Художник, которого надо гладить

Рамлоу вообще не любил просыпаться не там, где уснул, если только не ехал куда-то. Обычно это означало, что произошел какой-то пиздец, который не удалось предотвратить. Например, подстрелили так, что сознание помахало белым платочком на прощанье и удалилось в голубые дали. Но нынешнее пробуждение точно вошло в топ-три наихудших в его жизни. Во-первых, он прикован цепями к стене абсолютно голым. И ни одного пистолета или хотя бы ножа в пределах досягаемости, что еще хуже. Во-вторых, стол с подносами, на которых лежат искомые ножи и другие медицинского вида острые приспособления, стоял слишком далеко и не внушал надежд, кроме того, что это возможно такое давление на психику. Но давящие на психику могут покуситься и на кое-что другое. Яйца, например, если сочтут, что не додавили. В жизни Рамлоу такое бывало и свои мужские причандалы он тогда сохранил не иначе, как чудом. В-третьих, что было паршивее даже двух первых пунктов, ему ужасно не понравился вид Стива Роджерса, который ждал его пробуждения, оперевшись на тот самый стол. Капитан Америка, сияющий символ страны, выглядел, будто его хорошо пожевали, похоронили, а потом откопали и набили из него чучелко. Бледный до серости, зрачки красные, будто лопнули сразу все капилляры, по телу периодически пробегает дрожь. Из одежды – разорванная футболка и заляпаные чем-то темным штаны. Пальцы рук черны до второй фаланги. Привлекать к себе внимание такого Кэпа Рамлоу точно не желал. В голове панически метнулись мысли про то, что Роджерс узнал про Гидру и все остальное, но это не объясняло и половины происходящего. Узнай Стив о Гидре, он бы вряд ли стал сооружать этот рай маньяка, менять имидж на “я у мамы обдолбаный наркоша” и красть командира Альфа-СТРАЙКа. Это совершенно не совпадало с психопортретом, что успели на него составить альфовцы. – Брок, – Роджерс подошел к нему, его движения были каким-то ломанными, будто он не до конца чувствовал свое тело. – Ты хороший, даже если и здесь еврей, – от такой преамбулы Рамлоу офигел еще больше, чем от всего происходящего. Чем таким укурился Кэп? – Когда я убивал Мелоди, та кричала, что это ошибка… напомнил ей, что это же говорил ты, но она тебя не пощадила. Я принес тебе ее кусочек на могилу. Пожарил в винном соусе, помню ты любил так готовить мясо… – Что происходит, Кэп? – Рамлоу понимал, что в лучшем случае Роджерс сошел с ума. В худшем… в ЩИТе и Гидре ему доводилось не раз встречать то, что обыватели называли “паранормальным” и ни разу такая шняга хорошо не закончилась. – Не Кэп, – Стив нежно провел рукой по груди собеседника, а потом отдернул ее, будто обжегшись. – Сантим. Мелоди назвала меня в честь мелкой французской монеты…, ты этого не помнишь. Отобрала все прочие имена. Капитан Америка – здесь, – он коснулся пальцем виска. – Потрошит Фьюри. – Он кивнул, глядя на изумленные глаза Рамлоу. – Да, Фьюри тут, как и Хилл. Толку с них пока немного, но это лучше, чем ничего…, лучше скажи мне где ты видел Баки? Стив чувствовал его запах на тебе. Род… нет, Сантим поднял руку, пальцы которой окутались красным сиянием, и в воздухе соткалось изображение Актива. Конечно, отличий было немало, но что это один человек или, минимум, близнец, сомнений не было. Рамлоу хотелось материться. Как он мог упустить обоняние? Роджерс супер, даже без этой странной хрени, что он сейчас демонстрирует. И учуял давнего дружка, ломая все планы Альфа-Страйка. Лгать он не собирался. Так его просто убьют, а, если вздумает финтить, то еще и разрежут заживо – Брок подозревал каким образом Фьюри попал в голову к Стиву, видел фото во что превратилось тело покойного директора ЩИТа. Если отбросить мысль о невозможности такого поступка для вечно правильного Капитана Америки, то все становится логично – художник остается художником во всем. Даже в потрошении. – А почему ты не засунешь меня себе в голову? – спросил он. Выигрывая время, подначивая и одновременно искренне интересуясь. – Ведь даже приготовил уже все, подвесил, ножи разложил. – Мне никогда не нравилось видеть твою смерть, – алое свечение в глазах Роджерса почти угасло, он выглядел таким несчастным, будто собирался расплакаться. И было непонятно кто это говорит – Стив или Сантим. – И еще меньше нравилось убивать самому, даже когда ты предавал меня… цепи – мне нужно поговорить с тобой так, чтобы ты не стал делать глупостей. Я так боюсь случайно поломать тебя… *** Рамлоу понимал, что попал капитально. Он знал кто такой Актив Гидры. Когда его сделали хэндлером, Зимнего Солдата опознали сразу трое из его ребят – давние фанаты Капитана Америки, ставшие военными благодаря его примеру, они не могли не заметить необыкновенного сходства психованного супера-киборга с единственным погибшим из Ревущих Коммандос. Конечно, кричать об этом узнавании никто из них не стал. Но с этого момента Альфа-Страйк единодушно искал выход, который