Не делай зла, добро не обязательно

- Какие интересные, - Катя пошевелила ногой, когда Александр закончил закреплять на ней снегоступ, - я таких еще не видела, они словно плетенные вручную. - А они и плетенные вручную, - кивнул мужчина, - Олли сделал их для своей супруги собственными руками. Думаю, что у него это способ проявить любовь и заботу, - он поднял ее вторую ногу, чтобы закрепить на ней снегоступ, - мы с тобой практически касаемся части истории, так что, надеюсь, тебе понравится. - Мне уже и так все очень сильно нравится, я чувствую себя словно в сказке, - она огляделась вокруг, любуюсь природой и легким снегом, который медленно спускался с неба крупными хлопьями. Воропаев знал, что он не перейдет в сильный снегопад, и прогулка от этого только украсится. - Не будем задерживаться здесь слишком долго, чтобы это место не стало обыденностью, - от своих собственных слов ему стало немного горько. Страх, который поселился где-то в подреберье сразу после первой разделенной с Катериной ночи, то и дело давал о себе знать болезненным спазмом. Александру казалось, что все самое прекрасное уже произошло, и лучше просто быть не может. А когда они вернутся к своей обычной рутине, все растает словно дымка. Было глупо держаться за невозможное, но ему так хотелось, чтобы после этого проведенного вместе времени Пушкарева стала его навсегда. Нужно было быть благодарным уже за то, что он получил возможность обладать этой восхитительной женщиной, но Воропаев всегда был слишком жадным. Попробовав вкус запретного плода, ему больше не хотелось других яств. Но, для Катерины должно было пройти еще немного времени, чтобы она окончательно осознала, нуждается ли она в новых отношениях. Он знал, что она была честна, чиста, прекрасна, Катерина была гениальным директором, восхитительным аналитиком, финансистом. Но, в первую очередь, она была чувственной женщиной, которая нуждалась в любви и ласке. Оказавшись с ней в одной постели, Александр понял, какой пожар горит за внешним спокойствием, и чем больше он был с ней, тем сильнее этот самый пожар разгорался. Катя несколько раз намеревалась сказать ему о своих чувствах, свято веря в то, что вот она, настоящая любовь, но Воропаев боялся подгонять события. Увы, но у Пушкаревой имелся существенный недостаток, она слишком сильно идеализировала окружающих ее людей. Конечно, Александр был не против стать ее рыцарем, но ему хотелось, чтобы она полюбила его таким, какой он есть, со всеми его минусами - отвратительным характером, ядовитым языком, неприятием других людей, нелюбовью ко Жданову, аллергией на ЗимаЛетто. Требовать этого от нее он не мог, просить никогда не умел, оставалось ждать. - А я бы с удовольствием осталась здесь навсегда, - вздохнула Катя, приноравливаясь к ходьбе на снегоступах, - здесь нет ни суеты, ни удушающих забот, только ты и я, мне этого достаточно, - она вцепилась в его руку, ища опору и ласку одновременно. - Не переживай, мы приезжаем сюда далеко не последний раз, - Александр начал понемногу наращивать темп, одной рукой поддерживая Катю, а второй волоча за собой санки, - просто чем дольше ты находишься в любимом месте, тем меньше ты чувствуешь его магию. - А так бывает только с местом? Или человека - это тоже касается? - он заметил, что Катерина стала шагать гораздо увереннее, но все равно не отпускала его руки. - Увы, но и людей это касается в той же степени, - он улыбнулся ей, замечая, как погрустнела его спутница, - за первым очарованием приходит что-то гораздо более глубокое, прелесть людей рядом в том, что можно открывать их новые грани каждый день. Правда, тебе очень повезет, если эти грани будут исключительно хорошими. - Мне неважно, какие грани будут у тебя, - Катя смотрела на него с серьезной уверенностью, словно читала его мысли и страхи, - я хочу знать тебя, понять тебя, чувствовать тебя здесь, - она прижала руку к груди, - это не просто слова, я это знаю. - А я и не говорю, что это просто слова, тебе не нужно от меня защищаться, - Воропаев улыбнулся как можно мягче, останавливаясь, чтобы запечатлеть в уголке ее губ нежный поцелуй, - но, давай оставим философствование на другой раз? - Это не философствование, понимаешь? - Катерина нахмурилась, сводя брови