Не делай зла, добро не обязательно

Мозг требовал остановиться. Посылал недвусмысленные сигналы в виде боли по перенапряженным мышцам, но тело было не готово. Ему казалось, что если разорвать этот поцелуй сейчас, то это может больше никогда не повториться. Он прижал ее к двери сильнее, зарываясь пальцами в Катины волосы. Она стонала ему в губы так, словно они не целовались, как перевозбужденные подростки, а уже оказались в постели, и он двигался в ней резко, быстро, глубоко. Уговаривая себя прекратить, он медленно расстегивал на ней спортивную кофту, в надежде побыстрее добраться до кожи, коснуться ее тела, ощутить ее аромат. Катерина и сама прижималась к нему, а руки ее старались забраться под его футболку, посылая стайки мурашек по всему телу. Нужно было отбросить мешающий предмет одежды прочь, позволяя ей исследовать новые просторы своего тела, но для этого следовало прекратить наслаждаться ее губами, а это было выше его сил. Она казалась ему буквально сладкой, упоительно опьяняющей. Когда Катя провела ноготками внизу его живота под футболкой, он чуть с ума не сошел от желания, он прижался к ней еще сильнее, позволяя ощутить, как сильно он ее хочет. Александру казалось, что еще немного, и он взял бы ее прямо здесь, у этой двери, даже не озаботившись в достаточной мере насладиться ее телом. Он обхватил Катину грудь сквозь футболку, ощущая, как острый сосок касается центра его ладони. Мысль о том, что на ней нет белья, и можно просто задрать ткань, чтобы упругая вишенка оказалась в его губах, просто сводила с ума. Воропаев сжал руку слишком сильно, и Катерина застонала ему в губы сильнее. Легче, идиот! Отругал он себя, чуть ослабляя руку, это же не глина в твоих руках. Мягче. Когда он, наконец, позволил ей вдохнуть, она втянула воздух сквозь стиснутые зубы, со свистом, выгибая голову так маняще, призывно подставляя шею под его ласку, и он прижался губами к бьющейся вене. Боже, как хорошо! - Саша, - она простонала его имя с таким желанием, что он только чудом не кончил от переизбытка эмоций. Нет, слишком долгое воздержание не могло привести ни к чему хорошему совершенно, - пожалуйста, Сашенька, пожалуйста… Он знал, о чем она его просила, он сам хотел этого просто безумно, но все это должно быть не так, все должно было быть правильно. Но… Александр не мог, просто не мог остановиться. Он позволил себе скользнуть рукой под ее футболку, поглаживая бархатистую кожу спины, продолжая выцеловывать на шее Катерины замысловатые кружевные узоры. Голова кружилась от аромата ее кожи, от ощущения ее возбуждения, от ее жара, от ее стонов, которые становились громче каждый раз, когда он протирался об нее возбужденным членом. Стук в дверь, как спасение. Стук в дверь, как адское испытание. Воропаев выдохнул, опаляя Катину шею жадным дыханием и прохрипел. - Да, - он даже не сразу узнал свой голос, который можно было соотнести с рычанием. - Чай готов, - Кира звучала совершенно невозмутимо, хотя не могла не услышать того, что творилось под самой дверью, - спускайтесь, пока он горячий. Там Мая печенье передала, - Воропаев уперся лбом в дверь с тихим стоном. Ощущая, как Катерина прижимается к нему, тоже стараясь перевести дыхание. - Какой чай, Кира? - Александр прочистил горло, чтобы голос не казался таким загнанным. Прохладное дерево приятно холодило лоб и щеку, немного отрезвляя безумные мысли. Катя хихикнула, но вместо звука он ощутил вибрацию на коже. - Имбирный, - младшая Воропаева обладала просто невероятным терпением, - его нужно пить свежим и горячим, иначе толку от него не будет, а тебе, после такой прогулки, будет в самый раз, - она помолчала пару секунд и добавила, - и еще, если вам так уж невтерпеж, то доберитесь хотя бы до кровати, а то уж больно вы шумные. - Теперь я точно никуда не пойду, - вздохнула Катерина, тоже прислушиваясь к удаляющимся шагам Киры. Пушкарева спрятала лицо на его груди и глубоко дышала, ни капли не смущаясь того, что упирается лицом в его едва просохшую после бега футболку. Воропаев принялся поглаживать волосы Катерины медленно, ласково, стараясь настроиться на расслабление, нежность, чтобы