Ain't it funny, ain't it sad
The way that love can hurt so bad?
But I'm not digging up the past
I'm letting go in this tug-of-war
Moving on, wanted you to know
I hope you find what you're looking for
В жизни Киришимы все становилось лучше и лучше: они с Миной наконец-то решили съехаться и даже подобрали уютную квартиру на окраине Токио. Мина не любила шум и хотела завести кошку, а это редко допускалось при аренде, но хозяйка оказалась очень сговорчивой и даже попросила их автографы в качестве половины предоплаты. А еще Киришима чувствовал себя нужным и востребованным на работе — они с Деку замечательно сработались и за пару месяцев отловили столько злодеев, сколько он не видел всю свою геройскую карьеру. Единственное, что было «почти» идеальным, так это самочувствие лучшего друга и его отношения с бывшим бойфрендом. Киришима, который половину дня проводил в обществе одного, а вторую — выслушивал тоскливые монологи другого, понимал, что дружба у них не клеится. Как вообще можно было не желать большего, если любил кого-то и знал, что это взаимно? Каждый раз, когда они с Деку заканчивали смену и приходили на отчет, Киришима наблюдал престранную картину: эти двое тянулись друг к другу, но боялись лишний раз дотронуться, улыбались, но каждый раз одергивали себя. Напряжение, что копилось в комнате от одних только долгих взглядов, можно было пощупать пальцами. Бакубро, наверное, и понятия не имел, как выглядел, когда видел Мидорию — яростный огонь загорался в его глазах, поза мгновенно менялась, становясь более открытой, да и сам Мидория становился более счастливым, бормоча и размахивая руками. В один из вечеров, когда они с Бакуго сидели в его кабинете, разговор по обыкновению свернул в сторону любимой темы: — Как он сегодня? Киришима ухмыльнулся — видел бы его сейчас их геройский состав! Ребята наивно полагали, что Динамит умел только мрачно смотреть исподлобья, и трепетали в ужасе каждый раз, когда нужно было идти за заданием. — Как и всегда. Прекрасно выполнял задачи, разговаривал с гражданами… — Я не об этом. — А, — он перестал улыбаться. — Ты и сам знаешь, что он не оправился до конца. Много молчит, а если остаемся вдвоем, разговаривает в основном о тебе, но однажды упомянул, что скучает по Тодороки-куну. — Да, я знаю, — лицо Бакуго помрачнело. — Он все еще переживает об этом. Двумордый не выкинул его из своей жизни, и они продолжают переписываться. Только это общение сильнее тянет Изуку вниз, а после каждого сообщения тот выглядит так, будто вот-вот расплачется. Если уж рвать, то с концами, почему это так сложно понять? — Они очень близки. Почти как вы с Мидорией-куном. — В этом-то и проблема. Какое-то время они помолчали, каждый думая о том, что должны предпринять в подобной ситуации. Киришима готов был на что угодно, но понимал, что если Бакуго не сумел починить разбитое внутри Мидории, то у него самого нет никаких шансов. В тишине офиса, разбавленного лишь тиканьем часов, он рассматривал усталое лицо друга. Тревожную морщинку между бровей, что всегда появлялась, стоило заговорить о «несносном задроте», и грустно опущенные уголки губ. Бакуго больше не ночевал на работе, а снял небольшую комнату, куда уходил ночевать, и начал лучше питаться, обедая в ресторане напротив, но все равно выглядел очень измотанным. Беспокойство за Мидорию-куна съедало его изнутри. Хоть оба и проводили достаточно времени вместе, занимаясь «чисто дружескими» вещами, вроде похода в тир или совместной прогулки до магазина, Изуку часто уходил в себя и никак не мог перестать винить себя в ситуации с Тодороки. Хотел сделать что-то, но не мог оставаться другом и возлюбленным одновременно. Однажды Киришиме довелось услышать часть аудиосообщения, в котором Тодороки-кун рассказывал, что спит на полу, потому что не может заснуть на их общей кровати, и голос его при этом был душераздирающе печальным. — Я кое-что придумал, — Бакуго встретил его взгляд. — Кое-что, что помогло бы Деку начать все с начала. — И что же это? — Недавно я получил предложение из Соединенных Штатов. Одно из агентств хочет обменяться героями, чтобы те набрались больше опыта. Если я пошлю его, он сможет отвлечься в новой среде. — Чувак, — ошеломленно выдохнул Киришима, не веря тому, что услышал. — Он же будет так далеко! Неужели ты готов сделать это ради его спокойствия? Зная тебя, ты и дня без тревоги прожить не сможешь! — Естественно я готов. Если это ему поможет. — И как надолго? — На год. — Серьезно?! — у Киришимы не хватило слов, чтобы описать всю гамму чувств, что творилась у него на душе. Это было что-то на грани понимания: раньше Бакуго боялся отпустить Мидорию одного даже на задание, а теперь говорил о другой стране. Тем более, о стране на другом конце света с разницей в четырнадцать часов. — Вы даже не сможете разговаривать! С нашим геройским-то графиком. — Я в курсе, — сухо перебил его тот. — И это как раз то, что ему нужно. Жизнь без меня и Двумордого, чтобы залечить все раны. Киришима смог только покачать головой, изумленно глядя на кажущегося спокойным друга. Удивительно, насколько сильно тот изменился за последний год: стал более уравновешенным, взвешивал в голове будущие реплики и учился слушать других. Бранные слова вылетали из его рта так редко, что Киришима и не помнил, когда в последний раз видел его ругающимся, громкость же голоса почти всегда оставалась в пределах разумного диапазона. А еще тот теперь спрашивал их совета: и его, и всего бакусквада. Не как раньше — шел напролом и брал на себя всю ответственность, а старался делиться с ними, действительно ценить их дружбу. Бакубро научился дорожить людьми, которые были ему небезразличны. — Ну, это ему решать, — в конце концов, произнес Киришима. — Я спрошу его завтра, — кивнул тот. — И если он скажет «да», тогда решено.