к переносице, - я тебе вполне искренне… - Катя, - буквально простонал Александр, закрывая ей рот поцелуем. Она протестующе замычала, старательно отталкивая его от себя обеими руками. Правда, сопротивлялась она не слишком долго, все-таки отдаваясь ласке. - Все? Успокоилась? - поинтересовался Воропаев, когда, наконец, разорвал поцелуй. - Я и не нервничала, - на этот раз вздохнула Катерина, а потом огляделась, - мы уже пришли? - Александру было крайне сложно не расхохотаться. “Прийти” на этих широких восхитительных просторах было очень сложно. Природа была прекрасна, но, немного однотипна. Горы, лес и снега, снега, снега. Все это захватывало воображение, но, не приводило ни к какой конкретной цели. Воропаев просто старался найти горку, с которой можно было бы максимально весело и с удовольствием скатиться, не сбив при этом загулявшего лыжника, да и чтобы подниматься было не слишком тяжело. До места, которое советовал ему Олли, они еще не добрались, но склон был довольно пологим, снег мягким, а территория безлюдной. Может, стоит и не тащиться дальше? - Нет, на самом деле, но, можем тут остаться, если нам понравиться, - уверил ее Александр, устанавливая санки, чтобы удобно было оттолкнуться, - вперед? Назад? - предоставил он Пушкаревой право выбора, немного вгоняя ее в ступор. - Мы что, и правда будем на них кататься? - как-то немного неуверенно указала она на санки, сомнения в ее голосе было хоть отбавляй. Это показалось крайне милым. - Я хороший водитель, - уверил ее Воропаев, усаживаясь для будущих покатушек, - не переживай, садись, тебе понравится. - А давай мы погуляем еще, а потом пойдем домой, и там мне тоже… понравится, - ему нравилось, как Катерина пробовала торговаться. За этим было крайне интересно наблюдать. Она заложила руки за спину, и, если бы могла, то сделала бы шаг назад. Но, так как снегоступы пока были изучены ею только в шагании вперед, она просто стояла на месте и ожидала решения Александра. - Успокойся и садись, - он уверенно похлопал по санкам перед собой, - я, правда, в этом хорош, это как кататься на велосипеде. Мастерство не теряется. - Но, это не велосипед, - пробухтела Катерина, но, все-таки села перед Воропаевым, упираясь спиной в мужчину, позволяя ему обнять себя руками, - тут даже тормозов нет. - Как это нет? - искренне удивился Александр, - это же не просто детские саночки, тут все рассчитано, вот, смотри, - с двух сторон и правда отстегивались специальные стопперы, которыми, при правильно применении можно было умерить скорость, а то и вовсе остановить разгон. Главное, не делать это слишком резко, а то есть очень высокая вероятность вылететь далеко вперед, и тормозить уже носом. - Я знаю, как этим пользоваться, не волнуйся. Готова? - Нет! - успела крикнуть Катерина, но, было поздно. Воропаев оттолкнулся, отправляя санки вниз по склону. Разлетающиеся во все стороны волны искристого снега, свист ветра и визг Кати, все это казалось восхитительным, прекрасным. Хотелось хохотать во весь голос, как в детстве, кричать от удовольствия так, чтобы услышали все. Все. ВСЕ! Но, пришлось сдержать глупый порыв, не хватало еще своими воплями напугать и без того испуганную Катерину. Он осторожно принялся притормаживать, разворачивая санки боком, а потом и вовсе прижал Катю к себе теснее, спрыгивая с них, и принимаясь скатываться по склону. Когда они, наконец, остановились, то он долго и с удовольствием смеялся, наблюдая за тем, как Пушкарева вытирает с лица снег. Видимо, его излишне веселое настроение ей не понравилось. - Хватит надо мной ржать, - возмутилась она, и тут же попыталась засыпать его снегом, словно было недостаточно того, что они уже выкупались в нем по самые уши, - ты специально это сделал, специально! Пришлось перехватить ее руки и завалить ее в сугроб, придавливая сверху, впиваясь в недовольные губы жадным поцелуем. Ему казалось, что Катя сейчас должна была брыкаться, попытаться его укусить или еще как-то показать свое возмущение, но, то, с каким жаром она ответила… Да. Если бы можно было заняться любовью прямо здесь, то… но, это было слишком глупо, если не сказать опасно. Поцелуй пришлось разорвать, а разыгравшееся возбуждение успокоить. - Ты почему так кричала? - поинтересовался