немного унять нестерпимую боль от возбуждения. - Придется, - выдохнул он ей в волосы, целуя в макушку, - Кира не терпит отказа, с нее станется нас за руку за стол притащить. - Я начинаю не любить твою сестру, - заметила Катя обижено, заставляя Александра счастливо рассмеяться, - я серьезно, Саш, - она подняла лицо на Воропаева. Очаровательный румянец, огромный зрачок, буквально на всю радужку. Он приласкал ее щеку большим пальцем, она была невыносимо прекрасна. - Ты с ней только отношения наладила, а теперь говоришь, что ты ее не любишь, - он покачал головой, - так же нельзя. - Можно… - она погладила его плечо, - ты дрожишь. Ты замерз? - но кожа под ее руками отдавала жаром, что совершенно сбивало Катерину с толку. - Катя, я не замерз, - ему хочется смеяться от того, как широко открываются ее и без того огромные глаза, - сейчас схожу в душ и мне станет легче. - А, может, мы не будем идти пить чай, и легче станет нам двоим? - ему хочется буквально придушить ее за эти слова, ведь в штанах снова становится тесно. - Придется потерпеть, - он целует ее, когда замечает, как хмурится Катя, чтобы возмутиться его отказу, - но, я обещаю тебе, что больше я не скажу “нет”. Иначе просто с ума сойду. Здоровье дороже, - он снова целует ее в губы, просто потому, что теперь ощущает на это право. Это прекрасное ощущение, едва ли не лучшее, что он испытывал за ближайшие несколько лет. И то, как Катя реагирует на поцелуй, заставляет его буквально задыхаться от переизбытка чувств. - Ты хочешь в душ? - она поглаживает его медленными, успокаивающими движениями, пристально глядя в глаза. - Думаю, это хорошая идея, - кивает Александр, - мне, по хорошему, из этого, - он оттягивает немного в сторону ворот футболки, - уже давно нужно выбраться. А я все никак, - Воропаев аккуратно щелкает Катерину по носу, - отпускаешь? - А можно с тобой? - просит она, совершенно невинно хлопая ресницами, - помогу, сама заодно освежусь немного, - мысль о том, как капельки воды стекают по желанным изгибам этой женщины, оказывается новым испытанием. Нет, Пушкарева точно была подарена ему Богом за все его грехи! - Думаю, это плохая идея, - он проводит большим пальцем по ее нижней губе, борясь с желанием снова притянуть ее в жаркий и жадный поцелуй, - мне бы не хотелось, чтобы наш первый раз был в душе. Давай мы сделаем все правильно, а? - А с каких пор Александр Воропаев хочет сделать так, как правильно? - в голосе Пушкаревой слышатся нотки возмущения, и Александр прикусывает щеку изнутри, стараясь не рассмеяться. - С тех самых, как я хочу насладиться каждым сантиметром твоего роскошного тела, а в душе я не смогу рассмотреть и половины, - он улыбнулся, замечая, как Катя краснеет, но, тем не менее, наслаждается его словами. - Иди, - она неохотно отпускает его, роняя лицо в сложенные лодочкой ладони, - я тебя здесь подожду, вместе спустимся уже. Он не выдерживает, и снова целует ее, притягивая к себе так близко, как это только возможно. Катерина охотно поддается на ласку, тут же размыкая губы, словно приглашая, соглашаясь, отдаваясь… - Иду, - выдыхает он, когда поцелуй заканчивается, - я быстро, - и скрывается в ванной, пока его не накрыло очередным приступом желания. Шанс покинуть комнату, не оказавшись в постели с Катериной, просто таял на глазах. Андрея пришлось вытащить на мороз, для максимально приватного разговора. Жданов не сказал ему ни слова, когда Александр подтолкнул его в спину, желая побыстрее расставить все точки над ё. Но, когда они оказались вне досягаемости женских ушей Андрей развернулся и отвесил ему удар в живот так, что Воропаев только чудом не свалился на колени, удержавшись о бревенчатую стену дома. Александр откашлялся и разогнулся, удивленно глядя на тяжело дышащего Жданова. Он явно готовился к драке, сжимая и разжимая кулаки, явно не понимая, почему Воропаев не бьет его в ответ. Александр тяжело привалился к стене, на которую только что опирался. - Жданов, блять, какого хрена? - интонация у него выходит не угрожающая, а устало удивленная, - ты что, серьезно собираешься подраться, чтобы девчонки с ума сошли от беспокойства? Мы