Не делай зла, добро не обязательно

Кира улыбнулась ему на прощание слишком понимающе, и от этого на душе стало пакостно и тошно. Он тоже улыбнулся ей, всем своим видом показывая, что он разделяет ее хорошее… поддельное… поддельно хорошее настроение. Воропаева ускользнула из кабинета без лишних слов, а когда дверь за ней притворилась, то Малиновский протяжно присвистнул. - А что это, ее даже сегодня на скандал не раскрутило? - на всякий случай Рома спросил это полушепотом, на случай, если Кира решит вернуться за чем-то в их новый, крохотный и забитый кабинет. - Если ты не заметил, то последние несколько месяцев у нас с ней в принципе наладился контакт, - Жданов ощущает легкое раздражение, если не сказать возмущение, - или у тебя избирательная память? - Не нужно на меня шипеть, - отмахивается от Андрея Роман, откидываясь на спинку стула, - ты ведь, как ни крути, по моим наводкам мосты с Воропаевой младшенькой наводил. Правда, - он разводит руками, - все вышло крайне бесполезно, нас все равно сослали в подпол, ниже только Ад, и то не точно. - Кира уж точно не виновата в том, что мы здесь оказались, - Жданов принимается разглядывать стены грязно-зеленого цвета. И почему здесь все должно выглядеть столь мрачно? И так сюда ни солнце не светит, ни птички не заглядывают, так еще и покрашено все так заунывно. Может, если обратиться к отцу, то здесь можно было бы провести некий косметический ремонт? Хотя… сейчас обращаться к отцу было глупо. У ЗимаЛетто отныне был другой антикризисный директор. Но, она уж точно не захочет его слушать, - она и так голосовала за меня на последнем совете. - Она и Маргарита просто умницы, - кивнул Роман, недовольно поерзав на слишком жестком стуле, - ну а ты… ты форменный идиот. Ладно, меня Павел лишил голоса, решив, что это должны решать дела семьи. Но ты-то, почему не решил уйти в отказ? Принял бы позицию, которую Сашенька выбрал для голоса Кристины, и это голосование затянулось бы надолго. Пока старшая Воропаева приехала бы из Индии мы бы трижды смогли переубедить Павла, что Пушкарева, - он делает паузу, - пока еще Пушкарева, это самый отвратительный вариант… - Не смей, - Жданов поднимает руку вверх, не желая выслушивать Малиновского снова. Ему хватило его мыслей после Совета Директоров, - без Кати, мы хрен ЗимаЛетто из этой задницы вытащим. Ты ведь и сам это прекрасно понимаешь. Она же сейчас фактический собственник, и вернуть нам все назад так просто она не может, иначе мы все дружно окажемся на крючке у наших кредиторов, и нас просто утопят запугиваниями о подлоге документов, или того хуже, сразу и реально затаскают по судам. Катерина наш ключ к успеху, спокойствию и целой компании. Он потирает лицо руками, тяжело вздыхая. Находиться рядом с Катериной в одном здании оказалось даже сложнее, чем он мог себе представить. А видеть, как ее каждый день привозит на работу и забирает с нее Воропаев, было практически невозможно. Этот урод мог спокойно позволить себе подарить… невесте машину. Или, хоть на время, одолжить ей свою, раз все равно сам принялся рассекать на родительском автомобиле. Но нет, он специально привозил и забирал ее самолично, чтобы как можно чаще попадаться ему, Андрею, на глаза. Он поделился этими соображениями с Кирой, но та только отмахнулась, заявив, что ее брат просто проявляет знаки внимания к своей… невесте. Мол, у Воропаева это называется беспокойством. В этот момент он ненавидел Киру совершенно искренне. Это ведь нужно было быть такой слепошарой идиоткой, чтобы уверовать, что Железный Александр смог увлечься кем-то столь чистым как Катя Пушкарева? - А тебя не смущает, что этот самый ключ к успеху сейчас в грязных ручонках нашего вездесущего Сашеньки? - Роман буквально озвучивает его мысли, делая это с поразительной легкостью, - я тебя сколько трахнуть нашу мышку уговаривал! Такие планы продумывал, подкатывали к ней, идеальные отношения