Александр, - это же было не страшно совсем, - он оскалился, любуясь тем, как Катя сморщила нос. - Кричать можно не только от страха? - она выгибает брови, а когда мужчина скалится, тут же краснеет. Ему даже не нужно ничего говорить, она уже знает, на что намекают ее слова, - Саша, я сейчас не об этом, - вздыхает она, - кричать можно и от восторга, но, мне все равно было немного страшно, знаешь ли! - Так что, мы больше не катаемся? - Воропаев поигрывает бровями, замечая, как на лице Катерины отражается внутренняя борьба. - Катаемся, - она произносит это как-то немного обреченно, пробуя выбраться из-под Александра, но он не торопится отпустить Пушкареву. - Ты точно уверена? - он опускается ниже, целуя ее нос, когда она пробует ответить, - тебе снова будет страшно, снова будешь кричать. - И ничего, покричу немного, - уверенно заявляет она, да, не стоит бросать вызов Катерине, она была из тех игроков, которые стараются доказать свою силу, ведутся на провокацию. Неопытность. Молодость. У нее это пройдет, и она станет куда более опасным противником, чем уже есть сейчас, - или ты думаешь, что я трусиха? - Ты не побоялась оказаться со мной в гордом одиночестве среди гор и лесов, - Воропаев улыбается, - как я могу считать тебя трусихой? - Ты так говоришь, словно ты страшное чудовище, которое может съесть меня в любой момент, - качает головой Катерина, - с тобой мне как раз ничего не страшно, я знаю, что меня ты защитишь. Мне ты не причинишь вреда, потому, что ты пообещал. - И я всегда свои обещания держу, - кивает Александр, - но, что будет потом, когда ты разберешься с ЗимаЛетто и примешь предложение Виноградовой окончательно? - А что потом? - она замирает, принимаясь глядеть на него с осторожностью, словно сейчас он должен сказать что-то неправильное или ужасное. - Наш договор закончится, - он и сам не хотел начинать этот разговор, но, оно вышло само собой, - и я спрашиваю у тебя, что будет… будешь ли ты меня бояться, что планируешь делать, к чему будешь стремиться? - Все зависит от того, кем я стану для тебя, Воропаев, - она смотрит так пристально, глаза в глаза, и по телу его проходит дрожь, - многое будет определять то, кем я буду. - А что, если я скажу, что ты станешь моей женой? - смех отброшен, страх прижат к земле, только надежда в груди горячим шаром обжигает ребра. Она вздыхает, словно не ожидала этих слов, а потом улыбается. - А что, если я скажу “да”?

* * *

Он заметил, что Катерина любила, когда в доме было жарко. Она сбрасывала с себя все, кроме огромных шерстяных носков и его растянутого ужасного старого свитера. Воропаев специально кочегарил так, чтобы находиться в доме было практически невозможно, и просто наслаждался ее видом. Да, самому приходилось расхаживать по дому в футболке и пижамных штанах, но, это того стоило. Вот и сейчас она вышла к нему из спальни с влажными после душа волосами. Тот же свитер, те же носки. Было немного колко осознавать, что завтра нужно было возвращаться к Андрею и Кире. Время только вдвоем было бесценно, но… нужно было приучать себя к мысли, что Катерину по возвращению домой придется делить с целым миром. - Боже, какое это блаженство! - заявила Катя, проходя мимо Александра по направлению к камину. Это было ее любимое место, она сворачивалась там, на шкурах, и могла просто часами смотреть на огонь. Ее это успокаивало, дарило ощущение уюта. Но, долго там сидеть одной у нее никогда не получалось, - ты чего там застрял? - Катерина настолько привыкла, что он находился с ней рядом, что искренне удивлялась каждый раз, когда Воропаев терялся где-то в доме, или следил за ней со стороны. - Да вот, думаю, может, сделать тебе какао сперва? У нас, конечно, зефира не осталось, но я могу сварить его тебе с ромом, - он поиграл бровями, намекая, как именно они расправились с зефиром. Катя покраснела, но со смущением справилась. Справилась даже как-то обидно быстро! Она тренировалась с ним каждый раз. - Не хочу ничего, просто иди сюда, - Катерина протянула руку, словно могла дотянуться к нему через всю комнату. В голосе ее слышалась потребность, и это странно согревало, даже сильнее чем хорошо разведенный в камине огонь. - Как знаешь, я просто старался быть милым, - он сократил расстояние