только приехали сюда, я буквально зубами выгрызал для себя отпуск, а твой отец крайне великодушно взвалил на себя все дела фирмы, чтобы мы могли тут отдохнуть. Ты мне скажи, почему тебе не терпится все засрать? - Ты же сам сказал, что хочешь поговорить со мной наедине, что я, по-твоему, должен был подумать? - Андрей хмурится, сплетая руки на груди, но, заметно расслабляется. - Логично, - кривится Воропаев, - моя вина, - в последний раз, когда он решил с Андреем пообщаться тет-а-тет, у них вышла славная драка. Так что Жданов просто действовал на упреждение, - но, на этот раз, для разнообразия, я предлагаю попробовать решить нашу ситуацию словами через рот, или, по крайней мере, поставить ее на паузу, иначе ни хрена у нас с отпуском не выйдет. - И как ты предлагаешь мне решить то, что ты решать не готов? - Андрей склонил голову к правому плечу, - ты же стоишь на том, что вы с Катей пара, а это… - Это правда, - Александр перебивает Жданова, чтобы не выслушивать одно и то же по кругу, - Андрей, очнись, ты опоздал. Полгода она провела в Египте. При желании, ты мог бы найти ее, упасть перед ней на колени и вымаливать прощение. Она бы простила тебя, Жданов. Простила, и вернулась бы к тебе, поверив, что ты совершил ужасную, непоправимую ошибку. Любовь все списывает, даже такую мерзость. В особенности, если эта любовь слепая. - Она же сказала, что не любила, - в голосе Андрея надежда пополам с сарказмом, и смотрит он выжидательно. Воропаев качает головой. - Говорила, не говорила… ты же сам все знаешь, видел, чувствовал собственной кожей, - Александра буквально выворачивает, когда он произносит эти слова, но, оно того стоит, - сейчас главное другое, ты опоздал. Полгода в Египте, полгода в отношениях со мной. Она тебя переросла, отбросила, освободилась. - В этом списке нет ее любви к тебе, - цепляется за слова Жданов, буквально зубами, глупец, цепляется, - или я все-таки прав, и это изощренная игра? - Могла бы быть, - кивает Воропаев, - но, я оказался гораздо слабее, чем даже мог себе представить, - он улыбается, замечая шок на лице Андрея. - Только не говори мне, что ты влюбился, Сашенька, это ведь даже не смешно, - он трет лицо руками, - это глупо! Воропаев, это глупо! Ты же понимаешь, что она сейчас с тобой исключительно для того, чтобы досадить мне! - Плевать, - горло обжигает от этого слова, и все за что держится его сознание, это образ Катерины, ее глаза, то желание, которое вспыхнуло в них, когда он коснулся ее губ целомудренным поцелуем, - плевать. - Ты ведь будешь для нее суррогатом, она вытрет об тебя ноги, когда поймет, что не в силах забыть то, что было между нами, - Андрей метался туда-сюда, совершенно не обращая внимания, что давно сошел с крыльца в пушистый снег. - Ноги вытрет? - Александр даже рассмеялся, - ты что, ее по себе равняешь? - он постарался незаметно потереть ушибленное место. Рука у Жданова оказалась тяжелой, а злости хоть отбавляй. - Ну, не вытрет, - Андрей согласился с легкостью, прекрасно понимая собственную ошибку, - но, надолго ее с тобой не хватит. Даже если она не вернется ко мне, то и с тобой она не будет, ты ж понимаешь это? - Плевать, - на этот раз Воропаев оскалился хищно и самодовольно, - я, в отличие от тебя, все еще имею шанс на то, что от меня она уйти не захочет никуда и никогда. - А что ты будешь делать, если она все-таки тебя оставит? Так как оставила меня, - Жданов пристально смотрит на Александра, словно стараясь прожечь в нем взглядом мнимо-пулевое отверстие. - Тебя она оставила, потому, что ты гребанный еблан который сыграл на ее чувствах, - припечатывает Воропаев, совершенно не сожалея о сказанном ни капли, - меня она бросит только в том случае, если чувства окажутся недостаточно сильными, и она перерастет эти отношения в какой-то момент. И я отпущу ее, потому, что только отпустив, я смогу завоевать ее назад, но, для этого она сперва должна захотеть уйти, а пока я не дам ей такого шанса. - Ну да, великолепный Александр Воропаев, как же можно оставить такого, - выплевывает хорошую дозу яда Андрей, - я уже проникся твоим совершенством, но, так и не понял, о чем ты