***
— Эй… Отдалённо послышался призыв, как эхо, за которым последовало несколько щелчков пальцами у лица. Женя простонала, кривясь от неприятного ощущения сухости во рту. Ей действительно стоит перестать пить много алкоголя на вечеринках. — Я сказал, проснись! — Нетерпеливость сменилась действиями, и скоро на Женины щёки обрушился град бесцеремонных пощёчин. И тут Михайлова осознала, что она не у себя, и даже не на корабле. Сонливость рукой сняло, и она бы даже подпрыгнула, если бы не путы, что прочно приковали её к креслу. — Ну наконец-то, а то у меня начало кончаться терпение. Я даже подумывал применить Круцио. Женя моргнула с глухим стоном, отгоняя расплывчатую пелену с глаз. Над ней склонился незнакомец лет тридцати, его угрозы с трудом доходили до неё сквозь отвратительный звон ломаных вредноскопов. Хоть как-то собравшись с мыслями, она смогла выдавить подобие вопроса опухшим после Конфундуса языком: — Где… я?.. — В кабинете ЗОТИ, — по-хозяйски обвёл помещение незнакомец рукой. Он мог бы даже считаться красивым, если бы не леденящая кровь жестокость, которую источала каждая тонкая черта его лица, — где, возможно, не оказалась бы, учи получше мой предмет. Девушка мучительно оглянулась. За окном давно стемнело, комната погрузилась во мрак, но, сфокусировав зрение, она смогла различить отличительные детали соответствующего класса. — Профессор Грюм… — Ничего не сделает, потому что уже год как сидит в моей тюрьме. Я за него. — Он кивнул на повязку с искусственным глазом, деревянный протез ноги и огромную флягу, от которой разило оборотным зельем. Постепенно, неохотно у Жени прояснилась память: её схватил сам Бартемиус Крауч-младший, пожиратель смерти, который считался мёртвым уже как десять лет! Вжавшись в спинку кресла, она попыталась отодвинуться как можно дальше от похитителя, но попросту не смогла. — Как посмотрю, ты не совсем рада видеть меня в истинном обличии. Поразительно. Куда же делась та прилежная ученица, которая так и жаждала остаться на моих дополнительных занятиях? Или тебе больше приглянулась другая версия меня? — Его истеричный смех закончился столь же быстро, как и начался, являя гримасу злости и порицания. — Ты игралась со мной, и теперь настала моя очередь. Судорожно задышав, Женя задрала голову к потолку, чтобы из глаз не брызнули слёзы — они могли только разъярить Крауча. Она уже послала Валерии крик о помощи через внутреннюю связь подотряда, но до сих пор была слаба, чтобы передать точное нахождение и положение дел. Ковен будет искать её вслепую, а когда найдёт, окажется слишком поздно. Девушка прекрасно знала, что угодила в безысходность. Её жизнь зависела от её пленителя. Она даже не пыталась бежать. А Барти всё стоял и издевательски улыбался. Она вызывала в нём отвращение и умиление одновременно. Самое приятное заключалось в том, что не было необходимости мучать или подавлять пленницу — её мысли делали всю работу за него, а ему лишь оставалось наслаждаться её отчаянием. — Т-там, в лесу, непростительное… вы у-убили… как? Почему за вами сразу не явились мракоборцы? Её похититель оказался расположен к небольшому разговору. Ему доставляло особое удовольствие делиться некоторыми секретами, которые он слишком долго держал внутри: — Видишь ли, куколка, есть лазейка: защита от непростительных входит в программу моего предмета, поэтому преподавателю разрешено пользоваться ими на территории школы. В демонстрационных целях… Но кто же отличит демонстрацию от прикладного применения? — Подмигнул он ей как друг, который посвятил в свою тайну и советовал попробовать сделать также. Но эта показная доброжелательность только ещё больше пугала Женю. Заикаясь, она спросила о главном: — В-вы убили В-виктора? — Ну-ну, девочка, мне казалось, ты умнее этого. У меня есть определённые цели, я не убиваю кого попало. — Только тогда Женя позволила себе моргнуть. С ресниц сорвались предательские слёзы. Вопреки приказу разума сидеть смирно, она стала бесконтрольно елозить, извиваться в кресле, пытаясь ощутить хоть капельку свободы, но нещадные путы лишь сильнее въелись в её кожу. — Теперь нужно решить, что делать с тобой. Запереть — не вариант, это привлечёт внимание и вызовет слишком много подозрений. — Сердце Жени пропустило удар облегчения, но она понимала, что слишком рано радоваться. Когда она изогнулась в очередной раз, мужчина окинул её взглядом, в котором появился нехороший огонёк желания, как тогда, в их прошлую встречу. — Но к-куда вы дели труп судьи? — Женя не могла контролировать реакции тела на стресс: теперь у неё задрожали колени, и ей приходилось прикладывать все силы, чтобы снова не отключиться. На этом обманчивое терпение Бартемиуса подошло к концу. — Довольно вопросов! — рявкнул он прямо в лицо девушки, отшатывая от себя её кресло. Мужчина метнулся в противоположный угол и принялся наворачивать круги по кабинету, периодически крича и скидывая кипы пергаментов и книг. Как же его больное душевное состояние напоминало Жене его отца! Только в отличие от того, он не был немощным и мог при желании навредить ей. Он то и дело хватался за волосы и качался взад-вперёд, бормоча что-то про мёртвую мать, про спившуюся домовуху и «пустоголовых куриц, которые не смогли удержать отца под замком». Женя оценила его: нестабильный, неустойчивый, непредсказуемый. Особенно после собственноручного убийства отца, причины которого она категорически не понимала. Что было ясно как день — так это то, что от его переменчивого настроения зависела её судьба. «Почему, почему я не могла сидеть смирно и наслаждаться спокойной, размеренной жизнью»? — корила она себя, проклиная все выборы минувших месяцев, включая саму поездку в Хогвартc. Ей было холодно, ей было страшно, руки отказывались двигаться. Дрожа до судорог, Женя наблюдала за приступом ярости Бартемиуса. Наконец успокоившись, Барти вернулся к пленнице. — Фу-ух, — шумно вздохнул он, зачёсывая волосы с лица, остывая, будто у него и не произошло никакого эмоционального припадка, а так, произошёл маленький разговор с самим собой, — продолжим наше обсуждение. Допустим, я могу взять с тебя непреложный обет молчания, но и его можно обойти. — Крауч приблизился. Задумался. Пошло облизнулся, провёл ладонью по её стану от ключицы до бедра, не стесняясь затрагивать все её изгибы. — Скажи, куколка, знаешь ли ты о моей истории с твоим директором? — Женя зажмурилась и отрицательно заводила головой; его действия вообще не вязались со словами. — Так слушай: ублюдок сдал меня Визенгамоту для спасения своей подсудимой шкуры, а мой папаша, этакий эталонный блюститель закона, в свою очередь упёк меня в Азкабан. Без суда, без права на защиту. Как ты думаешь, как я должен поступить с ученицей своего врага? Барти навис над волшебницей, продолжая ухмыляться. Когда нетерпеливые руки снова прошлись по её телу, та вздрогнула от неожиданности. Женя сжалась, предвидя неизбежность предстоящих пыток. — Я обещаю м-молчать, с-сэр… — вырвалось из её дрожащих губ. Голос срывался. Женя просила, нет, молила о пощаде, словно жалкая жертва, беспомощная пташка в руках пленителя. Она пыталась разглядеть в Барти человечность, честно, пыталась, но видела лишь непредсказуемого маньяка-социопата, вселяющего животрепещущий ужас. — О-о, ты будешь, несомненно. Под Империусом. — Мужчина возбуждённо вдохнул запах её шеи, вкушая страх через пульсацию набухшей венки. Женя из последних сил