между ними, присаживаясь рядом. Александр старался не касаться ее, это никогда не заканчивалось простой невинной лаской, ему действительно хотелось ее с каждым разом все сильнее. А она еще и, как назло, пахла тем дурацким травяным шампунем, который она облюбовала в ванной. Почему-то этот простой, природный аромат действовал не хуже дорогого афродизиака. А еще ее волосы, что сохли здесь без использования фена, вились в странные, неравномерные крупные кудри. И это тоже казалось безумно сексуальным. Все в этой женщине казалось таким, даже ее дурацкая любовь опускать очки на кончик носа, или то, как она могла грызть ногти, думая над чем-то отвлеченным, когда была уверена, что ее никто не видит. - Ты и так слишком милый, - она подползла к нему, чтобы опереться спиной, немного повозилась, устраиваясь поудобнее, распространяя вокруг себя аромат мяты и горечавки. Воропаев зарылся носом в ее влажные волосы, - я даже переживаю, не произошли ли в тебе перемены, которые навсегда изменят Великого и Ужасного Александра Воропаева, - она развернулась так, чтобы взглянуть ему в глаза. - За это можешь не переживать, когда вернемся в родные пенаты я снова стану самым отъявленным козлом, - пообещал ей Александр, щелкая ее по носу, так что ты даже позабудешь, что я могу быть другим. - Врешь, - она разворачивается в его руках, упираясь ладонями в его колени, чтобы оказаться нос к носу с ним, - для других ты можешь быть каким угодно, - она взмахивает головой, - но со мной ты будешь собой. - И какой же я, по-твоему? - Воропаеву и правда становится интересно, что же видит в нем Катерина. Она прикусывает нижнюю губу, глядя пристально, словно читает что-то в его пульсирующих от возбуждения зрачках. - Ты упрямый, резкий и нетерпимый, ты жестокий и жесткий, ты страстный и жадный, - она придвинулась к нему еще ближе, чтобы оказаться буквально нос к носу, - а еще ты нежный, ты ласковый, ты словно магнит, влечешь и от тебя невозможно оторваться. Ты не идеальный человек, тебе не нужно постоянно повторять это, я и так все вижу и знаю. Но… - она касается своим носом его, и он невольно прикрывает глаза, - но… я знаю, что это даже не половина того, что в тебе сокрыто. И возможно… только возможно, когда мы вернемся домой, ты, наконец, позволишь себя изучить. Александр резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы, когда Катерина толкает его в плечи. Он откидывается на спину, позволяя ей над собой нависнуть, и открывает глаза, чтобы снова наслаждаться сиянием ее глаз. - А ты хочешь меня изучать? - Воропаев ощущает, как Катерина усаживается сверху, немного покачивая бедрами, чтобы немного подразнить его, заставить буквально плавиться под своими, казалось бы, совершенно невинными касаниями. - Больше ничего так не хочу, - Катя склоняется ниже, чтобы осторожно втянуть его нижнюю губу в рот, слегка посасывая, - ничего никогда так не хотела, - выдыхает она куда-то в уголок его рта, а волосы ее щекочут его лицо. Ее медленные ласки распаляют его, разжигают внутри него костер из жажды и страсти, но, когда он пытается перевернуть их, чтобы подмять ее под себя, она не позволяет. Пушкарева улыбается ему, ласково, игриво, нежно и одновременно упоительно, и он поддается, расслабляясь, всем своим видом показывая, что она может делать все, что угодно. Радость, которая отражается в ее взгляде стоит того, и даже больше. Катерина тянет его футболку вверх, чтобы добраться до его кожи, и ему приходится немного ей помочь, чтобы она могла избавить его от этого предмета одежды. - Ты невероятный, - выдыхает она, прижимаясь к его шее губами, он ожидает, что Катя прикусит его кожу, но, нет. Она принимается спускаться поцелуями вниз. Медленно, словно каждый сантиметр его кожи был для нее центром удовольствия. Когда она доходит до ребер она отрывается от его тела, проводя вдоль тонких линий татуировки. - Интересно? - он улыбается. Воропаев знает, что ей на самом деле интересно, что значат эти два слова, вытатуированные словно бы в разном стиле. - Мне все в тебе интересно, - не отрицает Катерина, она снова проводит пальцами вдоль букв, и он вздрагивает, ощущая легкую щекотку. Левая сторона всегда была более чувствительной, чем правая, - но, я подожду, когда ты сам