хотел со мной поговорить. - Остынь, - вздыхает Воропаев, а потом добавляет, когда замечает, что Жданов собирается возмутиться, - остынь с этого момента и до конца нашего отпуска. Вернемся назад, и можешь меня хоть на дуэль вызвать, я буду на все согласен. А тут дай Кате с Кирой отдохнуть, по возможности комфортно и без нервов, которые ты так мастерски умеешь делать. Ты хотел знать, что у нас с Катериной, отвечаю - отношения, достаточно серьезные, чтобы ты рвал на себе волосы, достаточно близкие, чтобы ты ненавидел меня еще больше, достаточно новые, чтобы ты мог надеяться, что это не приведет нас в загс. Я подарил ей кольцо и вывел в свет как свою невесту, чтобы упрочнить ее фигуру в обществе. Она еще заработает себе имя, создаст репутацию, и ей будут поклоняться сильные мира сего, но пока моя фамилия ее защищает. А твоя, уж прости, и тебя самого защитить не может, - Александр вздохнул и оттолкнулся от стены, собираясь пойти обратно в дом, - отдыхай, веселись, по возможности сделай так, чтобы моя сестра улыбалась и отстань от Кати, иначе нам действительно придется бить друг другу рожи, и тогда я не уверен, что смогу остановиться. Я надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? - Понимаю, - кривится Жданов, - так и быть, я дам Катерине разочароваться в тебе самостоятельно. Думаю, у нее много времени это не займет, - наконец он поводит плечами, словно только сейчас осознавая, что промерз не на шутку, - пошли, я уже достаточно околел, чтобы простыть, что будет на твоей совести. - Согласен, - Александр пропускает его внутрь дома, снова потирая бок, - при отсутствии совести ты можешь вешать на нее все что угодно. - Почему ты такой бледный? - Кира отпила из чашки, совершенно не грациозно прихлебывая. Воропаев недовольно покосился на сестру, обнимая чашку двумя руками. - Потому, что я принимал холодный душ, - он покосился на Катерину, что густо покраснела, - дважды, - чай и правда был хорош. Ароматный, сдобренный мятой и чабрецом, а еще веточками малины с ягодами на них. Но, он все равно не стоил тех мучений, которые ему пришлось переживать. - Тебе сейчас было бы куда полезнее принимать горячий, - было видно, что Кира издевается, получая от этого огромное удовольствие, - мышцы бы натруженные расслабились, а то ты завтра просто не встанешь. - Все у него встанет, - уверенно заявила Катерина, и Андрей с Александром синхронно закашлялись, подавившись чаем, - я хотела сказать “он встанет”, - попыталась исправиться Пушкарева, но Кира фыркнула в чашку, достреливая каплями до брата, - я имею в виду, что я вообще молчу, - пробухтела она, снова отдавая должное напитку. Сюрреализм в действии, а не чаепитие. Воропаев медленно опустил руку под стол, коснувшись Катиного колена. Она покосилась на него, несмело улыбнувшись. И это она соблазняла его еще несколько минут назад, провокационно переодеваясь при нем в мягкий домашний костюм? Как в этой женщине уживались две такие противоречивые личности? Он задумался, так что Кире пришлось привлекать его внимание кашлем. - Мая передавала привет, - сестра хитро улыбнулась, а потом уложила на стол связку ключей, - и вот это, - она поиграла бровями, ожидая, когда до Александра дойдет, что же это перед ним такое и зачем. - Не может быть, - Воропаев взял ключи, разглядывая костяную фигурку волка, в виде брелока подвешенную к связке, - и Олли даже дал добро? - Это конечно мило, что у вас тут семейные тайны, но можно пояснить? - Жданов недовольно скривился, ощущая себя исключенным из диалога. - У Олли и Маи есть домик, Romantischen Ort, - произнесла она мечтательно, - крайне особенное место, где у них начинались их отношения. - Мы слышали историю об этом месте тысячу раз, не иначе, - Александр улыбнулся, глядя на Катю, что погладила пальцем согретую его руками костяную фигурку, - Geheimer Ort, - он передал ключи в ее руки, - и сколько дней нам можно там погостить? - он перевел взгляд на Киру. - Сколько угодно, - просияла сестра и тут же погрозила пальцем, - но, давай не больше пары дней, я бы тоже хотела побывать там, - она покосилась на Жданова, но как-то неуверенно, словно бы