сдерживала истерику, ведь от него пахло тюрьмой, убийством и оборотным зельем. Жёлтый дым подчиняющего волю заклинания постепенно окутал её голову, и, околдованная, она приготовилась слушать приказы повелителя. — Поступим так: отныне ты задерживаешься у меня в кабинете после каждого урока ЗОТИ, где мы будем… играть. Ты станешь докладывать мне обо всех передвижениях и мыслях Каркарова, а после Турнира устроишь так, чтобы мы встретились, и я убил его. И конечно, ты ничего не будешь помнить о наших встречах, кроме моих указаний. На счёт «три» ты вернёшься на корабль и заснёшь крепким сном. Ты не вспомнишь, что делала у меня и почему, но подсознательно продолжишь исполнять мои поручения. — Слушаюсь, повелитель. — Я предпочитаю Барти, — сладко выдал он ей первую команду. — Раз, — распустил её волосы, — два, — прошептал, проводя заострённым языком по ушной раковине, — три. — Поцеловал, пожелав крепких сновидений.***
Медный грифон в кабинете Дамблдора задрал крылья, огораживая происходящее внутри от нежелательного прослушивания извне. Внутри собрались директора трёх школ, Людо Бэгмен, Перси Уизли и Корнелиус Фадж. Настроение у всех было мрачным и паршивым, посетители пребывали в молчании, ожидая, кто же откроет совещание. — Дамы и господа, мы оказались в непростой ситуации… — начал Дамблдор. — Непростой? — без промедления бросил ему вызов Каркаров. — Ваш дружок из Министерства, этот больной Крауч, оглушил моего чемпиона, а сам скрылся, заметая следы! — В своё оправдание, — прочистил горло Фадж, — Министерство также рассматривает версию, что эта ситуация была справоцирована Шармбатоном, так как произошла в непосредственной близости от кареты школы. — C'est immoral, scandaleux! — Мадам Максим шлёпнула по столу так, что затряслись все подсвечники. Директриса до сих пор переживала из-за весеннего карантина и не терпела претензии в адрес своей академии. — Это лишь констатация факта, — попытался заступиться Перси. — Это сговор! — возразил Каркаров, обводя пальцем Дамблдора и работников Министерства. — И нечестное соревнование, Дамблдор! Сначала вы допускаете второго чемпиона недоростка, а теперь не можете уследить за больным коллегой, который нападает на чемпиона другой страны. Сейчас же вы позволяете Министерству строить теории заговоров против приглашённых школ. Не-ет, дорогой мой друг, так не пойдёт. Мы должны отменить Турнир и начать заново по совести! — Отменить и провести заново! — поддержала мадам Максим. — Исключено! — одновременно выкрикнули Бэгмен и Фадж. Воцарилась напряженная пауза, и последний продолжил: — Отмена Турнира будет считаться признаком слабости Министерства и неудачного укрепления международных связей волшебников. Дамблдор терпеливо слушал обе стороны, поглаживая бороду. — Я согласен с Министерством, дорогие директора. Мы собрались здесь, чтобы возродить традиции, забыть о былых разногласиях. — Ваши слова попахивают фаворитизмом, Дамбльдёр. Я приму вашу сторону, лишь покуда с моей школы будут сняты нелепые обвинения, — выдвинула ультиматум мадам Максим. — Полагаю, это можно устроить, — спокойно ответил директор Хогвартса, вопросительно взглянув на Фаджа. Возражений не последовало. Каркаров, оставшись в меньшинстве, сжал посох и стрелял взглядом, полным недобрых обещаний. — В таком случае, — подытожил Фадж, — Турнир продолжается. Мы обеспечим последний этап дополнительными мерами безопасностями, чтобы всё прошло без сюрпризов. Я также отстраняю Персиваля Уизли от судейства Турнира, так как его показания о состоянии мистера Крауча противоречили действительности. Вместо него пятым судьей буду лично я. — Согласна, — отозвалась мадам Максим. — Поддерживаю, — сухо пошёл на поводу Каркаров.