создавали, видимость там, все дела. А этот раз, - он щелкает пальцами, - лихо так, всего за пару месяцев превратил ее влюбленность в тебя в неистовую страсть к себе любимому. Ну, не красавец ли? - Малиновский немного опускается на стуле вниз, чтобы сымитировать лежачее положение, чуть откидывая голову назад, принимаясь излишне увлеченно разглядывать потолок, - я помню, как ты, со всей присущей тебе патетикой, рассказывал, что когда нашу страшилку трахал, то на ее месте никого не представлял. Интересно, Воропаев тоже такой отчаянный? - Рома, а не закрыть бы тебе варежку, а? - Жданов ощущает, как костяшки пальцев начинают зудеть. Желание немного подправить внешний вид друга становится слишком сильным. Он понимает, что в первую очередь на нем сказывается напряжение последних дней, но и сам Малиновский подливал масла в огонь явно не без удовольствия. Конечно, Роман не напрашивался на прозаичное “в глаз”, он скорее старался расшевелить Андрея, взбодрить, но эффект получался не то чтобы обратный, но совершенно не позитивный. - Не могу, - вздыхает Малиновский, - потому что ты, братец, идиот. Я тебе уже говорил, что я могу поверить, что у тебя стокгольмский синдром, и ты влюбился в свою четвероглазую мучительницу. Но, это еще не повод терять вожжи из рук. - Рома, - Жданов подается вперед, бросая в друга свернутой клубком бумажкой, - еще раз тебе говорю, заткнись, пока я тебя… - Да делай ты потом со мной все, что хочешь, и с огромным удовольствием, - отмахивается от него Малиновский еще раз, не проявляя и тени страха или опасения, - но меня, будь так любезен, дослушай, - он скашивает взгляд на друга, в ожидании реакции, и Андрей кивает, немного насторожено следя за тем, что скажет Роман, - так вот, - получив разрешение, продолжает Малиновский, - все эти штучки нашего Сашеньки конечно красивые и показательные, да и похорошевшая, аж страшно, Пушкарева, выглядит впечатляюще. Но, - Роман поднимает палец вверх, - даже если Катенька теперь и вздыхает по Воропаеву, первая любовь, она, как водится, не ржавеет. Тем более что сейчас, ты можешь и впрямь пасть ей в ноги, раскаяться и поклясться в чистой и искренней любви. Вожжи, - Малиновский изображает руками движение, словно этими самыми вожжами подгоняет лошадей, - держи вожжи в своих руках. Тебе нужно снова вернуть внимание Пушкаревой, все просто. - Охуеть как просто, ага, - не выдерживает Андрей, - ты что, издеваешься надо мной? Катя вернулась практически месяц назад, и за все это время она удостоила меня разговора всего два раза, и то таким тоном, что Ад бы льдом покрылся! Это, к слову, дурное влияние Воропаева, - он опускает голову на стол, принимаясь ритмично биться об него лбом, - а ты говоришь, в ноги пасть… доверие вернуть… Да и Киру я не могу потерять снова. Если я в этот раз ее потеряю, то все, пиши пропало, снова этот фокус у меня не проканает. Черт! - он ударяет головой о стол чуть сильнее, и потирает ушибленное место. Малиновский вздыхает. - А почему ты не натравишь на Катеньку Киру? - предложение звучит вполне логично, - Пушкарева прибежала бы к тебе усмирить твою…. невесту. А тут, - он обводит рукой их кармическую каморку, - все весьма приватно, тихо, да и стол, в отличие от остальной мебели удобный. Я уверен, что ты нашел правильные слова и действия, чтобы ее утешить. Ведь я понятно излагаю? - он разворачивается к Жданову, поигрывая бровями. Андрей кивает, но улыбается товарищу не то чтобы грустно, но, как-то обреченно. Ему странно не хватает элементарного кресла, в котором можно было бы вращаться из стороны в сторону - это помогало думать, расслабляться, настраиваться на рабочий лад. Даже такие мелочи напоминали ему как низко он пал, Жданов еще раз оглядывается, просто таки в прямом смысле этого слова - низко. - Кира мне в этом деле не помощник, - все-таки отвечает он Роману, и эта фраза заставляет последнего даже сесть на стуле