побывать она, конечно, хотела, но вот с ним ли… сомневалась. - Поедем прямо завтра, - Александр оскалился хищно и довольно, подгребая растерянную Катерину, - щедрость Олли может оказаться не безграничной. Меньше всех эта идея нравится Андрею, но, в этом случае его попросту никто не спрашивает. И чаепитие заканчивается даже быстрее чем рассчитано. Катя остается с Кирой на кухне. Прибраться. Перекинуться парой слов, а Воропаев поднимается в ИХ комнату. Первым делом он принимается расстилать постель. Два из трех одеял в сложенном виде переезжают на витое из лозы кресло. Хороший намек? Достаточный? Он сглатывает, ощущая во рту легкую сухость. Или, может, вернуть все на место, и… - У нас намечается прогресс? - Катерина оказалась за его спиной очень неожиданно, заставляя его повернуться к ней резко, стремительно, заставив ее сделать шаг назад. - Прости, - Воропаев протянул к ней руку, - не хотел тебя напугать, я думал, что ты задержишься с Кирой немного дольше. - Не было такой необходимости, - Катя подходит ближе, вкладывая свою руку в его, переплетая с ним пальцы, - я подумала, что тут я гораздо нужнее. - Да, - Александр поднес ее руку к губам, целуя поочередно каждую костяшку, - здесь ты гораздо нужнее, - она улыбается ему, ласково, немного смущенно. Он подталкивает ее к кровати, усаживая на ее край, - ты не против этой… поездки в поездке? - Воропаев отошел к двери, запирая ее изнутри на два оборота крохотного замка. Он слышит, как дыхание Катерины учащается, а руки его начинают дрожать, словно от перенапряжения. - Олли очень хотел порадовать нас, - Александр поворачивается к Кате, чуть поводя плечами, он захватывает низ футболки, планируя сбросить ее, перед тем, как лечь в постель, - но, если тебе будет некомфортно, то… - А можно я сама, - Воропаев замирает, хмурясь, не понимая, чему приурочен ее ответ, пока Пушкарева сама не сползает с постели, приближаясь к нему вплотную, - я хочу сама, - руки ее оказываются поверх его рук, поглаживая, лаская, - можно? - Мы не обязательно должны… - пробует начать Александр, но футболку отпускает, чтобы Катерина могла ощутить свою власть над ситуацией. - Ты не хочешь? - Пушкарева замирает с краем его футболки в руках, и это ощущается странно, непривычно, немного глупо и… правильно. - Это глупый вопрос, - он улыбается, делая шаг вперед, заставляя Катю отступать назад. Медленно. Постепенно. Когда она цепляется за край постели, то падает назад с тихим вскриком, утаскивая за собой Воропаева. Комната наполняется звуком рвущейся ткани, - мне нравилась эта футболка, - он улыбается, нависая над ней. Склонись чуть ниже, и можно захватить эти губы в жаркий, жадный поцелуй. - А я? - какой глупый, какой провокационный, какой правильный вопрос. Он улыбается ей, сокращая между ними расстояние еще больше. Дыхание ее щекочет ему губы. - А ты мое наваждение, - он касается носом ее носа, - моя жажда, - он сглатывает, когда замечает, как Катя прикрывает глаза и тихо стонет, - я никого так не хотел как тебя, Пушкарева, и это сводит меня с ума. - Саша… - но разговоры это такая глупость. Слабый свет ночника создает множащиеся тени, и от этого каждое движение словно удваивается, утраивается, дополняется. Воропаев склоняется к ее губам, захватывая их в медленный, мучительный поцелуй, опускаясь на нее, придавливая своим весом, чтобы всем телом ощутить ее целиком. Катерина высвобождает руки, чтобы зарыться ему в волосы, и ногти ее царапают его затылок, притягивая еще ближе. Желание нарастает, окутывает волнами и распускается, подобно цветку. Ему кажется, что можно провести целую вечность вот так, разделяя с ней дыхание, и сладость ее губ кажется просто изысканным лакомством. Но жар только нарастает, и рука его скользит под ткань ее кофты, исследуя ее кожу, все ближе и ближе к шелковому холмику ее груди. Она буквально вскрикивает, и он ловит губами этот вскрик, наслаждаясь тем, как она дрожит под его руками, такая отзывчивая, податливая, словно воск. Неземная. Одежда становится лишней, но выпутаться из нее прекратив касание не просто. Необходимость, потребность… Жажда. Он бережен с каждой ее