захочешь рассказать мне об этом, - она снова возвращается к прерванным ласкам, заставляя его вздрагивать от каждого прикосновения снова и снова. Александр очень старается не касаться ее, и дышит сквозь стиснутые зубы, прикрыв глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Ведь если он сейчас распустит руки, то слишком велика вероятность, что он точно не сможет сдержаться. А она все не останавливалась. Ее губы, ее руки, ему начинало казаться, что она одновременно касалась его везде, и от этого становилось еще мучительнее и еще слаще. Он выгнулся, когда она прикусила его сосок, зашипел, когда язык ее принялся кружить, зализывая место укуса. Она скользнула рукой вниз, прочерчивая ноготками дорожку к поясу его пижамных штанов, чтобы скользнуть под резинку, сжимаясь вокруг его возбуждения. - Катя… - он простонал, громко, буквально умоляя. Но, она не собиралась так просто сдаваться. Она не ведала жалости, рука ее двигалась мучительно медленно, также медленно, как целующие его губы, и он буквально умирал под ее ласками, - Катя… - Я слушаю тебя очень внимательно, - казалось, она наслаждалась этой изощренной, сладкой пыткой, заставляя его изнывать, желая большего, прямо сейчас… - Ты… не… издевайся, - он снова выгнулся, когда она двинула рукой резче, сильнее, крепче сжимая пальцы. Господи, он прикусил губу, сжимая руки в кулаки. Еще немного, и от его хваленого самообладания, которым он так гордился, не останется и следа. - Я не издеваюсь, - она продолжила движения рукой, снова делая это медленно, дразня, но, не подталкивая к краю. Катерина склонилась ниже, и губы ее едва касались его уха, а горячее дыхание обжигало, - я просто хочу, чтобы ты сказал, чего хочешь… - Словно ты не знаешь, чего я хочу, - раздражение смешивалось с возбуждением, заостряя его буквально до предела. Его мучительница была самым прекрасным испытанием, что случалось с ним когда-либо. - Я хочу слышать это, - она шептала ему в ухо, искушая, уговаривая, - хочу слышать это снова и снова, хочу знать, как сильно, хочу ощущать, как долго… - она простонала, словно и сама находилась на грани, словно доводила не только его, но и себя. - Я… - он сглотнул, - я хочу тебя… - говорить это легко и болезненно одновременно, - хочу тебя так сильно, что мне буквально мучительно больно от этого желания, я хочу сейчас двигаться в тебе, слышать… ах…. Боже… слышать, как ты стонешь… хочу… Господи…. как же я хочу… слышать, как ты кричишь… как ты кричишь мое имя… только мое… всегда… - И кто кого должен мучить! - Катерина буквально выкрикивает это, впиваясь ему в губы, позволяя на этот раз, наконец, ему оказаться сверху. Все выходит слишком резко, быстро, торопливо и порывисто. Он боится, что двигаясь так, он может сделать ей больно, но, ничего не может с собой поделать, не способен себя больше сдерживать. Катя и правда кричит, его имя, так как ему и хотелось, и он изливается в нее, буквально воя от удовольствия, и разочарования, что это случается слишком быстро. Они лежат, обнявшись, и он слышит бешеный стук сердца Катерины, прижавшись ухом к ее груди. Она вздыхает. - Я когда-нибудь умру с тобой, Воропаев, - произносит Пушкарева и зевает, издавая смешной писк в конце. Он просто молчит, все еще приходя в себя после такой безумной гонки, - и я тебе скажу сейчас кое-что, и ты не смеешь меня перебивать или смеяться, - она снова вздыхает, и на этот раз Александр не решается ее останавливать. Пусть. В реальности сказанного, они разберутся позже, у них еще будет достаточно времени для этого. Более чем достаточно. Он просто целует кожу ее груди, не желая поднимать голову. - Слушаю тебя очень внимательно, - произносит он едва слышно, но ей этого достаточно. - Я люблю тебя, Саша, люблю. Я осознаю это, понимаю это, чувствую, я… я знаю. Ты мне веришь? - она перебирает руками его волосы, ласково, медленно, и он чувствует, что пальцы ее слегка дрожат. Все-таки приходится поднять голову, чтобы взглянуть ей в глаза. - Я верю тебе, - он подтягивается чуть выше, едва касаясь ее губ легким поцелуем, - но, давай ты повторишь это мне еще раз, но уже по возвращению домой? - Конечно, повторю! Даже не сомневайся, я тебе буду говорить это… мммм…мммм…мммм… Сейчас было точно не время разговоров.