ровнее, - она не будет искать с Катей причин для скандала, - он разводит руками, - так что в твоем плане резко стало минус один. Так что придумай какой-то другой план. - Ты меня сейчас озадачил прямо! Как это так, чтобы наша Снежная Королева и не захотела откусить Кривозубке голову? - Малиновский пребывает в совершенно искреннем недоумении. Как бы ни был он хорош в притворстве, на этот раз эмоции его были неподдельным, и от того гораздо более яркими. - Она же сама голосовала против ее кандидатуры, а теперь что? Решила за месяц, что она лучшее, что случалось с компанией за все время? Не верю, - он возмущенно взмахивает рукой, - Кира не способна так просто отпустить ситуацию. - Она и не отпускает, приходится признать, что я сам виноват, - Андрей слезает со своего стула, принимаясь расхаживать по небольшому пятачку свободного места в кабинете, - ведь я проголосовал за Катино назначение самолично. Она считает, что этот гвоздь в свою крышку гроба я забил своими руками. Понимаешь, - он останавливается, разворачиваясь к Роману, - она не может пойти против брата. - Серьезно? - Жданову кажется, что сегодняшний день можно наречь днем шока и непонимания для Малиновского, вон как брови вверх взлетели. Интересно, они у него сегодня в нормальном положении оказаться смогут или нет? - Кира выбрала не тебя, а Сашеньку? Все! Конец света близок, или это твой конец оказался слишком далек? - Ты сейчас пытаешься намекнуть, что у нас с Кирой слишком мало секса? - Андрей присаживается на край стола, разглядывая друга. Тот посылает ему воздушный поцелуй, поигрывая бровями и забрасывая ногу на ногу. Позер. - Конечно, милый, - продолжает паясничать он, - а как же иначе? Хорошо оттраханная барышня в дополнительных стимуляциях не нуждается, - Роман становится серьезным, и подается немного вперед, упираясь локтями в колени, - Кира всегда была на твоей стороне, даже когда ты творил откровенную хуйню, а Воропаев был совершенно прав. А сейчас, когда Сашенька откровенно держит за горло всю компанию, под видом женишка этой очкастой идиотки, Кира вдруг воспылала к брату несметной любовью? Не-ве-рю! - отчеканил она по слогам, - мне кажется, что здесь и сейчас происходит Воропаевский заговор, Андрей, они просто накладывают лапу на то, что должно принадлежать вам пополам. Ты говорил об этом с Павлом? - Я об этом даже не думал, - честно признается Жданов, хотя, все внутри него переворачивается от мысли, что Малиновский может оказаться прав. - Да и Воропаев все равно не может получить ту власть, о которой ты говоришь, пока они не сочетались браком. А Катя сказала отцу, что они официально распишутся тогда, когда ситуация в ЗимаЛетто стабилизируется достаточно, чтобы можно было вернуть активы компании законным владельцам. То есть нам. Нам всем. - А ты не думаешь, что это блеф? - Роман все-таки остается скептичен, - я думаю, что это не самая лучшая идея в целом, позволять Воропаеву быть столь близко к активам компании. Ты его выражение лица на совете помнишь? Он бы раздавил тебя за тем столом, если бы мог! Жданов отворачивается. Нужно ли говорить, что за тем столом он чувствовал себя достаточно раздавленным, буквально разбитым, растертым в пыль. Но это не имело никакого отношения к Александру, точнее имело, но, скорее косвенное, чем прямое. Возвращение Кати должно было ознаменоваться для него чем-то светлым, ярким, настоящим. Ему казалось, что какая-то его часть возвращается, возрождается после долгой тишины, после запустения, но… Катерина смотрела не него холодно, едва ли не пренебрежительно. Улыбалась исключительно в редких случаях и в своих новых строгих нарядах была похожа на хорошо заточенный нож, развернутый лезвием к нему. Он был готов терпеть ее льдистые ответы, максимальное дистанцирование и пресечение любого контакта, он был готов сцепливать зубы, когда видел, с какой теплотой она общается с Федей, как мило она общается