вещью, ласков с каждым сантиметром ее кожи. Но, его футболка оказывается надорванной сильнее, когда Катя нетерпеливо тянет ее вверх. Она неловко задевает его ушибленный бок, и ему приходится впиться в ее губы жадным поцелуем, скрывая за ними стон, который не сочетается с удовольствием. Тело Катерины, как произведение искусства. Каждый изгиб манит коснуться к нему губами. Он выцеловывает дорожку вниз, к резинке ее белья, чтобы приспустить его на несколько сантиметров, и пройтись по тонкому розовому следу на коже языком. Она стонет его имя без остановки. То тише. То громче. То едва слышно, на грани вздоха. А он не может остановиться, ему хочется покрыть поцелуями каждый сантиметр, прижаться губами к центру ее удовольствия и ласкать, ласкать, пока она не взорвется от наслаждения, опадая на постель на грани реальности и неги. Язык его вырисовывает узоры на внутренней стороне ее бедра, открывая для себя новые просторы ее тела. Когда язык его проходится немного сбоку от ее клитора, она вздрагивает, словно от удара током. Короткий всхлип подсказывает ему, что ей нравится, и это позволяет ему повторить движение, не спрашивая, комфортно ли ей, хорошо ли. Он выбирает ритм, стараясь соответствовать ее дыханию, прислушиваясь к ее телу. Главное не торопиться, параллельно поглаживая ее бедра. Стоны ее становятся тише, и ему кажется, что она не дышит, а задыхается. Словно ей не хватает воздуха, словно все ее тело каменеет под его руками. Он ускоряет ритм, стараясь нажимать не слишком сильно, подталкивая ее к краю, и вознаграждается дрожью во всем ее теле. Она оседает, словно из нее вынули батарейки. В домашних мягких брюках становится невыносимо больно, и Александр торопливо освобождается от них, сдавленно выдыхая. Когда он поворачивается к Катерине, она смотрит на него растерянно и смущенно. - Что-то не так? - он поглаживает ее волосы, перебирая их между пальцами. Как бы ему не хотелось быть сейчас в ней, куда больше удовольствия ему доставляет видеть ее счастье, ее наслаждение. Она приподнимается с постели, чтобы вовлечь его в медленный поцелуй. Он прикрывает глаза, откидываясь назад, позволяя теперь ей нависнуть над собой. Катя перебрасывает через него ногу, поглаживая его возбуждение по всей длине. С губ его срывается непечатное выражение, и он прогибается в спине, приподнимая усевшуюся на его бедра Катерину. Она смеется, повторяя движение рукой несколько раз, заставляя Воропаева хныкать. Он практически готов умолять ее, просить… но, этого не требуется. Она сама опускается на него, наблюдая за тем, как он задыхается от охватившего его удовольствия. - Все так… все слишком сильно “так”, - шепчет, наконец, она, принимаясь двигаться вверх-вниз, упираясь ладошками в его живот. Он придерживает ее бедра, сжимая на них пальцы с такой силой, что ему кажется, завтра у нее там будут синяки. Ему до зубовного скрежета хочется взять ее резко, быстро, глубоко. Но, всему свое время, и он отдается ее движениям, ощущая, что волна оргазма приближается слишком стремительно. Шум в ушах нарастает девятым валом, и он не в силах слышать, как дыхание Катерины учащается, как она сама принимается двигаться быстрее, подталкивая их к пику, растворяя друг в друге. Он вскрикивает, невольно и громко. Ее имя. Только ее имя. И ловит ее в свои объятия, когда она падает ему на грудь, тяжело дыша. Александр позволяет себе плыть по волнам удовольствия, поглаживая ее обнаженную разгоряченную спину. - Скажи мне еще раз, почему ты ждал столько времени? - хрипло спрашивает Катерина, приподнимаясь, чтобы взглянуть ему в глаза. Воропаев тихо смеется, заводя прядь ее волос за ухо, чтобы лучше видеть выражение ее лица. - Нет ничего приятнее, чем отложенное удовольствие, - он замечает скепсис на лице Кати, она морщит нос, всем своим видом показывая, что она думает о его гениальности. Он целует ее плечо, выгибая бровь, - ну что? Еще раз или на боковую? - Еще чего, - вполне искренне возмущается Пушкарева, заставляя его вновь рассмеяться, - никакого больше отложенного удовольствия. Ой! Он подминает ее под себя, нависая сверху, улыбаясь довольно и сыто. - Больше никогда…