от яркого света фонаря и растерянно оглядывается. Потная ладонь все еще дрожит с телефоном в руках, отчего тени на стенах слегка колышутся — Сяо осторожно забирает мобильник и кусает губы, хмурясь. Взгляд Венти выражает просто мировое сочувствие и беспокойство, а у метеоролога нет сил даже злиться на сей факт. — Я в порядке, — и тяжело вздыхает, подтверждая лживость своих слов, — идите вперед… я немного постою. Отойду. Успокоюсь, если это вообще возможно. Или просто умру, чтобы не мучиться. Венти активно качает головой, уже открывая рот, чтобы возразить, Скар уже почти начинает злиться и открывает рот, чтобы огрызаться, когда Сяо просто молча разворачивается и идет вперед. — Мы тебя подождем чуть впереди, — почти безразлично, но проблема в том, что метеоролог уже слишком хорошо знает Сяо, чтобы слышать в его голосе одно лишь безразличие. — Хорошо, — и получается это дальше с большей благодарностью, чем он планировал. Эхо гулких шагов ударяется о стены и высокие потолки, обрушиваясь на внезапно ощутившего себя не просто маленьким, а крошечным Скара. Хочется съежиться, спрятаться, завернуться в одеяло по самый нос, зарыться головой в песок. В какой момент в его относительно спокойной и даже скучной жизни все пошло наперекосяк? Где ему стоило свернуть, чтобы не оказываться сейчас и здесь? Когда ему стоило сказать «нет» и уйти? Бросает уставший взгляд на Кадзуху. А смог бы он вообще сказать это самое: «Нет»? — Чего стоишь? — фыркает, пиная камешек под ногой. — Ты как? — Замечательно. — Кажется, я вижу седые волосы на твоей голове. — Кажется, у тебя подпортилось зрение. Как только найду знакомого призрака-окулиста, сообщу тебе. Где-то впереди дрожит свет фонаря, по полу простираются длинные тени, ползут по стенам к потолку, переплетаясь с узорами, что выводили сумерцы много веков назад в этой пирамиде, построенной явно не для таких приключений. Возможно, помимо фантома им еще и с ожившим царем Дешретом придется столкнуться, как с финальным боссом. Весело, иначе не скажешь. Скар предпочитает не думать об этом, вслушиваясь в тихие перешептывания Венти и Сяо вдалеке. Это почти даже успокаивает. — Шутишь, значит, все не так плохо. В голосе призрака улыбка, и поворачиваться, чтобы проверить не хочется. Сердце и так уже на последнем издыхании работает, Скару бы поберечь его. — Чего хочешь? Кадзуха удивленно моргает, пока Скар безразлично разглядывает свои подрагивающие ладони. — Что? — Чего ты хочешь больше, чем не становиться фантомом? — А- Самурай осекается, кусая губы. Улыбается скорее вымученно, поглаживая рукоять меча кончиками пальцев — всегда так делает, когда нервничает, Скар давно заметил. — Это не важно. — Ну да, конечно, не так уж и важно… Ты всего лишь ради этого отказался от нежелания становиться фантомом, — уже больше ворчит, не в силах ругаться, и Кадзуха не может не улыбнуться, глядя на такого недовольного и уставшего Скара. Красивый. Слишком. Глаза — грозы, взъерошенная челка — всполохи молний, и весь он сам одна большая буря, неподвластная человеку. Своенравная, своевольная, опасная, буйная. Кадзуха почти чувствует себя укротителем. — Я скажу тебе, если мы выберемся, — с ним даже забывается о том, что он и не человек вовсе — призрак. Оттого и рукой к плечу тянется в попытке нежно огладить, поддержать. Скар поворачивается — Кадзуха осекается, кусая губы и отворачиваясь. — Когда выберемся, — исправляет, а в глазах молнии бушуют и воют от боли, — когда, а не если. — Хорошо, — кивает, — когда выберемся, я тебе расскажу. — Надеюсь, то, ради чего ты так безрассудно рискнул