с представителями банков, которые две недели осаждали ее кабинет, каждый раз удаляясь не солоно хлебавши. Но, наступал вечер, и Андрей выходил на порог, с маниакальным, практически мазохистским, желанием посмотреть, как Воропаев снова увезет ее к себе домой. В первую неделю Жданов повел себя как настоящий идиот. Когда Катя отказалась говорить с ним в стенах компании, он решил подкараулить ее у дома ее родителей. Андрей взглянул на часы, чтобы убедиться, что ночь приближалась неумолимо, а в окнах Пушкаревых так и горело только одно окно. Свет в спальне Кати так и не собирался зажигаться. Сперва он списывал это на то, что она никак не может наговориться с родителями. В конце концов, ее не было дома полгода, это очень долгий срок. Но через несколько часов он все-таки начал подозревать, что Катерины дома нет. Когда часы показали одиннадцать за ним, а точнее, к нему приехала Кира. Она вышла со своей машины и просто села рядом с ним на переднее пассажирское сидение. Жданов напрягся, невольно готовясь отражать эмоциональную атаку, но… - Ты не там пост несешь, - она тоже уставилась на окна, словно надеялась, на свет в окошке не меньше чем он сам, - Пушкарева не здесь, она с Сашей у него дома. Андрей, - она так и не перевела на него взгляд, - она правда его невеста, тебе следует не просто принять эту информацию к сведению, но признать это. - Откуда ты знаешь, что она сейчас у него? Может он забросил ее сюда, и она просто еще беседует с родителями на кухне, - предполагает Жданов. Ему кажется, что сейчас было бы куда проще, если бы Кира закатила ему сцену ревности, но, видимо, у нее на это не хватает сил. Она поворачивается к нему, и глаза ее красные и немного припухшие от слез. Такое выражение лица было частым гостем, когда у него в жизни были частые, но короткие адюльтеры. Что же стало причиной сейчас? Неужели Катя? - Твоя машина не секрет и не невидимка, - просто отвечает она, голос ее приобретает некую бесцветность, словно она надиктовывает текст, а не ведет диалог, - отец Пушкаревой срисовал твою машину около часа назад и набрал моего брата. Саша позвонил мне и попросил приехать и забрать тебя домой, или хотя бы пояснить, что Катерины здесь нет. И что ты даже можешь остаться ночевать просто под подъездом, но от этого ничего не изменится. Ее здесь нет, Андрей, ее действительно здесь нет. Ты даже можешь подняться к Пушкаревым и проверить самолично. Если тебя, конечно, пустят в квартиру на ночь глядя. - Я не хотел ничего дурного, - ему даже сложно понять, зачем он начинает оправдываться перед собственной невестой, - просто, это очень плохая идея начать совместную работу с недосказанности, и я решил, что мы можем поговорить… - Исключительно ЗимаЛетто ради, ты решил дожидаться Пушкареву под домом ее родителей в полдвенадцатого ночи, - кивает Кира, - мне-то не ври, - она молчит, смотрит на него пристально, и в глазах ее впервые за долгое время он читает ненависть. Интересно, кого она ненавидит сейчас. Его? Себя? Катю? Ему бы не хотелось, чтобы она ненавидела Катю, это было бы неправильно, нечестно. Но… - Господи, Андрей, и себе врать прекращай. Пушкарева твоя сказала, что прогнозы сейчас совершенно не утешительные, и то, что должно было исправиться за полгода, может затянуться и на год и на два. Все это время нам всем нужно будет работать под одной крышей, - она выдыхает, позволяя себе раздражению немного выйти наружу, - ты постарался сделать так, чтобы на наших шеях появилась эта удавка, так что будь добр, неси ответственность за это. - Кира… - Жданов не знает, что он должен сейчас говорить, но, ему кажется совершенно непоправимой глупостью молча выслушивать свою невесту. Она ведь все еще невеста? По крайне мере, пока она ничего не говорила ему об обратном. - Я знаю, что я Кира, Андрей, - вздыхает Воропаева, - не первый год в курсе, так сказать, - она отворачивается, откидываясь на пассажирском