позволил бы им вытащить Барнса. Они совсем не были ангелами. Но Ревущие Коммандос для них – как святые для праведных христиан. А издевательства над “святым”, превращение его в бессловесное психованное орудие – кощунство, которого не пережила их верность текущей версии Гидры. Альфа-Страйк идейно поддерживал план великого порядка, но в их понимание оного порядка не вписывалось, что с легендой можно поступать вот так. Они понимали, что руководство Гидра выследит и не простит побега, если им вздумается просто исчезнуть и залечь на дно. А значит выходов было два – предать дело своей жизни и сдать все, что знали ЩИТу, отложив свою смерть на пару лет, потому, что добить Гидру полностью у ЩИТа вряд ли выйдет. Либо взять власть самим или в союзе с кем-то. Единодушно выбрали второй вариант и над ним работали. Размораживание Капитана Америки в этом плане изменило мало, что – слишком тот выглядел правильным и простым для сложных интриг, неспособным их не то, что принять, даже понять. А потом Кэп в прямом смысле слова унюхал запах друга и оказался сумасшедшим, демонстрирующим “нелицензионные” сверхспособности перед бедным украденным командиром Альфа-Страйка. И еще потрошителем, способным украсть директора ЩИТа и не попасться. От абсурдности и чудовищности ситуации Рамлоу хотелось рычать, как каждый раз, когда на его глазах обнуляли Зимнего. Чувство неправильности бытия было примерно таким же. *** – Брок, не тяни, пожалуйста, – Роджерс сел перед ним на пол, почти упал, будто его плохо держали ноги. – Я дестабилизирован, через несколько часов чары Сантима падут и я сойду с ума. Мне нужно успеть вытащить Баки. – Дестабилизирован? Как Барнс? – удивился Рамлоу и тут же сообразил, что ему следовало бы промолчать, потому, что Стив моментально оказался на ногах и его пылающие алым руки впечатались по обе стороны от головы пленника. – У Баки тоже дестабилизации? *** Двумя часами ранее Алое пламя застило глаза, вырываясь потоками наружу. Это сопровождалось ужасным ощущением, будто его разрывали и одновременно обжаривали заживо. А потом пришли образы. “Теперь ты гость фюрера, янки!”, – женщина прижимает к его телу электроды и молния прошивает его тело. “Я хотела назвать тебя “пфеннинг”, чтобы подчеркнуть сколько именно ты стоишь на самом деле, но подумала, что это оскорбит валюту Рейха. Будешь “сантимом”, – эта же женщина, наблюдает за тем, как дети лет пяти-шести жгут его тело небольшими факелами. “Если ты не будешь есть, я прикажу немедленно зажарить еще одного, прямо на твоих глазах”, – женщина, она велела звать ее Мелоди, недовольна тем, что он не прикоснулся к запеченному трупу пятилетней девочки, одной из тех, что жгли его факелами. “У меня для тебя есть хорошая новость, ты не стерилен”, – Мелоди радостно смеется, и гладит его по щеке. А Сантим испытывает боль большую, чем от гвоздей, которыми его тело прибито к лежащему на земле кресту. Что сделают с его детьми в этом аду он боится себе даже представить. “Если ты распотрошишь эту еврейку, как я тебе сказала, отдам Кнуту ее детей, но трое не еврейских детей будут живы. Я даже оправлю их работать на ферму, где они скорее всего выживут”, – выбор ужасен, но… так хотя бы трое выживут. После экспериментов Кнута же не выживет никто. Он впервые режет живого человека на кусочки и крики жертвы буквально сводят его с ума. “Постарайся не кричать слишком громко, это неприятно” – эта фраза, которую будет говорить его версия в другой вселенной своим жертвам, родилась именно тогда – абсурдная, жестокая и безумная мольба невольного палача превратилась в ритуал, смысла которого он сам не понимал до сих пор. Сантим смог завершить чары, отделить их сознания друг от друга. То, что с ним сделала Мелоди, посадило в него семя магии Хаоса. И сейчас эта искалеченная версия Капитана Америки, предпочитающая спать глубоко в душе харона, там, где до нее почти было невозможно достучаться, проснулась лишь ради того, чтобы спасти Баки. Сантим не был готов предать его еще раз. А потому пришел на помощь, временно усмирив дестабилизацию магией. Дал немного времени, чтобы спасти того, кого сам убил в другой вселенной. Стив мог бы погрузиться в память Сантима, чтобы узнать как случилось такое, что в какой-то вероятности он убил Баки. Но одна мысль о таком парализовывала и он не стал лезть в этот ад. Ад, в котором гитлеровцы взяли его версию в плен и сломали, превратив в нациста, способного убить лучшего друга, лишили даже имени. Вместо этого бесполезного мучения, он отдал Сантиму власть над телом, чтобы он мог допросить Рамлоу, а сам пошел в глубины своей души выбивать из молчаливого Фьюри информацию, которая могла бы помочь в поисках. И не возражал, когда к нему присоединился Баки из Гидроверса, бывший в своей вселенной личным дознавателем Капитана Гидры. Каким бы этот Барнс ни был, он имеет право помогать спасать версию себя в этой вселенной. Больше, чем кто-либо другой.