собой, — выдыхает, расправляя ссутулившиеся плечи, — действительно того стоит. Кадзуха смотрит в его спину и улыбается как-то слишком вымученно. — Поверь, — прикрывает глаза, качая головой, — оно точно того стоит. Напряженная атмосфера легким покалыванием оседает на кончиках пальцев и першит кашлем в горле. У Сяо чай стынет в глотке, а Венти снова рябит, как помехи в телевизоре, пока Мона копошится в своих книжках, все больше и больше хмурясь. — Что ты читаешь? — у Венти терпение заканчивается с ровным ударом стрелки часов об полночь и разлетается по комнате жалобным хныканьем. — Дневник нашей, — поднимает глаза к потолку, — пра-пра-пра-пра-пра, — кусает губу, — кароче очень много пра- бабушки. Молчи и не мешай мне. — Да как он вообще мог сохраниться? — Каждое новое поколение его переписывает, — пожимает плечами, — семейная реликвия же. — Тогда почитай вслух. — Я тебе, что, аудиокнига? Венти не чайник, но все равно моментально вскипает, бросая на усмехнувшегося Сяо возмущенный взгляд и шепча одними губами недовольное: «Когда вы успели сговориться?». Летит ближе, нависая прямо над Моной и, наверное, впервые в жизни радуется своей нематериальности, ведь теперь он может стоять над душой и не бояться, что получит по своей очаровательной моське. У Скара свои мысли на счет этой моськи. И не только на счет этой. У Кадзухи вон тоже моська милая, но ударить ее хочется в кое-то веки гораздо сильнее, чем моську Венти. Удивительно даже — громко и недовольно вздыхает, снова обращая на себя внимание самурая. Последний отвлекается от разглядывания семейного портрета, медленно поворачивается, вопросительно вскинув брови. — Ты чего? Скар недолго буравит пол взглядом, будто в саму бездну вглядывается, а после закатывает глаза, подрываясь с места — спешит на улицу. — Скар? Мягкий теплый ветер треплет иссиня-черную челку, пока глаза схлестываются с небом и впитывают в себя звезды. У Кадзухи дух каждый раз захватывает от него такого — неподвластного будто даже самой природе. — Ты в порядке? — Почему ты не сказал раньше? — по радужке искрами рассыпаются молнии, и злобно рокочут грозы в тихом шепоте, сорвавшемся с губ. — Почему не стал астрономом? Скарамучча цокает языком, отворачиваясь. — Ты будешь смеяться. — Ты будешь злиться, — спокойно парирует, улыбаясь одними уголками губ и подлетает ближе. Руку на плечо не кладет — бесполезно — но в глаза заглядывает, чтобы по венам снова побежал ток, — но я бы все равно послушал, — пожимает плечами, собирая взглядом усталость с осунувшегося и побледневшего лица и взвесь печали со дна мерцающих аметистов. Скарамучча фыркает и неуютно ведет плечом. — Зачем тебе знать? — Сам говорил, что любишь наблюдать за звездами. — Кто просил тебя запоминать? Это было давно. — Никто не просил. Сам запомнил. Метеоролог еще больше чертыхается, плотно сжимая губы. Головой качает, крепко жмурясь, и пальцами впивается в перила до побелевших пальцев. — Отец всю жизнь рвался в космос, — пожимает плечами показательно безразлично, — я был маленьким, смотрел на него и тоже жутко интересовался, горел полететь с ним, но- Кадзуха ловит будто бы неуверенный взгляд и ободряюще улыбается. — Он в любом случае не обращал на меня внимание. А потом ушел… — хмыкает, — у матери на этом фоне ненависть ко всему космическому развилась. Выкинула все телескопы и даже думать запрещала, не то что о полетах, о звездах вообще… На небе россыпью бриллиантов перевиваются созвездия, но Скар смотрит на них хмуро, обиженно. В глазах ни капли восхищения — пустая усталость. — …у меня со временем тоже пыл угас. Может, из-за