сиденье, наблюдая за тем, как постепенно начинают гаснуть окна в многоквартирном муравейнике, - но, я не желаю, чтобы из-за того, что ты не в силах понять чего, кого, когда и где ты хочешь, страдала наша компания. Моя глупость и слепота, умноженная на твою беспечность, да еще и вдобавок авантюризм Малиновского, уже засунули ЗимаЛетто в такую задницу, что меня терзают сомнения, что даже Пушкарева, при всей своей… гениальности, сможет ее вытащить. Поэтому сейчас я требую, ты слышишь, Андрей, требую, чтобы ты оставил ее в покое. Не как твоя… невеста, - она выплевывает это слово с затаенной злостью, - а как акционер компании. Не гробь то, что и так уже на грани. Если она, и правда, наш последний шанс… - Неужели ты думаешь, что мне не дорога наша компания? - раздражение в голосе скрыть крайне сложно, и он буквально выплевывает из себя. У Жданова появляется странное ощущение, словно он разговаривает не со своей женщиной, а с матерью, которая решила призвать нерадивого сыночка к порядку. - Тебе кoмпания дорога, так же как и я? - Кира снова смотрит на него, совершенно не реагируя на его тон, она склоняет голову к правому плечу в ожидании ответа. Андрей натянуто улыбается ей, на душе у него, конечно, скребут кошки. Ему хочется не подбадривать Киру, а извергнуть всю злость, которая скопилась в нем на ее драгоценного братца, гореть ему в Аду. Но, тем не менее, он старается, мягкая улыбка, чуть больше нежности в голосе. - Конечно, Кира, конечно, я дорожу! И тобой, и компанией. Нашими отношениями куда больше, но… - он останавливается сам, ловя ее немного едкую усмешку. Она хмыкает, замечая, как он осекся, Андрею совершенно не нравится это ее выражение лица. - Если ты дорожишь и мной и компанией в одинаковой мере, то ЗимаЛетто… крышка, - видно, что Кира собирается подобрать слово пожестче, но старательно сдерживается, - не засиживайся здесь, - кивает она на дом Катерины, - тут тебе ее не найти, а завтра рано на работу, - не прощаясь Воропаева выходит из автомобиля, захлопывая дверь, и довольно стремительно уезжает. Она не зовет его к себе, не пытается уговорить, просто констатирует факт и уходит. Мысли о Кате впервые за эти дни отодвигаются на второй план. Неужели не обретя Пушкареву, он сейчас потеряет еще и Киру? Нет, к этому он решительно не готов. Нужно как-то это исправить. Но вот с кем… это вопрос. Просить аудиенции у директора компании было как-то… странно. Он замер в приемной перед столом Виктории, заставляя ту озадаченно на него уставится. День удивлений сегодня, честное слово. Сам Андрей никак не мог заставить себя сказать, что он пришел на прием к Екатерине Валерьевне, а Клочкова, в свою очередь, никак не могла понять, что должна была уже дважды доложить о его прибытии Пушкаревой. Эта странная немая сцена могла длиться просто мучительно долго, если бы не сама Катя, что решила как раз обратиться к, теперь уже своей, секретарше. - Виктория, - произнесла она, распахивая дверь, - я же просила тебя узнать, когда будут готовы отчетные документы по нашим плановым поставкам для Киева, - Катя выглядела собранной и строгой. Андрей невольно залюбовался ею. Да, она не походила на ту восторженную, Катюшу времен его президентства, и дело было не в строгом костюме, и не новом способе поднимать волосы в узел на затылке. Ему казалось, что с каждым днем она становилась строже, резче, жестче, но что-то в ее жестах, в ее повороте головы, что-то неуловимое в ее взгляде словно кричало, что она все та же Катя, что у них все еще может быть… Он встрепенулся, когда осознал, что Пушкарева больше не требует ответа от Виктории. Сейчас все ее внимание было приковано к нему, и больше того, она к нему обращалась! - Простите? - на всякий случай переспросил он, если в ее словах было заключено что-то кроме приветствия. Катя нахмурилась, и от этого стала выглядеть очень знакомо. Она очень часто хмурилась в те последние