матери, не знаю. Люблю смотреть на звезды, не более. Позже заинтересовался метеорологией, пошел в университет, отучился, стал им. Конец истории. — И что в этом смешного? Скарамучча усмехается невесело, горестно, и плечи сутулит, сгибаясь под тяжелым, давящим с неба хрустальным грузом. — Всем было весело шутить, что мой отец не такой, как все. Ушел не за хлебом, а за ракетой. — Что? Метеоролог удивленно косится на Кадзуху — у него взгляд мягкий и теплый, непонимающий. Ладони отчего-то потеют. Сердце отчего-то сладко сжимается до тянущей боли и ухает куда-то вниз. Прекрасно. Приехали. — Забей, — машет рукой, спешно отворачиваясь, — ты слишком стар, чтобы понимать тупые современные шутки. Самурай разницы между ними не ощущает. Да, он многое не знает о мире. Все эти новые технологии — загадка, магия, волшебство, никак иначе. И, казалось бы, между ними пропасть величиной с Инадзумское море, но Кадзуха по морю этому идет, как по земле, и совсем не чувствует себя другим. Старым, отставшим от жизни. Со Скарамуччей просто до рези в глазах от соленой влаги и сложно до удушливых хрипов из горла. Слова слетают с языка по велению ветра, а чувства в груди, будто в клетке. И ключ, как назло, явно не у Кадзухи. — Я не хотел говорить вообще, — выдыхает, — когда заметил, что- Кусает губу, кидая хмурый взгляд на чернеющую ладонь. — -что происходит, сразу решил остаться в пустыне, когда вы поедете в город. — Почему не остался? Самурай переводит темно-багровый, поблескивающий тлеющими угольками в ночи взгляд и качает головой, улыбаясь уголками губ. — Ты испугаешься. — Ты не настолько страшный, — «скорее красивый. Красивее звезд на небе». — Я не смог. — Почему? — Не знаю? Понял, что больше не смогу уйти. Тянет. Не так, как обычно, а… ужасно тянет. Словно магнитом. Полагаю, Томо столкнулся с тем же, поэтому и не смог уйти. Противиться этому чувству невозможно. У Скарамуччи по коже мурашками бежит мороз. — Не противься, — хмурится, — мы что-нибудь придумаем. — В случае чего, ты должен меня игн- Метеоролог с тихим фырканьем отворачивается, даже не дослушав. Шагает к двери, дергает ручку. Замирает на пороге, оборачиваясь через плечо, бросая небрежное: — Не будет никакого «в случае чего». И это так странно слышать от Скарамуччи, который вообще оптимизмом не блещет. От него разве что волны электрические, разряды расползаются в стороны. Никак не вера в лучшее. Кадзуха только губы поджимает, молча кивая. Спорить — себе дороже. Поэтому спорить он не будет. Сопротивляться, видимо, тоже. Мона громко хлопает книжкой, стоит Скару только усесться на диван и уткнуться ладонями в лицо. Все вздрагивают, переводя напряженные и безрассудно полные надежды взгляды на девушку. Последняя будто бы даже смущается от столь пристального внимания и неловко прокашливается. — Вы что-нибудь слышали про гробницу Альбедо? По коридорам ползают скорпионы. И, о архонты, Скарамучча никогда бы не подумал, что будет так рад этим стремным малым. Это всяко лучше, чем тусить с фантомами. Тем более, скорпионов можно раздавить. Собственно, именно так они и узнают о своих невольных собратьях по несчастью: по характерному хрусту у Сяо под ногами. У побледневшего, бросившего свет фонарика в пол Сяо под ногами. — Миленько, — Скар даже скупится на длинные и метафорично-саркастичные комментарии. Устало шаркает дальше, совсем уже даже не переживая по поводу фантомов. Что уж тут, они почти семья. И в горе, и радости, и при свете дня, и в ночи. И к кромешной тьме пирамиды, да. — Стой-стой, — Венти машет руками перед его лицом, легко выруливая в