дни, когда они работали вместе. Тогда он еще не знал причину такого ее настроение. Глупец. - Я спросила, что привело вас ко мне, Андрей Палыч, - все-таки повторила она, - или это, - кивок в сторону документов в его руках, - не для меня? - Для вас, - Жданов сделал несколько решительных шагов в ее сторону, чтобы у Катерины не возникло желания запереть дверь перед его носом. Теперь-то она точно не сможет отказать ему в аудиенции, - нам нужно обсудить ткани, точнее, их отсутствие. Они застряли на границе с… - Проходите, - Катя сместилась немного в сторону, пропуская его вглубь кабинета, - Виктория, я все еще жду документы, - она развернулась, чтобы тоже войти в кабинет, как раз в тот момент, когда Андрей проходил мимо нее. Они замерли друг напротив друга, разделенные только зажатыми в его руке документами. Вот именно сейчас, по законам всех киношных клише, он должен был отбросить в сторону эти бумажки, и набросится на нее с поцелуями. Жданов даже задумался над тем, что это было бы неплохой идеей, и гори оно все огнем! Но, момент разрушила Катерина. Она моргнула, словно сбрасывая с себя наваждения, а потом произнесла. - Что же вы застыли, Андрей Палыч, или вы передумали обсуждать важные вопросы? - она прошла мимо него так, словно никогда его раньше не знала. Так, словно они были друг другу чужими. Словно между ними никогда ничего… как она может… как она может вот так? Жданов сжал в руках документы, одумавшись, только когда под пальцами хрустнул мягкий пластик папки. Нет, он не должен говорить с ней об этом сейчас. В первую очередь он должен заставить ее с ним говорить в принципе. Постепенно, все должно быть постепенно. Об этом говорил Малиновский, об этом твердил здравый смысл. И как бы ему не хотелось прижать ее к себе, сметая эту маску холодности с ее лица своей страстью, нужно было ждать. - Присаживайтесь, - Катерина как раз заняла место за директорским столом. Андрей подчинился, усаживаясь напротив. Интересно, а стол всегда был таким огромным, а кабинет давящим, или это только если сидеть вот с этой самой стороны? Когда в кресле сидел отец, этого ощущения не было и в помине. Воропаев, как ни старался в кресло не попал, спасибо маме, что отговорила папу от такого опрометчивого шага, а то еще немного и старший Жданов и правда бы уступил Сашеньке в этом желании. Вот тогда от ЗимаЛетто остались бы рожки да ножки, в этом Андрей не сомневался. Он выложил перед собой принесенные документы, и придвинул их в сторону Пушкаревой. - Вот, взгляните, Катерина Валерьевна, здесь все расчеты на случай того, если ткани не придут еще какое-то время, - она протягивает руку к листам, и он накрывает ее ладонь своей, - поверьте мне, там одни убытки. Она не отдергивает руку сразу, и он решает, что это очень хороший жест, но, когда он пробует погладить ее пальцы… - Я хотела бы поверить вам, Андрей Палыч, но не могу позволить себе такую роскошь. Отныне я доверяю только себе, - Жданов убирает руку, позволяя Кате забрать документы ближе к себе. Он цепляется за ее последние слова. - И что же, Катерина Валерьевна, неужели вы не доверяете даже своему жениху? - Андрей смотрит на нее выжидательно. Катерина медленно поднимает глаза от документов, на которые она успела переключить свое внимание. - Нет, Андрей Палыч, своему жениху я как раз таки доверяю, Саша… - она снова запинается на имени Воропаева, - многое из того, что я знала или думала о нем, оказалось правдой. И основное - это честность. На грани боли, Андрей Палыч, но честность. Это доступно не многим, - она снова берет паузу, глядя на Андрея словно бы с сожалением. Он уже собирается задать ей очередной вопрос, но она снова замыкается за маской холодной отстраненности, - давайте вернемся к нашим рабочим моментам, они уж точно дают нам куда больше поводов для диалога. И Жданову приходится подчиниться. Ничего страшного, у него еще будет шанс попробовать еще.