воздухе, которым метеоролог давится, откуда-то сбоку, — мне кажется, нам туда, — и пальцем тычет в одну из кучи уже встречавшихся им на пути развилок. — Ты то же самое говорил минут пять назад. — Но теперь я уверен! — Да я эту твою уверенность- — Да послушай же ты! Сейчас мы бродим по экскурсионным маршрутам, доступным всем посетителям. Нам скорее всего нужно в закрытые части пирамиды, понимаешь? — И откуда ты знаешь, что эта развилка ведет прямо туда? — Мы часто сюда на экскурсии ездили, — закатывает глаза, — раз пять точно был и многое помню. Забалтывает-забалтывает, а сам так и пятится к проходу, не оставляя никому выбора. — Скорее всего нам нужно на нижние этажи, — предполагает Сяо, освещая фонариком мрачные изображения жертвоприношений на каменных стенах. — Хоть кто-то в нашей команде думает, а не полагается на память. — Ты вообще ничего не делаешь, а только ворчишь! — Я беспокоюсь за свою жизнь. — Так беспокойся молча. — Чтобы ты просто завел нас в логово фантомов? Венти разворачивается в воздухе на сто восемьдесят градусов и возмущенно взмахивает руками: — Ты в курсе, что мы буквально туда и должны прийти, если хотим всех спасти? Метеоролог на это только фыркает, рукой отмахиваясь, обходит призрака стороной, ступает ногой на плиту, и та — внезапно — продавливается. Скарамучча шумно втягивает воздух носом и обреченно думает, что не доживет до конца этого дня. Лететь не долго, а приземляться больно. Ужасно больно. В легких оседает пыль, в ушах — шепот. Ему даже фонарик не нужен, чтобы понять, что Венти его все-таки привел. Буквально кинул в логово и тут не понятно, хорошо, что не змей, или все-таки жаль? В макушку бьет свет фонаря, когда шепот наконец-то стихает. Остается только звон, но тот больше от удара. — Скар? — тихое и испуганное сверху. — Он жив, — облегченное совсем рядом — метеоролог дергается от неожиданности и тут же болезненно стонет, — прости, — виновато шепчет Кадзуха, — я не хотел тебя напугать. Ты как? Ничего не сломал? Скарамучча не берется утверждать, но руками и ногами на пробу все же шевелит. Лодыжка побаливает, запястья ноют, но, если честно, бывало и хуже. После их шуточных драк с Тартальей он порой и с гипсом ходил, так что- — Все в порядке, — кряхтит, поднимаясь на ноги и задирает голову наверх, — Сяо, ты там говорил, что нам нужно на этаж пониже? Спускайся. Сверху доносится усталый вздох, какая-то возня с тихими возмущениями Венти: «Эй, ты чего? Прыгать собрался? Не смей, Сяо! Сяо! О семеро, только осторожнее, ничего себе не сломай! Слышишь? Сяо! Ся-». Рядом раздается характерный звук удара ног об пол, и в воздух взлетает облако пыли, перемешанной с песком — он же сыплется сверху на макушки. Сяо недовольно трясёт головой, направляя луч фонаря прямо в лицо Скару. — Ну да, вам только ослепить меня напоследок и осталось. — Если найду знакомого окулиста, который видит призраков, сообщу тебе. — Сяо, ты совсем сдурел? А если бы что-нибудь сломал?! Ты- — Все в порядке. — Ты мог неудачно приземлиться и- и- — Все нормально. — Поскользнуться, удариться головой- — Я в порядке. — Умереть, и- — Замолчите все, — просто говорит Кадзуха. И все замолкают, будто только этого и ждали. На призрака смотрят чуть ли не с надеждой и читающимся в глазах: «Забери меня из этого дурдома». — Кажется, — неуверенно поднимает руку, указывая пальцем вперед, — нам туда. Три головы моментально поворачиваются по направлению пальца. Один удивленный и два тяжелых вздоха раздаются в тишине. А там будто сбившиеся в стадо фантомы бредут вперед, словно ведомые, даже внимание не обращают, только лишь шепчут что-то о вкуссном, ссладком, вероятно, с привкусом души. — Ты предлагаешь пойти за ними? — Есть другие варианты? Других вариантов действительно нет, и это так странно на самом деле: всегда этих фантомов они дружно старались избегать, и теперь так же дружно идут по их следам в поисках логова, где, возможно, заседает финальный босс. Хотелось бы, чтобы и жизнь можно было сохранить, чтобы откатить время назад и все переиграть. Фантомы действительно не обращают внимание, и если сначала великолепная четверка старалась даже не дышать, чтобы не привлекать внимание, то сейчас Скарамучча, например, даже не боится камешки под ногами пинать. Всё равно до них никому нет дела, что уж добру пропадать? Венти его жест, конечно, не оценивает и зыркает страшным взглядом, широко распахивая глаза и нахмуриваясь — метеоролог давится смешком, но камни пинать перестаёт. На всякий случай. Сяо вообще меланхолично светит вперед, утопая мыслями где-то далеко, в своих счастливых — о семеро, как он раньше этого не понимал — школьных годах. Дай ему маховик времени, вернулся и не жаловался бы. Венти бы улыбался, цветочки бы ему дарил, спас бы отца от разорения. А сейчас он почему-то идет спасать мир. И Венти с Кадзухой — их вообще в первую очередь. Кадзуху в самую первую, а то взгляд у него больно дикий, искрящийся — все поглядывают с беспокойством, как призрак сам, будто бы ведомый, невольно все ближе и ближе подлетает к фантомам, норовя слиться с ними в одну кучу. Что же его так тянет? Впрочем, у этой гробницы есть одно забавное свойство — в конце каждого коридора их неизменно ждет тупик. В лучшем случае комната с сокровищами, которые уже давно не сокровища, а муляжи для развлечения туристов. Вот и сейчас — впереди стена, и фантомы просачиваются сквозь нее, как вода через сито, и исчезают по ту сторону камня. Все нерешительно замирают. Кроме Кадзухи, он вообще больше всех рвется изучать неизведанное. — Кадзуха, стой! — нервно и почти истерично зовет Скар, и призрак замирает на месте, встрепенувшись. Глядит ясным взглядом, головой недоуменно трясет, хмурится. — Прости, — кусает губу, — я- — Проехали. Просто… просто стой тут ладно? — Хорошо. Венти кусает губы, разглядывая стену с легким прищуром. — Я могу просочиться за ними и посмотреть, что там. — Венти, даже не думай. — Но- — Если это дверь, то должен быть способ ее открыть. — Ну давайте потеряем еще пол дня на решение загадок, — недовольно бубнит под нос призрак, отлетая в сторону, когда Сяо подходит ближе к стене и светит на нее фонарем, пристально разглядывая. — Давайте снесем ее. — Чем? Твоей головой? — Вот когда мы снова сделаем тебя материальным, тогда и поговорим. — Может ее надо просто сильно толкнуть? — Ты мне угрожаешь? Сяо! Он мне угрожает! — Ты только что предложил проломить стену моей головой. — Или она, как та нажимная плита в полу, открывается? — Да ты ж непробиваемый. Свалился в дырку в полу и хоть бы хны. На твоем драгоценном лбу и шишки не останется. — Надо просто найти рычаг или кнопку… — Я подкину тебе в кровать скорпиона. — Да ты же руками побоишься его взять. — Попробуй на всякие выпирающие камни понажимать. — Ради тебя и не на такое пойду. — Да ты- — Вроде этого? — Сяо задумчиво давит на выпирающий больше остальных из стены камень и — о чудо — Скарамучча и Венти наконец-то затыкаются! А дверь открывается, да. Тяжелая, массивная, шаркает об камень и с грохотом врезается в стену, открывая заветный проход. — О бездна… И Кадзуха лишь ободряюще улыбается пребывающим в прострации ребятам: — Что ж… Гробницу Альбедо мы нашли.